Нашествие (fb2)

- Нашествие (Нашествие - 1) 1860K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Андрей Левицкий (Илья Новак)

Андрей Левицкий
Нашествие
(интерактивный роман)

Глава 1
ВТОРЖЕНИЕ

I

Опоздать было бы катастрофой, и Кирилл все чаще глядел на часы. Но ведь не вскочишь же посреди учебной «пары», наплевав на седого препода, который что-то монотонно бормочет, вычерчивая графики на доске, и не смоешься из аудитории! Надо бросать учебу, в который раз сказал он себе. Для человека с его профессией ВУЗ вряд ли что-то даст, только время зря уходит.

Он вытянул перед собой руку — пальцы немного дрожали. Надо же, давно такого не было, пошаливают нервишки. И чего волноваться, ведь дело, кажется, вполне обычное…

Да нет, нечего врать самому себе. Совсем оно не обычное, не было у него раньше таких дел, вот и трясет с непривычки.

Откинувшись на неудобную деревянную спинку, он вздохнул, и соседка, крашеная брюнетка Анжела в юбке длиной сантиметров так пять-семь, покосилась на него.

C презрением покосилась, надо сказать. Оно и понятно — Кирилл обычно таскал растянутые свитера, линялые джинсы и старые кроссовки. Не стригся и не причесывался месяцами, отчего перепутанные патлы свисали до плеч. Нам, настоящим мужикам, на моду плевать! Хотя для «настоящего мужика» у него были слишком тонкие черты лица, слишком острый подбородок, слишком средний рост и, будем смотреть правде в глаза, а не в какое-нибудь другое место — не слишком крупные мускулы. Он был худым, гибким — из тех людей, кто не отличаются твердостью костяка, зато могут гнуться, как лоза, и не ломаться под ударами судьбы. У Кирилла Мерсера был прямой нос, темные волосы, быстрые плавные движения и раскосые, слегка «японские» глаза неопределенного цвета. Не то зеленые, не то карие — они менялись в зависимости от освещения. Нет, за японца Кира не принимали, но все же присутствовало в его внешности нечто едва уловимо азиатское.

— Чего сопишь? — презрительно бросила Анжела. — Не мешай слушать.

Кирилл промолчал. Вроде она там кого-то слушает… На самом деле такое отношение к нему Анжелы было вызвано не старыми дешевыми шмотками и не отсутствием модной прически. Еще в начале семестра первая красавица курса дала понять, что не прочь закрутить с Киром любовь. Обычно ведь это хорошо заметно по жестам, взглядам да и вообще — по особым призывным флюидам, которые начинает излучать девушка. Удивительно, что Анжела запала на какого-то «лохмача», как обозвал его однажды однокурсник Витечка Сикорский, сын богатого папы из столичной администрации. Кирилл и одевался как начинающий бомж, и держался особняком, и взгляд имел какой-то странный, отсутствующий. Вроде он постоянно думает о чем-то своем и видит то, чего не видят окружающие. Людей это в лучшем случае нервирует, а в худшем — вызывает агрессию. Наверняка Витечке, который верховодил на их курсе, носил дорогие модные шмотки и приезжал на пары в новенькой иномарке, досадно было, что Анжела, за которой он пытался ухлестывать, предпочла какого-то нелюдимого доходягу с тощим бумажником. Видно, было в Кирилле что-то такое необычное, загадочное, что привлекало девушек… Все бы ничего, да вот только его-то как раз Анжела не привлекала — наоборот, совсем ему не нравилась, не любил он таких вот расфуфыренных самодовольных фиф, похожих на пластмассовые куклы. Поэтому он Анжелу с полным равнодушием к ее чарам отшил. Чем, естественно, вызвал к себе жгучую ненависть.

А теперь вот они за одну парту попали. Просто потому, что Кир опоздал на лекцию и под гневным взглядом препода вынужден был сесть на первое же свободное место.

Он еще раз глянул на часы — всего ничего до конца пары. Только бы не опоздать!

Прозвенел звонок, и студенты зашевелились, заскрипели партами. Как только преподаватель объявил, что занятие окончено, Кир поднялся, схватив потертую джинсовую сумку. По всей аудитории зазвучали голоса. Анжела сидела на том же месте, загораживая ему проход. Достала зеркальце и, сложив губы сердечком, стала их с надменным видом подкрашивать.

— Выпусти меня, — бросил Кирилл, думая о своем.

Вышло ненамеренно грубо — очень уж он спешил и потому не следил за интонациями своего голоса.

Девушка резко повернулась к нему, явно собираясь выдать в ответ что-нибудь ласковое, но Киру было не до препирательств. Он вскочил на парту, пробежал по ней, наступив случайно кедом на угол анжелиной тетрадки с розовой обложкой в каких-то гламурных цветочках и оставив на ней грязный отпечаток подошвы. Спрыгнул и поспешил к выходу, толкая студентов.

— Мерсер, паскуда, ты что делаешь?! — завопила Анжела вслед.

Экие словечки — из уст интеллигентной девушки, студентки третьего курса МГУ!

Кир выскочил в коридор и там вспомнил, что забыл купить энергетик, который ему сегодня ну просто необходим. А на улице поблизости никаких магазинов нет… Пришлось заходить в буфет при студенческой столовой. Сунув в карманы две поллитровые банки «Дикого быка», он снова выбежал в коридор, ссыпался по лестнице, пересек полный голосов просторный холл, шагнул наружу, под ласковое весеннее солнце — и наткнулся на высокого, широкоплечего, как всегда тщательно выбритого, в дорогущем клубном пиджаке и джинсах долларов этак за пятьсот Витечку Сикорского. Да не одного, а с верным его дружком, таким же гладколицым и зализанным Жорой Падженовым, обладателем огромного торса и выпуклой груди профессионального качка.

Оба были примерно на голову выше Кирилла, перед этими двумя он казался каким-то маленьким, юрким, суетливым — неубедительным, короче. Между ними, немного позади, стояла Анжела и держала Витю за локоть. Так вот оно что… Сикорский, стало быть, добился своего? Или пока еще нет, а только движется к желанной цели, находящейся у Анжелы под юбкой?

Кир шагнул было в обход, но Витек переместился так, чтобы снова закрыть ему дорогу.

— Почему девушек обижаешь, Мерсер? — презрительно спросил он.

— Место свое забыл в этом мире, — бросил Жора, окидывая Кира таким взглядом, словно тот был мокрицей, только что выползшей из выгребной ямы.

— Что вам? — Кир, успевший уже начисто позабыть про короткую сцену в аудитории, увидел запятнанную подошвой кеда тетрадку в руке Анжелы и сообразил, наконец, чего они к нему пристали. — А! Прошу прощения, я случайно…

Кирилл действительно очень спешил, и все мысли его сейчас были о предстоящей операции, и потому он вообще слабо понимал происходящее. То есть понимал, конечно, но, так сказать, краем сознания, выделив на окружающую реальность лишь незначительные проценты от своей оперативной памяти и мощности центрального мозгового процессора. Алгоритм-то прост: у тебя есть цель, на пути к ней возникло препятствие, значит, это препятствие следует преодолеть наименее сложным и энергозатратным способом… И он просто нырнул мимо Жоржа, чтобы побыстрее сбежать по лестнице.

— Что ж ты невежливо так? — прогудел качок и ухватил его за воротник.

И тут же Витек Сикорский ударил сбоку кулаком в скулу — чувствительно ударил, хотя и не так чтобы очень.

Кир еще успел заметить, как мстительно сверкнули глаза Анжелы, а потом вступила в действие одна из программ, вложенных в него тренером. Так сказать — утилита^[1] драки.

Он присел, вывернувшись из-под руки Жоры, и костяшками согнутых пальцев врезал Витьку снизу в подбородок — то есть не совсем в подбородок, а в мягкую ложбинку между ним и шеей.

Вообще-то, таким ударом можно и убить. Только у Кира для подобного не хватило бы ни силы, ни умения, все-таки его тренировали в основном с катаной, да и с нею Кириллу до истинного мастерства было пока что как пешком до Тибета. Но даже его не слишком ловкий и точный удар произвел на Витечку неизгладимое впечатление: тот заперхал, как бывалый курильщик ранним утром, захаркал, взмахнул руками и стал валиться на спину.

Он упал бы позорно навзничь прям на каменном крыльце Университета, в окружении гомонящей толпы студентов, если бы Жора не подхватил его за плечи. Анжела ойкнула. Жора разинул рот. Кир побежал вниз по лестнице — еще немного, и он точно опоздает!

— Э, ты что делаешь? — прозвучало неподалеку. — Витек, что происходит?!

На бегу Кир кинул взгляд через плечо — из дверей Университета вывалили два брата Марковских, дружки Жоры по спортзалу.

Сбежав по лестнице, Кирилл сразу повернул влево. На университетской стоянке свою машину он никогда не ставил — ни ту, старую, ни эту, новую, на которой прикатил впервые. Скула болела… а если там синяк прям перед операцией появится?! Чертов Сикорский, надо было ему вообще кадык в гортань вбить! Сзади закричали, но Кир больше не оглядывался. Свернув за угол ближайшего дома, обежал мусорный бак и вдавил кнопку на брелоке, который вместе с ключом зажигания нащупал в кармане. Сигналка пискнула, он распахнул дверцу машины, аккуратно положил сумку на сидение, залез, завел мотор.

Но вырулить с асфальтового пятачка между баком, газоном и заколоченным ларьком не успел, путь преградила все та же компания: Жора, держащийся обеими руками за горло Витек, братья Марковские и Анжела.

Глаза ее стали большими-пребольшими, когда она увидела «лохмача» за рулем новенькой ярко-синей «инфинити», которая стоила… ох и много она стоила — примерно как пять-семь иномарок вроде той, на которой разъезжал Витя Сикорский.

Остальные тоже растерялись, кроме Жоры, который для этого был слишком туп — он шагнул навстречу, занося кулак.

Кирилл газанул, и джип покатил прямиком на качка.

Анжела снова ойкнула, но теперь с каким-то другим выражением… почудилось или в «ойке» ее присутствовало нечто вроде уважения и даже восхищения? Закричал один из Марковских, что-то промычал Витек, а Жорж крякнул, грузно отскочил и чуть не упал, зацепившись за бордюр.

Едва не задев боком мусорный бак, «инфинити» прокатила мимо растерянных студентов. Кир круто повернул — и сходу влился в поток машин, едущих по Ломоносовскому проспекту в сторону Кутузовского.

Надо бросать этот идиотский Университет, в который раз сказал он себе, потянувшись к бардачку, где лежали сигареты. Чего на парах скучать каждый день и с кретинами вроде Жоры или тех же Марковских общаться? Все из-за мамы. Она всю жизнь была честной и надеялась, что и сын у нее такой же вырастет. Честным, хорошо образованным, получит престижную работу и станет уважаемым членом общества. Знала бы она, чем сынок теперь занимается… Вот и получается, что Кир, продолжая учиться, просто исполняет ее мечту, чтоб совесть не мучила.

И нечего было на новой машине туда приезжать! В нашем деле главное — правильная маскировка. Мимикрия, надо быть как все. Он и так со своими свитерами, кедами и взглядом как у лунатика выделяется в общей массе студентов, а тут еще угораздило прикатить на этой тачке! Но, с другой стороны, на хрена она тогда вообще нужна, если на ней не ездить? Поставить на стоянку и любоваться? Так лучше уж продать сразу да купить на эти деньги какой-нибудь… да вот домик какой-нибудь купить в горах, в том же Тибете — давняя мечта! То есть «давняя» — это значит, уже больше года он о таком домике думает. Скрыться там от глаз Артемия Лазаревича и Лагойды надолго, пока тем не надоест искать.

Скоро так и поступлю, решил Кир, вот только дело сделаю. А теперь забудь об этом. Забудь!

И он забыл. И про Анжелу, и про придурошного Жору, и про Витьку Сикорского, про весь утренний инцидент. Ему предстояло за шестьдесят минут, не больше, доехать до Подольска, и Кир знал, что сегодняшнее дело будет самым сложным из всех, за которые доводилось браться.

Кирилл готовился к нему около двух месяцев, потому что тут требовалось не только хакерское, но и обычное, то есть физическое проникновение на охраняемую территорию. Артемий Лазаревич выдал аванс в виде дорогущего новенького джипа, и уже одно это говорило о важности предстоящей операции — заказчик был не из тех, кто тратит деньги почем зря, именно потому он и стал миллионером. Или миллиардером? Кирилл не знал, сколько денег у олигарха, но наверняка много. Хотя фамилию Артемия Лазаревича Айзенбаха очень редко упоминали газеты и склоняло телевидение, что необычно — как правило, такие люди на виду. Но Айзенбах умел быть незаметным, оставаться в тени.

После успешного окончания этого дела он обещал Киру еще и подземный гараж на проспекте Вернадского, где тот недавно купил большую двухкомнатную квартиру. И вот какой вопрос тут возникал: почему работодатель, раньше переводивший оплату на кипрский счет, изменил привычке, отдал нулёвую тачку и посулил дорогой гараж для нее?

Не потому ли, что деньги с чужого счета Артемий Лазаревич назад никак не вернет, а вот машину его охрана может попросту угнать и спрятать на территории московского отделения консорциума «Старбайт», принадлежащего олигарху?

Не потому ли, что заказчик не очень-то верит, что исполнитель останется жив после окончания этого дела? То есть после самого дела, вероятно, останется… но что с ним сделает потом сам Артемий Лазаревич? Что, если он собирается, как говорится, подчистить концы? Стереть, так сказать, ненужный софт?

Хотя Кирилл Мерсер ему нужен, очень нужен. Но вдруг то, что он на этот раз украдет, настолько важно, что Артемий согласен даже пустить в расход своего хакера?

* * *

Глубоко затягиваясь уже третьей сигаретой, Кирилл остановил машину в квартале от нужного здания, возле тенистого скверика. Большой город остался позади, Подольск после столичного шума и суеты казался тихим, спокойным, сонным. Хотя именно здесь находился государственный научный центр «РосТехноКонсалтинг», построенный после того, как правительство наконец сообразило, что мериться с соседями лучше высотой своих технологий, а не длиной своих нефтяных труб.

Он смял в пепельнице остатки сигареты, достал банку энергетика, открыл и выдул единым духом. На некоторых энергетик начинает действовать только через несколько часов, но Кирилла обычно пронимало сразу. Вытерев рот рукавом, он смял банку, бросил на соседнее сидение и похлопал себя по щекам. Поморгал, выпучил глаза, потом зажмурился так, что в ушах загудело. Сердце застучало немного чаще. Не вылезая из машины, Кир опустил спинки задних сидений, вытащил из багажника большую сумку, переоделся: синий комбез с желтой молнией и нагрудной биркой «ТЕХНИЧЕСКАЯ СЛУЖБА РТК», синие туфли, синяя кепка. Лэптоп из своей сумки переложил в матерчатую, тоже синюю, с железной бляхой, где была такая же надпись, сообщающая о том, что обладатель сумки состоит в технической службе. Всем этим, включая тщательно подделанное удостоверение, его снабдили люди Айзенбаха. А вот данные Виктора Мозгового (это имя стояло в удостоверении под фоткой Кирилла) в компьютерную сеть «РосТехноКонсалтинг» он внес сам, перед тем потратив больше месяца на медленное, тщательно законспирированное проникновение в святая святых этого предприятия — в локальную сеть внутреннего уровня, состоящую всего из семи компьютеров и небольшого сервера, спрятанного в подвале одного из корпусов РТК.

Проблема состояла в том, что компьютер, где хранились нужные олигарху данные, не был вообще подключен ни к какой сети. У него просто не было сетевого выхода, ни вай-фая, ничего. То есть к нему надо подключиться напрямую — воткнуть флешку в порт и переписать из машины информацию.

Собрав волосы в хвост, Кирилл спрятал его под кепкой, которую повернул козырьком назад. Нацепил большие круглые очки в дешевой оправе, вышел и закрыл машину. Перекинув ремешок сумки через плечо, он вразвалочку прошествовал к южной проходной «РосТехноКонсалтинга», по дороге купил мороженное в ларьке. С мороженным, как он решил, вид у него будет более свойский, вызывающий доверие.

Было тепло и тихо, солнце расплывалось в больших стеклянных дверях проходной. Негромко играло радио. Дежурная смена состояла из двоих в форме, с кобурами на ремнях, и пожилого штатского, сидевшего за компом возле массивного стального турникета. За турникетом был проход между тумбой и стеной, а дальше холл с диванчиками и пальмой в кадке. Поверх тумбы шло стекло, отгораживающее место, где находились охранники.

Кирилл отсалютовал им вафельным стаканчиком, очень надеясь, что выглядит естественно и, как бы это сказать… расслабляюще.

Один из мужиков с кобурой вообще не обратил на него внимания — глядел в монитор под потолком, откуда доносился какой-то нестройный шум — второй окинул взглядом с ног до головы.

И нахмурился.

Это не ускользнуло от Кира, хотя он стоял к охраннику боком и видел его краем глаза — но, как часто бывает в минуты опасности и возбуждения, воспринимал окружающее четче, яснее, чем обычно.

— Что встали, «корочку» показывайте, — бросил штатский равнодушно.

Кирилл достал удостоверение из кармашка на груди, раскрыл и сунул в щель под стеклом.

Бронированное, наверное. Вообще, чувствуется, что у них тут все продумано: проход за турникетом узкий, в конце его торчит край выдвижной перегородки, наверняка на электроприводе. Нажал на кнопку, и она выскочила из стены, перекрыв дорогу, и пока злоумышленник будет через нее перелазить, охранники его запросто положат.

— Виктор Мозговой… — негромко произнес штатский, перевел взгляд на лицо Кира, сверяясь с фотографией, и защелкал по клавиатуре.

Кир дожевал мороженное. Поправил кепку. Седой удостоверился, что такой человек и правда состоит в технической службе РТК в должности младшего наладчика, занес данные о времени его прихода на службу и сунул удостоверение обратно.

— Проходите.

— Ага, — кивнул младший наладчик Виктор Мозговой и положил руку на тихо клацнувший турникет.

Толкнув стальную дугу, он шагнул в проход, и тут охранник произнес с легким белорусским акцентом:

— Что-то я раньше тебя не видел, хлопец.

Кир с легкой полуулыбкой пожал плечами и бросил развязно, надеясь, что взял верный тон:

— Ну, батя, я тебя тоже раньше не видел.

Охранник навалился на тумбу, поставив на нее локти, и Кирилл, с трудом преодолев желание рвануть вперед, приостановился.

— Я тут сутки через трое по жизни дежурю, — заявил «белорус». — А ты…

— А я, отец, — Кирилл повернулся к нему, — через центральную проходную по жизни хожу. Ту, что с проспекта Новой России ведет. Это уважительная причина, почему ты меня не видел?

Охранник окинул его взглядом с ног до головы.

— А чего ж сюдой пришел?

Кирилл пожал плечами.

— Просто сегодня по другой улице на работу приехал, так здесь ближе оказалось.

— А-а, — неопределенно протянул «белорус». — Ну, ясно.

Он распрямил спину, и Кир пошел дальше, про себя переведя дух, но охранник добавил:

— А чего так поздно на работу являешься? Вторая смена уже час как началась. Да и не положено так вообще-то, через разные проходные, мы ж контроль ведем. Петрович, а ну-ка передай им, что данный гражданин сегодня через нас заявился, да с опозданием. Или нет, погодь, я сам звякну, там же Миша сегодня дежурит, он…

Говоря это, охранник неторопливо зашагал к лежащему на другом конце тумбы радиотелефону, и каждый его шаг приближал операцию к провалу, а Кирилла Мерсера — лучше не думать к чему… «Белорус» взял трубку, включил, прижал к уху, проверяя, есть ли сигнал, и, близоруко щурясь, стал тыкать пальцем в кнопки. Кирилл остановился в конце прохода. Бежать не имело смысла — куда бежать? Это совсем глупо, его начнут искать по всему РТК и обязательно найдут. Но и назад нельзя, пока он дойдет до турникета, охранник успеет заговорить в трубку… А вот он уже и заговорил.

— Эй, Мишка! — крикнул «белорус». — Слышишь, Петрович беспокоит! Тут у нас хлопец один…

Второй охранник, все это время не отрывающий взгляда от монитора под потолком, заорал:

— Гол!!!

Льющийся от монитора шум плеснулся, и стало понятно, что это приглушенный рев трибун.

— Кому?! — взревел «белорус», бросаясь к нему с трубкой, прижатой к уху.

— «Спартаку»!

— А-а-а!

Тут ему из трубки наверное что-то сказали, что-то неласковое, потому что «белорус» прохрипел:

— Звиняй, Миша, это я не тебе! Все, отбой!

Кирилл, покрытый потом от макушки до пяток, зашагал дальше, не оглядываясь. Вот уже тумба позади, и холл, и диванчик, на котором сидели двое серьезных мужчин в костюмах, положив на низкий столик свои кожаные «дипломаты», — он толкнул стеклянную дверь, ведущую на территорию РТК, а позади «белорус» со вторым охранником выражали свое авторитетное мнение насчет того, что «Спартак» нынче уже не тот…

А Кирилл был уже во дворе — и закрывшаяся дверь отсекла его от разговора охранников, от холла, турникета с бронированным стеклом, в общем, от первой существенной опасности в этой операции.

Таких опасностей, по его подсчетам, оставалось еще три: вскрыть другую дверь, скачать необходимые Артемию Лазаревичу данные и покинуть территорию, не подняв тревоги.

Двор РТК был затейливый, с садиком, аллейками, фонтаном, мостками через канал с весело журчащей водой. Ясное дело, старшему и младшему научному персоналу, создающему на благо родины и ее правительства нанороботов, трансгенные продукты и новейшие типы вооружений, надо хорошо отдыхать в обеденный перерыв.

Он как раз начался: по аллейкам прогуливались люди в белых халатах, синих комбезах или в обычных костюмах с галстуками, сидели на скамеечках, глядели с мостков в воды канала и чинно беседовали.

Собственно, именно на обеденный перерыв Кирилл и рассчитывал. А еще на то, что называют человеческим фактором. Ведь это был именно государственный научный центр, а что такое государство? Известное дело: разгильдяйство, лень, халатность, в общем, он самый и есть — человеческий фактор. Именно из-за него иногда тонут ядерные подлодки и накрываются свинцовым тазом саркофага атомные электростанции.

Именно человеческий фактор помог Киру зайти через внутренние двери в здание за каналом, миновать два подземных этажа, пройти три коридора, лестницу — и очутиться перед запертой металлической дверью с табличкой:

ЛАБОРАТОРНЫЙ ЗАЛ ВХОД ТОЛЬКО ПО ПРОПУСКАМ!

Над ней была еще одна, световая, с красными буквами: «НЕ ВХОДИТЬ! ИДЕТ ЭКСПЕРИМЕНТ!», сейчас погашенная.

Вверху остался шум голосов и сияние панелей дневного света, под лестницей было тихо, тускло светила лампочка в металлической оплетке. На стене возле двери поблескивала небольшая панель с прорезью. Без единой кнопки, зато с четырьмя винтиками по углам, спрятанными под железными колпачками.

Сердце стучало быстро и звонко, будто стальным молоточком по стальной пластине: так-так! так-так! так-так!

Еще на лестнице он раскрыл синюю сумку и достал из бокового кармашка универсальную отвертку с вакуумной открывалкой на торце рукояти. Теперь приставил рукоять к колпачку над головкой одного винта, вдавил кнопку… тихое «пшик» — и когда Кир отнял инструмент, колпачка над винтом уже не было. Он отжал кнопку — железный кругляш выпал из рукояти в подставленную ладонь. Спрятав его в карман, Кирилл отвертку повернул, снова приставил к винту, но теперь рабочим концом, вдавил другую клавишу — отвертка зажужжала, торчащий из нее железный лепесток начал вращаться, и вскоре винт тоже оказался в ладони.

Проделав то же самое с тремя остальными, он осторожно снял панель. Положил на пол. Обнажились внутренности: микросхема возле щели приемника, куда надо вставлять электронный пропуск, аккуратно припаянные тонкие проводки, и один, потолще, уходящий в стену. Такими обычно соединяются компы в локалке.

Он хорошо знал структуру команд идентификации пропуска, его форм-фактор и способ хранения информации. Во всяком случае достаточно для того, чтобы перехватывать запросы к карточке и отправлять свои 'правдивые' данные. Убрав отвертку в сумку, Кирилл достал оттуда лэптоп, с начала поездки пребывающий в спящем режиме, раскрыл и сунул штэкер в USB-порт. На другом конце провода поблескивали оголенные жилки. Он положил лэптоп на пол рядом с сумкой, вытащил пинцет со скальпелем, ухватил провод возле приемника электронного пропуска, надрезал изоляцию и подсоединился к нему.

Опустившись на корточки над лэптопом, включил программу, которую писал около месяца — она должна была сымитировать «правильный» пропуск, вставленный в щель приемника.

Программа заработала.

С лестницы донеслись шаги.

Он моргнул. Здесь никого не должно быть сейчас — вообще никого! Какого черта, кто это там идет?!

Программа раскрыла одно окно, за ним второе, а после и третье — и в каждом бежали столбцы цифр. Голоса вверху стали громче, Кир разобрал фальцет: «Нет, Паша, теперь я настаиваю на немедленном проведении эксперимента! Ну и что, что руководство не поставлено в известность? В конце концов, эта работа находится целиком в моем ведении… Что, что они вам сказали?!» Откликнулся другой голос, глухой и неразборчивый. Шаги звучали все громче — приближались двое. Первый снова заговорил: «Да вы же понимаете, тут дело не в одобрении, какое мне дело до военных? Они вольны назвать установку „Системой защиты нового поколения“, это не мой вопрос, я всего лишь экспериментирую с вероятностями! И не они оплачивали эту работу, чтобы теперь претендовать на ее результаты! Что? Да, я прекрасно понимаю, в каком государстве живу, но есть же пределы…»

Программа закрыла два окна. В последнем цифры бежали так, что слились в мерцающий столбик. Шаги стали совсем громкими… а потом хлопнула дверь, и они стихли. И тут же мигнул зеленым светодиод возле щели приемника на стене. Стал красным, замерцал — на экране лэптопа вылезло второе окно, Кир щелкнул по клавише «enter» — окно погасло, и диод снова позеленел.

Кирилл выдохнул. Все это время, то есть примерно с минуту, он не дышал, а теперь дыхнул так, что монитор запотел.

Он выпрямился и раскрыл дверь.

Ничего не произошло. То есть она открылась — и все тут. Ни тебе рева сирен, ни истошно мигающего красного света, как бывает в фильмах, ни топота охранников с автоматами. Все та же тишина, только теперь более гулкая, как бы отдающая неслышным эхом тишина — потому что за дверным проемом открылся просторный зал со сферическим потолком. Полутемный, озаренный только льющимся с площадки, где стоял Кир, светом.

Он отсоединился от уходящего в стену провода, достал из сумки тюбик, капнул на разрез черным клейким веществом, которое после застывания вполне убедительно имитировало пластик изоляции. Поставил на место панель, закрутил винтики, покапал на каждый прозрачным клеем из другого тюбика, быстро приладил защитные колпачки. Все, теперь при поверхностном осмотре фиг определишь, что в приемнике электронного замка кто-то ковырялся. После окончания основной фазы операции Кир еще собирался подключиться к серверу Службы безопасности и убрать все логи, связанные с посещением лаборатории неустановленного лица… или, скорее уж установленного, но на самом деле несуществующего. На этом особенно настаивал Артемий, почему-то это казалось ему очень важным.

Перекинув через голову ремень сумки, Кир шагнул в зал и огляделся, поворачивая фонарик, который вытащил из кармана.

В центре круглого помещения была большая неглубокая воронка — пологая, выложенная тщательно пригнанными плитами, кажется, свинцовыми. На середине ее стояло необычное устройство: высокая узкая подставка, на ней толстая спираль — то есть согнутая трубка из металла с зеленоватым отливом. Диаметр самого большого витка был около метра.

Кирилл шагнул дальше и прикрыл дверь за собой. Вдоль стены полукругом шла решетчатая площадка, где на столах мерцали экранами, помигивали и тихо жужжали всякие приборы. Были там и компы, вполне модерновые, с ЖК-мониторами и эргономичными изогнутыми клавиатурами, но не они привлекли внимание Кира. Поднявшись по короткой лесенке на край площадки, Кирилл сразу увидел его.

Он состоял из допотопного «телевизора» — то есть монитора с электронно-лучевой трубкой, громоздкого, угловатого — потертой «клавы», треснувшей «мышки», вороха разномастных проводов и грязно-белого системного блока. Системник приткнулся возле тумбочки на другом конце площадки и жужжал охлаждающим кулером так, будто собирался взлететь. Монитор на тумбочке мерцал в спящем режиме.

Вот он, человеческий фактор в действии! Вениамина Павловича Буревого, главу проекта, сведения по которому Кир собирался украсть, всякие журналы называли новатором научной мысли, смелым прорицателем и открывателем новых горизонтов. И при этом он был полнейшим ретроградов во всем, что касалось компьютерной техники. От ЖК-мониторов у Буревого болели глаза, хотя болеть они как раз должны были от этого допотопного ящика с его частотой обновления в несчастных шестьдесят герц, от новейших сенсорных клавиатур у него сводило пальцы, а от беспроводных лазерных мышек ученый шарахался, как от чумных крыс.

Во всяком случае, так говорил один старший лаборант из 'РосТехноКонсалтинга', купленный Артемием Лазаревичем с потрохами — основной источника сведений, которыми для проникновения в этот зал воспользовался Кир.

Потому и стояла там эта допотопная машина, не подключенная к сети в связи с общей процессорной немочью и, главное, полным отсутствием сетевой карты на борту. На этом чуде доисторической техники работал Вениамин Павлович Буревой, в ней хранились основные данные по проекту, носящему название «Купол Абсолюта».

Кирилл пошел через площадку, по дороге подумав, что у этого раритета нету USB-входа. Откуда ему, собственно, там взяться? Да и сидиром если и есть, то не пишущий. Там же даже дисковод, наверное, имеется… Ну да, точно — вот он.

Компьютер стоял позади высокого железного ящика, полного проводов, мотков изоленты, ножек от мебели и инструментов. Обойдя его, Кир сел на табуретку перед монитором, шевельнул мышкой, чтобы вывести мастодонта из сна, и глянул на панель системного блока. Вот она, закрытая пластиковой шторкой щель дисковода. О Великий Небесный Сисадмин, слышишь ли ты меня? Дисковод! Дискеты! Кирилл не пользовался ими давным давно. Он же, в конце концов, не какой-то аксакал, впервые севший за компьютер еще во времена Windows-95, он молодой талантливый хакер, выросший в век лазерных дисков и флешек, куда влезают десятки гигабайтов, а не те несчастные полтора мегабайта, которые помещались на стандартной дискете.

Монитор так и не проснулся, пришлось стучать по клавишам. Наконец, после того, как Кирилл трижды ударил пальцем по «пробелу», комп ожил.

Ни пароля, ничего… Прямо посреди жутко мерцающего экрана в окружении других ярлыков висела папка, озаглавленная «материалы_по_проекту». Внутри оказались файлы с таблицами, графиками, схемами и текстами, которые пестрили всякими словечками вроде «квантовая суперпозиция», «общая теория поля» и «древо Эверетта». Ну что тут скажешь, может Вениамин Павлович Буревой и выдающийся квантовый физик, но конспиратор из него, как из Кирилла — укладчик асфальта.

Он припомнил фотографию ученого в интернете, сделанную во время вручения тому государственной премии: всклокоченная седая шевелюра, вдохновенное лицо, нос-закорючка, какие-то слегка безумные, не от мира сего глаза… Про самого Кирилла, правда, тоже говорят, что он не от мира сего, но Кир в целом человек тихий, самоуглубленный, а Буревой, судя по фотографии, тот еще баламут.

Ладно, пора работать. И без USB с пишущим сидиромом справимся — было бы что красть, а как украсть мы сообразим.

Поставив включенный фонарик на пол, Кир опустился на корточки и полез за системный блок. Вот почему вентилятор так громко гудит — боковой крышки нет. Взяв фонарик, он сунулся в пыльные недра старого системника, будто тяжелый театральный занавес, развел в стороны шлейфы проводов. Достал из кармана спичечный коробок, а оттуда спичку. Коробок положил обратно, спичку сунул в зубы. Глянул на часы — до конца обеденного перерыва еще двадцать минут, времени хватает, да и не факт, что после перерыва тут кто-то объявится. По словам подкупленного лаборанта, сегодня в зале вообще никого не должно быть, потому что ближайший эксперимент назначен только на следующий понедельник, а глава проекта вместе с двумя заместителями отбыл на встречу в министерство обороны, которое последние месяцы проявляет все более настойчивый интерес к проекту «Купол Абсолюта».

Итак, 'винт' IDE. Ожидаемо. Переходник, чтобы подключить IDE через стандартный USB-разъем имеется, так что не проблема.

Кирилл отключил комп, выдернул шлейф из 'винта' и вставил вместо него шлейф переходника. USB-конец воткнул в лэптоп. Подождал, когда в его системе определился винчестер старой машины. Старая файловая система — не беда, главное, что ПО позволяет увидеть содержимое логических разделов.

Выбирать было некогда — и он приготовился скачать не только папку с рабочего стола, но вообще все содержимое винчестера, поражающего воображение своими невероятными размерами в семь гигабайт.

Сзади щелкнул электронный замок, дверь в зал раскрылась и включился яркий свет.

Зазвучали голоса, кто-то ругнулся, зашаркали подошвы по площадке, как бывает, если двое людей тащат что-то тяжелое и громоздкое.

У Кирилла в животе все оборвалось, сердце с глухим уханьем подскочило к горлу и заколотилось там, как насмерть испуганная птичка. Но все же он не шелохнулся — сидел в той же позе, скрючившись на неудобной табуретке и уставившись в лэптоп, где синяя полоска прогресс-бара показывала, как льются байты с одного 'винта' на другой. А за спиной его, за высоким железным ящиком с инструментами происходила какая-то оживленная деятельность. Там ходили, деловито переговаривались, чем-то стучали, что-то передвигали…

— …А я говорю, что не позволю им забрать мою работу! — взвизгнул уже знакомый фальцет, и остальные голоса почтительно смолкли. — Думаете, они просто хотят перенести эксперименты в свою ведомственную лабораторию?! Нет! Они меня уберут, всех нас отстранят, и место главы проекта займет какой-то мужлан, не отличающий бомбу от осциллографа! Я должен успеть получить руководству конечные результаты, поэтому начинаем немедленно!

Перекачка данных шла полным ходом. Народу позади, судя по звукам, прибавилось, теперь там царила настоящая суета. На Кирилла не обращали внимания — первые из появившихся в лабораторном зале его просто не заметили, потому что были слишком заняты, а вторые решили, что он пришел с первыми.

Несколько раз кто-то протопал прямо у него за спиной. Винчестер древней машины покряхтывал, синяя полоса в шкале росла — байты, мегабайты, гигабайты информации проносились со свистом…

— Ой, а что это вы?.. Чем вы там заняты?

Кир медленно повернулся.

Позади стояла молодая девушка в белом халатике, курносая и розовощекая.

— Это же компьютер шефа! — театральным шепотом поведала она.

За спиной ее около десятка мужчин занимались разнообразными делами: настраивали приборы, подключали к ним кабели, что-то монтировали, в общем, осуществляли научную деятельность. Двое в синих комбезах с желтыми молниями — молодой лопоухий парень и коренастый мужчина в возрасте — стоя на карачках, подсоединяли пару скрученных спиралями ярко-красных проводов к краю свинцовой воронки, где поблескивали большие клеммы.

Кирилл улыбнулся девушке.

— Я знаю, чей это компьютер. А в чем вопрос?

— Назаров, я вас прошу: быстрее, пожалуйста! — нетерпеливо воскликнул фальцет. Принадлежал он мужчине с всклокоченной седой шевелюрой, длинным носом и немного безумными, не от мира сего глазами — то есть Вениамину Павловичу Буревому собственной персоной.

— Да ладно, закончили уже почти, — брюзгливо откликнулся коренастый в синем комбезе. — Не видите, новый помощник у меня, неопытный.

Курносая, быстро оглянувшись на шефа, склонилась к Кириллу и доверительно спросила:

— Вас Паша вызвал?

Он пожал плечами, постаравшись сделать это так, чтобы жест можно было истолковать по-всякому.

— Я сразу так и подумала! — зашептала девушка. — Вениамин Павлович никого к своему компьютеру не подпускает, а ведь там уже винчестер начал сыпаться. Так вы его наладили?

Передача данных закончилась, лэптоп тихо пискнул и погасил шкалу закачки. Кирилл сказал:

— Кто я, по-вашему, такой? Конечно наладил!

— Ой, это очень хорошо! Только вас Паша предупредил, это так надо сделать, чтобы Вениамин Павлович не заметил, что кто-то в его машине копался? — Девушка сделала большие глаза и оглянулась на Буревого.

Вцепившись в свою шевелюру и яростно ее дергая, ученый наседал на Назарова, который лениво отругивался, в то время как его «новый неопытный помощник» заканчивал монтировать провода.

— Ясное дело, — кивнул Кир, убирая лэптоп в сумку. — Все чисто и аккуратно, хакер носа не подточит.

— Надо вам теперь тихонько отсюда выйти… — начала девушка, и тут лопоухий кивнул Назарову, а тот сказал Буревому:

— Готовы мы.

— Ну так начинаем, начинаем! — замахал руками Вениамин Павлович.

— Шеф, какой коэффициент кривизны ставить? — спросил мягкий баритон.

— Давайте кратный шести. Все по местам! Закройте дверь! И маски надеть — всем, всем! Людочка!! Где моя маска?!

— Сейчас! — пискнула курносая и негромко затараторила, обращаясь к Кириллу: — Вы тогда уж здесь побудьте, пока мы эксперимент закончим, только тихонько, хорошо? Я вам маску сейчас тоже дам.

Выпрямившийся было Кирилл снова плюхнулся на табуретку. Высокий железный ящик скрывал его от большинства людей в зале, но оставаться здесь надолго все равно было слишком опасно. Даже с маской, которую ему вскоре украдкой передала Людочка. Состояла маска из овального окуляра в пол-лица: резиновый ободок и толстое зеленое стекло.

Спрятав в карман очки, Кирилл надел ее вслед за остальными людьми в зале. Большинство уселось за столами, после чего помещение стало напоминать Центр Управления Полетами в миниатюре, хотя маски и портили общее впечатление. Глаза за ними казались огромными и болотно-зелеными, как у водяного.

— Назаров! — позвал Буревой.

— Да все, все уже, — откликнулся тот и вместе с лопоухим помощником вернулся на площадку.

Теперь вокруг свинцовой воронки никого не осталось. Спираль, венчающая установку, поблескивала зеленоватым металлом.

— Товарищи! — громко заговорил Вениамин Павлович, и гул голосов в зале стих. — Мы присутствуем при великом… не побоюсь этого слова — историческом событии! А потому я не буду говорить долгих речей — наша работа сама говорит за себя. Начали!

Кирилл не разглядел, кто врубил процесс, услышал лишь, как установка загудела.

Сначала медленно, но с каждым мигом все быстрее спираль начала вращаться. И при этом мигать тусклым светом.

Кир, выпрямившийся во весь рост позади ящика, быстро оглядел присутствующих. Назаров с лопоухим облокотились на ограждение площадки, позади них стояла, комкая воротник халатика, Людочка. Работники лаборатории, сидя за столами, следили за показаниями приборов, глава проекта быстро прохаживался за спинами подчиненных. Дверь в зал была закрыта, хотя светодиод на ней горел зеленым — то есть открыть ее и выйти наружу можно просто нажав на ручку, без электронного пропуска. Но сейчас проскользнуть к двери не удастся, надо ждать.

Установка тихо гудела, спираль вращалась и мигала.

— Запускаем процесс! — крикнул Буревой, обеими руками вцепившись в шевелюру.

Загудел стоящий на столе большой агрегат, от которого к воронке тянулись красные провода. Спираль ярко сверкнула, погасла на несколько секунд и начала переливаться тяжелым густо-зеленым сиянием. Непонятно было, откуда оно льется — вроде трубка состоит из металла, так что же там светится? Ко всему прочему, спираль зазвенела — звук был очень чистый, ясный и казался началом какой-то музыкальной темы, одной длинной-длинной нотой.

Кир моргнул, увидев, как в пространстве вокруг спирали сгустился изумрудный туман. Внутри него клубились тени, перетекали одна в другую. Спираль теперь вращалась с такой скоростью, что напоминала висящий в воздухе призрачный круг.

Людочка отступила на шаг, Назаров с лопоухим застыли, навалившись на ограждение. Буревой что-то выкрикнул фальцетом. Внимание всех присутствующих было сосредоточено на установке — судя по лицам, происходило нечто очень важное, кульминация долгой сложной работы. Кирилл бочком пошел через площадку, не отрывая взгляда от того, что творилось вокруг спирали. Круг потерял четкость, он стал висящей в воздухе размытой серо-зеленой воронкой овальной формы. Тени клубились и переливались, воронка пульсировала волнами зеленого сияния, которые катились во все стороны, угасая и разгораясь вновь.

Запотевшая маска мешала, и Кирилл приподнял ее.

И снова моргнул, поняв, что тени вокруг спирали больше не видны, зато установку накрыл купол зеленого света. В нем проскакивали изумрудные молнии.

Спираль теперь напоминала галактику в миниатюре, состоящую из мириад ярко-зеленых искр. Она вращалась с тихим звоном, во все стороны от нее били молнии, впивались в световой купол и таяли.

Кирилл бочком продвигался к выходу позади поднявшихся из-за столов людей.

— Да! — прозвучало над ухом. — У меня получилось! Они будут довольны — это начало новой эпохи!

Голос Буревого переполнял восторг, и от того он казался еще более писклявым, чем прежде. Быстро шагнув вперед, ученый натолкнулся на медленно семенящего через площадку Кира.

— Что? — вскрикнул Буревой. — С дороги! Вы… Ты…

Теперь они стояли лицом к лицу. Буревой поднял маску на лоб, близоруко прищурился и закричал:

— Кто вы такой?!

Несколько человек оглянулись на них.

— Шеф! — пискнула Людочка. — Вениамин Павлович, это наладчик! Компьютерщик! Он занимался вашей машиной…

— Моей машиной? Кто позволил?!

— Но она… Но там ведь винчестер…

— Кто позволил, спрашиваю?! — Буревой схватил Кирилла за плечо, не пуская его дальше к двери.

Назаров нахмурился и зашагал к ним. Помедлив, за ним направился лопоухий.

— Но ведь надо было починить его, — растерянно сказала курносая. — Это… Его позвал Паша…

— В компьютере все данные по проекту! — крикнул Буревой и повернулся к долговязому бородатому мужчине, вставшему из-за ближайшего стола. — Павел!

— Шеф, я никого не звал вашу машину чинить, — возразил тот.

— Нет? Так откуда этот человек? Этот… Я знаю! Это — шпион из минобороны! Он похитил данные! — Вениамин Павлович вцепился в сумку на плече Кира и дернул к себе.

Кирилл оттолкнул его. Людочка завизжала. Буревой отшатнулся с криком:

— Забрать! Забрать данные!

Лопоухий с Назаровым бросились к нему, с другой стороны появился бородатый Паша, и Кирилл выхватил из сумки шокер. Он присел, низко пригнувшись, и бородач перелетел через него, с удивленным воплем растянувшись на полу. Шокер клацнул, два металлических кружка на тонких проводках, протянувшихся от квадратного ствола, прилипли к морщинистому лбу Назарова. Тот повалился на пол, запрокинув голову и дергаясь.

А лопоухий с разворота ударил Кирилла ногой.

Вышло неожиданно и больно. То есть Кирилл в последний миг успел прикрыться локтем, но тренер его за такой блок не похвалил бы.

Он ударил в ответ. Помощник Назарова подался в сторону, плечом толкнув Людочку так, что она с возмущенным писком отлетела к столу с компьютером. Под рукой Кира оказался ворот чужого комбеза, он рванул — и оторвал большой кусок ткани на груди лопоухого.

Под ней была пристегнутая ремнями к телу плата с микрофоном и чем-то еще, очень напоминающим шпионскую технику.

— Идиот! — злобно бросил лопоухий, принимая стойку карате. — Завалил нам операцию!

— Ты кто?! — выдохнул Кир в полном изумлении. Он успел подумать, что противник, возможно, как раз и есть агент минобороны, или может кого-то из конкурентов Артемия Лазаревича Айзенбаха, или — чем черт не шутит? — он из какой-то западной спецслужбы, и тут за спиной шпиона возникла Людочка с большим монитором в руках.

Она с размаху ударила им по голове лопоухого. Одновременно сбоку на Кира опять бросился Павел и сбил его с ног. Они покатились по полу, врезались в ножку железного стола. Кирилл, думающий лишь о том, чтобы не расколотить в драке лэптоп, оттолкнул бородача от себя, вскочил на ноги, получил кулаком по колену, охнул от боли — и тем же коленом врезал встающему Павлу по лицу, сломав маску.

Удар бросил бородача назад, прямо на стол. Со скрежетом подломилась ножка, и стол начал заваливаться набок вместе с большим агрегатом, от которого к свинцовой воронке тянулись два красных провода.

— Осторожно! — выкрикнул Буревой где-то за спиной Кира. — Это главный трансформатор! Держите его!

Но было поздно — стол опрокинулся, и агрегат с грохотом свалился на площадку. Один провод порвался, другой натянулся струной, от клеммы на краю воронки посыпались искры.

Звон установки превратился в неприятное надсадное дребезжание. Кирилл, растолкав людей, бросился к двери, но увидел прямо перед собой стоящего на коленях лопоухого. Обеими руками тот держал пистолет. Кир нырнул вбок, пуля свистнула над ухом, ударила в железную столешницу упавшего стола и отрикошетила к установке посреди свинцовой воронки.

Спрыгивая с края площадки, Кирилл увидел, как на поверхности светового купола разбежался круг сияния, словно от упавшего в воду камня.

А потом произошло нечто, чего он не смог понять. Купол мигнул — и густо-зеленой бесшумной волной попер прямо на Кирилла. То есть ему так показалось, а в действительности, как он сообразил немного позже, световая полусфера просто стала быстро расти. Покатая вершина ее утонула в потолке, выгнутая наружу зеленая стена пересекла зал, накрыла площадку вместе с приборами и людьми, осыпая их градом изумрудных молний.

А после она прошла сквозь Кирилла.

Пространство мигнуло, стало плоским и зеленым, но тут же снова вернулось к прежнему состоянию. Подкосились ноги, в голове загудело. Кир упал на колени, кинув взгляд через плечо, заметил, как изумрудная галактика над установкой взорвалась роем искр.

Со всех сторон воздух с шипением и свистом устремился к ней. Люди попадали, их поволокло к воронке.

У него затрещали брови, в волосах на голове проскочили искры. Кирилл вцепился в дверной косяк. Кричала Людочка, кто-то ругался хриплым басом, голосил Буревой. Кир встал, пошатываясь, зашагал прочь, преодолевая напор ветра. Сумка с лэптопом хлопала по ребрам, он прижал ее локтем.

Он был уже в коридоре, когда за спиной раздался громкий хлопок, тугой поток воздуха на мгновение ударил в обратном направлении, в спину — и ветер стих.

Поднимаясь по лестнице, Кирилл заглянул в сумку… с виду на лэптопе никаких повреждений, но не разбилось ли что-то внутри, пока он сражался с этим лопоухим шпионом и бородатым Пашей?

Надо выбираться из здания как можно быстрее. В голове вроде прояснилось, ноги слушались уже лучше, и он побежал. Панели дневного света в коридоре почему-то не работали. Сверху доносились крики. Он так и не стер логи посещений, а ведь на этом очень настаивал Артемий, на лэптопе Кирилла даже была программа, специально написанная программерами олигарха, которую тот строго-настрого приказал Киру залить на лабораторные компы. Якобы оттуда она сама распространится по остальным машинам РТК и сможет проникнуть на сервер службы безопасности. Кирилл подозревал, что на самом деле с помощью этой таинственной проги, в которую ему запретили лазать, заказчик хотел стереть инфу с лабораторных компьютеров и порушить всю работу Буревого после того, как информация с его машины будет украдена. Так или иначе, теперь Кирилл сделать ничего такого не мог.

Из-за спешки он свернул куда-то не туда и очутился в длинном переходнике между двумя корпусами РТК. Посреди коридора лежал пожилой человек в комбинезоне технической службы, дергался, прижимая ладонь к сердцу, разевал рот и хрипел. В другое время Кирилл обязательно остановился бы, чтобы помочь, но сейчас он не мог позволить себе ни секунды задержки. Он пробежал мимо мужчины, скатился по лестнице и очутился в холле вроде того, с диванчиками и пальмой, через который попал во двор РТК, только побольше.

Здесь тоже творилось черт-те что. Несколько человек склонились над стонущим стариком, импозантный мужчина в дорогом костюме неподвижно сидел на диване, откинув голову назад и вытянув ноги, из уголка рта и ноздрей его текли тонкие красные струйки. У турникета дежурный орал в трубку радиотелефона, а экран монитора под потолком был залит «снегом» и громко шипел.

Турникет не работал, и Кир просто перелез через него. На беглеца не обращали внимание. Миновав проходную, Кирилл Мерсер толкнул дверь и вывалился наружу.

И застыл, уставившись вверх.

II

Когда по улице навстречу автозаку^[2] покатила волна густо-зеленого света, Игорь Сотник сидел, прижавшись плечом к металлической стенке машины, и глядел в узкое окошко с решеткой. Это был высокий мужчина, на пол-головы выше здоровых парней из конвоя, посадивших его в тюремную машину; русые волосы, широкоскулое лицо, голубые глаза. Подбородок с ямочкой, желто-рыжие брови и пышные, будто у девушки, ресницы. И россыпь едва заметных веснушек вокруг большого, крепкого носа с горбинкой. Тюремная одежда совсем не шла ему, внешне Сотник напоминал этакого былинного богатыря, не хватало только русой бороды, меча со щитом да доброго коня…

Увидев зеленую волну он успел подумать: «Это что, новый напалм какой-то? Но кто здесь может стрелять?» — а потом волна накрыла машину.

Сразу после этого все изменилось. Жизнь Игоря Сотника пошла по-другому пути, этот миг стал для его судьбы решающим, ключевым. Говорят, умирающий видит все свое прошлое. Волна изумрудного сияния, накрывшая тюремный автозак, который ехал по обычной московской улице, не убила находящего внутри заключенного, но жизнь Игоря пронеслась перед его глазами. В ускоренной перемотке.

…Детство на окраине Москвы, брошенный институт, армия… Приднестровье — первая «горячая точка», первые боевые выстрелы и первая пуля, словленная в плечо; вторая «горяча точка» — хотя какая там «точка», там уже большое раскаленное пятно очередного грузинско-абхазского конфликта, вылившегося в настоящую войну… Ночные вылазки, перестрелки и драки врукопашную, удары штыком и армейским ножом, снова ранение, смерть товарищей… И вдруг — отчетливое, ясное понимание: он просто механизм, автомат для выполнения поставленных задач, он воюет не за страну, а за хозяйничающих в этой стране пузатых — или худых и по-спортивному подтянутых — дядей, которые решают какие-то свои финансовые вопросы.

…Возвращение в Москву одновременно с лучшим армейским другом Пашей Вольтовым. Что делать дальше? Пару месяцев они послонялись без дела, а потом однажды ясным весенним утром Пашка заявился к Сотнику, живущему у девушки, на которой собирался жениться, с гениальной идеей: организовать тир. Нет, не такой, где скучающие граждане мажут из пневматики по железным мишеням в виде белок, птичек, зайчиков и прочему в том же духе — открыть в Подмосковье свой клуб, с настоящим полигоном, «стрелковым лабиринтом», когда в окнах бутафорских домов выскакивают фигуры бандитов и террористов, клуб, где можно взять уроки у профессионального тренера, поработать и с пистолетом и с автоматом… В общем, сделать серьезное заведение для серьезных людей.

Дела с клубом пошли как-то на удивление легко. Случается иногда такое — полоса везения, фарт. Через армейских знакомых вышли на одного московского генерала со связями, он организовал лицензию и все необходимые разрешения, за что пришлось взять управляющим на хороший оклад генеральского сына Ростислава, ну да управляющий ведь и так был нужен, а Ростислав этот оказался парнем толковым, ушлым. Позже генерал прислал им квалифицированного старшего бухгалтера. Место недалеко от МКАДа тоже нашлось быстро — и вскоре клуб «Пуля» заработал. Паша продал квартиру, Игорю родители, уже несколько лет живущие за границей вместе с младшей сестрой, прислали денег. Все это без остатка вложили в фирму.

Спустя полгода клуб работал вовсю. Москва — город большой, клиентов хватало. Пришлось расширить дело, пристроив мотель на десять номеров и ресторанный зал с кухней, потому что некоторые приезжали на несколько дней. Паша купил дом в поселке неподалеку от клуба и собрался делать к нему пристройку. Игорь женился и переехал к жене, Тоне, учительницы физкультуры из лицея, живущей в двухкомнатной квартире вместе со стареньким послеинфарктным отцом. У Сотника уже хватало денег на квартиру побольше, но он пока ждал, чтобы купить именно то, что хочется и где хочется.

Появились постоянные клиенты, среди них даже иностранцы — вежливые улыбчивые китайцы, раз в пару месяцев прикатывающие в Москву по делам своей сибирской фирмы и неизменно заглядывающие в клуб, еще — бригада суровых дагестанцев, появляющаяся на двух черных микроавтобусах. Партнеры приобрели тур-лицензию, у генерала были хорошие знакомые в уральском округе, и «Пуля» стала организовывать охотничьи сафари, а еще по предложению Ростислава арендовали участок земли недалеко от Байкала, чтобы сделать там филиал — стрельбище, отель для приезжих клиентов, ресторан…

И тут Паша обнаружил подставу. Генерал с сыном и бухгалтером использовали клуб, как прикрытие для торговли оружием. Улыбчивые китайцы, скорее всего, были из какой-то сибирской триады (в тех местах китайцев с каждым годом становилось все больше), ну а дагестанцы, по всей видимости, возили стволы в Грузию с Абхазией — обеим воюющим сторонам. Само оружие генерал через подельников списывал с военных складов.

Паша не сразу поделился с партнером своим открытием, а вызвал на разговор Ростислава. Сказал управляющему, что тот уволен, и предложил в течение суток вывести с тайного склада, организованного генеральским сыном в подвале под клубным рестораном, все хранящиеся там для продажи стволы и боезапас. После этого Паша позвонил Сотнику и все ему рассказал. Добавил, чтобы тот не волновался, что Павел эту проблему решит сам.

Вечером в дом Паши ворвался спецназ. В его кабинете нашли десять грамм героина, хотя Павел Вольтов отродясь не пил, не курил, и к прочим наркотикам тоже не прикасался. На ночь его бросили в предвариловку, в одиночку… И на утро нашли повешенным на решетке, закрывающей крошечное окошко под потолком камеры. Откуда самоубийца взял веревку? Следствие мгновенно установило: сплел из собственной рубашки.

На следующее утро Игорю в клуб позвонили из следственного отдела и сообщили о кончине Павла. Сотник ни на секунду не поверил, что тот повесился сам — партнер был не таким, самоубийство полностью не соответствовало его натуре. Игорь достал из тайника трофейный «ТТ», который привез из Грузии, и рванулся в Москву, чтобы поговорить по душам с Ростиславом и его папашей.

Когда джип вылетел с территории клуба, в него врезался большой грузовик. «Патриот» перевернулся и свалился в кювет, двое выскочивших из грузовика дагестанцев, вооруженных молотком и ножом, полезли туда, чтобы добить водителя — Сотник встретил их двумя выстрелами.

Ранив одного и убив второго, он сел в их грузовик и поехал выполнять задуманное, но тут на дороге появился знакомый «мерс» генерала, сопровождаемый джипом с охраной. Следом катил милицейский уазик и микроавтобус со спецназом. Охрана сразу открыла огонь, грузовику прострелили колеса, он встал…

Второе «самоубийство» привлекло бы слишком большое внимание, потому Игоря просто обвинили в убийстве. Он сознался — отпираться не было ни смысла, ни желания — и все рассказал про делишки генерала.

Вот только оружия в подвале ресторана не нашли.

Как и других свидетельств этих делишек — вообще никаких. Может подмазанные следаки не слишком тщательно искали, а может преступники и правда успели замести следы, да и какая разница?

А еще вдруг выяснилось, что Клуб не принадлежит Сотнику, что после нескольких хитрых финтов ушами, провернутых управляющим совместно с главным бухгалтером, фирма стала собственностью Ростислава.

Сотника предупредили, что если он станет ерепениться, давать журналистам интервью и слишком многое рассказывать адвокатше, то с его беременной, на пятом месяце, женой может случиться все что угодно. И не просто может — обязательно случится.

Тоня несколько раз навещала Сотника в тюрьме, а потом у ее отца из-за переживаний случился второй инфаркт, он чуть не умер, она сидела с ним днем и ночью… На суд она не пришла — Игорь запретил.

— …Суд приговаривает Сотника Игоря Владимировича к пятнадцати годам лишения свободы в колонии строгого режима…

Судья что-то еще говорил, но дальше Игорь не слушал, пустым взглядом уставившись на прутья клетки, в которой сидел.

В зале зашумели, замигали вспышки журналистских фотоаппаратов — он ничего не видел. Просто сидел, без единой мысли в голове, что вообще-то для Игоря было нетипично, потому что от природы был он человеком деятельным, активным. Но сейчас накатило ощущение пустоты, и внутри, и снаружи — сплошная пустота, гулкая, серая, без дна и верха, без будущего и прошлого, и этой пустотой была его жизнь. Бессмысленная жизнь, бесцельная.

Судья закончил читать приговор, журналисты дощелкали безучастного подсудимого, и он молча встал, когда отомкнули клетку.

Длинный коридор, глухой бетонный двор, серый грузовичок-автозак…

— Голову пригнуть! Сесть!

Игорь уселся на скамейке под железной стенкой кузова, широко расставив ноги, чтобы не упасть, когда тронутся. Раяспрямил спину и положил на колени кулаки. Дверца закрылась, щелкнул замок. Стукнула другая дверь — двое конвойных сели в кабину к водителю.

Заурчал мотор, автозак дернулся и поехал. За крошечным мутным окошком с решеткой поползла назад бетонная стена. Проскрипели ворота, и они выехали со двора. Повернули. Снаружи потянулись обычные московские дома, витрины магазинов, залитые светом весеннего солнца тротуары, легко одетые прохожие. Он не верил, что когда-нибудь возвратится сюда, что выйдет из колонии живым. У генерала были связи. Наверняка в ИТК с заключенным произойдет какой-то несчастный случай, либо его просто подрежут ночью на нарах, либо сделают что-то еще — назад он не вернется.

Машина притормозила, за окошком показался белый 'мерседес' новой модели, с двумя люками и узкими фарами, похожими на глаза тех китайцев из сибирской триады. Игорь отвернулся, и тут в кузов проникли бледно-зеленые отблески. Он снова уставился наружу. Там происходило что-то странное — прямо над обычной московской улицей горело северное сияние. Изумрудные и бледно-зеленые волны катили откуда-то спереди, навстречу машине. «Это что, новый напалм какой-то? — подумал Сотник. — Но кто здесь может стрелять?» — и потом самая большая волна накрыла автозак.

По рукам Игоря прошел разряд тока, и он отдернул их от решетки. Волосы на голове стали дыбом, затрещали.

Сквозь переднюю стенку кузова донесся удивленный возглас — не то водителя, не то кого-то из конвоиров — потом снаружи истошно засигналили, закричали. В поле зрения появилась автобусная остановка, где стояла молодая парочка, неряшливого вида старуха со спортивной сумкой, доверху набитой пустыми бутылками, и мальчишка лет двенадцати, что-то сосредоточенно рассматривающий в своих руках.

Громкое гудение проникло в кузов, изумрудный свет пошел рябью. Игорь нахмурился, ничего не понимая. Ощущение было такое, словно они катят по дну ярко освещенного аквариума, полного зеленоватой воды. Опередивший тюремную машину «мерседес» показался вновь. В салоне его замигал свет, потом вдруг сработала сигналка — переливчатая сирена, гудки, пиканье и свист прорвались в кузов автозака. «Мерс», замигав дальним светом, круто свернул. Молодая парочка и старуха бросились в разные стороны. Мальчишка, судя по всему, переключал треки на своем плеере, от которого к голове его тянулись проводки наушников, и потому не слышал и не видел происходящего. Мерс, отчаянно сигналя, несся прямо на него. Стекла в обоих окнах слева вдруг опустились, Игорь разглядел перекошенный от ужаса профиль водителя. Машина, рассекая изумрудные волны, приближалась к остановке и ребенку.

Тот поднял голову, и глаза его стали большими-пребольшими. Он бросился вбок, едва успев спастись; «мерседес» врезался в остановку, а мальчишка оказался прямо перед тюремной машиной. В кабине ее заорали, автозак круто повернул, мальчишка прыснул к противоположному тротуару. Машину развернуло поперек улицы, которая в результате открылась взгляду Игоря вся, целиком.

Далеко впереди над перекрестком, которым она заканчивалась, висело овальное облако изумрудного тумана. Не очень большое, длиной метров пять и метра три в ширину. Туман завивался кольцами. Воронка в центре, куда они сходились, быстро кружилась. В нее на глазах Игоря затянуло кошку — шерсть ее вздыбилась, сыпались искры; дико вопя, кошка пролетела по воздуху и канула в плотном светящемся мареве.

Машина, не только резко свернувшая, но еще и круто затормозившая, начала крениться набок; перекресток с зеленым облаком пополз вверх. Игорь еще разглядел, как оно мигнуло, испустив кольцевую волну сияния, и со всех сторон к нему поволокло людей, киоски, скамейки, машины, урны, словно эта штука была проломом в борту космического корабля, и через нее воздух устремился в открытый космос. Потом автозак тяжело рухнул на тот борт, где находилось окошко.

В кузове стало темно. Сотник растянулся на стене, превратившейся в пол, вцепился в решетку на окне. Мотор стих, снаружи донесся вой ветра. Машину со скрежетом, от силы которого в замкнутом пространстве кузова заложило уши, потащило по асфальту. Кузов затрясся, Игорь ухватился за решетку второй рукой, зажмурился и разинул рот — стон металла и вой ветра становились невыносимы, от них закладывало уши и сводило судорогой челюсти. Взвыло еще громче, автозак дернуло, будто он весил не три-четыре тонны, а несколько килограмм, едва ли не швырнуло вперед, но тут машина наткнулась на что-то. От толчка Игорь покатился по стенке. Темноту прорезали лучики света, вой стих. В машину словно тараном ударили, она качнулась в обратную сторону. Стало еще светлее, и наступила тишина.

Ее прервал далекий крик — кто-то просил о помощи. Визгливо залаяла собака. Игорь на четвереньках добрался до прорехи в том месте, где передняя стенка смыкалась с потолком. От удара клепаный металл порвался, как бумага, переднюю часть машины выгнуло, трещина бежала по стенам и полу. На потолке она была шире, и Сотник выставил наружу голову. Оглядевшись, всунул обратно. Отогнул край железного квадрата, одного из тех, которыми был покрыт кузов изнутри, и полез.

Высунувшись до пояса, он снова огляделся.

Автозак лежал совсем не в том месте, в котором был, когда перевернулся — его отволокло на край перекрестка. В последнем доме находился продуктовый магазин с двумя стеклянными витринами: одна глядела на улицу, другая на перекресток. Машина сломала угловую колонну между ними, острый бетонный слом пробил кузов.

В последнем доме находился продуктовый магазин с двумя стеклянными витринами: одна глядела на улицу, другая на перекресток. Машина проломила угловую колонну между ними, острый бетонный слом пробил кузов.

Облако над перекрестком, светящееся глубоким, чистым изумрудом, тихо-тихо звенело, и звук этот казался началом мелодии, длинной музыкальной нотой. Облако висело в паре метрах над асфальтом, на котором громоздились подтянутые потоком воздуха сучья, урны, скамейки и даже несколько машин. Вокруг валялись клочья бумаги, осколки, разорванный пакет, из которого высыпались мандарины, ярко розовевшие на сером асфальте.

Борт кузова поскрипывал и прогибался под ногами Игоря. Он перешагнул с него на широкую боковину кабины. Вовремя эта штука над перекрестком отключилась — еще немного, и автозак врезался бы в груду под ней. Судя по всему, часть людей, находящихся здесь, затянуло туда, остальные разбежались. Из окон домов выглядывали лица, навзрыд плакал ребенок, где-то неподалеку стонали.

В голове не было не единой мысли. Даже удивления почти не было — мозг словно завис, работала только часть, ответственная за простейшие движения. Не думая ни о чем постороннем, не пытаясь понять, что это за аномалия висит над асфальтом, куда подевались затянутые внутрь нее предметы и люди, что вообще происходит этим ясным весенним днем в Москве, Игорь присел на корточки над дверцей, из-под которой доносились стоны, широко расставив ноги, ухватился за ручку…

И, краем глаза заметив нечто очень странное вверху, поднял голову.

Небо было светло-зеленым, с изумрудным отливом, а еще оно как-то… закруглилось, что ли? Будто весь город накрыл громадный купол из дымчатого салатного стекла. Под ним плыли несколько облаков, обычных весенних облаков, похожих на пышные комья сахарной ваты. Солнце из-за купола светило по-прежнему ярко, было тепло.

От этой картины у Игоря закружилась голова. Отпустив ручку дверцы, он уперся в кабину кулаками.

Из овального облака над перекрестком наискось вверх ударила ярко-зеленая молния — длинный ветвящийся зигзаг впился в купол и распался на сотню молний поменьше, которые дождем просыпались обратно и растаяли в воздухе, не достигнув земли.

Внизу снова застонали, и Сотник перевел взгляд на дверь. Бронированное стекло от удара не разбилось. Оно было хорошо затонировано — не разобрать, что внутри.

А вот они меня видят, подумал он, снова взялся за ручку и попробовал раскрыть дверцу. Ничего не вышло — что-то там заклинило или конвоиры заперлись изнутри. Он поднатужился, рванул и отшатнулся назад, когда дверца распахнулась.

В грудь уперся ствол «калашникова». Его держал стоящий на боку ближнего сидения здоровенный парняга с выпученными покрасневшими глазами.

— Попался, сука?!

С рассеченной губы его текла кровь, крупное грубое лицо перекосило — левая скула вспухла после удара обо что-то твердое.

— Ты устроил?!

— Что? — не понял Сотник.

— Назад отодвинься! Резких движений не делать! — Конвоир полез наружу. — Сбежать решил?!! Не шевелись, тварь!

Игорь отодвинулся на край кабины, и парень выбрался наверх. В распахнутой дверце было видно, что водитель неподвижно висит на ремне, а второй конвоир провалился в пространство между сидениями. Он ворочался там и стонал, держась за грудь.

— Степа, как ты? — окликнул первый, сверля Игоря взглядом.

— Грудину мне продавило, — донеслось из кабины слабо.

— Ребра сломал?

— Вроде нет.

— Тогда вылазь. А Петр?

— Слушай, по-моему… — показалась рука, затем нервное худое лицо. — По-моему, помер он. Башкой сильно ударился… И кровь с виска течет. Боря, это что, побег? То есть эта… попытка побега?

— Ну, тварь поганая! — снова вызверился Боря и стволом автомата врезал Сотнику в скулу.

Игорь упал на спину, конвоиры встали над ним. У одного в руках был «калаш», у другого ПМ.

— Совсем свихнулись? — он сел, отирая кровь рукавом. — Думаете, я это все устроил?

— Не ты, так сообщники твои!

— И это? — Он показал на светящееся облако над перекрестком.

Конвоиры едва-едва начали приходить в себя. Степа оглянулся первым, и когда повернулся обратно, лицо его дергалось, а глаза округлились.

— Что… что это? — пробормотал он и облизнул сухие губы. — Что там висит?

Боря молчал, разинув рот, и пялился на облако. Зеленого неба пока никто из них не заметил.

Глаза Степы вдруг стали совсем дикими, он присел, подняв пистолет.

— Борька, а если засада?.. — невнятно забормотал он. — Если дружки… Сообщники этого… Его вырубить надо, чтоб не рыпался, и…

Не договорив, он шагнул к Игорю и занес ногу, чтобы врезать ему каблуком по голове, но получил подсечку и упал. Вышедший из ступора Боря с матами набросился на заключенного, заехал прикладом в лоб, ногой — по ребрам. Степа вскочил, бешено вращая глазами. Игорь крикнул:

— На небо гляньте, идиоты!

Оба уставились вверх. Игорь опять сел. Стволы пистолета и автомата были направлены на него, хотя оба конвоира стояли, задрав головы. Против ожидания, на Борю небо произвело впечатление обратное тому, на которое рассчитывал Сотник — конвоир нагнулся и упер ствол ему в скулу.

— Не знаю, как ты это сделал… Ну все, щас я тебя завалю — при попытке к бегству!

За их спинами из зеленого облака над перекрестком появился темный силуэт.

Сотник прищурился.

На человеке был длинный плотный плащ из чего-то, похожего одновременно на кожу и брезент, противогаз необычной формы и сапоги с тупыми носками. На груди ремень, из-за плеча торчит короткий ствол. На рукавах плаща возле плеча вшиты две красные кожаные полоски.

Он огляделся, стоя на вершине громоздящейся под облаком кучи обломков. Обтянутое резиной лицо с двумя тусклыми окулярами обратилось к перевернутой машине, и человек стал спускаться, ловко прыгая по обломкам.

— Степа, — сказал Борис, — надо с нашими связаться.

— Смотрите, кто там идет, — произнес Игорь. — Он у вас за спиной, и у него ствол.

— Ты меня за идиота держишь, урка?! Типа, чтоб я отвернулся…

— Борька, сзади! — заорал Степа.

Он снова присел, двумя руками вскинув пистолет. Незнакомец прыгнул в бок, мгновенно выдернув оружие из-за спины. Степа выстрелил, но промахнулся. Гость из облака уже стоял на одном колене, уперев в плечо приклад короткоствольного ружья. Оно сухо треснуло, от ствола к Степе протянулась алая молния, и конвоира отбросило назад. Он врезался головой и плечами в спину Бори, который от неожиданности выстрелил — хорошо, что за миг до того Игорь подался вбок, и выстрел лишь оглушил, почти контузил, но не убил его.

Пуля пробила металл возле самого уха. Боря повалился на Сотника, но сразу откатился в сторону.

Незнакомец в противогазе за эти мгновения ухитрился преодолеть расстояние до кабины и даже залезть на нее. Темный силуэт возник на фоне неба, в окулярах отразились два лежащих человека, взметнулась рука, сжимающая нож с извилистым лезвием. Незнакомец прыгнул к поднявшемуся на колени Боре, который снова выстрелил и попал ему в ногу.

Человек ударил, Боря машинально прикрылся «калашом», лезвие высекло искры из цевья. Противник сделал неуловимо быстрое движение, конвоир заорал, и тогда лежащий навзничь Сотник врезал носком ботинка по тому месту, куда угодила пуля.

Когда противник упал, Игорь резко сел. Боря лежал рядом на спине и корчился, держась за плечо, из которого торчал нож. Игорь рванул его из раны, конвоир заорал, но Сотник этого не слышал, в ушах его стоял шелест ночного дождя, а перед глазами была совсем другая картина: лужи, окоп, свет прожекторов во мгле далеко позади, он сам — на дне рва, и фанатик-смертник, неожиданно прыгающий на рядового Сотника из темноты с ножом в руках. Короткая схватка, барахтанье в грязи… Игорь тогда просто схватился за лезвие и рванул на себя. До костей рассек пальцы — их теперь «крутит» перед резкой сменой погоды — но завладел ножом, чья грязная, скользкая рукоять вывернулась из руки смертника. Перехватил оружие левой и воткнул ему в горло.

Сейчас хвататься за клинок не пришлось, но ударил Игорь в то же самое место — ткнул извилистым клинком под гофрированный «хобот» из грубой черной резины, непривычно широкий, с железной коробочкой на конце.

После этого ночь, дождь, окоп и смертник пропали, и снова вокруг была московская улица, перекресток, светящееся изумрудом облако и зеленое стеклянное небо вверху.

Для того, кто получил удар ножом в горло, человек прожил на удивление долго — ему хватило времени и сил на то чтоб снова поднять свое ружье и направить его в голову Сотника. Но не хватило на то, чтобы выстрелить.

Степа лежал на спине, и на грудь его было страшно смотреть. Алая молния разворотила ее, не грудь, а пещера какая-то, красный провал в теле, хотя крови нет — внутри все запеклось, прожарилось… Это что, электроразрядом в него, что ли, выстрелили?

Боря тоже лежал на спине, но живой, хотя извилистый нож оставил в плече рану очень неприятного вида. Он хрипло матерился, дергал ногами и пытался зажать ее ладонью.

А незнакомец лежал на боку, ноги его свесились в кабину через проем раскрытой дверцы, руки в легких перчатках с обрезанными пальцами были вытянуты по швам. Правая штанина разорвана под коленом, в дыре виднеется что-то вроде кожаного доспеха — изогнутая темно-коричневая пластинка, скорее всего, как-то закрепленная ремнями на лодыжке. В ней и застряла пуля.

Игорь все еще ощущал последствие контузии, он «плыл», все звуки были гулкими, далекими, и реальность отступила куда-то, будто все это не с ним происходит, будто он сторонний наблюдатель. Он взялся за «хобот», потянул. С железной коробочки соскочила крышка — внутри была зеленая влажная кашица. Она тихо булькала, пузырилась.

Сотник стащил противогаз с головы человека, открыв лицо — серое, очень худое, с запавшими щеками, острым подбородком и продавленным в переносице носом, заросшее щетиной. Коротко остриженные волосы были черными, с необычным металлическим отливом, они казались жесткими, будто иголки. Из горла текла кровь, но не сильно, при такой ране ее должно быть больше. Кровь эта показалась Сотнику слишком темной — темно-красной и жирной, будто ее с мазутом смешали. И противогаз необычный: овальная резиновая маска с окулярами и хоботом крепилась на голове с помощью пары ремешков, крест-накрест сходящихся на затылке.

Он потянулся к оружию незнакомца, слыша вой милицейской сирены где-то вдалеке.

Что за странная штука? Обмотана не то полосками кожи, не то плотной тканью, с длинной густой бахромой. Она заколыхалась, когда Игорь поднял ружье. Кожаный ремешок с железной пряжкой. А под стволом что, шомпол?.. Нет, не шомпол — металлический штырь, наискось выходящий из цевья, тянулся вдоль ствола так, что дальний конец почти касался его. В том месте из ствола торчал короткая проволочка, ее и штырь разделяли пара миллиметров, не больше.

Сотник заглянул в ствол. Он состоял из столбика металлических катушек с аккуратными рядами тусклой проволоки, катушки были нанизаны на тонкий стержень из голубоватого камня, похожего на мрамор, но с необычным стеклянным отливом. Он, что ли, испускает молнию? Что за минерал такой… Игорь вдруг сообразил: это разрядник. После нажатия на спусковой крючок между «шомполом» и проволокой проскакивает искра, и тогда из стержня между катушками вырывается алая молния.

Получается, он держит в руках электроружье? Или какое-то «пьезо»?..

Боря захрипел, и это вывело Игоря из ступора.

Он вскочил, перекинув через плечо ремень электроружья.

Звук милицейской сирены стал громче. И не одна там была сирена — вторая звучала где-то позади, а третья справа, за домами. Вокруг кричали, плакали, по площади кто-то опасливо шел к зеленому облаку, из магазина выбирались ошалевшие люди.

Сотник знал это место — его квартира была кварталах в пяти-шести отсюда.

Он сунулся в кабину, достал валяющийся позади кресел плащ-дождевик, снова выпрямился. Глянул на мертвого Степу, на дергающегося Бориса, на незнакомца. Посмотрел на изумрудное облако и на небо, по которому бесшумно скользнула длинная ветвящаяся молния.

Игорь Сотник был человеком приземленным. Никогда не любил фантастику, отродясь не верил в инопланетян, чертей, экстрасенсов, телепатию, сглаз и ведьм — ни во что не верил, хоть немного выходящее за рамки обыденного. И сейчас он не думал о том, что это за серолицый человек в противогазе и откуда взялось светящееся облако над перекрестком. Игорь размышлял о другом: произошло что-то плохое. Скоро начнется паника — да нет, какое там «скоро», если происшествие на перекрестке и странное облако видели пока немногие, то небо, этот удивительный зеленый купол заметили все — значит, паника уже началась. А что такое паника в крупных городах? Он видел ее в Батуми и Тбилиси — это было страшно. Надо найити жену можно быстрее.

Вверху зарокотало, и он вскинул голову. Сработали рефлексы: Игорь присел, подняв автомат, готовый стрелять. Низко над крышами домов летел гражданский вертолет. Как-то криво летел — так бывает, если снаряд попадет в хвостовую штангу и повредит малый винт, но тут снаряд не при чем, дыма-то нет.

Машина зарылась носом, корпус под бешено рубящими воздух лопастями начал вращаться. Игорь вскочил. Вертушка врезалась в жилой дом на высоте пятого этажа, пробила его и застряла наполовину внутри, наполовину снаружи. Вниз посыпались обломки кирпичей, дым и языки пламени поползли вдоль стены, облизывая окна.

На другом краю перекрестка показалась милицейская машина с мигающими огнями на крыше. Игорь схватил автомат Бориса, пистолет Степы, вытащил из пенала на кобуре запасной магазин, нацепил плащ мертвого водителя автозака и, локтем прижимая электроружье к боку, спрыгнул с кабины. До квартиры, где с больным отцом сидела Тоня, отсюда было минут двадцать, не больше.

III

Интересно, какую площадь оно накрывает?

Кир остановил «копейку» на краю Садовнической набережной, вышел и задрал голову с зажатой в зубах сигаретой. Снизу трудно понять, но кажется, что самая высокая часть купола находится где-то позади — то есть над научным центром в Подольске, правильно? И, судя по изгибу этого зеленого не-пойми-чего, купол закрыл всю Москву с большим куском области в придачу. От Подольска до… ну, скажем, до Пироговского водохранилища за Шерементьевым, которое, возможно, находится у северной границы купола, хотя это еще точно неизвестно, примерно километров шестьдесят, вряд ли больше. Говорили ведь ученые перед началом эксперимента что-то про коэффициент, равный шести — возможно, это значит, что теперь диаметр купола равен шестидесяти километрам? Может и нет, а может и так, все равно точней сейчас не подсчитаешь. Выходит, если взять Подольск за центр круга, а Пироговское водохранилища — за северный его край, то южный… Кир представил себе карту московской области и решил, что с юга купол простирается примерно до Серпухова. А что с запада и востока? Бронницы, Наро-Фоминск? Черт знает, он не мог вспомнить.

Хваленая дорогущая «инфинити» последней модели просто не завелась, в Подольске пришлось позаимствовать эту жуткую тачку, стоящую на краю тротуара с распахнутой дверцей — водитель, должно быть, когда все началось, с перепугу чухнул куда-то.

А собственно, что началось? — подумал он, садясь в машину и трогаясь с места. Что произошло? Эксперимент пошел наперекосяк после того, как упал трансформатор и порвались провода, выходит, это Кирилл виноват в происходящем? Или виновница — пуля, выпущенная лопоухим шпионом?

Слева тянулся Водоотводный канал, справа — невидимая отсюда Москва-река. По набережной между остановившимися машинами катило только всякое старье, вроде той тачки, в которой он сидел, ни одной более или менее дорогой иномарки. Вышли из строя все автомобили со сложной электронной начинкой, так получается?

Прикуриватель не работал, пришлось выуживать зажигалку из заднего кармана джинсов. Он выплюнул в пепельницу окурок, зажег новую сигарету. Так или иначе, кто бы там ни был виновен в произошедшем, Кирилл ехал обратно, в Москву. А что еще делать? У него было задание, он его выполнил, теперь надо доставить информацию Артемию Лазаревичу. Ну а дальше… Вот что дальше, он точно не знал. Как-то до сих пор все его планы на будущее не учитывали накрывший столицу зеленый купол, в котором иногда бесшумно проскакивают огромные, длиной в десятки километров, ветвистые молнии.

А после «Старбайта» надо валить из города. Только вот что если Артемий просто не отпустит Кирилла? Может не стоит к нему теперь ехать?

Кир подался вбок, выглядывая в окошко. По улице, быстро обгоняя его, катила военная колонна: бронетранспортер с пулеметом, за ним два тентованых грузовика. Кто там, солдаты, наверное, сидят? Куда это они?

Что вообще происходит?

Он ничего не понимал. Впрочем, как и все люди вокруг. В Москве царил хаос: большинство машин остановились, иногда он проезжал мимо тел на тротуарах, над одними хлопотали прохожие, на другие не обращали внимания. Поначалу Кир не мог сообразить, кто это там лежит, потом заметил, что большинство — пожилые, припомнил старика в переходнике между корпусами РТК и сделал вывод: это те, у кого сердечные стимуляторы. Их в последнее время по Москве стало много, когда недорогие, но качественные приборы начала выпускать одна столичная фирма, открытая совместно с японцами. И теперь стимуляторы вырубились, как и электроника его «инфинити». Этим же объяснялись неработающие светофоры и световые рекламы. То есть некоторые все же работали, но явно сбоили. Мобильник не пашет… и лэптоп, значит, тоже? Кирилл все не решался достать его, проверить. Лучше привести машинку к заказчику, вручить ему и сказать: вся инфа там, а как ее оттуда выуживать, это уж вы сами решайте.

Кирилл гнал машину в сторону Кремля. Дальше, за Рижским вокзалом, находился офис «Старбайта».

Кроме всяких «копеек», «жигулей» и древних иномарок ездили еще велосипеды да мотоциклы старых моделей. Горожане вывалили на улицы — еще бы, у них ведь небось телеки отключились, радио, ксероксы в офисах, сервера, компы…

Из подземного перехода, в котором находился выход со станции метро, вдруг с криком побежал народ. Люди падали, бегущие за ними спотыкались о тела, перепрыгивали… Следом покатились волны изумрудного света, и Кирилл от удивления разинул рот. Это что же получается — «галактика» появилась в переходе?! Ну дела! А ведь метро тоже остановилось, сообразил он, там же сплошная электроника! Но откуда под землей взялось изумрудное облако? Может, ошибка в эксперименте привела к тому, что они теперь в разных местах будут периодически возникать?

Между домами показались несколько милиционеров, бегущих навстречу толпе. Форменная рубашка на одном была порвана, подол ее выбился из брюк, левый погон телепался на ниточке.

Переход остался позади, и Кирилл трижды круто повернул, объезжая джип и два седана. Докурив сигарету, затолкал окурок в пепельницу. Датчик показывал, что топлива в баке едва ли пятая часть — хватит до «Старбайта» или нет? А может не ехать все-таки туда, может сразу к себе на квартиру, взять документы, деньги, а после вон из Москвы?

Кир крутанул руль, сворачивая на Садовнический проспект — и ударил по тормозам, увидев, что посреди него лежит на боку, упершись в асфальт лопастью, большой военный вертолет с подломленными шасси. Спиной к нему стояли, подняв оружие, три человека в военной форме. Хвостовая штанга продавила крышу небольшой легковушки, смяла ее в гармошку, рядом на асфальте лежала женщина, над ней присел четвертый вояка. Перед вертолетом стояли с десяток машин — не проехать.

Кирилл газанул, выворачивая руль, и покатил дальше вдоль канала. На другом берегу над крышами поднимался столб дыма — пожар где-то за Овчинниковской набережной. А вон, дальше, еще один, это в районе Пятницкой… И еще, далеко впереди, за Москвой рекой — да там вообще круто горит, вон какой дымяра!

С протяжным гудком мимо, в обратном направлении, пронеслась «ява» с коляской. В ней сидели двое детей, управлял взъерошенный мужик, за поясницу его обхватила женщина, на багажник позади были навьючены сумки. Следом проехал двухдверный «форд» с открытым багажником и выпирающим из него огромным чемоданом, потом — целое семейство на спортивных велосипедах. Это, наверное, такой инстинкт у людей: в случае опасности бежать из города. Кто порасторопнее, тот уже из Москвы рвется, а он наоборот… Нет, ему к Артемию Лазаревичу точно надо! Тот ведь из-под земли достанет и отбивную с кровью из Кира сделает, то есть не сам Артемий, а Лагойда, начальник его охраны, который полтора года назад пристегнул Кира наручниками к трубе и с удовольствием, явно читавшимся на щекастом лице, бил вплоть до появления шефа, делая это так, чтобы не оставлять следов в виде синяков под глазами или сломанного носа — все больше по почкам да по печени…

Кирилл съежился на сидении и втянул голову в плечи, припомнив тот эпизод своей жизни. Они с матерью еще ютились в крошечной квартирке в Ногинском районе, когда первыми своими мелкими аферами, связанными с индустрией сетевых азартных игр, он заработал денег, чтобы поступить в МГУ. А еще смог покупать дорогие лекарства и нанять сиделку. Мать, тогда уже почти не встававшая, радовалась, что сын нашел хорошую работу в столице, причем такую, которая оставляла время на учебу. Он соврал ей, что устроился программистом в международную фирму…

…И он действительно туда устроился. Но позже, когда мать уже умерла, и Кир, продав квартиру, снял другую, побольше, в Богородском районе. Решив, что хватит заниматься мелкими хакерскими аферами, он по поддельному паспорту поступил на работу в московское отделение консорциума «Старбайт» на должность младшего программиста в подотделе мониторинга международного рынка ценных бумаг. По его подсчетам, примерно две недели нужны были ему, чтобы вытащить из секретных недр хорошо защищенной корпоративной локалки нужные коды и увести деньги с одного из счетов консорциума.

Кирилл после этого дела рассчитывал стать обладателем семи с половиной миллионов долларов. Как раз были зимние каникулы, и он собирался управиться до начала занятий, а после, как ни в чем не бывало, вернуться к учебе, выполняя предсмертный завет матери, закончить универ.

Но не срослось. Оказалось — вот те на! — что служба внутренней безопасности консорциума следила за ним с того самого момента, как Кирилл устроился на эту работу. Что Артемий Лазаревич, видевший за компьютерным шпионажем большое будущее, уже знал про юного московского хакера, что он даже выписал из-за границы двух спецов, которые организовали такой плотный интернет-надзор, что каждый сетевой шаг Кирилла, каждый его клик был теперь известен олигарху. И даже в съемной квартире Кира висели мини-видеокамеры с прочими «жучками».

В общем, его взяли, как говорится, с поличным, после чего Лагойда хорошенько обработал его, а затем Артемий Лазаревич доступно объяснил: либо Кира убивают прямо в большом холодном подвале московского отделения и там же закатывают в бетон, либо он работает на олигарха. За деньги работает, за хорошие деньги, Артемий Лазаревич своих спецов любого профиля оплачивает щедро. Но — служит отныне Кирилл только ему. Никакого самовольничья, никаких левых контрактов, Артемию совсем не хотелось, чтобы его человек спалился на попытке выкрасть несколько миллионов из какого-нибудь западного банка, и следствие потом узнало, что преступник был связан со «Старбайтом».

Вот так все и началось. После первого знакомства с краснощеким Лагойдой Кирилл и стал заниматься катаной, поняв, что профессия хакера тренирует мозги, но не тело. Думать он умел хорошо, быстро, просчитывать алгоритмы развития ситуации и делать правильные выводы, но вот с физической подготовкой до недавнего времени был полный швах.

Вскоре Кир проехал мимо окруженного толпой милиционера, который что-то кричал людям, тыча пальцем в кнопку ручной радиостанции. Несколько раз по боковым улицам проносились машины с включенными сиренами. А ведь та военная колонна, давно укатившая вперед, двигалась в сторону Красной площади. Интересно, как у них броневик завелся? Хотя с виду какой-то неказистый был броневичок, обводы у него такие… допотопные. Может, вытащили его откуда-то со склада, списанный.

Старенькое радио в «копейке» шипело и плевалось помехами, сквозь которые иногда прорывались хрипящие голоса, но ничего толком Кирилл понять не мог. Он свернув на улицу Балчуг, потом резко взял влево — на Лубочный переулок, и потом сразу опять вправо. Впереди раскинулся Москворецкий мост, и Кирилл увеличил скорость, рискуя, что «копейка» просто рассыплется от натуги. Этот проезд был свободен, то есть по нему спешили люди, но для машины препятствия не было. Кир еще поднажал. Какая-то женщина бросилась с тротуара чуть не под колеса, размахивая руками и призывно крича. «Копейка» вильнула, объезжая ее.

И тут за домами, в той стороне, куда уехала военная колонна, что-то начало взрываться. Да бодро так, с огоньком. То есть в прямом смысле — далеко впереди мелькнули языки пламени. Съехав с моста, Кирилл притормозил, до середины опустил стекло и выставил наружу голову. И услышал сквозь шум мотора звуки выстрелов. Потом пространство между домами прочертили алые линии — будто тонкие прямые молнии били там.

Вскоре они пропали. Позабыв про «Старбайт» и Артемия Лазаревича, Кир вдавил газ, и древний движок сипло взвыл. Выстрелы стихли, зазвучали снова. По тротуару и по проезжей части навстречу бежали люди. Нарушая все правила, Кир повернул влево — и выкатил на Васильевский спуск.

По правую руку был собор Василия Блаженного, по левую Кремль. А между ними, низко над Красной площадью, висело большое изумрудное облако — очень большое, гораздо крупнее того, что появилось в лабораторном зале. Составляющие его дымные кольца вращались, отчего облако напоминало вытянутую овальную галактику. Какие-то силуэты то и дело возникали из зеленого марева, сначала расплывчатые, они быстро становились четче — горбатые не то звери, не то машины, еще — фигурки людей, и все это двигалось наружу, выходило из «галактики», растекалось вокруг нее. Ближе к Васильевскому спуску стоял знакомый броневик, башня его дымилась. Рядом горел перевернувшийся набок военный грузовичок, вокруг лежали тела. Со стороны ГУМа небольшой отряд солдат стрелял по тем, кто появлялся из зеленого облака, в ответ воздух прошивали алые молнии. Сухой треск и стук выстрелов сливались в шум того, чему до сих пор Кирилл Мерсер еще никогда не был свидетелем — в шум боя.

IV

Паника распространилась как-то очень быстро для такого большого города — хотя Игорь предвидел это. Изумрудный купол кого хочешь напугает, а когда позже он понял, что в Москве накрылись телевидение и сотовая связь, все окончательно стало ясно. Тем более, в некоторых местах начались пожары. Да еще и пальба, отзвуки которой доносились со стороны реки… В общем, кризисная ситуация налицо. Не иначе — начало войны, враг нанес удар по столице. Наверняка так решили большинство горожан. В подобных ситуациях у немногих людей открываются их лучшие стороны, смекалка, рассудительность, умение принимать верные решения в критических обстоятельствах, у других наоборот просыпаются худшие черты, агрессивность и злоба, а три четверти населения просто теряются, не понимая, что делать, паникуют и ждут указания властей.

Игорь бежал всю дорогу, и только возле дома перешел на шаг, увидев, что двери небольшого продуктового магазина на первом этаже сломаны. Изнутри донесся визгливый крик, потом что-то разбилось — и наружу выбежал мужик в драном пуховике явно с чужого плеча, спортивках с пузырями на коленях и растоптанных кроссовках без шнурков. Прижимая к груди несколько бутылок водки, он рванулся прочь по улице, а следом ломанулся еще один бомж — у этого в руках была палка колбасы и булка.

Из магазина показалась продавщица, а дальше Игорь не видел. Он нырнул в арку возле магазина и во дворе за ней увидел дворника Маргошу, открывающего двери своей железной будки возле гаражей. На звук шагов Маргоша оглянулся и заморгал на Сотника узкими монгольскими глазами. Что произошло с мужем Тони со второго этажа, все в доме, конечно, уже знали. Дворник удивленно потер ладонью щетинистый подбородок, но ничего не сказал и снова повернулся к будке.

Миновав два пролета, Игорь плотнее запахнул дождевик, чтобы не напугать Тоню висящим под ним оружием, и потянулся к звонку. Но не нажал — дверь была приоткрыта.

Он сдавил рукоять ПМ в кармане. Толкнул дверь и вошел.

Выпавшие из блокнота бумажки на полу, какой-то мусор, а вон валяется свалившаяся с вешалки куртка… Жена его была аккуратисткой, в доме всегда ни пылинки, каждая вещь на своем месте — что означает этот беспорядок? Здесь что, был обыск?

— Тамара! — позвал он. — Тоня! Леонид Викторович!

Двухкомнатная квартира была пуста. Кровать не застелена, одеяло смято, подушка вообще на полу лежит. Шкафы раскрыты, половины вещей нет. Сотник вошел в другую комнату, где жил тесть — там то же самое. Он поспешил на кухню.

Посреди кухонного стола лежала придавленная стаканом записка. Игорь схватил ее.

Торопливый почерк:

«Игорек! Я не знаю, прочтешь ты это или нет! Что-то плохое началось, не понимаю, что происходит. Папа говорит: война. За нами приехал дядя Миша с Леной. Они нас забирают, едем в Огурцово. Люблю тебя! Целую! Пожалуйста, приезжай, если сможешь. Я не смогла дозвониться до суда, чтобы узнать как…»

Следующее слово было неразборчиво, заканчивалось оно продавленной в бумаге кривой линией — и Сотник вдруг отчетливо представил себе, как живущий в соседнем подъезде бывший милиционер дядя Миша, старший брат отца Тони, еще крепкий, высокий, худой, решительный и донельзя самоуверенный, схватил ее за руку и потащил вон из квартиры вслед за женой, которая выводила его брата.

У Миши старая «тойота». И поехали они в деревню, где дом их отца, покойного деда Тамары. Это в двухстах километрах от МКАДа.

Надо за ними.

Но прежде он зашел в комнату тестя и включил телевизор. Отыскал дистанционку в складках одеяла, стал щелкать. Первые пять каналов — ничего, мертвый черный экран. По шестому шел «снег», белая шипящая пелена.

Снаружи донесся слабый крик, возгласы и звуки ударов. Окно кухни выводило во двор, и Сотник бросился туда. Выглянув, побежал на лестницу, даже не заперев дверь. Ссыпавшись по ступеням, выскочил во двор — там трое наголо бритых парней в камуфляжных штанах, кожаных куртках и берцах били Маргошу.

Дворник, успевший раскрыть будку, где стоял старый «Иж», лежал на боку, коленями прикрывая живот, а руками — голову. Парни молотили его довольно умело, двор наполняли неприятные чавкающие звуки, сопение и стоны.

— Прекратить! — гаркнул Сотник, шагая к ним.

Бритые оглянулись.

— Отвали! — бросил самый здоровый, с большой серебряной цепью поверх черного свитера. На цепи висел православный крест такого размера, что еще немного, и на нем действительно можно было бы кого-нибудь распять.

Они снова повернулись к Маргоше, пытавшемуся заползли в дворницкую, и здоровяк врезал ему носком ботинка по затылку.

Откинув полу плаща, Игорь выставил из-под него ствол «калаша» и дал короткую очередь им под ноги. Пули взломали старый рыхлый асфальт. Двое отскочили, здоровяк снова развернулся, из рукава его куртки будто сама собой выпала, раздвинувшись, черная телескопическая дубинка.

— Брат, — начал он, приглядевшись к Сотнику, — ты же русский, я вижу. Чего за хача заступаешься? Ты не видишь, что они нам устроили?! — Он ткнул пальцем в бледно-зеленое небо, по которому высоко над крышами бесшумно скользнула изумрудная молния.

Сотник, подняв ствол выше, кивнул:

— Я-то русский, а ты — чмо подзаборное. Пошли вон отсюда!

Здоровяк, зло выдохнув, качнулся к нему и тогда Игорь дал одиночный ему в колено.

Когда остальные двое уволокли ревущего от боли, навсегда охромевшего вожака, Сотник подошел к Маргоше. У дворника на виске была большая ссадина, на затылке волосы потемнели от крови, нос и губы разбиты. Игорь втащил его в дворницкую, посадил под стеной, присел рядом и сказал, заглянув в мутные глаза:

— Извини, не могу тебе сейчас помочь. Мне жену надо найти. Она беременная, ее увезли… Должен их догнать. Поэтому я твой мотоцикл возьму, ладно?

Он выпрямился. Маргоша что-то попытался сказать, подняв руку, потянулся к Сотнику, и тот побыстрее отвернулся, чтобы не видеть этого. Сжал зубы до боли в челюстях. Чем он от тех бритых отличается, если бросает тут раненого старика, мотоцикл его забирает? Вполне возможно, что на смерть бросает, ведь неизвестно, что будет дальше в Москве, а без своего «ижа» Маргоша отсюда не выберется…

Тем отличается, что у него жена с послеинфарктным отцом на руках и ребенком в животе.

Подумав об этом, Игорь с ожесточением завел мотоцикл и выкатил из гаража. Повернул в арку, пронесся через нее и снова резко повернул.

Он без приключений миновал несколько кварталов, а потом из арки жилого дома на дорогу впереди выехала дизельная машина. Что она именно дизельная, можно было судить по черным выхлопам, воняющим солярой. Выглядела машина необычно: сколоченная из досок и листов железа телега с высокими бортами, вместо руля — длинный, изогнутый в виде буквы «Г» рычаг. Сотнику почему-то на ум пришло слово «тачанка».

В дизельной тачанке находились трое: впереди водитель, сзади, за пулеметом с толстым стволом, стрелок, а посередине, в накрытом шкурами кресле, облаченный в меха толстяк. Первые двое были одеты во что-то темное и кожаное, лица скрыты под противогазами вроде того, который Игорь уже видел. А на толстяке — темно-красная маска с большими окулярами и очень толстым коротким «хоботом», напоминающим кабанье рыло. В руках его была железная палка с набалдашником.

Игорь, несшийся прямо по середине пустой улицы, начал тормозить. Человек в кресле обратил к нему уродливое рыло и показал на мотоциклиста своей палкой. Стрелок навалился на пулемет, разворачивая его, но пока он это делал, водитель поднял ружье со спицей разрядника под коротким стволом.

Сотник, выжав рукоять газа, резко повернул. Алая молния прошила воздух у плеча, он пролетел мимо тачанки и нырнул в арку, из которой она появилась.

Сзади донесся глухой возглас — первый звук, который Игорь услышал от гостей из зеленого облака — застучал пулемет, но мотоцикл уже преодолел арку и снова резко повернул.

Он пронесся через большой двор, выскочил в просвет между домами на другой стороне и увидел впереди хвост большого отряда. Замыкала его пара животных размером с быка, с короткими кривыми рогами и тремя горбами на спинах. Между горбами сидели люди в противогазах, передний держал вожжи, привязанные, насколько смог разглядеть Игорь, к концам рогов. Чуть впереди ехала почти точная копия дизельной тачанки, только накрытая покатым железным колпаком с прорезями, из которых торчали стволы. Между животными и машиной шли, растянувшись большим полукругом, люди в темной коже, и гнали перед собой толпу москвичей.

Игорь поднажал. Несколько чужаков оглянулись. От толпы отделился молодой парень в джинсах и майке, рванулся в сторону, под прикрытие растущих на краю улицы деревьев. И тут же в спину ему впилась алая молния, показавшаяся Игорю более слабой, тонкой и бледной, чем та, которой был убит конвоир автозака. Беглец рухнул лицом вниз и задергался. Несколько чужаков направили стволы на Сотника, и он снова повернул.

После этого люди в противогазах на глаза ему долгое время не попадались, зато он дважды проезжал мимо изумрудных облаков, причем одно висело далеко вверху, над крышей шестнадцатиэтажного дома, а второе, совсем небольшое, приткнувшееся над тротуаром возле пешеходного перехода, подернулось мутной рябью, свернулось в клубок и пропало прямо на глазах Игоря.

Сворачивая в арку одного дома, он увидел впереди двоих, бегущих навстречу — в камуфляже, бронежилетах и касках, с автоматами. Один, веснушчатый, тащил на спине катушку, разматывая провод, другой нес телефон, старый добрый армейский ТА-57. Игорь резко затормозил, соскочил с мотоцикла.

— Стой, боец! — он схватил конопатого за рукав. — Что происходит? Кто напал?

Они подняли автоматы, и Сотник сильно хлопнул по одному стволу ладонью.

— Кто нас атакует?! — повторил он. — Доложить по уставу!

Командирский тон сработал. Связисты опустили оружие, подтянулись.

— Ты, — Игорь ткнул пальцем в телефониста, — на улицу! Наблюдать! А ты докладывай. Кто на Москву напал?

— Не знаем… Мы связь тянем. Радио отрубилось.

— А коммутаторы? Коммутаторы между частями! По Москве их столько…

Конопатый мотнул головой. Видно было, что ему не до того, и он докладывает лишь потому, что у незнакомого мужика армейские замашки — вдруг окажется какой-нибудь подполковник, потом проблем не оберешься, если сейчас послать его.

— Не пашут! Бронетехника — и та встала, не заводится.

— Кто противник? Численность, как действует?

— Неизвестно… — начал связист и запнулся. Сглотнув, перестал тянуться по стойке «смирно», ссутулился, весь как-то сморщился, будто воздушный шарик, из которого вышел воздух, и тогда стало видно, как на самом деле напуган и растерян боец.

— Никто ничего не знает! Противник… эти… они первым делом военные объекты зачищают. Мы из части еле прорвались. Они нас окружили, мы оборону заняли согласно боевого расчета… Посыльные до командиров не вернулись — никто! В части только дежурный командует, он вообще голову потерял…

— Серега! — позвал телефонист с улицы.

— Товарищ… э…

— Капитан, — машинально ответил Сотник, пытаясь переварить сбивчивый доклад связиста.

— Товарищ, капитан, у нас боевая задача. Нам в генштаб надо, мы провод туда тянем. Связь нужна!

— Свободен! — Игорь махнул рукой, и боец кинулся на улицу, придерживая бряцавшую на заду катушку.

Игорь снова уселся на мотоцикл. После этого были кварталы, станции метро, парк, бегущие люди, аварии, паника, хаос… Когда уже начало вечереть, он увидел впереди канал, мост через него и «тойоту» дяди Миши перед мостом.

Дорога впереди поворачивала, наклонной сбегая по гребню длинной кривой насыпи, и достигала моста, который находился сейчас внизу слева от Игоря. Чтобы попасть туда, надо было либо спуститься по крутому земляному склону, либо ехать по асфальту, следуя плавному изгибу дороги.

«Тойота» стояла поперек нее с раскрытым капотом, преградив путь древнему «икарусу», в окнах которого маячили лица людей. Дверь со стороны водителя раскрыта, перед ней — дядя Миша с ружьем в руках.

Игорь привстал, увидев это. Ну да, Миша ведь охотник, имеет разрешение на оружие. Мотор у него перегрелся, и он не долго думая тормознул автобус, под дулом ружья заставил водителя принять новых пассажиров.

А вот и тетя Лена ведет под руку отца Тони…

А потом появилась и она сама — выскочила из-за автобуса им навстречу, должно быть, переносила сумки из «тойоты». Округлившийся живот ее был виден даже отсюда. Тоня бросилась к тетке, подхватила отца с другой стороны.

Сейчас я их догоню, решил Игорь, пара минут всего!

За мостом, возле березовой рощи, что-то мигнуло зеленым. Он уставился туда, увеличивая скорость. Раньше овальное облако было скрыто деревьями, а теперь открылось взгляду — как и отряд чужаков, что приближался к противоположному концу моста. Некоторые шли пешком, другие ехали на горбатых животных.

Лена и Тоня с отцом почти обогнули автобус.

— Стойте! — заорал Сотник. — Миша! Тамара! Стойте!!!

Троица исчезла из виду. Игорь, не прекращая орать, выжал газ. Дядя Миша оглянулся, поднял голову, Игорь замахал рукой, приподнявшись — нет, не увидит, дядя близорукий, но носить очки считает ниже своего достоинства. Погрозив водителю ружьем, дядя Миша побежал вокруг автобуса.

За каналом отряд чужаков достиг дороги: две пары животных, но не таких здоровых, как те, что шли позади толпы москвичей, у этих было по два, а не по три горба. Впереди примерно с десяток пеших и тачанка-броневик, то есть телега, накрытая железным колпаком. Над ним выступала клепаная квадратная башня, из нее торчал широкий ствол.

Автобус тронулся с места и стал объезжать «тойоту».

— Подождите!!!

Сжимая рулевую вилку одной рукой, Игорь стянул с плеча плащ, потом ремень «калаша». Снова надел плащ, ремень перекинул через голову.

Миновав брошенную машину, автобус поехал по мосту, и тогда Сотник резко повернул. Слетев с края дороги, мотоцикл понесся по крутому земляному склону — напрямик к мосту, подпрыгивая на кочках. Ветер засвистел в ушах, все вокруг закачалось, затряслось.

Когда склон закончился, он снова повернул — и выкатил на мост. Автобус уже достиг его середины.

Игорь не увидел, что произошло. До него лишь долетел раскатистый звук, как бывает, когда издалека слышишь орудийный выстрел. Автобус круто свернул. Вдоль бортов его поток воздуха распластал языки дыма.

Пробив ограду, машина тяжело перевернулась через край и упала в воду.

Игорь с криком повернул за ней. Автобус не утонет за несколько секунд, внутри воздух, и пока он выйдет наружу…

Мелькнула алая спица, заднее колесо мотоцикла взорвалось.

За спиной металл заскреб по асфальту, взлетел фонтан искр. Игорь оттолкнулся, чтоб не придавило ногу, мотоцикл упал набок, и он покатился в сторону. Вскочил, услышал звук выстрелов и снова упал. На локтях подполз к мотоциклу, прикрываясь им, выставил автомат, дал очередь. Надо прыгать за автобусом, но до края моста несколько метров, а он здесь, как на ладони!

Патроны в магазине закончились. Скинув плащ, Игорь передвинул из-за спины электроружье и попробовал подняться, но воздух вокруг прошили алые разряды разной толщины: совсем тонкие, будто волос, едва различимые в теплом вечернем воздухе, и потолще — такие же, как тот, который убил конвоира. Один разряд ударил в мотоцикл, кожаное сидение разлетелось ворохом обугленными лепестков.

Автобус тонет! Вместе с Тоней и ребенком!

Он вдавил курок чужого оружия — тот оказался непривычно тугим, а выстрел произошел с задержкой примерно в секунду. Алая молния вонзилась в бок горбатого животного впереди, и тот прорвался, как слишком туго набитый мусорный пакет. Какая-то влажная бурлящая каша вывалилась из него. Животное глухо замычало, передние, потом задние ноги подогнулись. Сотник вскочил, подняв мотоцикл, поволок его к краю моста, пригнувшись, прячась за машиной. Переднее колесо исправно крутилось, сзади крыло скрежетало по асфальту. Мотоцикл содрогнулся, когда в него попали сразу два или три разряда, и рассыпался под его руками, но Игорь был уже на краю и прыгнул.

Автобус почти затонул, из воды торчал только угол кузова. Он оказался прямо под Сотником.

В последний момент он поджал ноги — и врезался в металл коленями. Боль прострелила бедра, позвоночник, добралась до черепа, взорвалась перед глазами фейерверком искр. Должно быть, этот удар стал последней каплей — взбурлил воздух, и автобус пошел на дно. Игорь закричал, захрипел, ударяя по воде руками. Мир потемнел, он тоже начал тонуть. Быстрое течение понесло его прочь от моста.

V

Но больше всего Кир удивился, когда эта штука сработала.

К тому времени успело стемнеть, и он переместился поближе к Красной площади. Туда прибыли еще несколько грузовиков с военными, а вышедшие из «галактики» люди заняли круговую оборону. Чтоб не схлопотать шальную пулю, Кирилл укрылся в подъезде многоэтажного дома, откуда выглядывал сквозь разбитое окно в двери.

Про Артемия Лазаревича он больше не думал. Ночью купол вверху пригас и цветом стал напоминать влажную тину. Молнии изредка пробегали по нему, похожие на колоссальные деревья с толстыми извилистыми стволами, которые распадались на пышные кроны разрядов и осыпали московские крыши дождем изумрудных стрел.

В темноте овальное облако над Красной площадью светилось мягким светом, волны сияния пробегали по мостовой вокруг и по лагерю появившихся из «галактики» чужаков. Про себя Кирилл окрестил зеленое облако порталом, потому что… ну, в конце концов, потому что смотрел же он фантастические фильмы и читал какие-то книжки, пусть и не очень много! И понимал: сейчас фантастика вторглась в реальность, прямиком в его жизнь.

Чужаки действовали слаженно, будто проделывали подобное уже много раз. Кириллу показалось, что даже порядок их прохождения через портал был неслучаен и отработан заранее.

В начале, насколько он смог понять, хотя произошло это еще до его появления на Васильевском спуске, из портала выехали несколько небольших подвижных машин, издалека напоминающие обычные телеги с высокими бортами, но без лошадей. На каждой стоял пулемет, вместе с телегами появились пешие. Они рассыпались вокруг облака, защищая его от атаки военных, прибывших на грузовиках.

Под прикрытием этого мобильного отряда выехали броневики — те же телеги, но побольше и накрытые железными колпаками. Броневики поставили вокруг портала, из бойниц в железных бортах началась стрельба.

К тому времени появились еще солдаты. Кир подумал, что если бы электроника действовала, тут были бы уже вертушки, а то и самолеты, и от лагеря чужаков осталась бы дымящаяся дыра в мостовой. Но отсутствие тяжелой техники было пришельцам очень на руку.

Между броневиками быстро расставили невысокие железные столбы на решетчатых подставках, на которых крепились плоские темные щиты.

Ночь накрыла Москву, над городом гремела канонада. Обычная иллюминация на площади не работала, и видно было плохо. Отдельные вспышки озаряли место сражения, по Ильинке подтянулись новые грузовики с солдатами, и вдруг по лагерю чужаков начали вести огонь со стены Кремля и из Спасской башни. Может какой-то внутренний кремлевский гарнизон? Кирилл не знал, как там охраняется Кремль и сам президент.

Хотя ведь президент сейчас не здесь, вспомнил он. Вместе с премьер-министром и кем-то там еще из правительства укатил с визитом… черт его знает, с каким-то визитом куда-то укатил — он отродясь политикой не интересовался и новостей по телеку не смотрел.

И тут из портала появилось нечто новое.

Сначала на фоне изумрудных волн показалась пара приземистых машин, явно не броневиков… Вскоре стало ясно, что это не машины, а животные. Кир даже голову выставил в окно, наблюдая за происходящим. Твари походили разом на лошадей, быков и верблюдов. Круглые головы с кривыми рогами, горбы на спинах; шли они на расстоянии метр три друг от друга, между ними висело выгнутое книзу коромысло, на нем покоился конец длинной балки. Животные, которых вели на поводу двое чужаков, уже шагали по Красной площади, а дальний конец балки все еще оставался в портале.

Наконец из зеленого тумана показалась вторая пара «быков», несущих такое же коромысло, на котором покоилась дальняя часть балки, оказавшейся длиной этак с пятиэтажку, а за ними еще несколько упряжей, они везли другие массивные части — вот только части чего, Кирилл пока понять не мог.

А потом понял. Это была катапульта! Причем с дизельным приводом. Чужаки очень сноровисто собрали ее на уложенной прямо на мостовую массивной раме. Взревел двигатель, из толстой выхлопной трубы трубы ударил дым, медленно согнулась кривая балка, в глубокой чаше на конце которой лежало нечто массивное, угловатое…

Вспыхнул огонь, мотор стих, труба снова выплюнула клуб дыма, и балка с протяжным стоном распрямилась.

В сторону Кремля полетел ком огня размером с мусорный бак. Что это было, Кирилл не понял, но ударившись о вершину Спасской башни, прямо в окаймленный золотым кругом черный циферблат, ком расплескался липкой жгучей субстанцией, и башня загорелась.

Еще три выстрела — и горело уже на стене Кремля, а потом вспыхнуло и за ней.

Любишь или не любишь ты правительство, как не относишься к текущей политике, к коррупции и прочим прелестям неразвитой демократии, Кремль остается для тебя центром российской державности, сердцем государства. И пожар в нем, и вид Спасской башни, ставшей огромным факелом, в огне которого едва проглядывает медленно кренящейся набок темный силуэт шпиля со звездой, вызывает оторопь, переходящую в ужас — ощущение конца мира, вселенского Армагеддона.

Кирилл был так заворожен этой картиной, боем на Красной площади и пожаром в Кремле, что не сразу услышал звуки, доносящиеся с другой стороны.

В этот момент из зеленого тумана начал выступать массивный угловатый корпус, но Кирилл не успел разглядеть, что это там еще пожаловало из портала — когда к топоту ног и шуму двигателей добавились крики ужаса, он повернул голову в другую сторону. От моста бежали люди, за ними катили пять машин — впереди три «телеги», дальше два «броневика» — и вели огонь по беглецам.

Люди падали; одни, ничего не соображая от ужаса, бежали прямо по центру улицы, другие сворачивали к домам.

Выходит, пришельцы появляются не только из портала на Красной площади? Кирилл ведь видел изумрудные волны, льющиеся из подземного перехода… Значит, через эти небольшие, возможно — временные порталы чужаки тоже могут проходить?

К подъезду, где прятался Кирилл, устремились трое: женщина, мальчик лет двенадцати и высокий старик. Следом повернула телега. Кирилл раскрыл дверь и призывно замахал рукой. С телеги выстрелили.

В сражении на Красной площади он часто видел прямые алые молнии, вылетающие из расположения чужаков. Они стреляли какими-то непонятными разрядами, но, кажется, не только ими — обычное, «пулевое» оружие у них тоже было, и этот выстрел был произведен из него.

Старик вскрикнул и упал лицом вниз. Женщина завизжала, споткнулась, мальчишка схватил ее за руку и они влетели в подъезд.

Тачанка неслась следом. Кирилл захлопнул дверь. Перед ним стояла довольно молодая, хорошо одетая гражданка с большими серьгами в ушах и ярким макияжем на лице. Тушь потекла, образовав темные пятна под глазами, помада смазалась. Ее сын был в костюмчике, белой рубашке и галстуке-бабочке.

— Вы кто?! — крикнула женщина.

— Прохожий просто, — поспешил успокоить ее Кирилл. — Вы в этом доме живете?

— Мы на третьем, — ответил мальчик.

— Другой выход из дома есть? Во двор? Да быстрее, эта штука за вами едет!

— Нету, нету!

Кирилл снова выглянул. Телега приближалась, в передней части ее торчал треугольный таран, сваренный не то из рельс, не то из толстых железных «уголков».

Застучали ноги по ступеням; когда Кирилл обернулся, женщина с мальчиком уже бежали вверх по лестнице. Не зная, куда еще деваться, он бросился за ними и догнал только на третьем этаже, когда женщина трясущимися руками пыталась открыть дверь. Она дикими глазами глянула на Кира и выронила ключи.

— Мама, дай я! — закричал мальчик.

Оттолкнув ее, он поднял связку. Кирилл, тяжело дыша, остановился рядом.

— Уйдите отсюда! — выкрикнула женщина, и тут по лестнице покатился грохот — телега проломила дверь.

— Быстрее открывай! — зашипел Кирилл мальчишке, который тыкал ключом в замочную скважину. — А вы — молчите! Ни звука! Они могут по лестнице за нами…

Мальчик раскрыл дверь, женщина взвизгнула:

— Не входите! Прочь отсюда!

Оттолкнув ее, Кирилл прыгнул внутрь, пихнул мальчика перед собой, развернувшись, схватил женщину за плечи, втащил в квартиру и закрыл дверь. Не захлопнул, а именно закрыл, тихо щелкнув замком.

Снаружи донесся звук шагов. Что-то клацнуло. Еще раз — немного громче. Наверное, оружейный затвор… Пятясь в темный коридор, Кирилл оглянулся. Большая квартира, трех или четырехкомнатная, отсюда он видел край просторной кухни, дорогую ковровую дорожку в гостиной, на стене — массивные ходики под старину.

— Тихо все! — шепотом сказал Кир. — Они поднимаются!

Женщина прижалась спиной к стене. Мальчик зашептал:

— Мы видели, как они людей хватали и бросали в свои машины.

— Бросали в машины? — переспросил Кирилл, отступая вслед за ним в гостиную. Женщина оставалась на месте и глядела на непрошеного гостя так, словно боялась его больше непонятных людей снаружи. Казалось, она едва сдерживается, чтобы не упасть на пол и не забиться в истерике.

— Идите за нами. — тихо позвал ее Кир, но она помотала головой и закусила губу. — Послушайте, я такой же человек, как вы, спасаюсь от этих… Вы не меня, а их бойтесь!

Из глаз ее потекли темные от туши слезы, она закусила нижнюю губу и мелкими шажками пошла следом за Кириллом и сыном, которые остановились посреди гостиной. Доносящиеся снаружи звуки стихли на площадке третьего этажа.

— Что это значит? — спросил Кир у ребенка. — Зачем они их в машины свои бросают? Малыш, а ты не перепу…

— Сам малыш! — оскорбился мальчик и добавил насуплено: — Брат с отцом на рыбалке сейчас, а то бы они этим надрали задницы.

— Костя! — пискнула его мать.

— Я правду говорю! Эти, которые на машинах, они тетьку одну схватили и в машину на дно бросили. И там другие люди лежали. Они их в плен берут!

На лестнице стояла тишина, шум на улице тоже стих, хотя звуки сражения доносились с Красной площади.

Потом из-за двери донесся неразборчивый шум.

Вздрогнув, женщина прошептала:

— Что с нами будет?

— Мне их цель непонятна, — сказал Кир. — Говоришь, в плен берут? Зачем?

— Чтоб сожрать! — уверенно объявил Костя.

Мать в ужасе уставилась на него.

— Что ты говоришь?!

— И кто это, по-твоему, такие? — уточнил Кирилл.

— Сталкеры, — сказал мальчик.

— Кто? Почему?

— У них же противогазы. Это Темные Сталкеры, мутанты из Зоны.

— Из какой Зоны? — еще больше удивился Кирилл.

— Вы что, «Сталкера» не читали? Они — мутанты, фанаты Черного Монолита. Они сюда попали через эти… через тоннели в пространстве — прямо из Зоны, из Чернобыля!

— Костя… — слабо начала мать.

Ручка входной двери задергалась, громко застучала.

Кирилл подался к женщине, вытянув руку, чтобы зажать ей рот, но не успел — она завизжала.

— Бежим! — Оттолкнув их в разные стороны, Кир бросился к прямоугольнику балконного окна. Распахнув дверь, выскочил наружу и выглянул через ограду из литых чугунных столбиков.

Снаружи был двор. Фонари не горели, но Кир разглядел аккуратные ряды кустов, асфальтовую дорожку и гаражи. Третий этаж — невысоко. И ограждение такое… Можно перелезть, схватившись за столбики, повиснуть, чуть раскачаться — и спрыгнуть на балкон второго этажа. Потом на первый, а дальше уже во двор.

Во входную дверь ударили, после чего снаружи донесся глухой голос. Что-то очень странное он говорил — вернее, странным казался сам язык, которому принадлежали слова. Половину их Кир вроде бы узнавал, но другая была незнакомой, да и те, что знакомы, смешивались в такую кашу… Голос за дверью напугал его больше всего остального — от этой странной тарабарщины, включившей в себя, как он решил, сразу несколько земных языков вроде русского, казахского, монгольского и кого-то не то японского, не то китайского, мороз шел по коже и подгибались ноги.

Дважды снаружи прозвучало нечто вроде «вархан» или «варханы», а потом новый удар сотряс дверь.

— Сюда идите! — позвал Кирилл, перебрасывая ногу через ограждение.

— Мама, за ним давай! — приказал Костя.

Мальчик показался на балконе, таща женщину за собой.

— Константин, я на нижний балкон спрыгну и там твою мама приму, а ты за ней лезь, понял?

— Хорошо, только вы ее хорошо держите, чтоб не упала!

— Костя, я не полезу! — закричала женщина. Кирилл уже висел, раскачиваясь, недалеко под ним серел прямоугольник другого балкона. — Я не могу, Костя, прекрати!

— Мама, лезь!!

— Нет!!!

В паузе между криками донесся скрежет замка, в котором проворачивали что-то металлическое, а потом и стук двери, когда она, распахнувшись, жахнула ручкой по стене прихожей.

ИЖенщина снова завизжала. Кирилл прыгнул, ударился о бетон ступнями и опрокинулся на задницу. В копчике хрустнуло, он вскрикнул от острой боли, но заставил себя подняться и заорал: «Вниз!», вытянув руки над головой.

Костя таки заставил мать перелезть через ограждение, она повисла, сверху возникла голова мальчика, но он тут же с испуганным криком пропал из вида, а женщину рывком втянуло наверх, мелькнул подол юбки, ноги в туфлях с тонкими каблуками — и она исчезла вслед за сыном.

Кирилл полез через ограждение. Вверху появились три темных головы, лиц он не разглядел, зато увидел ствол, блеснувший в отблесках пожара, льющихся с Красной площади.

Из ствола вниз ударила молния, жгут алого света врезался в балкон. Он обрушился, следующий тоже, и Кирил оказался на груде обломков на земле. Куски бетона и оплавленная арматура посыпались на него, Кир покатился в сторону. Оказавшись на земле, встал на четвереньки. Озаренная багровыми всполохами ночь качалась и гудела набатом. Кир поднялся, шатаясь, побрел вдоль стены, с каждым шагом двигаясь все быстрее. Побежал. Перепрыгнув через кусты, сообразил, что на плече его больше не висит сумка с лэптопом. Сбившись с шага, упал — возможно, это его спасло, протянувшийся с балкона алый разряд ударил в землю прямо перед ним. Кира осыпало горячей землей. Поднявшись, он обежал появившуюся впереди воронку и нырнул за угол дома.

Он не помнил, где оставил сумку — то ли положил ее на пол в подъезде, наблюдая за событиями у Кремля, то ли забыл на балконе, когда перелезал через перила. Без сумки к Артемию Лазаревичу идти нет никакого смысла. Да и с сумкой, наверное, его уже тоже нет…

Что теперь делать?

Кирилл оглядел темную улицу. Кажется, фонари не горели по всей Москве. И реклама погасла, и вывески. Во тьме, наполнившей столицу, нарушаемой лишь отблесками пожаров да редким светом фар, слышались выстрелы, крики, шум моторов, стоны раненых…

И голоса, говорящие на чужом, пугающем языке.

Иногда в небе бесшумно проскальзывали огромные молнии, призрачно-зеленый свет облизывал крыши домов. Кир побежал по краю улицы, готовый при любом намеке на опасность нырнуть в подъезд или во двор. Надо домой, за деньгами и документами, но главное — за рюкзаком, продуктами, за ножом, фонариком и за своей катаной. А после… Пироговское водохранилище ничем не хуже других направлений. Значит, он направится туда, чтобы выйти из-под купола.

Если выход есть.

Глава 2
ПОПЫТКА К БЕГСТВУ

I

Кир часто представлял себе окружающий мир в виде кода, компьютерной игры, под текстурами которой скрыты сложные формулы. И сейчас там что-то нарушилось, пошло в разнос. Что-то в большой игре под названием «Москва» сбоило.

Глядя из окна на темную улицу, он хорошо чувствовал это. Слышались отзвуки далекой канонады — казалось, бои идут сразу в нескольких местах, со всех сторон. Вспышки зарниц высвечивали силуэты домов.

Фонари, реклама, вывески ночных заведений — все погасло. Изредка во тьме внизу ему чудилось быстрое движение, словно там пробегал одинокий перепуганный прохожий, торопясь покинуть враждебную улицу. Иногда стены домов отражали эхо далеких криков.

Отвернувшись от окна, Кирилл шагнул к столу с компьютером и включил галогенный фонарик. Возле клавиатуры валялись обрывки бумаг, пробки из-под пивных бутылок, сломанные спички, которые он имел привычку грызть во время работы, и цветные карандаши. Посреди всего этого красовалась пепельница, набитая окурками. Серебристую раму монитора облепили стикеры с торопливыми надписями. Присев на край кресла, он вдавил кнопку на системном блоке, вспомнил, что электричества нет, чертыхнулся и полез в ящик за вторым лэптопом. Зевнув, широким движением руки сбросил со стола мусор. Отодвинув клавиатуру, поставил на ее место лэптоп, раскрыл и включил… Да только тот не включился — накрылся лэптоп, как и большинство более-менее сложных электронных приборов. Кирилл оттолкнув его, хмурясь. Встал и, освещая себе дорогу фонариком, направился в кладовку возле кухни.

Но по пути остановился, когда из-за входной двери донеслись шаги. Послушал пару секунд — и перевел дух. Нет, эти звучат совсем не так, как те, что они слышали с Костей и его мамой. Те казались опасными, а эти — торопливыми и напуганными. Зазвучал женский голос, ему ответил мужской. Щелкнул замок, женщина заговорила громче: «Павел, я не хочу уезжать!» Мужчина ответил пренебрежительно: «Ну и сиди тут, я сам поеду». Кир признал голоса соседей, молодой зажиточной пары. «Но ведь машина не завелась!» — уже громче, истеричнее сказала женщина. Теперь интонациями она напоминали маму Кости. «Разберемся» — прозвучало в ответ. Дверь в их квартиру захлопнулась, и дальше Кирилл не слышал.

Поставив фонарик на пол кладовки так, чтобы он светил вверх, Кирилл присел на корточки возле полок и вытащил с нижней рюкзак, который купил когда-то, собираясь отправиться в поход на Урал, куда в конце концов так и не уехал: Артемий Лазаревич запретил, решив, наверное, что его хакер может не вернуться. Из кухни Кирилл притащил табуретку, положил на нее рюкзак и стал собираться.

Первым делом он достал испанский нож, тяжелый и солидный. Весил тот с полкило, имел черную алюминиевую рукоять, где прятались всякие полезные штуки: иглы, пинцет, рыболовный крючок с мотком лесы, пластинка-огниво, жидкость от комаров, карандаш, лезвие, зеркальце и резиновый жгут, который можно было использовать и при ранениях, и для рогатки — ее стальные «усы» выдвигались из торца рукояти. Был на ней еще оселок для заточки, а внутри пустое отделение для обеззараживающих таблеток. Назывался нож «Jungle King», Кирилл купил его вместе с рюкзаком и поначалу жутко им гордился, повсюду таскал с собой, рискуя нарваться на неприятности с милицией (хотя нож и был сертифицирован как разделочный, то есть формально не относился к холодному оружию), а после охладел и сунул на полку, где нож с тех пор и лежал, позабытый хозяином.

Кир положил «Короля Джунглей» в боковой карман рюкзака и потер подбородок, скользя взглядом по полкам. Устал он, спать очень хочется, поэтому мозги плохо соображают.

Захватив из неработающего холодильника жестянку с пивом, Кирилл вернулся в комнату и сел в кресло. Как плохо, что лэптоп не включается! Некоторые коллекционируют марки, пивные этикетки, спичечные коробки, автомобили, произведения искусств или любовниц, а Кирилл Мерсер собирал информацию. Любой сайт, который казался ему хоть чем-то полезным, Кир сохранял в лэптопе, в папке под названием «Кубышка». В квартире его вечно царил бедлам, вещи валялись не на своих местах, мебель была покрыта пылью, но во всех компах был идеальный порядок, и в «Кубышке» тоже все было тщательно рассортировано по тематическим папкам. Среди них была одна, которая очень бы сейчас пригодилась, озаглавленная: «Конец света/Выживание». Там хранилась инфа с сайтов вроде «kombat.com.ua», «survivalist.ru», «Guns.ru», «ufology.ru», «nepropadu.ru»…

Когда-то, во время мирового экономического кризиса, озаботившись проблемой выживания, Кирилл прочел много статей вроде «Вещи первой необходимости», «Малый справочник сталкера», «Как вести себя во время вторжения инопланетян» и «Как горожанину прожить за городом». Что там полезного было? Пытаясь вспомнить, он закурил, хлебнул пива… и тут за окном бабахнуло. Да так гулко, оглушающе, что весь дом дрогнул и стол затрясся. Едва не перевернув пиво, Кир вскочил и бросился к окну.

В здании напротив начался пожар — на последнем, девятом этаже. Газ там, что ли, рванул? Языки пламени вместе с дымом выплескивались из пролома на месте одного из окон.

На улице закричали, кто-то побежал, потом, жутко тарахтя, проехала колымага с одной тусклой фарой, но не дизельная тачанка чужаков, кажется, древний 'москвич'.

Когда Кир отвернулся от окна, взгляд его упал на темную, слегка изогнутую полоску на фоне светлых обоев. Он шагнул к стене, снял катану в ножнах, прошел к шкафу. Положив катану на пол, стащил с себя джинсы, нашел в шкафу купленные для путешествия на Урал черные брюки с кучей карманов, надел и опять пошел в кладовку, припоминая на ходу содержимое статьи «Вещи первой необходимости». В рюкзак отправились: две зажигалки, газовый и бензиновый баллончики к ним, моток веревки, два ножа — большой охотничий и маленький раскладной, — фонарь и пачка батареек, удачно завалявшаяся на верхней полке. Потом вместе с рюкзаком Кир отправился на кухню. Палка колбасы, три пачки печенья, тушенка, шпроты, сардины, упаковка крабовых палочек… Ее Кир вскрыл и тут же на месте четыре палочки съел. Водой из-под крана он только мыл посуду, что случалось нечасто, а пить предпочитал пиво, газировку либо привозную воду из больших пластиковых бутылей. Одна такая, наполовину полная, стояла на холодильнике. Кир нашел за мусорным ведром три литровые бутыли из-под минералки и наполнил их. Закрутив потуже, сунул в рюкзак; на ходу допивая пиво, вернулся в комнату. Упаковал лэптоп — пусть тот сейчас не работает, но его же можно починить, наверное — сверху положил несколько смен белья, четыре пары чистых носков, рубашку, запасные штаны и полотенце. Хотел еще сунуть свитер — не влез. Эх, надо было большой рюкзак покупать!

С верхней полки шкафа он достал длинную брезентовую куртку, где карманов было даже больше, чем на штанах. Хорошая куртка, только теплая для такой погоды, ну да ладно.

Пора идти? Ему смертельно хотелось спать, веки слипались, гудело в голове, и всякие странные образы — рожи в противогазах, горящие башни Кремля, дизельные тачанки и зеленые «галактики» — всплывали в полутьме вокруг, исчезали и появлялись снова. Вспомнив, что забыл погасить фонарик, Кирилл сходил в кладовку, выключил его и сунул в карман на бедре. Завернул в ванную, взял бритву с полки и достал из ящичка возле унитаза рулон туалетной бумаги. Заодно проверил кран — тот зафыркал, закашлял, вода не шла. Рулон в рюкзак тоже не влез, пришлось отмотать кусок побольше, свернуть и сунуть в карман. Вспомнив про лекарства, взять которые настоятельно советовала статья про вещи первой необходимости, Кирилл открыл аптечку над холодильником, выгреб из нее все, что там было, замотал в пакет и кое-как засунул в боковое отделение рюкзака, рядом с носками и бритвой.

Вернувшись в комнату, он сел в кресло, положил ноги на рюкзак, снова закурил и достал мобильник. Тот, конечно, не включился. Кир нашел в шкафу старый, еще мамин будильник с ручным заводом, поставил его по своим ручным часам — хорошо, что у него они механические, — и перевел стрелку так, чтобы будильник зазвонил через сорок пять минут. Потом прикрыл глаза и вырубился.

…И проснулся не по звонку, а из-за того, что на улице закричали, а после там раздался глухой удар, будто что-то большое врезалось в стену. Кир вскочил, догоревшая до фильтра сигарета выскользнула из пальцев на пол. Он бросился к окну.

По улице мимо перевернутого ларька двигалось что-то большое, угловатое. Кирилл протер глаза и прижался лбом к стеклу. На вершине этой штуки был стеклянный колпак, под которыми клубился мертвенно-синий светящийся дым. Кир прислушался к тяжелому гулу. Да что же это там ползет такое? Раскрыв окно, он высунулся и глянул вверх. Из-за Купола звезды стали размытыми блеклыми пятнышками. Иногда в глубокой, давящей черноте над головой бесшумно проскальзывали зеленые молнии.

Навалившись животом на подоконник, Кир снова уставился вниз. Гудение стало тише, синий колпак передвинулся к повороту улицы слева, стал виден большой квадратный силуэт. Позади ехала дизельная тачанка, фар у нее то ли не было, то ли они не работали, рядом шли несколько чужаков. Киру показалось, что снизу доносятся совсем тихие голоса, произносящие слова чужого языка.

Что бы там ни двигалось впереди процессии, вскоре оно скрылось за поворотом, а следом исчезла и тачанка с чужаками. Кирилл подождал еще немного, но больше никто не показывался, и он закрыл окно. И тут же звонко затарахтел стоящий на столе будильник. В тишине звук прозвучал так неожиданно и пронзительно, что Кир вздрогнул, перед глазами полыхнули яркие звездочки. Чертыхаясь, он отключил будильник. Тот показывал без пятнадцати четыре.

Кирилл взял катану в ножнах, прицепил их к рюкзаку. Надел куртку, рассовал по карманам три пачки сигарет, найденные в столе, накинул на плечи лямки рюкзака. Освещая путь фонариком, прошел на кухню, заглянул в кладовку, в ванную. Выпил воды из бутыли и направился в прихожую. Раскрыл дверь, но вышел не сразу, на пороге остановился и окинул взглядом квартиру.

Прощай, квартира! Почему-то у него было чувство, что в это место он больше не вернется. Вообще никогда.

Закрыв дверь, Кирилл поправил рюкзак, отвел руку назад, нащупал ножны катаны, закрепленные под клапаном так, чтобы рукоять торчала над левым плечом, сунул в зубы спичку и пошел вниз по темной лестнице. В левой руке его был фонарик, а в правой — нож.

* * *

Горело где-то справа, недалеко, и горело сильно — облако дрожащего багрового света висело над соседним кварталом.

Выплюнув спичку, Кирилл приостановился и втянул воздух ноздрями. Непривычный запах — вроде, карбид, а еще соляра, и какое-то масло и… сырая нефть, что ли? Хотя он понятия не имел, какой запах у сырой нефти.

Что может давать этакий букет? Зажигательная смесь — вот что. Смесь, с помощью которой эти «варханы», или как там они себя называют, и устроили пожар. Кстати, если он пройдет еще метров сто и свернет, то прямиком к пожару и выйдет. Только вот стоит ли?

На улице было тихо и пусто. Кир закурил, пряча огонек в ладони, и зашагал дальше, размышляя: могут эти парни в противогазах называть сами себя варханами или нет? Как тогда было… Они с мальчиком Костей и его мамой стояли в темной квартире, затаив дыхание, а с лестничной клетки доносились тихие-тихие звуки, и потом раздался глухой голос, который говорил на незнакомом — и в то же время знакомом, поэтому особенно пугающем — наречии. Голос этот сначала произнес нечто вроде «варханы», а потом «вархан» — и тут же входную дверь сотряс удар. Так может «вархан» значит что-то типа «бей»? Ломай, тарань, круши? Или это все же самоназвание захватчиков? Но как-то странно — вся фраза, стало быть, означала нечто вроде «Открыфай, бапка, фашисты пришли!» Ну то есть зачем им самих себя в обычном разговоре как-то называть?

Или нет, — вдруг понял он, — всё не так! На самом деле это слово для захватчиков может означать не фашисты или там русские, а скорее братья или люди… Пиплы, то есть. Граждане, товарищи, господа. Естественное обращение к одному или к группе, то есть фраза могла переводиться примерно как «Братва, а ну-ка раздолбаем дверь!»

Сделав еще несколько шагов, Кир остановился. Из-за поворота, заглушая гудение пламени, донесся шум мотора.

Он швырнул сигарету, растоптал, лихорадочно оглядываясь, и кинулся назад, к просвету между магазином и жилым домом. Но добежать не успел.

На передке выкатившей из-за угла тачанки тускло горела круглая выпуклая фара, она часто помаргивала, пригасала и снова разгоралась. Когда тачанка поворачивала, луч неприятного бледно-желтого света веером скользнул над улицей, выхватывая из темноты стены домов.

У бордюра напротив прохода между домами стояла урна, и Кирилл не нашел ничего лучше, как упасть позади нее. Рукоять катаны брякнула об урну, он немного отполз назад и замер, касаясь пальцами кармана, в которым лежал «Король Джунглей».

Тачанка медленно приближалась. Сколько в ней варханов, Кир из-за своего укрытия разглядеть не мог, но в желтом свете фары он видел, что перед машиной бегут две пары существ с вытянутыми мордами и уродливыми наростами на поросших темной щетиной спинах. Похожие на горбатых гончих псов твари были пристегнуты к передку тачанки длинными ремнями.

Когда они поравнялись с урной, Кир затаил дыхание. Раздалось фырканье, громкое сопение, потом одно существо громко затявкало.

С тачанки донесся гортанный окрик, что-то заскрипело, и машина встала.

Вскочив, Кир бросился назад, в проход, позабыв про нож в кармане куртки, пытаясь вытащить из ножен катану.

Он не видел, что происходило сзади, но спустя несколько мгновений там раздался мягкий стук лап по асфальту.

Пожар бушевал где-то впереди, двор был озарен отблесками пламени. Стоянка, деревья, скамейки, детская площадка… Подбегая к «горке», Кирилл услышал злобное фырканье совсем близко и спинным мозгом ощутил: сейчас на него прыгнут. Нож он успел сунуть в карман куртки, а катана была в правой руке. Кир взлетел по ступенькам, на вершине «горки» присел и развернулся, обеими руками сжимая катану перед собой.

Гибкое тело прыгнуло на него снизу. Он рубанул — наискось, сверху вниз перечеркнул клинком узкую морду. Что-то хрустнуло, чавкнуло… «Гончая» врезалась ему в грудь. Кир успел разглядеть еще трех — они как раз вбегали на площадку — и полетел спиной назад, задрав ноги. Тварь осталась где-то вверху, а он на спине скатился с «горки» и въехал головой в небольшую кучу песка под ней.

Плюясь, Кирилл перевернулся и вскочил. Увидев катану у своих ног, подхватил ее, бросился дальше. Три твари обежали «горку», сверху по ней, злобно тявкая и приседая на задние лапы, съехала четвертая.

Впереди была двухметровая ограда из гофрированного железа. Кир с разбегу прыгнул, подтянулся и уселся верхом.

Твари засновали внизу, подпрыгивая, когти клацали по металлу, глаза светились желтым. Кир сунул катану в ножны. С другой стороны был двор, небольшие постройки и светло-бежевая трехэтажная стена за ними… Торговый центр, сообразил он. Вернее, торгово-развлекательный, кажется, он даже бывал здесь как-то… «Алладин», что ли? Или «Сим-Сим»?

Запах горючей смеси стал острее — пожар бушевал на улице прямо за торговым центром, хотя тут было пусто и тихо.

Двор с детской площадкой озарил свет фары — между домами в него въезжала тачанка. «Гончие» побежали к ней, когда один из сидящих в машине варханов окликнул их. Прищурившись, Кирилл разглядел силуэт, который выпрямился на задней части машины. Вархан поднял оружие с длинным стволом. Кир перекинул через ограду вторую ногу и спрыгнул.

Пригибаясь, он перебежал двор. Слева была пустая стоянка — только большой междугородний автобус, и всё. К ней Кирилл повернуть не рискнул — в той стороне было гораздо светлее, гудящее на улице за торговым центром пламя озаряло расчерченный асфальтовый прямоугольник, иногда длинные тени пересекали его. Варханы ходили где-то за углом комплекса, хотя отсюда Кирилл не видел их, но был уверен, что это тени захватчиков, а не москвичей — очень уж неторопливо, уверенно, по-хозяйски они двигались.

Из-за ограды донесся гортанный голос, явно отдающий приказы «гончим». Одна жалобно затявкала… Кир вздрогнул, когда раздался выстрел. Коротко взвизгнув, тварь смолкла. Другие заскулили.

Хозяева «гончих» пристрелили ту, которую он полоснул катаной по морде? Жестокие нравы у этого племени…

Кир пересек двор, вытащил нож и попытался раскрыть первую попавшуюся дверь. Их с этой стороны было много — выходы всяких служебных помещений и пожарных лестниц — но ни одна не открывалась.

Он обежал выступающую далеко из стены торгового центра одноэтажную пристройку, и тут со стоянки донеслись шаги. Три тени стали быстро увеличиваться — кто-то приближался. По другую сторону пристройки было зарешеченное окно, и Кир решил, что раз уж не может попасть внутрь, то надо хотя бы спрятаться на крыше. Он ухватился за прутья, поставил на нижний ногу, выпрямился. Вцепившись в край шиферной крыши, подтянулся и залез на нее в тот самый миг, когда во двор вошли трое.

Тяжело дыша, Кирилл растянулся на крыше. Варханы миновали пристройку и, судя по звуку шагов, разошлись — кажется, обыскивали двор. Могут это быть те, с тачанки, успевшие объехать квартал? Вряд ли, слишком быстро они появились, к тому же не слышно тявканья «гончих»…

Из-за ограды донесся голос, снизу ответили. Кирилл внимательно слушал. Как и прежде, часть быстро произносимых гортанными голосами слов показалась ему знакома. Он почти что мог сообразить, о чем говорят варханы — будто слушаешь диалог украинцев или белорусов. Или болгар. Конкретного значения не понять, но что-то такое ты просекаешь, какую-то, что ли, направленность разговора, его тему, общий смысл…

Голоса смолкли. За оградой раздалось удаляющееся тявканье. Кирилл понял: варханы с тачанки окликнули этих, из двора торгового центра, и сообщили, что здесь кто-то укрылся. Теперь троица не просто пройдется туда-сюда, а будет целенаправленно искать, и времени на то, чтобы догадаться, где мог спрятаться беглец, им вряд ли понадобится много.

Лежа на животе, он стал пятиться, проваливаясь локтями в изгибы шифера. Глянул назад. И едва не выругался вслух — в метре над крышей пристройки в стене торгового центра темнело приоткрытое окошко.

Снизу снова донеслись голоса, потом звук приближающихся шагов, а за ним — тихий шорох прямо под той стеной, где было окно с решеткой.

Слыша бешеный стук своего сердца, Кир развернулся на спину, подошвами ткнул в стекло, открывая окно шире, сунул внутрь ноги, потом залез целиком, цепляя ножнами за раму.

В темноте он едва разглядел узкую лестницу. Спрыгнув на ступени, закрыл окно, повернул шпингалет и на корточках поспешил вниз, но сразу остановился — где-то там раскрылась дверь, на лестнице зазвучали гортанные голоса.

Он стал подниматься. Миновав три пролета, вытащил из кармана фонарик, но не включил — замер, вслушиваясь.

В здании кто-то был. Нет, громкие звуки не раздавались, но Кирилл ощутил: здесь полно людей. Он не слышал, а скорее чувствовал их дыхание, тихие-тихие шорохи, испуганный шепот…

Несколько раз глубоко вдохнув и медленно выдохнув, Кирилл достал нож, сжал его в правой руке, а левой включил фонарик.

Луч озарил неширокую лестницу, бетонную площадку и дверь, ведущую, насколько, он мог сообразить, на верхний, третий этаж здания.

Шум в нижней части лестницы стих, но Кирилл не рискнул спускаться. Он уперся в дверь рукой с ножом, погасил фонарик и толкнул ее.

Дверь тихо скрипнула, открываясь.

За ней было довольно светло — багровые отблески лились сквозь большие, в полстены, окна.

Пригибаясь, Кир сделал несколько шагов вдоль длинной стойки со стеклянными окошками и надписями «КАССЫ». Выше висели рекламные плакаты всяких фильмов. Окна фасадной стены торгового комплекса были впереди, слева — бар, за ним дверь с табличкой. «Зал?3», прочел Кир.

Гудение пламени стало громче. Не опуская нож, Кирилл подошел к ближайшему окну.

Посреди большого перекрестка, возле которого стоял торговый центр, горели машины. Их там было штук пятнадцать, не меньше — легковушки, джипы и даже пара микроавтобусов… Как их туда стащили? Если предположить, что все это — вышедшие из строя тачки, то их пришлось вручную катить. И зачем, чтобы устроить эту иллюминацию? Или просто из страсти к разрушению?

Машины облили какой-то смесью, а после подожгли. Они плевали желтыми искрами, иногда в грудах почерневшего металла что-то взрывалось, выстреливало сгустками огня. Вокруг стояли не меньше десятка тачанок, три были накрыты железными колпаками с прорезями — такие броневики Кирилл уже видел на Красной площади.

С улицы на другую сторону перекрестка выехала вереница горбатых животных, на каждом, поблескивая оружием в свете пламени, сидели по двое-трое варханов. Чтобы не маячить в окне, Кирилл опустился на колени и навалился грудью на низкий подоконник, упершись в стекло лбом.

Прямо под стеной торгового центра стоял шатер из шкур, вход в него охраняли двое варханов. Сверху, точно в центре шатра было обширное круглое отверстие, из которого выступало нечто вроде антенны: большая проволочная рама, над ней два длинных «уса». На глазах Кира между ними проскочила молния, но не зеленая, как те, что иногда посверкивали в небе, а желтая и какая-то влажно-жирная с виду. Кир привстал, чтобы лучше видеть. Сквозь отверстие взгляду открывалась часть пространства внутри шатра, озаренного синеватым светом, который лился от колпака из мутного стекла, стоящего прямо на асфальте. Рядом виднелся металлический куб, над которым, боком к Кириллу, склонился вархан, облаченный в меховой плащ и шапку. Подробностей Кир с такого расстояния и под таким углом разглядеть не мог, но ему показалось, что торчащая из отверстия рама соединена с кубом жгутом проводов. Вархан (Кир почему-то обозвал его про себя шаманом) что-то делал с устройством, кажется, поворачивал какие-то рукояти на нем.

Над шатром вновь блеснула желтая молния, снизу долетел приглушенный треск. Шаман выпрямился, снял шапку и принялся стаскивать противогаз. Кирилл глядел во все глаза. Избавившись от противогаза, шаман снова надел шапку, после чего скрылся из поля зрения. Откинулась закрывающая вход шкура, и он шагнул наружу. Охранники повернулись к нему, шаман помедлил — наверное, говорил им что-то — и вернулся обратно. Через круглое отверстие Кирилл его больше не увидел, зато разглядел, как охранники стягивают свои маски. Один так и остался охранять шатер, а второй пошел через площадь, распространяя весть о том, что от противогазов можно избавиться…

У них есть наука. Может, не совсем наука в современном понимании, наверное, она больше сродни алхимии — во всяком случае, с виду как-то похоже — но, что бы там ни было, захватчики проанализировали местную атмосферу и определили, что она для них не опасна.

Из боковой улицы показались идущие вереницей люди — руки у всех связаны, их соединял длинный ремень, задний и передний концы его были приторочены к двум медленно едущим тачанкам. В каждой сидели по трое варханов, и еще шестеро шли рядом с людьми, положив на плечи ружья. Пленные тяжело переставляли ноги, некоторые шатались. Сквозь гудение пламени и треск искр донеслось шарканье подошв по асфальту. Вереница миновала перекресток и скрылась на другой улице вместе с тачанками и охранниками.

Кирилл выпрямился, проводив их взглядом. Ночь подходила к концу, небо медленно светлело. Приехавшие на горбатых животных варханы спешивались, снимали поклажу. Некоторые начали разворачивать шкуры — кажется, собрались ставить шатры. Откуда-то появились темные щиты с подставками, которые Кир уже видел на Красной площади, их принялись расставлять вокруг лагеря. Теперь он смог разглядеть, что щиты сделаны из кожи. Машины посреди перекрестка догорали, немилосердно чадя шинами. Шаман в круглом отверстии больше не показывался, желтая молния не проскакивала.

Попятившись от окна, Кирилл повернулся и крадучись направился в сторону касс. Свернув за них, увидел эскалатор впереди, подошел к нему.

Эскалатор, конечно, не работал. Кир спустился на второй этаж, целиком занятый разномастными магазинами, нашел следующий эскалатор и встал на верхней ступеньке.

Отсюда было видно, что почти весь первый этаж занимают два больших помещения, разделенные высокой перегородкой. Верхняя ее часть шла наискось, под углом градусов сорок пять к полу, вдоль нее и тянулся эскалатор, то есть перегородка упиралась в него снизу — поэтому Кир смог окинуть взглядом оба помещения нижнего этажа.

Слева от него был японский ресторан, а справа — большой зал, над дверями которого висела вывеска:

ВЫСТАВКА-ПРОДАЖА

BMW

По всему залу, на помостах и просто на полу, окруженные узорчатыми оградками, стояли автомобили и мотоциклы.

Кирилл присел, поверх поручня осторожно разглядывая ресторан. Столики и столы были свалены в кучу под стеной, посреди зала сидели люди. Человек тридцать-сорок, не меньше — мужчины, женщины, дети… Кто-то плакал, кто-то причитал, лежащий навзничь человек, чья голова была обмотана полотенцем, монотонно стонал.

На стойке, свесив ноги, лицом к залу сидели трое вооруженных варханов, еще трое стояли у стены напротив и двое — под ведущей на улицу дверью. Насколько Кир мог сообразить, прямо за ней был меховой шатер.

Он приподнялся, услышав голос внизу. Раненый мужчина тяжело уселся, упираясь в пол руками. Возле него сидели две женщины, помоложе и постарше — они разом заговорили, пожилая взяла его за плечо, но мужчина сбросил ее руку. Встал, держась за голову. У него была седая бородка-эспаньолка и большие круглые очки. Кирилл расслышал слабый, но полный возмущения и какой-то детской обиды голос: «Это геноцид! Они не имеют права!»

Седобородый, неуверенно ступая между сидящих и лежащих людей, пошел к стойке. Все варханы в помещении были одеты одинаково, кроме одного из тех троих, что сидели на ней — на нем был плащ, а не куртка, да и противогаз его показался Кириллу немного другой формы, чем у остальных.

Вархан неторопливо слез со стойки. Мужчина шел к нему, женщины позади вскочили, но не решались идти следом. Одни люди отодвигались с пути седобородого, другие пытались остановить, но он отталкивал их руки. Вархан поднял ружье, целясь ему в грудь. Кирилл сжал нож в кармане, догадываясь, что сейчас произойдет. Эх, гайку бы ему! Тяжелую железную гайку… нацепить резиновый жгут на стальные «усы», которые выдвигаются из рукояти «Короля Джунглей», оттянуть посильнее да зарядить гайкой в лобешник этому козлу в плаще…

Мужчина заговорил, до эскалатора донеслось: «Не имеете права…» Вархан поднял ствол немного выше.

Дверь в зал раскрылась. Внутрь просунулась голова без противогаза и что-то сказала.

Охранники зашевелились, обмениваясь короткими репликами, принялись стягивать свои маски. Тот, что был в плаще, слегка опустил ружье. Седобородый подошел к нему почти вплотную, и вархан, уже отворачиваясь, ткнул его стволом в лоб. Вроде бы он сделал это походя, даже без замаха, но удар опрокинул мужчину на спину, и затылок его громко стукнулся о пол.

Женщина постарше сжалась, а молодая вскочила, с криком бросилась к седобородому, но присела, прикрыв голову руками, когда вархан рявкнул что-то угрожающее, качнув в ее сторону ружьем.

Седобородый лежал неподвижно, люди вокруг испуганно шептались или угрюмо молчали. Варханы снимали маски, сворачивали и клали в сумки, висящие на поясах. Кирилл сдвинулся на другую сторону эскалатора, чтобы получше разглядеть второе помещение. Посреди него на круглом помосте стоял черный квадроцикл: большие ребристые колеса, рулевая вилка, решетчатый багажник, широкое длинное сидение для двоих… Позади машины был стенд, на нем красочный рисунок: мужественный блондин и девушка, обхватившая его за поясницу, мчатся по живописному бездорожью. Под рисунком было написано «ГОРЕЦ-7», а над ним — «ТЕСТ-ДРАЙВ».

Снизу доносились причитания, плач, стоны, изредка слышались скупые реплики варханов. Зато на стороне выставки-продажи стояла тишина. Поправив рюкзак, Кирилл принялся спускаться на корточках, неловко переваливаясь с одной ступеньки на другую, придерживаясь за поручни и тихо пыхтя.

Что там, в этих квадрах? — размышлял он по дороге. Много электроники? Заведется он или нет? Если заведется, и если в баке есть горючка… Из зала два выхода: центральный, ведущий на перекресток, где стали лагерем варханы, и боковой — широкие стеклянные двери, за которыми в рассветных сумерках виднеется асфальтированная дорожка, круто изгибающаяся в сторону от перекрестка. По ней можно свалить отсюда. Судя по тому, на что он успел насмотреться ночью, пробираться через захваченную Москву пешком — долго и опасно. А вот проехать ее на этом «горце»… Ну то есть, конечно, тоже опасно, может даже еще опаснее, но, с другой стороны, и гораздо быстрее. Он сможет покинуть город меньше, чем за час. Ведь это было бы круто — на ревущем квадроцикле вылететь из-под носа у целого лагеря варханов и раствориться на утренних московских улицах!

Вот только заведется ли машины и есть ли в ней топливо? Охлаждение двигателя там воздушное, коробка передач механическая, простенькая… Во всяком случае, Кир очень на это надеялся — автомат-то мог и не сработать.

Преодолев эскалатор, он на четвереньках обогнул несколько понтовых представительских автомобилей, парочку сияющих хромом мотоциклов и круглый помост с квадроциклом. На полу разглядел грязные следы с тупой, будто срезанной передней частью, и решил, что их оставили здесь ноги варханов.

Кир добрался до ведущих наружу стеклянных дверей, толкнул — они легко, без скрипа, открылись. Широко распахнув их, вернулся к помосту, залез на него и присел у покатого черного борта. Светало, с перекрестка доносился шум шагов, мычание рогатых животных, голоса и гул двигателей. Хлопали на ветру шкуры, постреливали искрами догорающие авто. Пахло гарью, паленой резиной и навозом. А в ресторане было тихо. Варханы совсем рядом, за перегородкой, стоит им услышать шум, как они ворвутся сюда и расстреляют его из своих ружей…

Попятившись на четвереньках, Кирилл стащил со спины рюкзак, положил на решетчатый багажник квадра и кое-как пристегнул ремнем. Снова проковылял вперед, подняв руки, схватился за рулевую вилку — и приготовился вскочить, чтобы, прыгнув в седло машины, с ходу завести ее и вылететь наружу.

II

Первое, что услышал Игорь Сотник, было сопение, а первое, что ощутил, — холод. Несколько секунд он лежал, прислушиваясь и пытаясь вспомнить, что произошло.

А потом вспомнил: зеленая волна, авария автозака… люди в противогазах, дизельные тачанки и алые лучи… гонка на мотоцикле, мост, канал… Дядя Миша, вставшая «тойота», автобус, Тоня…

Тоня!

Он сел. Тоня! Она утонула!

Или нет? Игорь тогда прыгнул… прыгнул… Да, прыгнул с моста и ударился о борт машины, а после все потемнело, и последнее, что осталось в памяти, — плеск воды и холод.

Издалека доносилась приглушенная канонада. Под Игорем был плащ, который он забрал из кабины автозака. Влажный, воротник почти оторван. А где автомат? Нет его… Сотник огляделся. Он находился под задней стеной полуразваленной кирпичной будки. В стене был пролом, за ним в будке горел костерок. Небо темно-серое, сумрачно — то ли ранее утро, то ли поздний вечер.

У пролома, спиной к костру, сидел, поджав ноги, мальчик в спортивных штанах и клетчатой рубахе явно не по росту — сидел и монотонно раскачивался взад-вперед, тихо посапывая. Коротенький ежик серых волос, лицо круглое и какое-то… недоброе, что ли. Из закатанных рукавов торчали грязные тощие запястья.

Когда Игорь повернулся к нему, мальчишка не перестал ни сопеть, ни раскачиваться.

— Ты кто? — спросил Сотник.

Ребенок извлек из-под рубашки большую ржавую флягу и протянул ему.

— Пить будешь, дядька? Батя после несознанки всегда пить требувал.

Игорь взял флягу, открыл, понюхал и сделал несколько глотков теплой воды. Он никогда не умел вести себя с детьми, не знал, как к ним обращаться, как заводить приятельские отношения, да и вообще — о чем с ними говорить. Рядом с ними Сотник чувствовал себя слишком большим, неловким, угловатым, грубым… Дети не были его жизненным призванием.

— Как тебя зовут? — спросил он, закрывая флягу.

— Хорь.

— Что? — удивился Игорь. — Почему Хорь?

Мальчик передернул плечами.

— Батя так называл.

Будка стояла на краю редколесья, рядом из земли торчал угол бетонной плиты, поросший мхом. Игорь поднялся на колени, похлопал по карманам — пистолета тоже нет. Он снова повернулся к Хорю.

— Где мы? Как я сюда попал?

Мальчишка махнул рукой влево, откуда доносился едва слышный плеск волн:

— Ты по реке плыл. Такой… дохлый.

— Дохлый? — переспросил Сотник.

— За корягу держался, глаза закрыты. К берегу поднесло, я вытащил. Еле руки твои разжал, как деревянные. Сюда притащил, положил…

— Как же ты меня дотащить смог? Не ври!

— Не вру! — вспыхнул мальчишка. — Сам ты… Я сильный!

— А я — тяжелый.

— Тяжеленный, ага, — серьезно кивнул ребенок. — Кабан такой. Я тебя волоком, так потихоньку, по полметра…

— До канала вон сколько, — Сотник все же сомневался, что мальчик мог вытащить его в одиночку.

— А покатил, как бревно, — пояснил Хорек. — Потом послушал: сердце бьется. С виду — мертвяк, а бьется. У бати тоже так раз было, как перепил на юбилее на заводе, пришел, брык — и вроде мертвяк! Я соседку позвал, поглядела, кричать стала: умер, умер! А я послухал — бьется сердце. У тебя лицо такое ж было, как у бати тогда.

— А где батя твой?

— Так рылы убили.

— Рылы? Это еще кто… — и тут он понял: так это замызганное создание именует чужаков в противогазах.

— Эти, с мордами резиновыми! — в голосе ребенка прорезалась такая придушенная, не находящая выхода ненависть, что Сотник удивленно пригляделся к нему.

Мальчишка, подавшись вперед, сжимал грязные кулаки и щерился. Зубы у него были необычные, редкие и немного суженные к концам, отчего казались острыми. Он вдруг напомнил Игорю маленького злого хорька. Значит, Хорь? Любящий, наверное, был у него родитель, раз родного сына так прозвал.

— А может, и не убили его! — просипел Хорек. — Забрали только! Батя с кирпички своей пришел, со второй смены. На улице кричат, бегают! Мы вышли, я и он… А там эта… телега, как у бабки нашей в деревне, но с мотором. И на ней рылы. Стреляют…

Хорек ссутулился, кулаки разжались. Уставившись в землю, мальчик добавил сумрачно:

— Рылы батю схватили и в телегу бросили. Двое за мной побежали, я от них… Спрятался. Теперь здесь.

Игорь слышал его как сквозь туман, и самого Хорька он сейчас видел смутно — перед глазами стояло лицо Тони. Утонула! Она утонула! — мысль билась в голове, как рыба в сетях. А может, все-таки нет? Что, если нет? Она же хорошо плавает… Что делать? Надо вернуться к мосту, осмотреть все вокруг! Как далеко от него мальчишка выловил Сотника? Сколько, в конце концов, времени прошло?!

— Сколько я здесь лежу? — спросил он. — Сейчас вообще вечер или…

— Утро щас, — сказал мальчик. — Ты ночь целую…

— Что?!

Сотник качнулся к нему — Хорек отпрянул, в его руке возник знакомый ПМ.

Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, Игорь сказал:

— Он в реке был. Его теперь надо разобрать, просушить и смазать.

— А может, и так выстрелит? — спросил Хорек.

— Может, и выстрелит. Отдай мне.

Он шагнул вперед, протягивая руку, и мальчишка вдруг сорвался с места. Вскочив, запрыгнул в пролом, оттолкнулся — и вдруг каким-то чудом оказался на крыше будки.

— Не-е, дядька, — сипло сказал он, покачивая рукой с оружием. — Пистолет я тебе не отдам.

— Меня зовут Игорь. Игорь Сотник. Ты знаешь, далеко отсюда мост? Я свалился с моста через канал, мне надо туда. Ночь! Я что, целую ночь провалялся?! — Он до сих пор не мог поверить в это. — Уже светает… Где мост, говори!

— Там вечером взорвалось что-то, — ответствовал Хорек, не слезая с будки.

— В какой стороне?

— Да в той, где мост твой.

— Куда идти?

Мальчик поразмыслил, глянул на светлеющее небо. В роще застрекотала птица, ей ответила другая. Зашелестела листва в порыве ветра.

— Страшно днем ходить, — сказал он. — Рылы вокруг. Ночью можно, днем не надо. Слышь, Сотник, давай лучше в будку эту. Пересидим день, а вечером…

— Там моя жена, — перебил Игорь. — Автобус упал с моста, она в нем была, понимаешь? Я следом прыгнул, но ударился сильно. Мне к мосту надо, найти ее!

Игорь говорил это и понимал: никого он не найдет. Тони больше нет, как и дяди Миши с Леной, автобус вместе с пассажирами лежит на дне канала, и внутри него…

Лицо жены встало перед глазами так ясно, что он зажмурился, схватившись за голову, опустился на корточки и замер. Некоторое время было тихо, потом в глухой, наполненный мрачной тоской мирок, которым стало сознание Игоря, проник стук, шелест травы, тихое сопение…

На плечо ему легла ладонь.

— Ну ладно, дядька, — произнес Хорек над ухом. — Сотник, слышь? Ну, эй!

Мальчишка схватил его за руки, потянул, отнимая их от лица. Игорь поднял голову — Хорь стоял перед ним.

— Давай отведу тебя к мосту. Он близко, только ты все равно тихо, ладно? Ну, давай, вставай.

Когда Сотник выпрямился, острозубый мальчишка ухватил его за руку и потащил через рощу, где все громче звучали птичьи голоса, в сторону, откуда доносился плеск воды.

* * *

Мост был взорван — лишь огрызки свай торчали из воды.

— Дядька, эй… — начал Хорек, но Сотник не слушал. Скинув туфли и раздевшись, он бросился в воду.

Он нырял, пока перед глазами не поползли огненные точки и сердце не начало биться гулко, быстро и тяжело — но так и не смог донырнуть до ушедшего на дно автобуса, хотя бы коснуться его. Игорь выбрался наружу, уселся на землю и уставился перед собой остановившимся взглядом. Все было кончено. Прежняя жизнь ухнула под откос, еще когда его забрали в предвариловку, а теперь… теперь исчезло последнее, что связывало Сотника с прошлым. Тоня. Она была единственным близким ему человеком.

А может, жена выплыла? В конце концов, она ведь в юности долго посещала секцию, у нее даже разряд какой-то… Игорь окинул взглядом быстро бегущую воду. Не ври самому себе — ее больше нет.

Солнце давно взошло, сквозь купол оно светило так же ярко, как и обычно. Хорек опустился на корточки рядом.

— Ну что? — спросил он жалостливо. — Что дальше делать будем?

Ответом ему были звуки выстрелов, донесшиеся из-за рощи.

Хорек обернулся, Игорь вскочил.

— Что там? Похоже на…

Мальчик охнул:

— Рылы! У них батя мой! — он рванул к роще.

— Стой! — крикнул Сотник, хватая брюки. — Погоди!

Размахивая пистолетом, Хорек бежал прочь. Сотник запрыгал на одной ноге, потеряв равновесие, упал, наконец, натянул брюки и схватился за рубашку. Когда он поднял плащ, Хорек уже канул между деревьями.

Рассвело; светло-зеленое стеклянное небо раскинулось над Москвой во всей своей пугающей красе. Иногда по нему пробегала рябь, часто купол прочерчивали изумрудные молнии, распадались на короткие отростки, которые дождем сыпались вниз и таяли.

В роще вовсю щебетали птицы. Миновав ее, Игорь ничком упал на землю позади валявшейся в траве автомобильной шины.

Вдалеке виднелись серые пятиэтажки какого-то дешевого окраинного района, из-за крыш торчала труба — может, той самой кирпички, где трудился родитель Хорька. А за рощей, прямо на берегу канала, который, как оказалось, полого огибал ее, была небольшая свалка. Там треугольником стояли проржавевшие контейнеры, доверху забитые всякой гадостью — один у рощи, другой подальше, последний примерно между ними, но ближе к каналу. Рваные пакеты, бумага, ветошь, мокрый картон и гниющие доски пестрым ковром накрыли землю. У дальнего контейнера не было бортика, но слежавшийся мусор наружу не высыпался, образовав ровную стену.

В этом месте чужакам и устроили засаду.

Игорь увидел крупное животное с тремя горбами и кривыми толстыми рогами, сидящего между горбами чужака, а за ним — второго, не то мертвого, не то без сознания, пристегнутого к заднему горбу ремнем. Впереди ехала пара дизельных тачанок, в первой маячили три силуэта, во второй два. Разъезд, или патруль, или как еще назвать эту мобильную бригаду, двигался мимо свалки, когда на него напали трое спрятавшихся за контейнерами люди.

Их выстрелы повредили колесо передней машины. На глазах Игоря тачанка свернула — и въехала прямиком в стоящий дальше других контейнер, тот самый, без бортика.

Сотник со своей позиции мог наблюдать и за чужаками, и за теми, кто атаковал их. Двое с пистолетами были в форме милицейского патруля, а молодой здоровяк в камуфляжных штанах и черной майке держал кусок ржавой трубы. Один патрульный стрелял молча, другой хрипло вопил, раз за разом посылая пули в бок рогатого животного, которое вроде бы и не замечало этого.

Когда тачанка въехала в дальний контейнер, тот дрогнул, и стена мусора в нем обрушилась — прямо на великана с трубой. В этой тачанке было трое чужаков (Игорь понял вдруг — теперь они без противогазов!). Водитель прыгнул на контейнер, откуда нырнул в засыпавший великана мусор; остальные соскочили на землю и тоже бросились в бой. Грохнул выстрел, блеснуло пламя.

Прятавшийся ближе других к роще милиционер, выскочив из-за укрытия, выпустил последнюю пулю в лицо чужака, который сидел на передке второй тачанки. Двигался патрульный как-то не очень ловко, спотыкался и пошатывался… да он пьяный, сообразил Сотник.

Водитель машины откинулся назад, затем повалился вперед, сдвинув рычаг и на что-то нажав. Тачанка резко увеличила скорость, сворачивая к каналу по крутой дуге, и чужак позади убитого водителя полез через него, чтобы добраться до управления. Патрульный с криком отпрянул, ноги заплелись, он упал. Тачанка переехала его и пронеслась между контейнерами, разбрасывая колесами мусор.

Когда машина ехала мимо, второй патрульный, пригнувшийся за тем контейнером, что находился ближе к каналу, выстрелил и попал в бок чужака, пытавшегося остановить тачанку. Взметнув фонтан воды, она въехала в канал. Задымилась, потом вода накрыла ее — машина встала. Над поверхностью торчал лишь рулевой рычаг да край заднего бортика, в грязной мути вокруг расплывалось пятно крови.

Когда Сотник перевел взгляд обратно, патрульный уже подбежал к рогатому животному.

У того чужака, что был пристегнут к заднему горбу, голова свесилась на грудь, а руки безвольно покачивались — судя по всему, он был мертв, и в седле его удерживали лишь ремни крест-накрест. Животное остановилось; сидящий впереди нагнулся вбок, вцепился патрульному в плечо и занес нож с извилистым лезвием. Милиционер схватил его за кисть, молотя стволом пистолета по ребрам, стараясь отвести руку противника в сторону, а тот, нависая сверху, пытался сломить сопротивления. Дальше, возле контейнера с проломленным бортиком, происходило что-то непонятное, там клочьями взлетал мусор, там громогласно матерились, рычали и орали…

Патрульный закряхтел, рука с ножом медленно пошла вниз. Вскочив, Сотник бросился к ним. На ходу нагнувшись, выхватил из мусора остатки настольной лампы: тяжелую железную подставку с торчащим из нее изогнутым штырем, на конце которого болтался черный «патрон». Перехватив лампу за штырь, Игорь занес ее над головой.

Когда он подскочил ближе, нож впился в грудь милиционера. Чужак повернул голову — узкое, серое лицо обратилось к Игорю, и тот что было сил врезал по нему подставкой.

Штырь сломался. Чужак отпрянул, оставив нож в груди упавшего на спину патрульного, схватился за горб, чтобы не свалиться с животного, которое замычало и медленно зашагало прочь. Удар рассек лоб прямо над бровью; густая темная кровь залила глаз и скулу.

Только сейчас Игорь разглядел кожаный колпак, надетый на передний горб. На колпаке был патронташ, какие-то инструменты, лопатка, фляга, ножны и чехол, в котором находилось большое, с длинным стволом электроружье. Все это крепилось сложной системой ремней — и, кажется, в неподходящий момент пара их перепуталась, из-за чего всадник, не сумев быстро достать оружие, был вынужден действовать ножом.

Высвободив ногу из стремени, чужак соскочил на землю. Нагнулся, протянув руку к ножу в груди патрульного, но Сотник не позволил схватиться за оружие — сдавил широкими ладонями голову противника и рванул.

Что-то с физиологией «серых» было не так. Любому нормальному человеку подобный рывок сломал бы шею, но чужак лишь зашипел… и вдруг, нагнув голову к плечу, вырвался из хватки. Это было невероятно, немыслимо — такая змеиная гибкость, шейные позвонки должны были превратиться в кашу, но они выдержали. Присев у ног Игоря, боком к нему и спиной к животному, чужак схватился за нож.

У дальнего контейнера что-то выкрикнули на незнакомом языке, раздались выстрелы.

Сотник с громким выдохом опустил кулак и, словно молотом по наковальне, врезал чужаку по темени. Тот гортанно выругался, то есть прокричал нечто вроде: «Бака кров, кара миджа!», выдернул из тела патрульного нож и не глядя полоснул им. Извилистое лезвие вспороло штанину. Игорь схватился за электроружье, провернул его вместе с чехлом, скрипнув ремнями, нащупал под мягкой кожей спусковой крючок и вдавил.

В первую секунду ничего не произошло. Чужак начал выпрямляться, занося нож для второго удара, и тут ружье выстрелило. Ствол торчал из отверстия на конце чехла — оттуда ударил широкий, свитый из тонких жгутов-молний луч, пробил тело чужака. Пыхнуло жаром. Через мокрые туфли Игоря ударило током — дерануло так, что он с криком подскочил. Луч погас, чужак повалился лицом вперед, причем сквозь спину и грудь его теперь можно было разглядеть землю, на которую он упал.

Рогатое животное шло прочь, скорбно мыча.

Игорь шагнул за ним, попытался выдрать оружие из чехла, но ничего не вышло — мешали перепутавшиеся ремешки. Прыгнув назад, он подхватил извилистый нож и бросился к третьему контейнеру.

Впрочем, там его помощь уже не была нужна. Когда Сотник подбежал, здоровяк в пятнистых брюках и порванной черной майке стоял над двумя неподвижными телами, сжимая кусок железной трубы. Третий чужак лежал ничком, раскинув руки, в паре метрах от контейнера, и сзади к нему, подняв ПМ, мелкими шажками приближался Хорек. Он был еще более грязный, чем раньше, к щеке прилипла луковая шелуха, спортивки мокрые — наверное, добежав до свалки и увидев, что происходит, мальчишка упал и пополз вдоль ее края, по самому берегу канала. Глаза Хорька были дикими, бисеринки пота блестели на лбу, палец раз за разом вдавливал курок, но разряженный пистолет лишь тихо клацал.

Великан дернулся, завидев Игоря, присел и выхватил из руки мертвеца пистолет необычной формы.

— Не стрелять! — гаркнул Сотник, подбегая.

До парня доходило туго — он прицелился, но тут подскочивший сбоку Хорек, бросив ПМ, вцепился в толстую как бревно волосатую ручищу своими острыми зубами и чуть ли не повис на ней. Здоровяк взвыл. Сотник ударил его по руке, выбив пистолет, крикнул:

— Отставить! Я свой!

— Да отцепись ты! — заорал парень и тряхнул рукой. Издав звук, будто волчонок, из пасти которого вырвали кусок мяса, Хорек отлетел и покатился по мусору. Вскочил. Пригибаясь, вытянув перед собой руки со скрюченными пальцами и скаля зубы, он с тихим сопением пошел на парня. Глаза Хорька сверкали. Кажется, его совершенно не волновало, что противник может одним щелбаном снести ему голову с плеч.

— Во! — тот покрутил пальцем у виска. — Совсем псих малой!

— Хорек… Хорь, отставить! — приказал Сотник. — Всем успокоиться! Ну!

За контейнером рокотала двигателем остановившаяся тачанка. Мальчишка, сделав еще пару шагов, опустил руки.

— Ты чего на меня бросился? — спросил у Хорька здоровяк, и Сотник ощутил идущий от него перегар.

— А чего ты в Сотника стреляешь?

— В кого? Какого еще…

— В дядьку этого!

— Так, они все мертвы? — Игорь наклонился над лежащим ближе «серым». У того была разбита грудь и голова — тут явно не обошлось без трубы в руках здоровяка.

— Да чем там — сдохли! — Великан вонзил трубу в мусор. — Двоих я отоварил, в третьего этот шкет из пистолета…

— Я Хорек! — перебил мальчишка, подходя к ним.

И вдруг ударил ногой по голове мертвого чужака. Перепрыгнул через него, развернулся — и вмазал в бок другому.

— Говорю ж — псих! — утвердился в своем мнении здоровяк. Он поднял выбитый Игорем пистолет, оглядел и принялся стволом счищать прилипший к груди мусор. — Хорек, ёксель-моксель! Ну и кликуха! А по-нормальному тебя как звать, шкет?

Поскольку тот не ответил, великан переключился на Сотника, который отодвинул мальчишку от мертвецов — зрелище ребенка, самозабвенно пинающего трупы, было, мягко говоря, неприятным — и присел над одним, чтобы разглядеть получше.

— А ты? Сотник — это фамилия такая?

— Игорь Сотник. — Подняв на парня взгляд, Игорь быстро осмотрел крепкую фигуру, камуфляжные штаны, ежик темных волос. — Капитан запаса, отдельная рота общевойсковой разведки сухопутных войск.

Здоровяк выпятил челюсть, встав по стойке смирно, бросил руку к виску и отрапортовал:

— Павел Багрянов, курсант четвертого курса академии МЧС…

— Спортсмен? — уточнил Сотник, выпрямляясь с электроружьем в руках, которое он взял у мертвеца. — Клешню-то опусти, мы ж не в форме.

— Так точно! Победитель соревнований…

— Всё, понял. Спортсмен… Ну, хорошо. Хорек, дай сюда ПМ. Где он?

— Да вот… — мальчишка подобрал с земли пистолет. — Только в нем патронов теперь нема.

— Там же семь штук было. Конвойный тогда один раз выстрелил, а я позже так и не перезарядил, а запасной магазин потерял… — он запнулся, решив, что новым знакомым незачем знать, что с ним было недавно.

— Ну — семь, и что? — пробурчал мальчишка. — Этот, с рожей серой, он же… Я в него все выстрелил, пока он упал! Они как бессмертные!

— Был бы бессмертный — не упал бы, — заметил Павел Багрянов, курсант четвертого курса и победитель соревнований.

Потом он вдруг хлопнул себя по лбу, пробормотал: «Генка! Жорик!» — и бросился через свалку.

— Те двое мертвы! — крикнул Сотник вслед. Он забрал у Хорька ПМ и пояснил мальчику: — У людей этих какая-то броня, кажется, под одеждой, кожаная, поэтому много стрелять пришлось. Давай проверим.

Они проверили — у одного, в которого палил Хорек, под курткой оказалось нечто вроде твердой кожаной кирасы, у другого были кожаные подштанники. Третий — которого, судя по налившимся синевой шее и лицу, Павел Багрянов попросту задушил — обходился без брони.

Стягивая с мертвеца кирасу, Игорь подумал, что убийство серого прошло для него как-то очень легко. На войне всякий раз, отправив на тот свет вражеского бойца, он не мог отделаться от мысли — как того звали? сколько ему было лет, что он делал раньше? есть ли у него близкие, есть ли мать, жена или невеста, которые заплачут, узнав о том, что сына, мужа или жениха больше нет… и чтобы они сказали Игорю, если бы встретили его, и смог бы он оправдаться перед ними, смог бы сказать им: если не я его, то он бы меня убил? Но эти серые… А ведь он лишил жизни уже двоих — но если тогда, на перекрестке, все завертелось слишком быстро, Игорь просто не успел толком что-то подумать или ощутить, то сейчас время осмыслить ситуацию было… и он понял, что не испытывает ничего, кроме тихой мстительной радости.

Счет открыт, подумал он. Вас уже двое — и я сделаю все, чтобы эта цифра стала больше. Как можно больше.

Павел вернулся, качая головой, присел на корточки и уставился перед собой. Лицо у него было широкое, мясистое, со сломанным носом и пухлыми щеками. Низкий выпуклый лоб усеивали мелкие-мелкие прыщики, отчего он казался багряным.

— Мертвы они. — В голосе курсанта было скорее недоумение, чем скорбь. — Слышьте, а? Обоих завалили!

— А животное где? — спросил Игорь.

— Какое еще… а, корова та…

— Какая ж корова? — зло перебил Хорек. Он все еще относился к здоровяку настороженно. — У бабки в деревне корова — так то корова! У ей вымя! А это не корова, это, может…

— Кто? — спросил курсант.

Хорек замолчал, шевеля губами, и сказал уже с меньшим напором:

— Ну, может, бык.

— Какой же бык? Ноги, не видел, какие? А горбы?

— Ну так и не корова тоже! Где ты у коровы горбы видел?

— Значит — верблюд, — заключил курсант, скривился и стал ожесточенно чесать прыщавый лоб. — Бык-мутант, ёксель-моксель. Замучила эта чесотка! Всегда по весне…

— Прыщавый! — осклабился мальчишка. — Прыщ!

Багрянов на это не обиделся.

— Да уж, — сказал он. — За то меня в училище Багрянцем прозвали. За лобешник да за фамилию… А ты — зубастый!

— Хорек я!

Пока они пререкались, Сотник стащил с чужака кирасу, снял свою рубаху и стал облачаться в кожаную броню. Состояла та из двух половин, соединенных тонкими ремешками, по пять с обоих боков.

— Помоги, — попросил он Хорька. — Застегни здесь, под мышкой… И здесь. А ты, как тебя… боксер — приведи сюда эту корову. У нее к рогам вожжи примотаны, за них притащи.

— Да она ушла уже, — ответил великан.

— Так догони.

— Да зачем тебе та скотина…

— Боксер! — повысил голос Игорь. — У скотины на горбу оружие! Выполнять!

Он уже понял, что хотя на них двоих нет формы, командирский тон и отданные решительным голосом приказы вызывают у Багрянца нужную реакцию — курсант тут же задеревенел лицом, козырнул и поспешил через свалку. Только теперь Сотник разглядел татуировку, набитую немного ниже могучего затылка: звезда вроде той, что на гербе МЧС, с темным треугольником внутри, только на концах лучей у нее — пальцы, свернутые в четыре кукиша.

Хорек помог Игорю затянуть ремни кирасы.

— Не видел раньше таких шкур, — пробормотал он, трогая ремень. — Таких… в конопушках.

Застегивая рубашку, Сотник ощупал броню. Кожа была грубая, твердая, в крупных пупырышках, и он подумал, что это может быть шкура той самой рогатой скотины, то есть зверя из этой породы. Ведь стрелял же патрульный в животное, и с такого расстояния да по такой крупной цели вряд ли он промахнулся, — а твари хоть бы хны, шла себе дальше. Наверное, шкура у нее повышенной твердости…

Осмотр тел ничего особого не дал. Строение у чужаков было такое же как у людей, отличия имелись, но не принципиальные, а скорее такие… Ну словно между домашней собакой и волком. Все трое — очень худые, поджарые и жилистые, с тонкими костями, впалыми щеками и глубокими глазницами. Лица у них и правда были какие-то волчьи, хищные. У одного борода, двое просто небриты. Кожа серая и нездоровая с виду, шершавая и будто крупнозернистая. Темные узкие глаза. Черные волосы с легким металлическим отливом; двое стрижены почти наголо, у третьего, который с бородой (он вообще казался намного старше спутников), короткая косичка, перевязанная черным шнурком. Одеты примерно одинаково: во все кожаное, но материал отличался от того, из которого состояла кираса. Мягкий, шелковистый на ощупь, прошит толстыми бледно-зелеными и желтыми нитями. Свободные штаны, рубахи и куртки. Это на тех, что помоложе, а у бородатого плащ с красной полоской на каждом рукаве, и еще — пояс, где висел круглый кисет с какой-то травой вроде табака, но непривычно пахнущей, и широкие ножны, а в них нож с волнистым лезвием. В карманах курток и плаща ничего интересного, кроме нескольких мятых гильз без маркировки производителя да сухих стебельков травы. Левое запястье каждого украшал железный браслет, на котором болтался медальон с изображением: глаз, вместо зрачка овальная спираль. На правых запястьях с тыльной стороны была зеленая татуировка — такой же глаз со спиралью.

Игорь снял медальон с руки бородатого и продолжил осмотр. Больше всего его удивила рубашка одного из молодых. Не кожа, похоже на шелк, но непривычной фактуры — блестящая тонкая ткань, искристая и какая-то склизлая на ощупь. Внизу рубашка была нежно-розовая, чем выше, тем цвет становился насыщеннее, темнее, и в конце концов, миновав алый и густо-вишневый, переходил на воротнике в черный. По рубашке шли геометрические узоры — строгие квадраты, ромбы, призмы и круги. Игорь даже поморщился, так четкость этих узоров не соответствовала мягким переливам оттенков, очень плавно перетекающим один в другой, и так вся рубашка не соотносилась с остальной одеждой, простой и очень практичной. Будто они в разных местах сделаны или, может, в разные времена…

— Эта такие монголы, — объявил Хорек. — Нам училка в школе рассказывала: орда. Они по степи скакали и всех убивали.

— Почему монголы? — удивился Сотник. Повесив на плечо электроружье и сунув ПМ за ремень, он направился к тачанке, так и стоящей позади контейнера. Хорек пошел рядом.

— Потому что глаза узкие.

— Не такие уж и узкие. Хотя да, узковаты. Все равно на монголов не похожи…

— Но они ж по-монгольски говорят.

Остановившись перед тачанкой, они увидели идущего к ним Багрянца.

— Ты монгольский язык, что ли, знаешь? — спросил Игорь, перегибаясь через борт.

— Не знаю монгольский, — Хорек поставил ногу на колесо и полез в тачанку. — Они такое кричали, пока с этим прыщавым дрались: башибузук всякий, хардык-балык…

— Мне показалось, я и русские слова расслышал, и какие-то еще вроде китайских… Ну что, где скотина?

Подошедший курсант развел руками:

— Ушла.

— Как она могла уйти?

— А ногами. Я за ней — а она оглядывается и быстрее только… Я побежал — и она побежала. Я тогда в нее из пистолета этого, а он не стреляет. Вот так и ушла… скотина! Да вон, сами глядите.

Он махнул рукой с пистолетом. Далеко от свалки рогатое животное трусило к маячившим на другой стороне поля многоэтажкам.

— Надо было догнать, — сказал Игорь, залезая в тачанку.

— Да ну, бегать еще, — Багрянец тоже полез в машину, и она сильно просела правым бортом. — У нас стволы и так есть теперь.

— У нее на горбу висело ружье, длинноствол. Это, — Сотник показал ружье, которое взял у мертвеца, — короче гораздо. Мне кажется, у такого оружия все от длины стержня и количества катушек зависит… Видел, что в стволах у них?

— Заглядывал уже, — кивнул Багрянец. — Хотя пистолет вот обычный, пулями стреляет. Вроде дробовика такого, на один большой патрон.

В тачанке были три лавки — обитые грубой кожей доски от одного борта до другого; пол покрыт листами жести, изнутри на бортах висели широкие кожаные сумки. Впереди из пола торчал рулевой рычаг и педали, сзади был железный горб, под которым находился двигатель, а бак прятался под днищем.

Игорь, усевшись на передней лавке, первым делом проверил сумки. Там лежали два пистолета-дробовика, полтора десятка пузатых патронов, моток лохматой веревки и котомка, где была всякая снедь — краюха темно-серого, очень сухого с виду хлеба, ломти вяленого мяса и несколько сморщенных клубней, похожих разом на луковицы и яблоки. Хотя в животе давно урчало от голода, Игорь не рискнул попробовать их.

Еще он нашел большую серебряную флягу, которая разительно отличалась от всего остального — как цветастая рубашка одного из мертвецов отличалась от другой одежды. Искусная работа с тонким, мастерски орнаментом, очень изящным, настоящее произведение искусства: вьющиеся лозы, а между ними звезды и полумесяцы. От крышки к скобке на боку фляги шла серебряная цепочка. Игорь отвинтил крышку, понюхал.

— Что там? — поднял голову Багрянец, тупо разглядывавший содержимое другой сумки. — Опохмелиться б мне…

Игорь протянул флягу над головой Хорька. Мальчишка, забравшись в тачанку, стал на удивление молчалив — сидел пригорюнившись, ссутулился и свесил руки между острых коленей, обтянутых драными спортивками.

— Не, ты не думай, капитан, я не алкаш какой, пью редко, — поспешил оправдаться курсант, принимая флягу. — Редко — но метко, ёксель-моксель! Так…

Он приставил горлышко фляги к носу и шумно втянул воздух.

— Это че? Вроде кефира, что ли… Или может этот, как его, кумыс? Может, молоко этих… рогатых? Ну, подкисшее…

Он хлебнул, потом еще раз. Облизнулся и сделал несколько больших глотков.

— Нормально, капитан! Пить можно!

Хорек громко шмыгнул носом.

— Что? — спросил Игорь.

— Мы там жили, — мальчишка показал в сторону домов за полем. Над одним поднимался столб дыма. — Я и батя…

— А у нас общага неподалеку, — бодро кивнул Багрянец и снова принялся чесать лоб. — Ты это, капитан… Может, растолкуешь мне, что произошло-то? А то мы с ребятами… Ну, Генка да Жорик — одноклассники они мои. Мы из Люберец вообще-то. Они в ментовку поступили, я вот в училище… Ну, я так насчет учиться не очень, по боксу больше выступаю, вот и взяли меня.

— Это я понял, — согласился Сотник. — Перегаром почему от тебя несет?

— Так встретились мы случайно вчера вечером, они после дежурства… Ну вот, ко мне в общагу завалили, нажрались, ночью я их домой пошел провожать.

— Они даже форму не сняли, прямо в ней напились? Идиоты.

— Это да, — легко согласился Багрянец. — Не великого ума пацаны. Ну так пошел я их провожать, а на улице шум, бегают. Потом глядим — а в небе-то молнии зеленые! Потом напали на нас, эти, на телегах. Только они еще тогда в противогазах были, а одна телега с колпаком железным. Ну, мы дрались… Убежали, еще водки нашли… Заснули прям в поле, проснулись… И, короче — утром уже увидали этих, и решили засаду им сделать. Но сейчас! — он решительно махнул кулаком. — Сейчас протрезвел я. И, понимаешь… Ну, удивительное ведь дело! Не въезжаю совсем, — голос курсанта стал жалобно-просительным, — что все это значит, капитан? Как это такое может быть, чтобы… ну, ты понимаешь, о чем я!

Сотник, нахмурившись, некоторое время молчал. Хорек с Багрянцем глядели на него.

— Это нашествие, — произнес он наконец. — Вторжение. Экспансия — как хотите, так и называйте. По всему городу открылись такие… дыры. Из них полезли эти серые. Техника у них не крутая, сами видите, хотя ружья, которые с катушками в стволах, необычные. Но кроме них и простое оружие есть, пулевое. Пистолет вот… У нас такой еще в начале двадцатого века могли бы где-то в мастерской склепать. Дизеля, скот этот рогатый, еще я что-то вроде пушки на броневике видел. Одеты в кожу, шмотки от наших отличаются, непривычные, но при том — ничего особо экзотичного.

— Эк-зо-тичного, — повторил Багрянец и стал чесать лоб с таким видом, будто в голову его уже давно стучится какая-то важная мысль, но он все никак не может изыскать внутренние резервы для ее осмысления.

— Да. Противогазы еще, хотя теперь они их сняли почему-то…

— Так наши их пришибить всех давно должны! — воскликнул курсант. Хорек согласно закивал, сжимая и разжимая кулаки. — Почему самолеты не летают? Мобильники у пацанов отрубило, я-то свой потерял вчера, а у них даже рации ручные не действовали толком! Где танки, ёксель их задери, где вертушки наши?! Истребители! Ведь это ж не Зажопинск какой занюханный — Москва!

— А купол ты видишь? — спросил Игорь. — Откуда он, почему? Может… может он не пропускает к нам теперь никого? Я так понял, что когда он только появился, все электроприборы заколдобило. Ну, кажется, не совсем все, но большинство вырубились. Потому и техника не действует, кроме разве что совсем старой.

— Но кто же они такие? — Павел через борт плюнул в сторону контейнера, за которым лежали три мертвых тела.

Сотник покачал головой:

— Я не знаю. Может прав Хорек — орда это. Орда, которая Москву захватить хочет. Но откуда они пришли? И зачем, что им надо… Не знаю. Но выясню обязательно.

— Ладно. — Багрянец тяжело полез через борт. — Надо пацанов моих похоронить. Я с ними никогда… Ну, мы дрались в школе всю дорогу, они с соседнего двора, так мы стенка на стенку… Врагами были. Но тут вот встретились, напились, понимаешь. Надо закопать их теперь, чтоб по-людски. Хоть бы и в мусоре… а, они ж и сами-то, а?.. Ха, капитан, чуешь, какая эта… ирония, ёксель? Только доску найду — и закопаю.

Он пошел через свалку. Хорек с Игорем глядели ему вслед. Сделав несколько шагов, Багрянец остановился, ссутулившись, постоял немного и обернулся к ним.

— Так ты куда щас, капитан?

— В свой клуб поеду, — ответил Сотник. — Отсюда до него не очень далеко.

— Какой еще клуб?

— Был у меня клуб, стрелковый. Я ж в запасе капитан, бизнесменом после армии стал. В клубе оружие должно быть — за ним поеду.

— Я с тобой! — заявил Хорек таким тоном, что возразить ему Сотник не решился.

— А ты что думаешь делать, боксер? — спросил он. — Если из Люберец… к родителям пойдешь?

— Да они давно ту квартиру продали, в деревню обратно перебрались, там сытнее, — ответил Багрянец. — Далеко, под Новгородом. Никого у меня в Москве нету. А в общагу… ну, что там делать? Если, говоришь, нашествие это, если орда… Я тогда с тобой — за оружием. Со стволами оно как-то спокойнее, когда вокруг серые эти шастают, а? Помогите мне только ребят закопать — и поедем.

III

Увидев обоз впереди, Кирилл начал подтормаживать.

Небольшую кавалькаду возглавлял трактор с прицепом — открытым кузовом, полным людей; за ним ехала какая-то невообразимая тарантайка в пятнах ржавчины и частично облезшей краски, следом двигались две запряженные лошадьми телеги, несколько мопедов и мотоциклов. Весь этот раздолбанный автопарк дребезжал, рычал, хрипел и сипел на разные голоса, пукал вонючими выхлопами и раскачивался из стороны в сторону, но безостановочно катил вперед — в том же направлении, что и Кир.

Человек двадцать, прикинул он. А может и больше. Наверное, из поселка какого-то. Деревенские друг друга лучше знают, чем даже соседи в многоквартирном городском доме, потому им легче быстро сбиться в кучу и организовать совместное бегство.

До водохранилища оставалось всего ничего, и он поднажал. Купол теперь выглядел иначе — впереди он стоял огромной покатой стеной, совершенно подавляющей своими размерами. Что находится за ней, отсюда было не разглядеть, но, судя по тому, что солнце почти не изменилось, разве что стало чуть-чуть бледнее и холоднее, а звезды ночью казались немного более расплывчатыми, тусклыми, чем обычно, сквозь стену эту должно быть видно примерно как сквозь мутно-зеленое толстое стекло.

Удерживая рулевую вилку одной рукой, Кир потер глаза. Спать хотелось неимоверно, за сутки он всего пару часов дрых, да к тому же столько событий уместилось в эти сутки, столько всякого нового, необычного, что голову теперь распирало от впечатлений, вот-вот взорвется — и разлетятся во все стороны меховые шатры, горящие машины, варханы с ружьями, твари с горбатыми спинами, тачанки и броневики…

Женщина, сидящая в коляске последнего мотоцикла, оглянулась, увидела Кирилла и толкнула в бок мотоциклиста, позади которого к багажнику был пристегнут большущий коричневый чемодан и брезентовый сверток. Мужчина кинул взгляд через плечо, привстал на подножках и заорал. Впереди, услышав крик, тоже стали оборачиваться.

Кирилл съехал ближе к обочине, чтобы на полном ходу миновать обоз. Присоединяться к этим людям, даже просто притормаживать, чтобы поговорить с ними, он не собирался — Кир вообще не очень жаловал то, что в рекламе мобильных телефонов именуется «радостью общения», не любил всякие разговоры, новые знакомства, тусовки и прочее в том же духе. Лучший друг хакера — монитор, лучшая подруга — клавиатура…

Он уже поравнялся с задним мотоциклом, когда на телеге, следующей за пятнистым автомобилем, выпрямился во весь рост бородатый мужик в свитере и ватных штанах. С ружьем в руках. Кирилл не успел ничего сделать — грохнул выстрел, и правое колесо «горца» отозвалось шипением.

Машину качнуло, вилка под руками дернулась. Квадроцикл сильно вильнул, едва не вылетев на обочину. Кир машинально вывернул в другую сторону, его швырнуло обратно на дорогу — прямо к мопеду, на котором ехала девчонка в спортивном костюме и цветастом платке, обхватившая за поясницу тощего парня с развевающимися на ветру буйными рыжими кудрями. Тот газанул, сумев избежать столкновения с квадроциклом, но едва не врезался в телегу бородатого стрелка. Только после этого Кирилл смог остановиться. Вот она, радость общения с людьми! Переполненный праведным гневом, он вскочил на сидение и заорал:

— Дебил! Идиот! Ты чего стреляешь?! Ты не видишь — я свой!! Совсем офигел!! Тупой!!!

Тяжело дыша, Кир спрыгнул с «горца». Замыкающие машины обоза катили мимо, женщина из коляски, мотоциклист, рыжий парень с девчонкой в спортивном костюме, дети с задка телеги — все смотрели на Кирилла.

— Шину мне пробили, уроды! — он пнул ногой спущенное колесо. — Как теперь ехать?!

Плюнув, Кир присел рядом с «горцем», постучал кулаком по шине, а когда выпрямился, обоз уже тормозил. Заржала лошадь, рыкнула мотором тарантайка. Дети полезли с телеги, но бородач прикрикнул на них, сел на краю, свесив ноги, и принялся заряжать ружье, хмуро поглядывая на Кирилла.

— Глеб, ну что за привычка сразу стрелять! — донеслось из тарантайки. Дверца начала со скрипом раскрываться, но вдруг перекосилась, словно у нее отлетела верхняя петля.

Из кабины трактора вылез небритый коренастый мужик в сапогах, брюках-галифе и полосатом пиджаке. Одернув его, зашагал к «горцу». Когда он проходил мимо тарантайки, из нее выбрался толстенький коротышка с венчиком седых волос вокруг лысины.

— Да что же это! — всплеснув руками, он бросился вслед за коренастым. — Модест, сколько раз говорил: приструни Глеба, агрессивный он, представляет опасность для общества…

Коренастый, не обращая на него внимания, подошел к Кириллу, а перезарядивший ружье Глеб угрюмо бросил:

— Себя приструни, агроном.

— Но ты же чуть человека не убил!

Бородач пожал плечами.

— А чего он за нами… Да еще на машине такой ненашенской.

— Это квадрацикл, — угрюмо сказал Кирилл. — Сам ты… ненашенский. Квадроцикла никогда не видел?

— Вы не сердитесь на него, — агроном первым оказался возле Кирилла. — Просто ночью у нас такое было… Все взбудоражены, взвинчены. Я — Яков Афанасьевич Людозоля, так прозываюсь, а вы…

— Кирилл, — буркнул Кир, не очень-то понимая, зачем ему знакомиться с этим агрономом. — Кирилл Мерсер.

Коренастый Модест встал рядом, разглядывая его.

— Из Москвы? — коротко бросил он.

Кир кивнул.

— И что там происходит?

— А это — Модест Борисович Калюшник, председатель нашего колхозного кооператива, — представил Яков Афанасьевич. — Он у нас за главного. Я агроном, и еще, по совместительству, изобретатель, а человек, который в вас стрелял — Глеб, механиком он у нас. Ну и остальные…

— Помолчи уже, — бросил Модест Борисович. — Что в Москве?

Кирилл пожал плечами.

— Плохо там.

Председатель с Яковом Афанасьевичем переглянулись. К ним подошел рыжий парень, из-за которого робко выглядывала девушка в платке и спортивном костюме. Другие люди, оставив свои машины, тоже приблизились — теперь со всех сторон Кирилла окружили настороженные и испуганные лица.

— А что военные? — спросил Модест. — Власти?

И снова Кириллу ничего не оставалось, как пожать плечами.

— Да ничего. Власти не осталось, по-моему. А военные… электроника же почти не действует, поэтому они не смогли толком сопротивление оказать.

— Ага! — произнес Яков Афанасьевич, со значением оглядывая присутствующих. — Ведь я говорил — это ЭМИ! Вражеское оружие! Электромагнитным импульсом НАТО сначала вывело из строя…

— Погоди со своим импульсом, — перебил председатель и снова обратился к Киру: — Значит, город подавлен?

— Ну… можно и так сказать. Подавлен, да. Кто может, пытается уехать…

Кир не договорил — вдоль купола над ними скользнула молния, распалась десятками бешено извивающихся тонких хвостов и пропала. Сухой неприятный треск долетел сверху.

Модест сморщился, скривился весь, присел даже слегка, исподлобья глядя в небо. В глазах его отразился целый букет чувств: недоумение, растерянность, страх…

Остальные тоже уставились вверх. Девушка в платке прижалась к рыжему парню. На телеге захныкал ребенок, и бородатый Глеб — кажется, единственный в обозе взрослый, который не покинул свое место, чтобы поглазеть на Кирилла — принялся успокаивать его таким угрюмым голосом, что дитё заплакало еще громче.

— А здесь молнии ниже, — отметил Кирилл. — Наверное, я таки правильно рассчитал…

— Что вы рассчитали? — немедленно заинтересовался агроном. — Мне это крайне интересно — вы кажетесь образованным человеком, как вы думаете…

— Оружие? — перебил Модест, в упор глядя на Кирилла. — Имеется?

— Нет, у меня только…

— А вон сабля, — подал голос рыжий, махнув длинной рукой на багажник «горца».

— …катана, — заключил Кирилл. — Еще нож.

— Нож, м-да, — председатель качнул головой, развернулся и зашагал обратно к трактору. — Всем садиться! А ты, парень, можешь с нами, раз уж Глеб колесо тебе…

— Ко мне, ко мне можно, — засуетился агроном. — И рюкзак свой не забудьте, у меня места хватит…

Люди стали расходиться. Кирилл, совсем не уверенный в том, что ему хочется присоединяться к этой компании, отстегнул ремень багажника и взялся за рюкзак.

Вверху снова блеснула молния. В городе они вспыхивали неслышно, но здесь купол был гораздо ниже, и до земли долетал сухой треск. Модест, не успев забраться в трактор, остановился и замер, склонив голову, ссутулившись… и все вокруг остановились, с непонятным Кириллу выражением глядя на председателя. Тот постоял немного, оглянулся и спросил:

— Так что ты там рассчитал, парень?

— По-моему, диаметр этого купола где-то сто двадцать километров, — пояснил Кир, натягивая лямки рюкзака на плечи. — И граница его на севере проходит в районе водохранилища. Может, прямо по воде. Или за берегом, точно трудно сказать.

Модест кивнул и, скрипя сапогами, полез в кабину.

— Ну вот сейчас и узнаем, — Яков Афанасьевич, ухватив Кира за рукав, повлек его за собой. — Садитесь, Кирилл, а то в мой «хаммер-мини» почему-то никто больше не захотел, хотя места хватает…

Места в чудо-машине агронома хватило ровно для того, чтобы сесть, упершись коленями в дребезжащую железную «торпеду», и кое-как засунуть рюкзак себе под ноги. Пока Яков разводил пары, Кир огляделся и прикинул, что «хаммер-мини» склепан из древней «победы», при участии «чайки» и еще как минимум двух-трех моделей, причем все они были чуть ли не сталинских времен. Колеса казались чересчур велики для такого небольшого салона, а задние сидения отсутствовали — прямо за спинками передних начинался открытый багажник, забитый какой-то рухлядью. В потолке был криво прорезан люк, закрытый круглой крышкой из-под большой кастрюли, в народе именуемой «вываркой», на единственной петле.

Издав серию неописуемых звуков, «хаммер-мини» покатил вслед за трактором. Из прицепа его на Кира глядели дети и взрослые, первые — с любопытством, вторые — с плохо скрываемой растерянностью и страхом. Кирилл оглянулся на запряженную пегой кобылой телегу Глеба. Только сейчас он понял, что там, кроме бородатого механика и троих детей, больше никого нет — то есть нет никаких женщин. Он уже открыл рот, чтобы задать вопрос агроному, но тот заговорил сам:

— Вы, Кирилл, не думайте, что в какой-то цирк-шапито попали. Мы все нормальные люди, просто сейчас очень уж напуганы.

— А вот председатель ваш… — начал Кир.

— Заметили, как Модест из-за молний дергается? Он, понимаете, такое в свое время пережил… У него сестру младшую молния убила. Год назад это было, в поле за деревней нашей, в грозу сильную. Прямо у него на глазах — бах! — и нет Маши, — Агроном махнул рукой, «хаммер-мини» дернулся, и Кир стукнулся коленями о «торпеду». Щелкнув, сама собой откинулась дверца «бардачка». Внутри лежал большой огурец и нечто, завернутое в жирную от масла бумагу. В кабине запахло копченой колбасой.

— Маша, сестра Модеста, женой Глеба нашего была, — продолжал Яков Афанасьевич, небрежно захлопывая «бардачок». — Остался он один с тремя детьми… Но Глеб-то — что… Глеб такой барсук по жизни, угрюмый тип, неразговорчивый, а вот Модест… Вы не поверите — он весельчаком был, говорливым, с огоньком мужик, а теперь вот тоже молчуном стал. И молний боится. Но я не о том поговорить хотел, Кирилл, вы скажите, вот это вот — агроном ткнул пальцем вверх. — Что оно, по-вашему, такое?

— Купол, — сказал Кир. Глаза у него слипались, голова сама собой то клонилась на грудь, то откидывалась на спинку.

— Но откуда он взялся? Ведь это я так при народе говорю, что, мол, НАТО, чтоб привычное для них что-то было, чтоб паники поменьше, но на самом деле…

Уловив в голосе Якова Афанасьевича новые интонации, Кирилл через силу раскрыл глаза и глянул на него. И понял, что первое его впечатление было обманчиво — толстый агроном совсем не так прост, как кажется поначалу.

— На самом деле, — продолжал Яков Афанасьевич, — я не знаю, что думать. Это второй раз в моей жизни, когда я просто не знаю, что думать. Иногда словами нельзя описать… Их просто не хватает, нет таких слов. Сейчас как раз подобный случай.

— Вы видели варханов? — спросил Кир.

— Варханов?

— Мне кажется, они так себя называют, но могу и ошибаться. Люди в противогазах. Хотя теперь они их сняли.

— Противогазы, — кивнул агроном, поворачивая вслед за трактором. — Конечно, мы их видели, Кирилл. Они же напали на наше Жаково.

— Когда это произошло?

— Посреди ночи. Началось что-то несусветное… Никто не спал, конечно, ведь мы видели купол. Модест собрал всех в клубе, сказал, что пытается поговорить с городом, с администрацией, но связи нет… Мобильные не действовали. Потом за деревней, то есть за нашим полем, возникло что-то такое зеленое, вытянутое, ну вроде облака… — преодолев поворот, Яков Афанасьевич повернулся к пассажиру. — В Москве вы наблюдали подобные образования?

— Видел несколько, — Кир снова прикрыл глаза, откинувшись на спинку. — Одно появилось прямо на Красной площади. И оттуда вышла целая армия.

Агроном после этого надолго замолчал, и Кир уже начал уплывать, звуки стали тягучими и очень далекими, но тут Яков Афанасьевич заговорил снова:

— Так что же, Кирилл, значит, Кремль тоже… А?

— Да, — ответил Кир. — В смысле — нет больше Кремля. Я так думаю.

— М-да…

— А что у вас в Жаково случилось?

— Когда мы были в клубе, появились эти, как вы говорите, варханы, на необычных машинах. С них открыли огонь. Убили несколько человек, другие разбежались. У меня сложилось впечатление, что к нам заехал какой-то патруль, и они не стремились захватить поселок, не планировали уничтожение всех гражданских. Скорее это была такая… мимоходная акция устрашения.

Кирилл, приоткрыв левый глаз, снова искоса глянул на агронома. Сколько тому лет? Лицо гладкое, моложавое, но волосы-то седые. И выражения у него проскакивают… «уничтожение гражданских», «акция устрашения». Кем он раньше был, этот Яков Афанасьевич Людозоля? Говорит, что это второй случай в его жизни, когда у него нет слов для описания происходящего. Второй, а?..

Хотя мне какая разница? — мысленно добавил Кирилл. Мне бы доехать с этой компашкой до купола, а там я с ними распрощаюсь.

Агроном тем временем продолжал свой рассказ:

— В общем, когда варханы уехали, мы кое-как пришли в себя. Собрались и утром выступили. У Модеста авторитет среди жаковцев, он смог все быстро организовать. Теперь вот едем… Так, говорите, граница купола где-то в районе водохранилища?

— Мне так кажется, — промямлил Кирилл, вновь уплывая куда-то в тихие сонные дали. — Разбудите меня, когда подъедем.

* * *

Стволом ружья механик Глеб ткнул на восток.

— Туда если объезжать, километра три-четыре, — буркнул он. — И дорога паршивая.

— Правильно! — пискнула девушка в платке и спортивном костюме, которую все называли Аленкой. — Мы туда ходили этим летом.

— А вот там, — ружье обратилось на запад, — плотина, за нею Клязьма начинается. Через плотину трасса идет. По ней и поедем.

Машины обоза остановились на краю пляжа. Справа от него в березовой роще виднелись домики базы отдыха, а слева на воде у берега, кормой к нему, стояла небольшая баржа с пришвартованными лодками, выкрашенными ярко-синей краской. Среди них был один катер — неуклюжая с виду посудина, оснащенная подвесным мотором.

Председатель, Яков Афанасьевич, Глеб, Кирилл с рюкзаком за спиной и тощий рыжий парень со своей Аленкой прошли на середину пустого пляжа, чтобы осмотреться. Остальные жаковцы ходили между машинами и телегами, явно плохо представляя, что им делать. То и дело кто-нибудь поворачивался к водохранилищу и надолго замирал, глядя на мутно-зеленую стену, высящуюся над дальним берегом.

— На лодочной станции кто-то должен дежурить, — подал голос рыжий парень, которого звали Веней. — Почему там никого нет?

Ему не ответили. Кирилл окинул взглядом березовую рощу с домиками, пляж, баржу и лодки. Нигде никого — куда все подевались? Но, с другой стороны, и следов варханов нет, что не может не радовать. Прищурившись, он посмотрел на другой берег водохранилища, густо заросший деревьями. Что это белесое такое плавает возле него? Отсюда невозможно понять, там вроде рябь светлая под самым берегом…

С сухим треском по стене густо-зеленого светящегося тумана скользнула молния. Модест, вздрогнув, отвернулся.

— На дамбу надо, — повторил Глеб, и Аленка закивала. — И дальше по трассе.

Модест вопросительно глянул на Якова Афанасьевича. До сих пор Киру казалось, что председатель не обращает на него особого внимания, но тут стало ясно, что в особых случаях он предпочитает советоваться с агрономом.

— Что скажешь?

Приставив ладонь козырьком ко лбу, Яков повернулся к дамбе.

— Если трасса, — задумчиво произнес он, — то там варханы могут посты сделать. Трасса — это такое место…

— Какие еще варханы? — буркнул Глеб.

— Молодой человек, — агроном кивнул на Кирилла, — так их называет. Говорит, вроде слышал от них это слово.

— Вроде! — Глеб хмуро отвернулся.

Что собой представляет механик, Кирилл уже понял. Поначалу тот казался сильным, уверенным в себе мужиком, но если приглядеться к насупленному лицу да прислушаться к интонациям голоса, становится ясно, что не такой уж он и самоуверенный, настоять на своем не умеет и быстро подчиняется любому авторитету.

— Значит, по трассе не рекомендуешь ехать? — прямо спросил Модест у агронома, и когда тот кивнул, добавил: — Ладно, а как тогда быть?

— На лодках, — предложил Яков. — Вон их сколько. И катер даже, гляжу, стоит.

— А лошади-то?! — вскинулся Глеб. — Телега моя… А-а! — он махнул рукой, мол, делайте, что хотите.

— Прям по воде… — протянул Модест. — Так ведь машины придется бросить. Телеги, опять же, лошадей.

— А много толку с них? Во-первых, горючего у нас мало. Во-вторых, трактор твой совсем медленный, как и мой «хаммер», в случае чего, от погони на них не уйдем. Да и клячи Глеба и Вити, сам понимаешь…

Модест возразил:

— Дело не в погоне, а в том, что как дальше-то? Дети, бабы — далеко они пройдут?

— Модест, мы вообще не знаем пока, куда движемся. Пока что у нас цель из-под купола этого выйти, вот я и предлагаю варианты. Но вообще, ты прав, конечно, долго идти дети с женщинами не смогут. Стало быть, надо разведку провести.

— Разведку на воде? — уточнил Кирилл. — Или послать кого-то на разведку к плоти…

Он не договорил — со стороны плотины донесся грохот.

Аленка вскрикнула, между машинами заплакал ребенок, запричитала женщина.

Кирилл, как раз повернувшийся лицом к плотине, хорошо все разглядел. Перед тем как там рвануло, с купола в нее ударила молния. Или, возможно, не в плотину, а в машину на ней. Ему показалось — взорвался какой-то очень большой автомобиль. Может, бензовоз? Даже, наверно, с прицепом…

Когда прокатившиеся над водохранилищем раскаты смолкли, все разом заговорили. Киру эта болтовня уже надоела, и он молча зашагал к барже. Еще несколько секунд позади спорили, потом замолчали.

— Кирилл! — окликнул Яков Афанасьевич.

Не оглядываясь, он махнул им рукой. По деревянному настилу перешел с берега на корму баржи, миновал будку с вывеской «ЛОДОЧНАЯ СТАНЦИЯ „ЧЕМПИОН“», мимоходом заглянул в пыльное окошко — за ним был стол, сейф, койка и тумбочка с электрочайником, но ни одного человека — и остановился на середине баржи. Лодки тихо покачивались на волнах. Подвесной мотор на катере был наклонен так, что виднелся винт в налете ржавчины.

Позади заскрипели доски. Скинув с плеч лямки, Кир положил рюкзак на лавку, стоящую возле низкого ограждения, достал из кармана нож и присел над люком в палубе. Ковырнул лезвием шляпку одного из гвоздей, которым деревянный засов с большим навесным замком крепился к крышке люка. Услышав дыхание над собой, поднял голову.

Рыжий Веня с Аленкой остались на берегу, остальные подошли к нему.

— Открыть надо, — Кирилл ткнул ножом в люк.

Модест, кивнув Глебу, направился на нос баржи, где был пришвартован катер. Яков Афанасьевич присел рядом с Кириллом.

— А ну, посунься! — Глеб оттолкнул Кира и схватился за дужку замка.

— Ты его так не оторвешь, — сказал Кирилл.

— Эх-ха! — Глеб рванул.

Хряснуло, скрипнуло — и засов отлетел вместе с гвоздями, которые механик просто вырвал из досок.

— Глеб у нас сильный, — пояснил агроном. — Подковы гнет. Ну-ка, ну-ка, что там…

Они с Кириллом открыли люк. Под ним оказался неглубокий отсек, где лежали легкие пластиковые весла.

— Вот так! — удовлетворенно сказал Яков, доставая сразу несколько. — Правильно мыслите, Кирилл. Модест! Можно теперь и на разведку, если у катера мотор не заведется…

Тут как раз мотор и завелся — взревел на весь пляж. Присевший на лавке в катере председатель повернул рукоять, заглушая его, и тут с берега донеслись крики.

— Ох ты! — воскликнул Глеб.

К пляжу, на краю которого стояли машины с телегами, приближались вытянувшиеся клином тачанки. Впереди двигался броневик с клепаной квадратной башней, из которой торчал широкий ствол.

Бородач бросился к корме, зацепив охапку весел в руках Якова. Весла попадали на палубу. Навстречу механику уже бежали Веня с Аленкой, за ними спешили еще несколько человек, другие метались по пляжу. Кто-то рванулся к роще — и тут же две тачанки, отделившись от клина, повернули следом.

— Назад! — закричал Яков. — На лодки!

Кирилл, схватив два весла, бросился к ближайшей. Спрыгнул в нее, поскользнувшись, упал на лавку. Швырнул весла у борта и выпрямился. По краю баржи между двумя скобами была натянута толстая проволока, от лодок к ней шли цепи, на конце каждой был карабин с замком, надетый на проволоку.

Кир вскочил обратно на баржу, подхватил рюкзак с лавки. Снова взревел подвесной мотор. Люди бежали мимо, часть уже попрыгала в лодки, другие передавали им детей…

— Глеб! — крикнул Кирилл, завидев бородача, который спешил с двумя мальчишками лет четырех-пяти на руках. Позади него бежала девочка немного постарше.

— Глеб, скоба! Вон там — вырви скобу из палубы! Слышишь?! Надо проволоку эту сорвать!

По ошалевшему лицу бородача было видно, что он плохо понимает, что к чему.

— Скоба, иначе не отплывем! — Кирилл показал на одного из ревущих мальчишек, которых прижимал к себе механик. — Давай я их в лодку пока посажу! А ты…

Механик наконец понял. Он поставил детей на палубу и бросился обратно, к скобе, вбитой ближе к корме.

— Передавай их мне! — крикнул Кирилл девочке, прыгая обратно в лодку. Там уже сидели Аленка, незнакомая женщина и Веня, который, кряхтя от натуги, пытался голыми руками сломать замок на карабине.

С берега донеслись выстрелы. Двигатели тачанок ревели все громче. Дочка Глеба схватила вопящего от страха брата, протянул Кириллу, тот взял ребенка, передал Аленке, затем подхватил второго. Проволока дернулась — и опала. С победным воплем Веня рванул цепь.

— Прыгай! — крикнул Кирилл девочке, протягивая руку.

Она попятилась, вопя:

— Папка! Папка!!!

Подвесной мотор ревел где-то в отдалении, на берегу гремели выстрелы. Некоторые лодки уже отплыли, люди в них вовсю гребли, лопасти врезались в клокочущую воду. Кирилл прыгнул на палубу, схватив девочку за плечи, повернул и толкнул так, что ей ничего не оставалось, как перескочить в лодку. Она упала между лавками, выпрямилась и с воплем «Папка!» бросилась обратно, но Аленка обхват ила ее сзади, прижала к себе, а Веня сильно оттолкнулся от баржи веслом — и лодка поплыла прочь.

Прямо на Кирилла вдоль края палубы бежал Глеб. Вдруг он дернулся и полетел головой вперед, будто получив сильный удар в спину. Когда бородач упал, Кир отскочил, увидев обугленную дыру между его лопаток.

Несколько тачанок ехали в две стороны вдоль берега, преследуя беглецов, остальные, достигнув пляжа, встали. Варханы спешили к барже, стреляя по лодкам. На палубе уже никого не осталось. Подхватив весло, Кир бросился к носовой части, где покачивалась на волнах последняя лодка. Спрыгнув в нее, швырнул на дно рюкзак и уперся лопастью в борт баржи, чтобы оттолкнуться, — но так и не сделал этого.

Дальше всего отплыла моторка, где кроме Модеста сидели еще пять человек. Она преодолела больше половины расстояния до противоположного берега, когда из высящейся над ним стены мутного света в лодку ударила извилистая зеленая молния.

Моторка взорвалась. Фонтан грязно-серой кипящей воды взлетел на том месте, где она была. В этот миг Кирилл и понял, что именно он заметил возле другого берега — там плавала брюхом кверху дохлая рыба.

По палубе мягко застучали подошвы сапог с тупыми носками. Прямая алая молния впилась в одну из плывущих прочь лодок. Сквозь гулкий плеск волн о борт донеслись крики.

Бросив весло, Кирилл сел на носу и ухватился за свисающую с баржи цепь. Он мог бы нырнуть в воду, спрятаться где-то у борта или попытаться уплыть вдоль берега… мог бы, если бы умел плавать.

А еще мог, выхватив катану, прыгнуть на баржу и пронестись по ней, расшвыривая варханов, как отважный самурай сквозь ряды врагов, оставляя за собой корчащиеся тела и отрубленные конечности в лужах крови, спрыгнуть на берег, захватить броневик с квадратной башенкой, расстрелять из пушки все тачанки с оставшимися в живых варханами и спасти людей… но это все Кир мог сделать, если бы он был героем.

Вот только Кирилл не был героем. И он не умел плавать. Зато теперь он понимал: купол не преодолеть, глупая была идея, ведь он видел эти молнии — естественно предположить, что накрывший Москву огромный зеленый колпак смертелен для тех, кто приближается к нему.

Из-за всей этой беготни и прыжков, и близкой опасности, сердце у него колотилось как сумасшедшее. Он не очень-то привык к таким вещам. И теперь, тихо сидя в лодке, Кир вернулся к привычной для него роли стороннего наблюдателя. Бездеятельного, просто следящего за событиями вокруг и делающего выводы. Палуба была над головой, расхаживающие там варханы пока что не заметили его — но это было делом нескольких секунд. Кирилл сидел неподвижно. И размышлял: они не убивают всех подряд, часть людей берут в плен, а значит, возникает один важный вопрос. По-настоящему важный.

Для чего им пленники?

IV

— А видели, на скотине той еще один серый сидел? Так вот, он мертвый был, уже когда Генка с Жориком стрелять начали. Понимаете? Не мы его завалили, — говорил сидящий позади Багрянец.

Сотник, сжимая рулевой рычаг и внимательно разглядывая извилистую, с горбатым растрескавшимся асфальтом дорогу, ответил:

— Серые еще до вас с кем-то дрались. Может, кого-то из них убили, а того только ранили, и они его везли назад, но он по дороге умер, еще до свалки. Только поэтому у вас и получился наскок… да и то, как сказать, получился или нет — друзья ведь твои погибли.

Многоэтажки окраинного района остались далеко слева, впереди была заросшая кустарником и деревьями низина между пологими холмами. Через низину шла старенькая однополосная дорога, с которой давным-давно стерлась вся разметка. Солнце перевалило зенит, было жарко и душно, в кустах звенели насекомые.

Мотор тачанки гудел неровно, кряхтел и кашлял. Услышав сквозь шум тихое чавканье за спиной, Игорь оглянулся — Хорек дожевывал яблоко-луковицу, в другой руке его был ломоть мяса.

— Ты что, ешь это? — Сотник нажал на педаль тормоза. — Нельзя, отравиться можно!

— Чего это? — пробубнил мальчишка с полным ртом.

— Мы не знаем, откуда все это. В каком месте оно росло…

— Я одно яблоко еще в самом начале схавал. И Багрянец тоже. Оно как картоха, тока твердая.

Тачанка встала. Придавливая левой ногой педаль, Сотник перекинул правую через лавку, повернулся и глянул на курсанта.

— Ага, — кивнул тот, хлопая себя ладонью по животу. — Еще пару кусманов хлеба с мясом умял. Сухой хлеб такой, грубый… Кумысом запил, и хорошо.

— И в брюхе не бурчит?

— Не-а. То есть все ж таки бурчит, вроде как непривычное что-то сожрал, но не очень сильно.

Игорь решил:

— Ладно, дайте и мне тогда.

Хорек вытащил из сумки еще один ломоть мяса, клубень, отломал от краюхи кусок и протянул все это Сотнику. Тот положил снедь на деревянную полочку, прибитую к переднему борту тачанки, отпустил педаль — они покатили дальше.

Управление у машины было примитивным. Некоторое время назад, остановившись, Сотник осмотрел колеса, помял их и решил, что внутри нет воздуха — они целиком состояли из резины или, может, каучука. Вращаясь, при трении об асфальт шины громко шипели.

Он принялся есть. Мясо оказалось слабосоленым, а клубень напоминал вкусом недоваренную картошку, хотя и повкуснее. Не взирая на сильный голод, Игорь откусывал маленькими кусочками, тщательно пережевывал, глотал осторожно, прислушиваясь к ощущениям. Желудок воспринимал незнакомую пищу вроде как с удивлением, опасливо, но без паники.

Впереди дорогу рассекала трещина, заканчивающаяся проломом, полным щебенки и земли. Сотник наклонил рычаг, уходящий прямо в круглую дыру в полу — внизу заскрипело, и тачанка стала поворачивать. Качнулась, огибая трещину. Больше шестидесяти-семидесяти километров машина не шла, а если он долго давил газ, пытаясь расшевелить ее, двигатель за спиной придушенно хрипел.

Дальше дорога плавно поворачивала, следуя изгибу долины. Дальнюю часть не было видно за рощей старых акаций, и Сотник на всякий случай взял лежащее под бортом электроружье, положил на колени. У него еще был заряженный пистолет-дробовик (расковыряв один патрон, Хорек обнаружил внутри всякие железные штуковины — крошечные шарики, кубики, острые спиральки из оплавленного металла, короткие штыри и кружки, похожие на шляпки от маленьких гвоздей, причем все это было смазано какой-то подозрительной, неприятно пахнущей густо-желтой дрянью — стараясь не касаться ее пальцами, мальчишка выбросил картечь за борт). Хорьку дали нож, а Багрянец вооружился двумя пистолетами, которые подвесил на самодельных ремешках, вырезанных из плаща мертвого чужака. Курсант попытался надеть что-то из их шмоток, но лишь порвал цветастую рубашку в геометрических узорах.

Перед въездом в низину Багрянец решил испробовать один пистолет и, никого не предупредив, стрельнул по вороне, сидящей в кроне молодого дубка у дороги. Пистолет бахнул на всю округу, плюнув языком пламени и дыма. Ворону унесло вместе с половиной кроны, Хорек восторженно заорал, а Сотник чуть не свалился с лавки и в энергичных выражениях высказал боксеру все, что о нем думает.

Двигатель зарычал, потом хрипло раскашлялся. Сотник глянул на единственный датчик. Черт его знает, что тот показывает… Короткий железный цилиндр крепился к рычагу передач; на торце его был циферблат с какими-то значками по кругу — похожи на цифры, но с непривычными крючками и палочками, — и черная стрелка, сломанная на конце. Поначалу Игорь решил, что это спидометр, но вскоре выяснилось, что при смене скорости стрелка не шевелится. Зато позже обнаружилось, что она медленно движется в одну сторону — теперь стрелка почти достигла жирной черной риски в нижней части циферблата.

— По-моему, солярка кончается, — сказал Игорь. — Если…

Слева раздались выстрелы, и он схватился за ружье. Позади засопел Хорек, заворочался Багрянец, ругнулся, вытаскивая пистолет из самодельной перевязи.

По вершине холма, оставляя за собой струю темного дыма, быстро ехал броневик с квадратной башенкой. Впереди бежали несколько фигурок, из броневика по ним стреляли. До тачанки донеслись приглушенные хлопки. Один из беглецов упал.

— Стреляй! — вдруг засопел сзади Хорек. — Стреляй, ты молнией его взорвешь!

— Ничего не выйдет, — возразил Игорь. — Далеко слишком.

Бегущие люди исчезли на дальнем склоне холма.

— Может батя там! Убегает от них, а ты…

Хорек рванул ружье из его рук, но Игорь не отдал.

— Тебе везде батя мерещится.

— Стреляй же! — мальчишка не слушал. — Ну чего ты не стреляешь?! Батю спасти надо!

Багрянец с Игорем удивленно смотрели на него. Хорька трясло, он сопел, сжимая кулаки. Мальчик снова дернулся к ружью в руках Игоря, но тот встал, подняв оружие повыше, и тогда с криком «Они батю убили!» Хорек бросился к Багрянцу, попытался схватить пистолет. Курсант, недолго думаю, толкнул его ладонью в лоб, и мальчишка упал на спину.

— Осторожней! — Сотник склонился над ним, чтобы помочь встать.

— Капитан, а эти, серые, и правда папашу его пришили? — спросил Багрянец.

— Не знаю, он так говорит. Схватили и в тачанку свою бросили, увезли куда-то.

Хорек оттолкнул его руку, сел, повернулся к борту и ткнулся в него лбом. И замер.

Багрянец покачал головой.

— Я ж говорил — псих шкет. Слышь, шкет? Ты псих!

— Сам ты! — невнятно откликнулся Хорек, не оглядываясь.

— Я-то — не, я ж не бьюсь как ты, и не ору… Ну с чего ты по тачке этой палить вздумал? Совсем дурак!

— Не дурак! Их убивать всех надо! Они Москву захватили, людей в плен берут! — мальчишка повернулся к ним. — Почему вы не стреляли?!

— Да потому что далеко, — рассудительно ответил Багрянец. — Да и вообще, вооружены мы слабовато пока. Сколько до клуба твоего еще, капитан?

— Рядом он. — Убедившись, что Хорек начал успокаиваться, Сотник опять повернулся к холмам. Броневик катил прочь, к центру Москвы. Небо в той стороне заволокло серым.

— О! — Курсант тоже увидел это. — Гля… Это ж над центром где-то, а? Да там пожарище нехилый, я даже гарь вроде чую. И канонада, слышите?

Горело и впрямь сильно — небо на юге потемнело. И словно приглушенные раскаты грома доносились с той стороны.

— Капитан, так сколько до клуба?

— Километров пятнадцать, наверное, — ответил Игорь. — Может, двадцать. Там заброшенный колхоз, клуб прямо на поле построили. Хотя эта телега не быстро едет, но скоро будем.

— Ну так поехали. А то я себя с этими пистолетами неуверенно как-то себя ощущаю… Какие стволы в клубе? Небось, ружья охотничьи?

Заводя мотор, Игорь покачал головой.

— Автоматы Калашникова, Макаровы, 'грачи', гранаты. Еще — ручные гранатометы и выстрелы к ним.

— Гранатометы, ого! Это ж откуда такое богатство?

— Долгая история. И я гарантию дать не могу — надеюсь, что стволы там, но…

Он замолчал, безуспешно пытаясь завести тачанку. Для этой цели серые использовали узкую металлическую пластинку с рядом зазубрин на одном конце. Его надо было вставить в щель, которая находилась в торце рычага переключения передач.

Стартер рычал, но ничего не происходило.

Над ухом засопели, и голова Хорька возникла возле плеча. Мальчишка понаблюдал, как Игорь крутит пластинку-ключ, терзая стартер, и полез через борт. Вскоре донесся его голос:

— Сотник, пустой он! Дядьки, эй, там ничего нет!

Они перегнулись через борт. Горловина изогнутой трубы, через которую топливо заливалось в упрятанный под днищем бак, наискось выступала из-под днища. На конце трубы была резьба, с которой Хорек свинтил крышку на цепочке.

— Откуда знаешь, что пустой? — спросил Багрянец. — Ты ж не видишь.

— Дурак! Я под дно залез и постучал по нему! Звук такой… пустой.

— Ну ладно, убедил, — Павел тоже слез, присел пару раз, разминаясь. — Капитан, что дальше? Пойдем? Пятнадцать километров — далеко, но что делать…

— Я сначала сам погляжу, — ответил Игорь, — а вы окрестности осмотрите, только осторожно. Я быстро.

— Правильно, шкет, давай на разведку, — согласился Багрянец. — А то неизвестно, кто там за тем поворотом может ныкаться.

— Я Хорек!

— Да хоть Сурок, мне по барабану. Пошли.

Повесив ружье за спину, Игорь полез под тачанку. Две пары ног — толстые, в мятых камуфляжных штанах, и худые, в синих спортивках с обтрепавшимся низом — удалились в сторону поворота.

— Дай пистолет мне! — донесся требовательный голос Хорька.

— У тебя ж нож, — прогудел в ответ курсант.

— Ну так что? У тебя аж два. Дай один!

— Не дам я тебе пистолет. Тебе сколько лет, Сурок? Не игрушка это.

— Я Хорек!

Голоса стихли. Игорь осмотрел рычаги с рифлеными трубками, идущие под днищем от передка тачанки к двигателю и осям, и улегся навзничь под баком, винтами прикрепленном к двум швеллерам у заднего борта. Постучал по нему костяшками пальцев, прислушался… Да, пустой. Придется теперь до клуба пешком идти, а это долго, дойдут уже затемно.

Он полез обратно, и тут за поворотом грохнул выстрел.

Игорь выкатился из-под тачанки, сдвинув ружье на грудь, прыгнул на обочину. Пригибаясь, выставив вперед ствол, нырнул между акациями, миновав через рощу поворот дороги, выглянул. Впереди на асфальте стоял синий «санг йонг» — не то «актион», не то «кайрон», Игорь плохо знал эти корейские джипы-паркетники. Продавленным передком с раскосыми азиатскими фарами машина ткнулась в бетонный столбик. Дверцы были раскрыты, рядом топтался Хорек, Багрянец вразвалочку шел по дороге обратно к тачанке.

Увидев, что впереди все спокойно, Сотник выпрямился и шагнул на обочину. Багрянец сперва схватился за пистолет, потом узнал Игоря и махнул рукой. Остановился. Когда Сотник подошел, великан развернулся и зашагал рядом.

— Чего стреляли?

Багрянец пояснил слегка виновато:

— Да это шкет твой, и где ты его откопал…

— Это он меня откопал, вернее, отловил.

— Да уж, такой все может. От же безумный сурок!

— Так что за выстрел?

— Да он пристал ко мне: дай подержать, да дай подержать… Как клещ, вцепился, всю дорогу трындел, пока шли да тачку эту рассматривали. Ну я дал пистолет. Он тут же возьми, блин, и шмальни.

— Куда?

— Главное, что не в меня, ёксель ему в задницу! В стекло, лобовуху размочалил вчистую. Ты, слышь, капитан, погляди, что это за машина… Она нам кстати попалась, думаю.

Это оказался «актион», причем дизельный, о чем свидетельствовала надпись на крышке топливного бака. Сотник, отодвинув в сторону насупленного Хорька с пистолетом в руке, заглянул в салон, потом раскрыл багажник.

— Хозяев не было, когда вы подошли? — спросил он, извлекая наружу десятилитровую канистру.

— Не-а, — ответил Багрянец. — Сбёгли давно хозяева. Или серые их похватали. Что там? Я через окно канистру вроде видел.

— Правильно, канистра. Но мы не знаем, подойдет топливо для тачанки или нет, даже если дизель это.

— Че там, соляра — она соляра и есть! — махнул рукой великан.

— Не скажи.

— Ну пошли, зальем, проверим. Не подойдет — в этой тачке поедем, она вроде не сильно побитая. Ключа, правда, нет в замке, я глядел. Ну да ничего, панель раскурочим и заведем.

— Думаешь, поедет? Большинство подобных машин встало.

Курсант пожал плечами.

— Ну, можно хотя б попробовать.

— Ладно, неси, боксер, — Игорь отдал канистру.

Но они не успели отойти от джипа — Хорек насторожился, подняв голову, схватил Сотника за рукав.

— Что? — спросил Игорь, и мальчишка сипнул:

— Ныкаемся!

Он первый нырнул за машину, и Сотник с Багрянцем последовали за ним, услышав звук мотора. Вскоре грузовик с квадратной кабиной и дощатым открытым кузовом показался из-за поворота, где осталась тачанка. Раскачиваясь на ухабах, содрогаясь, дребезжа и урча, он прокатил мимо. В кузове никого видно не было, а в кабине сидели двое, и на мгновение Сотнику, осторожно выглядывающему сквозь затененные окошки «санг йонга», показалось, что одно лицо ему знакомо… Но слишком быстро оно мелькнуло, чтобы он мог быть уверенным.

Грузовик, оставляя позади сизую пелену, миновал низину и скрылся за холмами.

— Ну и старье, — заметил Багрянец, выпрямляясь. — На такой солдатов еще во второй мировой возили, я по «ящику» видел в одном фильме. Куда это они поехали, интересно… И чего ты им вслед вылупился, капитан?

Сотник провел рукой по лицу, прикрыл ненадолго глаза и повернулся лицом в ту сторону, где осталась тачанка.

— Пошли.

Хорек, по своему обыкновению тихо сопя, первым поспешил обратно.

— Слушай, а че мы их не тормознули? — спросил Багрянец, шагая возле Игоря с канистрой в руках. — Это ж свои. И в ту же сторону двигались — проехали б с ними часть пути, а то и весь.

— Не уверен насчет своих, — ответил Игорь.

— Как это? Я ж видел, обычные людишки сидели, не серые.

— Боксер, «свои» теперь вообще нечасто попадаться будут. Ты сам прикинь, что сейчас в городе делается… Там уже наверно магазины вовсю грабят, мародеры шастают. Мало ли в Москве отморозков? И местных, и заезжих. Теперь им самая воля.

Хорек шел впереди, не оглядываясь, но было ясно, что он внимательно слушает.

— Не, ёксель, — возразил Багрянец. — Это серым воля, а нам — хоть отморозкам, хоть нормальным людям… Вон, они с броневиков прям, как за дичью какой, за людьми охотятся. Но так ты, конечно, прав, капитан. Теперь в городе опасно будет. Надо пока вместе держаться, раз нас случай свел. Давай, заливаем.

Топливо подошло — мотор завелся с полоборота, почихал немного, переливчато погудел, а после звук его стал даже более чистым, приятным для слуха, чем до заправки. Багрянец, отобрав у Хорька пистолет и зарядив его, снова уселся позади. Когда Игорь забирался на переднюю лавку, его ухватили за рукав, он оглянулся — позади стоял мальчишка.

— Хорошо что не стреляли по тому… броневому, — насуплено сказал он. — Я понял, надо не так, надо чтоб… хитро. Обманывать рыл и бить их, убивать. В ловушку их заманивать, а не просто раз — и стреляешь. Я буду тебя слушать, Сотник.

Когда он сел на вторую лавку, Игорь, сдвигая рычаг, подумал: сколько ему лет? С виду Хорьку, может, десять, максимум — одиннадцать. Лицо интеллектом не блещет, иногда кажется, что по умственному развитию он тянет скорее на семилетнего. Рабочий район, соответствующая школа, отец — алкаш-работяга… Но иногда наоборот чудится, что мальчишка гораздо старше, будто последние события враз состарили его.

— Эй, — позвал Игорь, — а мать где твоя? И как тебя звать, скажи.

— Хорек.

— Нет, мне так не нравится, есть же имя у тебя.

— Хорек я! — едва ли не прокричал мальчишка, и голос его задрожал. Кажется, это слово служило для него ниточкой, связывающей с прошлым, каким бы оно у мальчика ни было — с прошлым и с пропавшим отцом.

— Ну хорошо, Хорек, так где твоя…

— Мамка нас кинула, к хахалю в Тверь уехала, ну и скатертью дорожка! Не буду про нее говорить!

Больше Игорь вопросов не задавал. Низина между холмами вскоре закончилась, как и асфальт. Поехав несколько километров по извилистой земляной дороге, они миновали длинные здания давно заброшенных коровников, дом колхозной администрации — и тогда впереди открылось поле, где находился стрелковый клуб.

Перед одноэтажным мотелем слева от полигона стоял древний грузовик с дощатым кузовом.

* * *

— Никого там, — сообщил Хорек шепотом. — Никого нету.

— Нету или ты просто не заметил? — уточнил Сотник.

Мальчишка сам вызвался сходить на разведку, а когда Игорь попытался запретить ему, выдернул руку из его пальцев и убежал, шикнув напоследок, чтобы ждали здесь.

«Здесь» — это за будкой охраны сразу у въезда на территорию клуба, огороженную сеткой-рабицей на высоких бетонных столбах. В будке никого не было; Игорь с Багрянцем и Хорьком, оставив тачанку за распахнутыми воротами, спрятались позади нее, после чего мальчишка умчался на разведку, а теперь вот вернулся и сообщил, что впереди все чисто.

Сотник с боксером снова выглянули из-за будки. Территория клуба была прямоугольной, въезд находился в одном углу, а стрельбище и большой полигон — по диагонали, на другой стороне участка. Между ними стояли одноэтажный мотель на двенадцать комнат, со стоянкой, по другую сторону которой находилось квадратное здание — одну его половину занимали ресторан с кухней, а другую склад и администрация клуба. За рестораном был крытый тир, сделанный в бывшем коровнике.

Грузовик с дощатым кузовом приткнулся на краю стоянки. Игорь видел, как Хорек, возвращаясь к будке, заглянул в кабину, а после забрался на колесо и осмотрел кузов — и теперь спросил:

— В машине пусто?

Хорек кивнул.

— И в кабине и в кузове?

— Пусто, пусто! Только в кузове кровью заляпано и еще бинты, ну, обрывки, тоже в крови, лежат там.

Сотник с Багрянцем переглянулись.

— Кто к тебе в клуб на такой машине мог прикатить? — спросил курсант.

Покачав головой, Игорь выступил из-за будки, оглядывая здания впереди. Солнце скоро сядет, лучше осмотреться, пока не стемнело. Сняв с плеча ремешок, он протянул ружье, и Хорек сразу дернулся к нему, но Багрянец первым взял ружье.

— Не для тебя это, — пробасил он. — Ты что задумал, капитан?

Игорь показал на мотель.

— Там сзади лестница на крышу. Залезь, ляг с того края, где стоянка, и прикрывай меня. Только учти — ружье с задержкой стреляет, где-то в секунду. Я обойду ресторан, внутрь загляну, потом в тир.

— Так ты когда внутри будешь — как же я тебя прикрою? И когда обходить станешь, тебя видно не будет…

— Делай, что говорю. Пистолет мне один дай, чтоб у меня два было… Так. Когда махну — слезай и иди ко мне, дальше, к полигону, вместе пойдем. Эти люди из грузовика ведь где-то здесь, только непонятно, почему тихо так, и почему Хорек их не увидел… Куда они подевались?

— А мне что делать? — спросил мальчик.

— Здесь стоять, — отрезал Сотник. — Если увидишь что-то подозрительное, движение какое-то, которое Багрянец с крыши прохлопает, беги к нему, залезай и докладывай, где что заметил. Все, боксер, выполняй. Хорек — ты здесь. А я пошел.

Он шагнул из-за будки, в то время как Багрянец побежал к мотелю, забирая вправо, чтобы очутиться позади здания.

Игорь пошел неторопливо, давай время курсанту залезть на крышу. Миновал стоянку с грузовиком — других машин там не было — оглянулся. Хорек смотрел из-за угла; Багрянец появился на крыше, улегся там и выставил ствол. Теперь, если не знать, что на здании есть человек, заметить его было трудно.

Пистолеты-дробовики были большие, но не слишком тяжелые за счет деревянной рукояти. К ней крепился толстый ствол, который можно было, сдвинув фиксатор, откинуть книзу, и зарядить в него пузатый патрон, похожий на маленький бочонок. В нижней части рукояти, под крышечкой на пружинке, было отверстие для запасного патрона. Из крышки торчало железное колечко. И всё — совсем примитивное устройство.

На кожаной кирасе, надетой Игорем, было несколько скоб и ремешков. Расстегнув рубашку, он подвесил туда один пистолет за кольцо на рукояти. Второй взял в правую руку. По карманам рассовал с десяток патронов.

Опустив ствол к земле, Сотник приблизился к ресторану. Сквозь окна виднелся знакомый зал со столами, на другой стороне его была стойка бара и дверь, ведущая во вторую половину здания.

Раскрытая дверь.

А вот дверь самого ресторана была прикрыта — хотя, возможно, не заперта?

Игорь подступил ближе к окну, заглядывая. Вроде, внутри никого…

Хотя кто это лежит на самом большом столе в центре зала?

Его прошиб холодный пот. Вздрогнув, Сотник толкнул дверь и бросился к столу. Остановился перед ним, подавшись вперед, уперся ладонью в край столешницы.

Перед ним лицом кверху лежал генерал. Тот самый.

Одетый в гражданское, он глядел в потолок мертвыми глазами, вытянув руки по швам. Торс стягивали бинты, из-под них на правом боку выступало что-то черно-красное… В него попали из электроружья, хотя и не очень мощного, короткоствольного — это Игорь понял почти сразу.

Тяжело дыша, он попятился. Оглядел зал, медленно поворачиваясь, скользя взглядом по стенам, где висели большие цветные фотографии с полигона, на которых клиенты стреляли в мишени и муляжи; по шкафу с бутылками за стойкой, по окнам… На краю зрения что-то сдвинулось, он резко повернул голову — из двери, ведущей во вторую половину здания, с автоматом в руках выходил Ростислав.

Он был в шикарном деловом костюме, остроносых штиблетах и белой рубашке. На скуле ссадина, под ней — корочка подсохшей крови, на лбу пятно гари, пиджак порван, на нем не хватает пуговиц, галстука нет, на шее — глубокая царапина. Все это в первый миг сбило Игоря с толку, слишком уж странно выглядел новый хозяин клуба, и только поэтому они вскинули оружие одновременно, иначе Сотник успел бы первым.

У Ростислава был АК-74М, с пластиковым прикладом, сейчас сложенным.

Когда два ствола поднялись, из-за двери, через которую Сотник попал в зал, донесся крик и звук падения. Игорь присел, вдавливая спусковой крючок. Ростислав метнулся вбок. Грохот выстрелов наполнил ресторан, вспышка пламени, вырвавшегося из пистолетного ствола, озарила его. Несколько дробинок зацепили отпрыгнувшего Ростислава. Вскрикнув, он скрылся за стойкой. Пули из автомата оставили ряд крошащихся дырок в парадной стене и разбили пару окон.

Сидя на корточках, Игорь сдвинул пластинку фиксатора и откинул книзу ствол. Просунул указательный палец в кольцо на рукояти, рванул, открыв отсек для запасного патрона, и стукнул торцом по ладони, выбив патрон наружу.

Если Ростислав знает, что пистолет однозарядный… Хотя откуда ему знать… Но если все же знает, то сейчас побежит к Сотнику…

Раздались быстрые шаги — Ростислав бежал к нему. Игорь вставил патрон в ствол. В зале стало темнее, когда кто-то появился за окном. Их двое, сейчас по нему выстрелят с другой стороны…

Что-то промелькнуло над головой Игоря, раздался звук удара и Ростислав снова вскрикнул. Выругался. Снова застучали шаги — он побежал в другую сторону. Зарядив пистолет, Игорь вскочил, но врага в зале уже не было — нырнул в дверь возле стойки. Сотник кинул взгляд через плечо. За окном стоял Хорек.

— Дядька, я его камнем! — крикнул мальчишка возбужденно. — Камнем в лобешник зарядил!

— Стой там! — прокричал Игорь в ответ. — С той стороны кто-то еще есть?

— Ага, тут хмырь какой-то лежит, его Багрянец с ружья завалил… Ой, у него тоже ствол! — Хорек исчез из виду.

— На месте стой! — Сотник кинулся к двери у стойки.

Он миновал короткий коридор, свернул. Впереди стукнуло, потом что-то заскрипело. Сотник плечом распахнул дверь директорского кабинета, увидел раскрытое окно и бросился к нему.

Когда он обогнул здание, фигура Ростислава мелькнула у входа на полигон. На таком расстоянии стрелять из дробовика, тем более — пистолета, не было никакого смысла, и Сотник побежал следом. На ходу оглянулся — Хорька под дверью ресторана не видно, наверное, вошел внутрь. У стены под разбитым окном лежал незнакомый человек. На крыше мотеля привстал Багрянец, и Сотник на ходу махнул ему, чтобы слезал.

Полигон был огорожен железными щитами трехметровой высоты. Сразу за входом тянулась полоса земли, где стояла двухэтажная башенка наблюдателя, откуда в бинокль можно было следить за всем полигоном кроме тех участков, которые закрывали постройки. В башню сходились провода от подвижных мишеней, датчиков движения и видеокамер, там стояли мониторы, через которые так же можно было наблюдать за происходящим.

Когда Сотник обежал башенку, Ростислав проковылял через калитку в низкой ограде, идущей по краю земляной полосы. Его шатало, правая рука висела плетью, автомат он держал в левой. В ресторане Игорю показалось, что дробь едва зацепила плечо врага — конечно, рана есть, кровь течет, но как-то слишком уж он ослаб, ведь меньше минуты прошло… Может, не спал всю ночь, не ел, выбился из сил?

Игорь побежал следом. Уже за калиткой Ростислав оглянулся, с трудом поднял автомат и дал короткую очередь. Игорь растянулся на земле, пули прошли выше. Теперь магазин АКа пустой или почти пустой, а запасного у Ростислава может и не быть…

Когда он вскочил, враг исчез из виду. На полигоне было много всякого понастроено — деревянные и кирпичные стенки с проемами, извилистые земляные насыпи, площадки на сваях, лесенки, даже горки наподобие детских, с которых можно было залихватски съехать, на ходу стреляя по мишеням, выскакивающим из всяких тайников. Мишени тоже были разными, но по большей части представляли собой вырезанные из железа или дерева силуэты с изображениями всяких мрачных личностей, вооруженных автоматами, пистолетами и гранатометами. Были и «мирные», за стрельбу по которым начислялись штрафные очки — девочки с косичками и бантами, мамаши с детьми на руках. Все это внезапно поднималось на пружинках, возникая в проемах окон, выскакивало из ям в земле и над краем поднятых на сваях площадок, прокатывалось на особых роликах по направляющим штангам…

Но сейчас полигон был отключен, мертв.

В ресторане, падая за стол, Игорь ударился коленом и теперь немного хромал. Подволакивая левую ногу, он вошел в калитку, миновал баррикаду из шин, обошел ряд поставленных на попа железных бочек. Остановился, прислушиваясь. Тишина… и в этой тишине впереди, совсем неподалеку, раздался протяжный шорох. Его сменил едва слышный звук шагов, — а потом вдруг сзади загудело, и по периметру полигона включились прожектора.

Игорь так и подскочил. Ну да, у них был свой генератор, оборудование с освещением можно включить даже если извне электроэнергия в клуб не поступает… Но кто его включил? И зачем?

Хотя, можно догадаться — кто, больше ведь просто некому!

Выругавшись, он поспешил вдоль раскрашенной дощатой стены с двумя рядами окон, изображающей фасад офисного здания. Клубный полигон Сотник знал хорошо, сам не раз проходил его, и потому не отреагировал, когда за стеной скрипнуло, и в ближайшем проеме возникла плоская фигура: бородач с жутко злобной мордой держал на руках девочку, приставив к ее голове короткий ствол «ингрэма». Зашипел динамик, террорист что-то прокричал на смутно-арабском наречии. Сотник пробежал мимо, и тут из следующего окна с шипением ударила струя теплого дыма. Очень теплого, почти горячего, но все же не настолько, чтобы обжечь клиента.

Он упал, покатился по земле. Вскочил, тихо матерясь, заглянул в соседнее окно. С другой стороны стенку подпирали наклонные балки, между ними стояли всякие механизмы. Мишень, изображающая бородача с девочкой, медленно складывалась обратно, под ней гудел моторчик, сдвигался рычаг. А за тем проемом, из которого выстрелила струя дыма — она уже исчезла — стоял баллон с вентилем и торчащим вбок патрубком. Позади на сваренном из железных «уголков» квадрате тихо дребезжал железный ящик, от него к баллону тянулись провода и трубки. Имитаторы хреновы! Эта штука появилась здесь уже после того, как клуб перестал принадлежать Сотнику — и что она должна собой изображать? Струю напалма? Или сигаретного дыма, выпущенную злобным террористом в лицо врага?

Еще позади стенки была лестница — а вверху, под окнами «второго этажа» тянулась широкая полка, где стояли механизмы верхних мишеней. На глазах Сотника одна из них с тихим скрипом распрямилась, и тут же из скрытых динамиков полились звуки выстрелом пополам с всполошенными женскими криками.

Игорь залез по лестнице, добравшись до полки, выглянул в ближайший проем.

Сначала он увидел Ростислава — тот достиг примерно середины полигона и брел, качаясь, как пьяный, через полную стоячей воды неглубокую канаву, вдоль протянутой над ее серединой колючей проволокой. Затем, посмотрев в другую сторону, Сотник заметил силуэт в окне на втором этаже башни наблюдателя. Детский силуэт. Ну конечно, кто же еще мог не послушаться его, пойти следом, забраться в башню и там начать крутить всякие рукояти? Игорь замахал руками, показывая, что надо вырубить систему, но Хорек не отреагировал — может, и не видел его, ведь для мальчишки полигон теперь представлял залитый светом прожекторов большой прямоугольник, на котором что-то двигалось, шипело, распрямлялось и складывалось, плевалось дымом, грохотало и орало на разные голоса.

Ростислав достиг конца канавы. Дальше был бревенчатый настил, а за ним — ограда полигона. В принципе, хорошенько подпрыгнув, с настила можно дотянуться до ее края, перелезть и соскочить с другой стороны, но беглец не напоминал человека, способного на такие трюки.

Игорь спрыгнул с лестницы и побежал в обход, хромая сильнее прежнего. Миновал небольшой лабиринт узких улочек между домами в восточном стиле, из круглых окошек которых то и дело высовывались террористические рожи; окруженный какофонией звуков, стрельбой, плачем и невнятными угрожающими выкриками, выскочил с другой стороны лабиринта, двумя руками подняв перед собой пистолет, взбежал по скрипучей лестницей… и увидел лежащего посреди настила Ростислава.

Когда враг упал, автомат отлетел в сторону, теперь он пытался дотянуться до оружия, скреб по дереву пальцами и дергал головой. Игорь перешел на шаг. Встав над Ростиславом, направил ствол пистолета ему в голову. Залитое смертельной бледностью лицо обратилось к нему.

— Ты! — хрипнул раненый. — Чем… чем ты в меня… Жжет, как огнем…

Игорь опустился на корточки, потом сел, поджав ноги. Дробь разорвала дорогой пиджак на правом плече. Там пузырилась красно-желтая жижа, исходила шипучей пенкой. Игорь припомнил густую желтую гадость, которой была измазана картечь в патроне. Что это значит… серые начиняют пули каким-то ядом?

Раненый почти коснулся пальцами приклада АК, и Сотник стволом пистолета отодвинул оружие подальше от него. Смирившись с поражением, Ростислав перестал тянуться к автомату.

— Вы втроем сюда приехали? — спросил Игорь устало. — Отец твой в кузове лежал, да? А кто третий?

— Же… Женя. Охранник наш. Отца в городе ранили… Мы… оружие надо, больше некуда… сюда…

— А где грузовик этот нашли? Списанный, наверное, какой-то… И оружие где, слышишь? Тайник в том же месте?

Вместо ответа Ростислав широко раскрыл глаза, выгнулся и схватил Игоря за ногу. Пальцы до боли сжали ее, а потом он замер.

И тут же затих полигон — прожектора погасли, стихли звуковые эффекты, скрип пружин и рычагов, гудение и звон.

На Игоря снова, как тогда, на суде, после приговора, накатила пустота — ощущение бессмысленности всего происходящего с ним. Не глядя на Ростислава, он подобрал автомат, встал и поплелся прочь. Спустился с настила, прошел по краю полигона, вдоль ограды из железных щитов — и когда подходил к земляной полосе с башней наблюдения, плечи его распрямились, голова поднялась, взгляд стал яснее, тверже. Смысл есть — большой, важный смысл. Всё ясно и понятно, мир вообще прост, логичен, последователен… Надо разобраться, кто эти серые, напавшие на Москву, и выгнать их отсюда — вот и всё.

Когда он подошел к башне, из нее выглянул довольный Хорек — впервые Игорь видел на его круглом бледном лице подобие улыбки.

— Видал, как заверещало? Я только рубильник там, а эти как давай светить со всех сторон!

— Это прожекторы, — ответил Игорь.

— Ну да, прожектора, и дым еще, а потом кричать стали! Только чего оно — взяло и само выключилось. Я рубильник туда-сюда, а оно больше не…

— Нам надо решить один вопрос. — Сотник взял Хорька за плечо, присев на бетонную ступеньку ведущей из башни лестницы, повернул мальчишку лицом к себе.

Поняв по его тону, что сейчас будет сказано что-то серьезное, Хорек тут же насупился, поджал губы и уставился в землю. Игорь взял его за подбородок, поднял голову и посмотрел в глаза.

— Дальше все будет очень серьезно, — произнес он. — А я не могу тебе доверять.

— Чего не можешь?! — возмутился Хорек. — Можешь! Я тебя предавал?!

— Нет. Но ты не делаешь, что я тебе говорю. Я воевал, у меня есть опыт. Знаю, что и как надо делать. Когда я говорю — это надо выполнять. А если я не могу быть уверенным, что ты сделаешь, как я сказал… Значит, нам не по пути. Если согласен меня слушать — тогда можешь остаться со мной. Нет — иди куда хочешь, потому что иначе рано или поздно из-за тебя мы оба погибнем. И Багрянец, если с нами останется, — добавил Игорь, увидев курсанта, который неторопливо приближался к полигону, покачивая ружьем. В другой руке его был пистолет.

Хорек вдруг всхлипнул, и Сотник перевел взгляд на него. Мальчик отвернулся, рукавом вытер глаза и сказал глухо:

— Мамка ушла, батя тоже… Кинули меня. И ты тоже кинуть хочешь?

Лицо его сморщилось, он тяжело задышал, сглатывая, борясь с подступающими слезами. Если бы Игорь хоть немного умел обращаться, с детьми, он бы обнял Хорька за плечи и прижал бы к себе. Но он не умел, и потому просто сказал:

— Нет, не хочу. Я тебя не кину, если ты сейчас скажешь, что будешь… будешь выполнять мои приказы. Как на войне. Потому что это, наверное, и есть война. Ну что?

Хорек повернулся к нему.

— Буду! Буду, буду, буду выполнять! Я серых хочу убивать, они батю забрали, они… я их ненавижу! Ты мне пистолет дашь? Хотя бы один… Ну, потом? А я буду выполнять приказы. Как на войне!

— Потом, — согласился Игорь и встал навстречу подошедшему Багрянцу.

— Что там?

Курсант пожал широкими плечами.

— Жмурик под дверями лежит. Такой… в костюмчике. Когда вы там стрелять начали, он из-за угла выскочил и к дверям побежал, ствол перед собой выставил. Ну я в него и шмальнул. От неожиданности, если честно. Видел же, что парень вроде свой, не серый, но ты ж говорил, что теперь своих мало будет… Правильно я сделал?

— Правильно, — кивнул Сотник. — Пошли назад к ресторану, пока совсем не стемнело.

— А кого ж я все-таки завалил? — спросил Багрянец, когда они покинули полигон. — И второй, за которым ты побежал, кто таков?

Игорь ответил:

— Они не «свои», в общем. Отморозки какие-то, вот и все. Забудь про них.

— А, ну да, — согласился Павел. — Слышь, а ты не видал здесь таких шакалов тощих, шныряющих?

— Каких еще тощих шакалов?

— А вот тощих-тощих… Спины горбатые, все облезлые…

— Собаки, что ли, бродячие? — уточнил Игорь. — Ты о чем вообще, боксер, я не пойму.

— Да не собаки! Что я, собак не знаю? Короче, когда я на крыше лежал, еще ты в ресторан не зашел, под стеной мотеля пробежала одна. Сверху трудно понять, но… Непохожа она на обычную собаку была. Такая гиена вроде, по «ящику» я их видал. Горбатая только. Быстро так — раз, и нету! Я вроде крысу здоровенную в зубах у нее заметил, но не уверен. Главное — она тихо совсем, тявкнула только напоследок глухо так. Я просто чего подумал: если, ты говоришь, серые к нам через дыры лезут, так могут через эти дыры и не только они пролезть? Ну, не только люди, я имею в виду, но и твари какие-то неразумные сунуться… горбатые вот эти, к примеру?

Игорь пожал плечами, и Багрянец словоохотливо продолжал:

— Гляжу, «калаш» у тебя. А я вот, «грача» у второго забрал. — Он помахал пистолетом. — Но ты говорил, здесь еще куча стволов, так где они?

— Должны быть в подвале под рестораном, за холодильными установками спрятаны.

— О, а ведь ресторан ежели, так хавка там, — блеснул сообразительностью курсант. — И сигареты, и выпивка… Я курить — страсть как хочу, день не курил!

— Я тоже! — поддакнул сзади Хорек, но на него не обратили внимания.

— И еда, это само собой, — согласился Игорь Сотник, входя в ресторан. — Но первым делом надо вооружиться.

Глава 3
НЕБО АРМАГЕДДОНА

I

Придерживаясь за корму, Кирилл вынырнул и с хрипом вдохнул воздух, разинув рот. Сделать это тихо, конечно же, не удалось, хотя он очень старался. Он фыркнул, отплевываясь. Закашлялся.

Какой может быть вода в Клязьменском водохранилище в середине весны? Ясно дело — холодной. А Киру она теперь казалась ледяной. Его била дрожь, но самое неприятное — начали неметь стопы и кисти. Еще немного, и он просто утонет…

Не думая больше о варханах, которые до сих пор могли быть на берегу, Кир поплыл вдоль лодки, перебирая руками по борту. Добрался до обращенного к барже носа и взялся за цепь, свисающую между шинами. Стуча зубами на весь берег, полез вверх — но мокрые руки заскользили, и он шлепнулся обратно.

Кирилл спрыгнул в воду уже довольно давно. Перед тем он сидел, смирившийся со своей участью, ожидая, когда варханы увидят его… И вдруг подумал: что я делаю? Кто я, в конце концов, такой — мокрица, кролик, мышь дрожащая, или — человек? Если сопротивляться варханам сейчас бессмысленно, то надо использовать любую возможность, чтобы спрятаться от них, а после уже решать, как поступить дальше.

Над головой кричали и стреляли, скрипела палуба. Преодолев боязнь большой воды, естественную для всякого не умеющего плавать человека, он выпрыгнул из лодки.

И теперь Кир не мог выбраться — просто сил не хватало. Стиснув зубы, он обеими руками вцепился в уключину, почти с головой ушел под воду и резко вынырнул. Навалившись на борт грудью, тяжело перевалился через него, упал на дно между лавками. Здесь в лужице просочившейся сквозь щели воды лежал рюкзак.

На барже заскрипели доски палубы. Кирилл схватился за рукоять катаны, стиснув ее непослушными пальцами, попытался вытащить из ножен. Силуэт вставшего на носу баржи вархана возник на фоне неба. Сейчас чужак выстрелит из своего электрического ружья, алая молния пробьет скорчившееся в лодке тело вместе с днищем, зашипит вода, оборвется короткий крик — и не станет Кирилла Мерсера. Отлетит его душа в Небесный Интернет, но туда душу не пустят, наверняка ведь у них там какой-нибудь файерволл стоит, который открывает райские врата лишь перед праведными юзерами — и бросят Кирилла вниз, в пламя цифрового ада, где до скончания веков пребывают души всех грешных хакеров…

— Кирилл, да вы совсем замерзли!

Отпустив катану, он встал на колени, уперся в лавку лбом, потом кое-как выпрямился.

Присевший на краю палубы Яков Афанасьевич схватил его за плечо и помог вылезти наверх. Рюкзак остался в лодке, агроном спустился туда, накинув на плечи лямки, забрался обратно.

Ближе к корме на палубе лежали тела, ни одно не шевелилось.

— А в-вы п-почему сухой? — Кирилл принялся стаскивать куртку.

— Не поверите, я в отсек для весел спрятался. Спрыгнул, когда они из машин своих повалили, и крышку захлопнул. Узко, но мы ж весла вытащили, места хватило. Затаился… Вверху стучат, кричат, стреляют, а я лежу ни жив ни мертв.

— Д-да… дайте рюкзак. Т-только расстегните.

— У вас там полотенце?

— Ш-шмотки…

— Растереться, растереться надо хорошо, Кирилл, потому уже сухое натягивать. Потом попрыгать, поприседать хорошо.

Пока Кирилл переодевался, Яков пробежал по палубе, семеня короткими толстыми ножками, приседая над каждым телом, пытаясь нащупать пульс.

Натянув сухую одежду, Кирилл начал притоптывать и хлопать себя по плечам. Ему все еще было очень холодно

— Борис, Генка, Валя, Николай Валерьевич… Все мертвы, — потерянно пробормотал Яков Афанасьевич, вернувшись к нему. — А других они с собой увели. И детей, всех. Боже мой, боже мой!

— Д-детские тела есть?

Агроном потряс головой, пригладил ладонью седые волосы, жестко топорщившиеся вокруг круглой лысины.

— Нет, кажется, нет. Но ведь они несколько лодок своими молниями… В лодках были, думаю.

Он пригляделся к Кириллу, который непослушными пальцами пытался застегнуть рюкзак, и добавил:

— Да вы синий, как… Как, извините, труп. Идите за мной, у Глеба всегда с собой… Ну же, пошли, пошли!

Схватив Кира за локоть, Яков потащил его на берег. Возле сходней лежал убитый выстрелом в спину Глеб.

— Варханы пару минут как уехали, — говорил агроном, подходя к телеге механика. — В отсеке плохо слышно, глухо, но двигатели я расслышал все же. Сначала стук ног по палубе стих, и потом укатили они, быстро так… Они вообще быстро действуют, раз-два — сходу все, вроде уже тыщу раз подобное проделывали. Наскакивали вот так на мирных людей, кого убивали, кого с собой увозили. Ведь это ж не так легко: отловить народ, запихнуть в машины… А у них все почти мгновенно — отработано, значит.

Казалось, этой болтовней Яков Афанасьевич пытается отгородиться от ужасной картины, окружающей их, — около десятка мертвых мужчин и женщин на барже и в песке на берегу. Двое, которых выстрелы варханов застигли, когда они пытались нырнуть, лежали на мелководье. У Кирилла, который этих людей не знал, и то голова шла кругом, тошнота подступала к горлу, хотелось лечь на землю лицом книзу, зажмуриться, замереть… А каково было агроному, долго прожившему среди них?

Оставив Кира возле телеги, он побежал к дымящей тарантайке. По ней явно выстрелили из электрического ружья, причем раза так три, не меньше — «хаммер-мини» теперь напоминал взорвавшуюся изнутри консервную банку.

Возле телеги лежала лошадь — ей картечью из дробовика разнесли череп. Кира совсем замутило, он привалился к борту, чуть не лег на телегу, вдыхая запах сена, которым было устлано днище. На сене между котомками и чемоданами лежала детская кукла в нарядном цветастом платьице, без левой руки.

Яков Афанасьевич появился вновь и забормотал, суетливо роясь в брезентовом свертке:

— У вас озноб до сих пор… Сейчас, погодите… У Глеба всегда припасено было, он такой…

Кирилл выпрямился и снова обхватил себя за плечи, стараясь не глядеть на дохлую лошадь, над которой бодро вились весенние мухи. На волнах вдалеке от берега покачивались обломки лодок. Зеленая стена вставала над миром, в вышине загибаясь все сильнее и сильнее, превращаясь в выпуклый циклопический свод, в чужое, стеклисто-зеленое, пугающее небо. Кирилл поднимал и поднимал голову, медленно скользя по нему взглядом, пока чуть не упал на спину. Схватившись за телегу, он тряхнул головой. Приди в себя! Совсем раскис, нюни распустил…

Мысли путались, он все никак не мог взять себя в руки и начать размышлять связно, прикинуть обстановку и решить, что делать дальше. У Кира уже было такое, когда он как-то в январе улетел в Тайланд, из снежной зимы нырнув прямо в тропический зной. Через два дня после того как сугробы сменились пальмами, а 'минус двадцать' превратилось в 'плюс тридцать пять', организм словно запоздало удивился этому — и Кирилл на сутки слег в тайской гостинице с повышенной температурой и головокружением, непрерывно чихая, потея и трясясь в ознобе. Акклиматизация быстро закончилась, он пришел в себя, но те сутки запомнил надолго. Сейчас началось что-то похожее; хотя климат и не менялся — зато очень серьезно изменилась окружающая реальность. Психическая акклиматизация к новому миру…

Он отпрянул, когда под нос ему сунули треснувший граненый стакан, наполовину полный чем-то мутно-белым, с зеленоватым отливом.

— Не хочу я твой самогон… — начал Кир, пытаясь отвести руку агронома.

— Немедленно пей! — велел тот и заставил его взять стакан. — Тебя трясет всего — переохлаждение. Тепло ведь недавно совсем стало, вода еще ледяная… Он на крыжовнике настоян, особый рецепт, крыжовницей называется — никто так больше не умел, только наш Глеб. Ну, залпом!

Тон Якова Афанасьевича изменился, стал командирским, очень уверенным. Кирилл влил в себя пойло. Поперхнувшись, зажмурился, кулаками потер глаза. Поморгал, тяжело сглатывая. Самогон провалился в желудок, словно большой угловатый камень. Затошнило, но это быстро прошло.

— Нельзя мне пить, — сказал Кир, морщась и потирая горло. — Я отъезжаю сразу… Теперь… Сам теперь… — язык уже начал заплетаться, в глазах двоилось. Крыжовница была крепкой, градусов под шестьдесят. — С-сам теперь м-меня потащишь.

— Постой здесь, — сказал Яков, забирая стакан. Голос его сделался гулким и доносился будто издалека, как будто агроном склонился над колодцем и кричит в него, а Кир сидит на дне этого колодца. — Хочу еще тела на берегу осмотреть. Они все мертвы, я понимаю, но посмотреть должен, иначе потом вспоминать буду, вдруг кто выжил, а я пропустил…

Яков зашагал прочь, и Кир, пытаясь усесться на краю телеги, окликнул его:

— Э, самогон куда дел? Слышишь, Афан… фанасьич, дай еще выпить. Легче мне… легче вроде стало.

Потом вокруг что-то происходило, Яков исчезал, возвращался — Кир слабо понимал происходящее. Он нашел в соломе литровую бутылку, вытащив пробку, сделал несколько глотков из горлышка. Сгреб пятерней солому, сунул в нее нос и долго дышал. Потом взял однорукую куклу и стал бездумно смотреть в выпуклые глаза из ярко-синего стекла на пустом пластиковом личике.

Снова появился Яков Афанасьевич, на поводу он вел лошадь, которая испуганно ржала и шарахалась от мертвецов. После этого они куда-то ехали, телега качалась, скрипели колеса, лошадь фыркала, а Кир все озабоченно спрашивал, где его рюкзак, ведь он не может без рюкзака, там лэптоп и катана, он не может без лэптопа и катаны, они самые близкие ему люди… то есть не люди, а… И потом Киру показалось, что он падает в изумрудную туманную галактику, все быстрее и быстрее, и где-то в глубине ее безостановочно вращается здание родного университета. И потом все закончилось.

* * *

Он то провалился в мутную темноту, то выныривал из нее, и тогда над ним склонялось лицо. Человек говорил что-то неразборчивое, причем на разных языках, подносил к губам Кира чашку, пахнущую травами… И снова темнота, океан темной мути, и колотит озноб, и ничего не понять: где ты, кто ты…

Кирилл проснулся от жажды. Низко над головой был деревянный потолок со щелями, замазанными глиной. Дневной свет лился сквозь квадратное окошко, закрытое драной занавеской на вбитых в стенку гвоздиках. Кир поднял руку. Она была какой-то чужой, казалась очень легкой, невозможно легкой, как перышко, и все равно, чтобы двигать ею, понадобилось приличное усилие.

Позади занавески обнаружилось пыльное стекло в трещинах, заклеенных скотчем. За окном — заросший травой дворик и густые высокие заросли, над которыми торчали кроны деревьев. Слева поле зрения ограничивал покосившийся сарай без дверей, справа — колодец и снова кусты. Недалеко от колодца, привязанная к колышку, паслась лошадь, а ближе к сараю, посреди выложенных кругом камней и обломков кирпичей, горел костер. Над костром, на четырех вбитых в землю железяках, стоял черный от гари металлический поддон, на нем что-то шкворчало.

Из-за колодца показался Яков Афанасьевич, на плече он нес колесо, кажется, от мотоцикла. Когда агроном достиг середины двора, Кир кулаком постучал по стеклу — Яков остановился и кивнул ему, близоруко сощурившись.

— Как ты? — донеслось снаружи.

— Пить хочу, — сказал Кирилл сипло.

— Только проснулся?

— Да, я…

— На столе погляди. Я скоро буду. Выйти сам сможешь? Утром жара у тебя уже не было.

— Утром, — повторил Кирилл. — А сейчас что?

Яков, отдернув правый рукав, глянул на часы.

— Половина второго.

Когда он зашагал дальше к сараю, Кирилл отвернулся от окна. Изголовье кровати примыкало к печке, рядом стоял низкий столик — вместо одной ножки у него был столбик из кирпичей — на нем раскрытый пакет виноградного сока и миска с вялыми сморщенными яблоками, должно быть, всю зиму пролежавшими в погребе. Еще там лежал большой тесак для рубки мяса.

Кирилл сел, спустив с кровати ноги, взял пакет и забулькал соком. Одежда лежала на табуретке возле печки. Напившись, он поставил пакет на стол, дотянулся до табурета и стал одеваться.

А где рюкзак? Кир заозирался — и облегченно вздохнул, увидев, что тот лежит под столом.

Кроме кровати да устланной драными одеялами печки в комнате с потрескавшимся глиняным полом и низким потолком была еще газовая плита (только вот баллона Кирилл не заметил), посудный шкаф под стеной и второй, без дверцы, забитый всяким барахлом вроде дырявых ватников и валенков. У потолка висели связки лука и чеснока, в углу громоздилась куча всяких продуктов: упаковки гречки, вермишели, соли, пачки сахара, причем некоторые были разорваны — наверное, успели поработать мыши. На лавке лежала запаянная в целлофан колбаса, пакеты с соками, чай, кофе, печенье. Длинным рядком выстроилась батарея разномастных бутылей — кажется, все с крыжовницей.

Тихо заржала лошадь. В комнате было полутемно и прохладно. Кирилл сунул ноги в кроссовки, опираясь на стол, встал. Накинув на плечи куртку, взял из миски яблоко, из-под клапана рюкзака достал ножны с катаной и побрел к двери.

Когда Кирилл присел на прикрытую мешковиной и драным целлофаном поленницу, во дворе снова появился Яков Афанасьевич. Он тащил за собой остов телеги: деревянную раму на мотоциклетных колесах. Кирилл встал, чтобы помочь, но Яков замахал рукой:

— Сиди, сиди! Она легкая, это только основа, заготовка…

Кирилл снова сел, догрызая яблоко. Двор между сараем, глиняной мазанкой и зарослями бурьяна наполнял дух жарящегося мяса, которое шипело и постреливало жиром на железном поддоне над костром. Так благоухать, и так громко, вкусно жариться может только свежая сельская свинина, ни разу не замороженная, не подвергавшаяся никакой обработке.

— Кабанчика я соседского поймал, — пояснил агроном, ставя свою «заготовку» возле сарая. — И еще куриный бульон есть. Ну и еда всякая из магазина нашего, и бутылки из дома Глеба притащил. С оружием только плохо — кроме ружья, совсем ничего нет.

— Где мы? — спросил Кир.

Яков подошел к нему, достал из кармана пачку сигарет, протянул.

— Ты ж куришь? Это я из твоего рюкзака вытащил.

Кирилл взял сигарету, прикурил от зажигалки агронома. Высоко над ними в зеленом небе скользнула молния, расцвела сотней змеящихся отростков — и погасла.

— Мы в доме бабки Пани. — Яков, тоже закурив, присел на корточки рядом. — Это наша алкоголичка местная. Совсем вздорная была бабка, дурная, из ума выжившая. Ее варханы ранили той ночью, когда на Жаково наскочили. Но Паня, видишь, не померла сразу, до избы своей добралась… — он повел рукой вокруг. — Изба за деревней, на отшибе совсем. Тут я ее и нашел, мертвую уже, в обнимку, понимаешь, с бутылкой перцовки.

Он невесело улыбнулся и затянулся так глубоко, что уголек на кончике сигареты громко затрещал. Кирилл, наоборот, курил мелкими затяжками, чтобы голова не сильно кружилась, и часто сплевывал на землю горькую от никотина слюну.

— И где она теперь? — спросил он.

— Паня-то? В земле, где ж еще. Похоронил я ее в овраге. Изба эта прямо на краю оврага стоит, видишь, вон там земля уже под уклон идет? А дальше, за бурьянами, — еще круче, там овраг и начинается. Со всех сторон зарос… укромное место.

Они помолчали. Бросив окурок, Кир вдавил его в землю каблуком.

— Я три дня валялся, да? То есть трое суток. Меня ведь не совсем вырубило, кое-что помню. Как ты меня отваром каким-то поил, или нет, этим…

— Настоем, — подсказал агроном. — Настоем из трав.

— Да. Спасибо. Может, ты мне жизнь спас.

— Может, и так. У тебя вроде гриппа было, только скоротечного такого. Теперь-то как?

— Лучше. — Положив катану рядом, Кир поднялся с поленницы и просунул руки в рукава куртки. — Выздоровел я. То есть трясет еще немного от слабости, но это так… Выздоровел, в общем. Что вокруг? Что происходит?

Яков тоже выпрямился, полез в пачку за второй сигаретой, но раскуривать ее не стал, сунул в зубы и принялся жевать фильтр.

— Ну, давай, глянем, что происходит. Только я мясо переверну. А ты вон можешь туда пойти, — он показал левее сарая, где в зарослях виднелся просвет. — За оврагом трактор заржавевший, на него можно залезть, только осторожно, не маячь там особо, чтоб не заметил кто не надо.

К дровам была прислонена железная лопатка на длинной ручке — вооружившись ею, Яков зашагал к костру, и Кирилл спросил вслед:

— А кто меня заметить может? Варханы?

— Сейчас в округе никого, — не оглядываясь, агроном махнул лопаткой. — Но вообще — да, варханы. Они на тачанках своих иногда проезжают. Хотя сюда ни разу не заворачивали, но ты все равно осторожно.

Позади громко зашкворчало, когда агроном стал переворачивать куски мяса. Положив на плечо ножны с катаной, Кир вошел в густую тень между зарослями. Те были высокие, по плечо, да еще и деревья между ними росли. Сразу стало прохладней, он запахнул куртку. Спустившись в овраг, увидел расчищенный кусок земли и сбитый из досок крест с белой меловой надписью. Читать ее Кирилл не стал — сразу направился вверх по другому склону, через который шла тропинка.

Приглушенный гул достиг ушей. Во дворе ничего такого слышно не было, как и на дне оврага. Словно далекий морской прибой… Гул был неровный, иногда в него вплетался сухой треск или протяжные ухающие звуки, а иногда он совсем стихал, и наступала тишина, нарушаемая лишь треском сухих веток под ногами.

Как и зеленое стеклянное небо, гул этот внушал тревогу, ощущение надвигающейся беды. Преодолев склон, Кирилл увидел впереди поле, на краю которого стоял темно-рыжий от ржавчины трактор со спущенными колесами, глубоко ушедшими в землю, без стекол в кабине. Гул стал громче, когда Кир полез на нее. Внутри кабины все было раскурочено, из круглой дыры, оставшейся на месте руля, торчал жгут проводов. Кирилл забрался наверх, уселся по-турецки посреди прогибающейся квадратной крыши, и уставился на юг.

В том направлении были МКАД, Медведково, Ботанический сад, Останкинская улица и Марьина роща, а за ними — центр Москвы. Огромное плоское облако висело низко над столицей, похожее на светло-серое одеяло, накрывшее город. В разных местах к нему поднимались дымовые столбы, постепенно расширяющиеся кверху. Иногда в сером мареве проскальзывали вспышки огня, и спустя несколько секунд доносились ухающие звуки. Над облаком вспыхивали зеленые молнии.

Затрещал металл, и на кабину выбрался Яков Афанасьевич с ружьем на плече. Присел сбоку, свесив ноги, протянул Киру сигареты, и когда тот покачал головой, закурил сам. Достал из кармана черный футлярчик, из него выудил маленькие круглые очечки, нацепил на нос. У очков, как показалось Кириллу, была золотая оправа, во всяком случае, очень похоже. Необычные очки для агронома.

— Вот так, — негромко сказал он. — Все эти дни вот так. Хотя раньше канонада громче была, и огня тоже больше, теперь стихать стало. Да и дым уже не такой густой, смотрю. А в наших местах тихо. Ну, относительно. Через Жаково варханы минимум дважды проезжали, один раз ночью, я только звук моторов слышал, а в другой раз чуть они меня не изловили. За мылом, понимаешь, в магазин пошел, ну и за продуктами, а тут они как раз, целый отряд на этих рогачах, едва спрятаться успел…

— Рогачах?

— Это я так горбатый скот их называю. Кир, слышал ты про такое выражение: последняя битва? Битва добра со злом…

— Армагеддон, — кивнул Кирилл. — Это из библии.

— Вот я и думаю: может, это он и есть? Армагеддон.

Кир с легкой опаской покосился на агронома.

— Яков, а ты не верующий часом? Не надо мне только втирать про эти религиозные дела, не люблю, когда с богом своим ко мне пристают…

Собеседник покачал головой.

— Не верующий я, Кирилл. Хотя сейчас думаю — а может, зря? В такой ситуации верующему, наверное, легче, для него это все объяснимей. Ну ладно, осмотрелся ты? Есть еще вопросы?

— Есть, — сказал Кирилл. — Как с электричеством?

— Нет его. У Пани, правда, и так не было, но я в деревне когда бывал, каждый раз проверял — ничего не работает. И в магазине холодильные установки тоже.

— Радио?

— Только помехи слышно. По-моему, это купол фонит. Мобильная связь не действует.

— А людей каких-то видел?

— Нет, хотя прошлой ночью в деревню наведывались. Дом Модеста разграблен совсем, дверь сломана, из магазина все оставшиеся после меня продукты вынесли… Гляди, вон!

Кирилл схватился за рукоять катаны, агроном передвинул ружье из-за спины.

— Не шуми, — прошептал он. — Не нравятся мне эти твари.

По полю, перепрыгивая рытвины, бежала стая горбатых существ, похожих на облезлых тощих гиен. С десяток, а то и больше — они растянулись дугой, постепенно нагоняя крупного грязно-белого зайца, который стремглав несся от них. В середине дуги мчалась самая крупная тварь с большим угловатым горбом, который качался при каждом прыжке.

— Загоняют его, да хитро как, а? — зашептал Яков. — Я уже третий раз их замечаю, но сначала одиночку, потом четверых, а теперь вот стая… Их больше с каждым днем. Вроде как в подкову косого берут, а потом и окружат. Смекалистые тварюги! А вчера вечером вдруг крысы из-под пола побежали, ну, из-под избы Пани. Да с визгом — никогда такого не видел. Ты спал, а я только на печку успел вскочить, ноги даже поджал с перепугу — как ковер серый, весь пол закрыли, и в двери, в двери, они раскрыты были… Что их там, под полом, напугать могло? Это крыс-то — они ж там короли под землей!

Кирилл напрягся, представляя себе эту картину — валящих из подполья крыс, в то время как он лежит на низкой кровати… Проводил взглядом стаю, которая гнала зайца в сторону дороги на другом конце поля.

— Откуда они взялись, — спросил он, — гиены эти?

— Оттуда же, откуда и варханы. — Яков полез с кабины. — Ладно, вроде далеко убежали уже. Пойдем назад, мясо сгорит. Надо решать, что делать, — долго в этом месте оставаться опасно.

* * *

На ночлег Игорь с Багрянцем и Хорьком решили устроиться в здании ресторана, в одной из комнат за стойкой, где можно было запереться. Из мотеля туда перетащили матрацы, подушки. Оружие, найденное в тайнике за холодильными установками, разложили в этой же комнате, на мешковине под стеной. Окно здесь было решетчатое, потому что раньше комната служила кабинетом Паше Вольтову, а после Ростиславу, тут стоял сейф и хранились документы по клубу.

Хорек раскатал свой матрац в углу, рядом с оружием, но Игорь его оттуда отогнал и заставил лечь на сдвинутых вместе столах.

Багрянец улегся под окном, положив рядом автомат, а Игорь лег на место Хорька. Он заснул сразу — сознание выключили, будто телевизор, и Сотника на несколько часов просто не стало. Проснулся он от того, что его трясли за плечо.

Раскрыв глаза, Игорь решил спросонья, что над ним склонился чужак — тот, самый первый, появившийся из зеленого облака на перекрестке. Лежащий на спине Игорь поднял руку, схватил его за горло и начал душить. Чужак засипел… и превратился в Хорька.

— Ты чего?! — он стукнул Сотника кулаком по лбу. — Отпусти! Дурак!

Игорь сел, оттолкнув мальчишку.

— Извини. За другого тебя принял.

— За кого за другого? — обиженно пробормотал Хорек, потирая шею. — Чуть горлянку не раздавил!

— Ну прости. Чего разбудил?

Хорек покосился на Багрянца, во сне прижимавшего к себе автомат, словно любимую девушку, и сказал:

— Там, снаружи… иди посмотри.

Рубашка у него на животе оттопыривалась — за спортивки он сунул пистолет, хотя Игорь еще днем запретил Хорьку прикасаться к оружию. Решив не выяснять сейчас этот вопрос, он стал обуваться. Натягивая рубашку, спросил:

— Там что-то опасное?

— Да. Или нет. Но ствол возьми. И за мной иди. Ну, давай же!

Среди найденного в тайнике оружия были два футляра с биноклями, пустые кобуры и несколько ремней, чехлы и ножны без ножей. Игорь подпоясался широким армейским ремнем, надел кобуру, в нее сунул 'грач', в кармашек на кобуре — запасной магазин на семнадцать патронов. Повесил на шею футляр с биноклем.

Хорек, схватив второй, выскочил наружу. Во всем здании было темно. Мальчишка повернул не в сторону зала, а в другую, и довел Игоря до конца коридора, где из люка в потолке торчала пожарная лестница.

— Ты на крыше, что ли, был?

— На чердаке. — Хорек уже лез вверх. — За мной давай.

Просторный, но с низким потолком чердак здания всегда пустовал — подниматься сюда было неудобно, поэтому тут не скапливалась всякая рухлядь. Окно, выходящее на полигон, было раскрыто. Впереди низко над землей висело светящее зеленым овальное облако.

Увидев его еще с середины чердака, Игорь бросился к окну, на ходу доставая бинокль. Опустился на колени, упершись в подоконник локтями, приник к биноклю и стал крутить настройку.

Портал был не так уж и далеко — прямо за оградой клуба. Из него выходили чужаки. Большой отряд… полк, а то и целое соединение! Они появлялись из лениво кружащего зеленого смерча, темные силуэты их сначала дрожали, потом становились четче, они двигались вперед нестройными группами по двадцать-тридцать бойцов. Кроме серых из портала появлялись машины — тачанки, броневики — и рогатые животные.

Хорек, тихо сопя, пристроился рядом с Сотником и тоже уставился в бинокль.

— Гляди! — мальчишка схватил его за руку. — Выезжает сейчас… Это новое, раньше не было такого! Видишь?

— Вижу, вижу.

Машина напоминала грузовик с цистерной, но сделанной не из металла, а из темной кожи. Кабина — просто большой куб с дверцами и окнами, черные колеса. Под цистерной сзади стоял чужак, еще двое сидели сбоку, свесив ноги с платформы на которой она была установлена. Что можно перевозить в такой цистерне… Да что угодно. Воду, к примеру. Солярку или еще что-то.

— Что это? — спросил Хорек. — Там внутри соляра, да?

Игорь промолчал. Вслед за первым грузовиком из портала выехали еще три. К тому времени передовые отряды чужой армии уже пропали в темноте, двигаясь в сторону Москвы, а из портала все шли и шли новые.

Эти серые отличались от тех, которых они видели раньше. В какой-то момент Игорю показалось, что они маршируют в ногу, но нет — просто с такого расстояния ритм шагов сливался. Желтые лучи фар покачивались, некоторые чужаки несли длинные факелы, часть их горела красным огнем, а другие светились синим. Одеты серые были иначе: большинство в коротких куртках и очень широких штанах, сверху перехваченных кушаками. У многих длинные волосы.

Хорек снова вцепился в его руку, когда один броневик выехал из рядов серых и покатил в сторону клуба. Он остановился, в башенке откинулся люк, высунувшийся чужак что-то прокричал, показывая на полигон.

Три тачанки и две группы чужаков повернули. Люк захлопнулся, на конце торчащего из башни ствола полыхнула красная вспышка, и секция ограды за полигоном опрокинулась вместе с бетонным столбом.

Тачанки въехали в пролом, следом, разбегаясь цепью, поспешили серые. У некоторых на спинах были большие рюкзаки.

— Нас заметили! — Хорек отскочил назад, едва не выронив бинокль.

Игорь выпрямился, закрыл окно.

— Не могли они нас заметить. Просто решили свернуть сюда, может, местность разведать. Так, а ну давай вниз!

На ходу засовывая бинокль в футляр, он помчался обратно, слетел по лестнице, бегом пересек коридор.

Растолкав Багрянца, крикнул:

— Хватай автомат и в подвал!

— Куда? Что? — боксер сел, протирая глаза.

Сотник дал ему подзатыльник, чтобы привести в чувство.

— Серые сюда едут! Курсант, подъем! Берем стволы, какие успеем, и внизу прячемся.

Багрянец осоловело уставился ему в спину, когда Игорь бросился к разложенному вдоль стены оружию. Утром они собирались перенести его в грузовик и поэтому вытащили из тайника все, что там было: с десяток АК и АКСУ, семь пистолетов — 'макаровы' и 'грачи', — четыре ручных гранатомета и восемь ящиков с гранатами к ним, еще три — с ручными, ремни, подсумки, бронежилеты, десять пар ботинок, аккуратно сложенные, запаянные в целлофан камуфляжные комбезы, разгрузки, два бинокля, пять противогазов и пять больших армейских фонариков.

Когда Игорь выпрямился с двумя гранатометами в руках, Багрянец, повесивший АК за спину, уже стоял рядом.

— Что брать? — спросил он.

— Ящики с выстрелами, сколько сможешь. Пистолеты.

Вбежавший в комнату Хорек упал на колени, попытался поднять охапку автоматов. Уронил, схватил два, прижав к груди, выпрямился. 'Макаров' его провалился в спортивки и выпал наружу через штанину, мальчишка снова присел, взял пистолет, зажав под мышкой АКСУ — но тот, конечно, тоже выскользнул.

— Брось его! — приказал Сотник.

Но Хорек как-то исхитрился вновь подхватить автомат — и побежал в коридор. Игорь и пыхтящий под весом двух ящиков Багрянец поспешили за ним.

Подвальный люк находился в углу кухни за баром. Сотник, спускающийся последним, глянул с верхней ступени в окно и увидел за занавеской желтый свет фар. Судя по направлению лучей, машины чужаков, миновав полигон, объезжали стрельбище. Минута, две — и они будут у ресторана… если действительно двигаются сюда. Но почему именно сюда? Серые просто не могли разглядеть их с мальчишкой в чердачном окне!

Они сбежали вниз, положили оружие на пол, и Хорек бросился назад, но Игорь схватил его за локоть.

— Подожди, не успеешь!

Дернув рукой, мальчик побежал по лестнице.

— Я же сказал тебе, что ты слушаться должен! — крикнул Сотник вслед.

— Я слушаюсь! — прокричал Хорек. — Время еще есть!

Чертов мальчишка! Надо было бросить его еще возле канала… Впрочем, Игорь понимал, что никогда не сделает этого. Он направил луч фонаря вглубь подвала.

— Ладно, боксер, давай тайник откроем.

Здесь стояли четыре холодильных установки — металлические шкафы, утопленные в дальнюю стену. Одна не работала, собственно, ее даже ни разу не запускали: Паша в свое время купил их с большой скидкой, но позже выяснилось, что для ресторанной кухни такое количество продуктов просто не нужно, так что четвертый холодильник остался не у дел.

Позади него и был обустроен тайник. Холодильник легко выкатывался вперед на роликах, а дальше отходил вбок на штанге. За ним было довольно просторное помещение с бетонными стенами и решеткой вентиляционной шахты в потолке.

— Еды взять надо, — заметил Багрянец, кладя ящики у стены. — И воду, куда без воды? Давай обратно, капитан.

— Они совсем рядом. Ну ладно, давай — но времени у нас не больше минуты.

Когда они бежали по лестнице, навстречу слетел Хорек, волочивший набитую магазинами сумку. На плечи его были накинуты три скрученных толстыми жгутами одеяла.

— Лохи мы, — сказал Багрянец, распахивая большой кухонный шкаф. — Не надо было все оружие наверх тягать. Только кто ж знал, что оно так обернется… Так, здесь посуда только. А там что?

Он бросился к другому шкафу, Игорь в это время выскочил наружу, свернул к бару. За стойкой был стеклянный стеллаж, где стояло спиртное, внизу — отделения с дверцами. Там обнаружилась батарея пластиковых бутылей: 'кока-кола', 'фанта', 'спрайт', 'швепс'…

За широким окнами ресторанного зала рокотали моторы, свет фар становился все ярче. Тачанки разъехались в разные стороны, одна двигалась вдоль открытого тира, по ухабам и кочкам, желтый луч качался вверх-вниз, в свете его мелькали силуэты — чужаки рассыпались по территории клуба.

Появился Хорек, успевший избавиться от сумки и одеял, Сотник сунул ему четыре двухлитровых бутыли, схватил еще столько же, и вслед за мальчишкой побежал обратно на кухню. В этот момент одна из тачанок, подъехавшая совсем близко, повернула, луч ударил сквозь окно прямо в зал. Перед Игорем протянулась его длинная тень. Он нырнул в кухню.

Багрянец шагнул от распахнутого шкафа, сжимая охапку шоколадок, упаковок с орешками и крекерами.

— Заметили?!

— Не знаю! Всё, вниз, запираемся!

Стук входных дверей долетел до кухни, зазвенело разбитое оконное стекло.

— Сюда лезут! — прошептал Хорек.

Игорь толкнул его к люку, стал спускаться следом. Из рук Хорька выскользнула бутылка, покатилась вниз, глухо ударяясь о ступеньки. Сзади Багрянец, пятерней прижав шуршащие упаковки к животу, поднял над головой руку, пригнувшись, закрыл люк в тот самый миг, когда скрипнула кухонная дверь.

Засова на люке не было. Тихо ступая, они поспешили вниз, к яркому свету фонаря, лежащего в проеме за сдвинутой холодильной установкой. Хорек подобрал бутылку. Вбежав в тайник, Игорь повернулся и прошептал:

— Закрывай!

II

Приседая, Кирилл развернулся, ударил катаной наискось, распрямился и прыгнул вперед, выбросив клинок перед собой. Сделал несколько быстрых шагов, нанося один за другим рубящие удары слева и справа, от плеча, потом кувыркнулся… и заехал ногой по поленнице. Она затрещала, несколько поленьев выкатились из-под мешковины, прямо на растянувшегося на земле Кирилла. Пришлось откатываться.

Ругаясь сквозь зубы, он присел, потер ступню, и увидел Якова Афанасьевича, наблюдавшего за ним. Агроном сидел на краю телеги, которую за это время превратил в машину на мотоциклетных колесах, с высокими железными бортами, одновременно и похожую, и непохожую на дизельные тачанки варханов. Самое удивительное — у нее был двигатель! И топливный бак, и рулевая система, пусть и совсем примитивная, и принудительный стартер, или как называется эта штука, когда надо вращать пусковую рукоять, которую вставляешь куда-то на передке машины… Каким образом все это агроном ухитрился склепать, из каких запчастей — Кир понятия не имел. Очистил, наверное, машинный двор родного Жаково, ведь у них там какой-то сельскохозяйственный кооператив был, что ли, а значит, и техника имелась. Тот еще Кулибин…

— Чего ты смотришь? — пробурчал Кир, отходя к колодцу, на краю которого стоял пакет сока. Он не любил, когда кто-то наблюдал за тренировками, исключая, конечно, тренера в спортзале. И уж тем более ничего приятного нет, когда видят, как ты ногой наворачиваешь поленья и потом хватаешься за ушибленную ступню.

Был полдень, в зарослях бурьяна звенели насекомые. Со стороны деревни иногда доносилось приглушенное тявканье горбатых гиен.

— В первую ночь ты бредил, — сказал Яков Афанасьевич. — Вспоминал эту свою катану. Настойчиво так вспоминал. Она тебе, наверное, дорога?

Кирилл выпил сока, поставил пакет на край колодца.

— Ну, может, и дорога. Вообще-то она для меня скорее как символ.

— В смысле? — не понял Яков. — Символ чего?

— В общем… Как бы объяснить…

Он надолго замолчал. Не привык Кир изливать душу, рассказывать о себе, пусть даже на самую малость делиться собою с другим человеком. Зачем? Лучше быть одному, так спокойнее и безопаснее. Ни друзей, ни возлюбленных, есть только ты, одинокий, юркий и быстрый — и безгласная, огромная, лишенная собственной воли и устремлений СЕТЬ. Ты как небольшая хищная рыба в ее бурных водах, ты сам по себе и не зависишь от стаи.

— Короче говоря, я раньше совсем хилым был, — стал пояснять он. — Так сложилось. Все время за компом, или читал. Курил много. Когда кашлять каждое утро стал, пошел в спортзал. С катаной начал заниматься, ну и просто кунг-фу. Не боевым, а упражнениями всякими, гимнастикой. Не то чтобы накачался как-то особо или бойцом крутым заделался, но окреп. Хотя лень мне, и неинтересно все это. Вот за компом сидеть — это да. Информацию потреблять. Я — информационный наркоман, понимаешь? А физические упражнения меня в тоску вгоняют. Мозг тренировать интереснее, чем мышцы. Но в то же время понятно ведь, что нельзя свое тело совсем запускать, от этого болячки всякие, да и просто умрешь рано… И я, хотя и не хотелось, заниматься себя заставлял. А потом — полюбил катану. Гантели, эспандеры — это все еще долго для меня оставалось каким-то орудием пыток, а с катаной заниматься понравилось. Стал удовольствие от этого получать. Ну и вот, теперь у меня такое внутреннее ощущение, что если я ее потеряю, оставлю где-то — все, быстро опять в дохляка превращусь. В развалину такую, хоть и молодую, с пузом висячим, с одышкой… Эх, курить бы еще бросить… не получается.

— Es ist die interessante Geschichte, — произнес Яков Афанасьевич.

Кирилл пошевелил губами. Это интересная… интересная Гишишт? История, вроде. 'Это интересная история', как-то так переводится. Откуда простой агроном немецкий знает? Хотя уже давно понятно стало, что Яков отнюдь не простой.

— А я и не пытаюсь курить бросить, — добавил тот. — Всю жизнь курю, лет с пятнадцати.

Кирилл уже собрался спросить, чем агроном занимался раньше, до того, как осесть в Жаково, но тот, повернувшись, хлопнул по борту своей машины и спросил с воодушевлением:

— А как тебе моя 'автовозка'?

— Что? — не понял Кир. Захватив сок, он подошел к Якову Афанасьевичу.

— Я ее так назвал! — объявил тот. — Люблю, понимаешь, придумывать названия всякие для своих изобретений. Главное достоинство: она и как телега может, и как авто. То есть можно в нее лошадь впрячь, а можно и двигатель врубить, а лошадь сзади привязать, чтобы тюхала следом. Думаю, тачанки варханов на этом же принципе, понимаешь? Чтобы можно было и рогача туда запрячь — и, если топливо имеется, на движке катить. О чем это нам говорит?

Кирилл ответил, не задумываясь:

— О том, что варханы в дальние походы часто ездят. И в такие места попадают, где горючку не раздобыть.

— Ну да, ну правильно, — согласился Яков, снова любовно поглаживая борт автовозки. — Так что теперь у нас с тобой есть такое вот средство передвижения.

— Да, но куда двигаться-то? — спросил Кирилл. И добавил, заметив, как странно Яков Афанасьевич глядит на него: — В чем дело?

— Пойдем в дом, — предложил тот. — Поговорить надо.

Когда Кирилл присел на койку и положил катану рядом, тявканье снаружи стало громче, и он привстал, решив, что гиены направляются к оврагу, но звуки вскоре стихли. Яков подтащил к столу табурет, поставил бутыль крыжовницы, открыл новый пакет сока, быстро нарезал колбасу. Кирилл уже заметил, что простые домашние заботы, которыми, как правило, больше заняты женщины, доставляют Якову Афанасьевичу удовольствие: он любил хлопотать по хозяйству, готовить и убирать не меньше, чем возиться со своей автовозкой.

Помимо сока и настойки, агроном достал пару бутылок пива из большой упаковки, которую притащил из магазина, еще когда Кир болел. Налил себе крыжовницы, подцепил вилкой ломтик селедки из пластиковой упаковки, взял стакан. Кирилл открыл пиво, они кивнули друг другу и выпили. Агроном крякнул, явно с большим кайфом закусил селедочкой, съел еще кружок колбасы. Кир сделал бутерброд, откусывая от него и попивая пиво, откинулся на койке.

— Во время болезни ты бредил, — сказал Яков, снова наливая себе настойки. — В первую ночь — особенно громко. И много. Говорил про свою катану, еще вспоминал маму, а еще какого-то человека со странным именем, дай припомню…

— Артемий Лазаревич, — подсказал Кирилл.

— Да, его. И ты…

— Ладно, не темни. Что я там наговорил, что ты услышал?

Яков Афанасьевич, уже поднесший стакан к губам, не стал пить — поставил его, отодвинул от себя. Подавшись вперед, навалился на стол локтями и уставился Кириллу в глаза.

А тот заметил вдруг, что ружье покойного механика, которое Яков постоянно носил с собой, стоит рядом, прислоненное к столу. Так стоит, что схватить его собеседник сможет очень быстро. До сих пор повода не доверять агроному у Кира не было, они, можно сказать, даже подружились — настолько, насколько могли подружиться двое с такой разницей в возрасте, и в той мере, в какой Кирилл Мерсер вообще был способен не дружбу, — но вот сейчас ему почему-то захотелось взяться за катану. И даже достать ее из ножен. Хотя бы наполовину.

— Ты замешан в происходящем, — ровным голосом заговорил Яков, и глаза его при этом сделались какими-то колючими, так что неуютно. — Все это связано с научным экспериментом, лабораторией, с человеком по фамилии Буревой и лэптопом. Нет, я не утверждаю, что ты создал купол. Но ты много знаешь. И я хочу, чтобы ты все рассказал мне.

Кирилл молча дожевал бутерброд. Допил пиво. Яков не сводил с него взгляда. Поставив бутылку на край стола, Кир откинулся к стене и начал рассказывать.

— …до сих пор не пойму, виноват я в чем-то или нет, — заключил он. — То есть по большому счету как бы и не виноват, не я ведь эти эксперименты затеял, не я ту установку в зале построил. Но из-за меня тогда все пошло наперекосяк. Может, они и так бы рано или поздно портал сгенерировали… А может, и нет. Может, если бы я тогда не влез туда, если бы Буревой меня не заметил — не было бы теперь никакого купола, и варханы бы по Москве не разъезжали. А может, все бы это и без моего участия случилось. Не знаю. Но очень хотел бы знать.

Он замолчал, полуприкрыв глаза, искоса наблюдая за Яковом. Выслушав рассказ, тот слегка расслабился. Снова взялся за стакан, но пить пока не стал.

— И что ты теперь, когда время прошло, думаешь обо всем этом? — спросил агроном.

Кир открыл вторую бутылку.

— Помнишь, еще в 'хаммере' своем ты сказал, что бывает, когда просто не знаешь, что думать? Ну вот, я не знаю, что обо всем это думать. Я и стараюсь не думать, хотя для меня это сложно. Просто вижу происходящее: вооруженные люди, облава, дизельные повозки, какие-то твари с горбами… вижу угрозу — и как-то на нее реагирую. Но оценить ситуацию не пытался пока, слишком она невероятная.

Яков предположил:

— Может, с тобой так потому, что ты в этом всем, как выяснилось, с самого начала был. А я сейчас могу на твою историю со стороны взглянуть. И мне кажется… Ну… — Яков опустошил стакан, плеснул в него сока, выпил и заключил: — Мне все это кажется странным.

— Да ты что? — удивился Кирилл. — Правда, что ли? Вот я думаю: купол, который молниями бьет, над городом, мужики в противогазах с электроружьями, тачанки дизельные… Как же это назвать? А ты мне глаза раскрыл, Афанасьевич, — это странно! Ну вот теперь и я знать буду, как это. Странно, да.

— Ладно-ладно, — кивнул Яков. — Я твой сарказм понимаю, но вот ты меня не совсем понял. Купол и прочее — это одно. Это фантастично, удивительно, но не странно. Мне твой рассказ странным показался, потому что… Ну, с чего Артемий Лазаревич тем экспериментом заинтересовался? Зачем так спешно тебя туда заслал?

— Ничего не спешно, — возразил Кирилл. — Мы месяца два к делу готовились.

— И все равно, ты ж, извини, мальчишка еще. А тут — такая серьезная операция! Да ее, по уму, с полгода планировали бы, разных людей задействовали… Вон, на проходной, по твоим словам, у тебя чуть не сорвалось тогда из-за случайности какой-то глупой. Нет, такое впечатление, что Артемия твоего подгоняло что-то. Да и вообще, не так что-то, неправильно все это. Вот еще: почему Буревой так сильно не хотел под минобороны идти? Утверждение, что его из проекта выкинут — ерунда. Никто бы его не заменил, на нем ведь, судя по твоему рассказу, вся работа держалась. Нет, боялся он чего-то. Раскрытия какой-то тайны, что ли? В общем, есть за всем этим загадка. Я такие вещи за сто километров чую, наученный. Какая-то игра там велась, большая игра. И я вот что теперь думаю, Кир… как тебя по батюшке, кстати?

— Иванович.

— Я вот что думаю, Кир Иванович: надо нам твой лэптоп найти. Тот, с данными.

Кирилл Иванович кивнул — потому что и сам над этим думал.

— Надо, конечно, только лэптоп где-то в куче камней под жилым домом, недалеко от Красной площади. Может, его вообще расплющило там… Или он в подъезде лежит. Или варханы забрали. Или сожгли. Или… да все что угодно произойти могло. И потом, Яков Афанасьевич, ты ведь там не был, не видел. Варханы на Красной площади базу стали разворачивать. А дом, где я вместе с балконом навернулся, прямо у нее под боком. Совсем рядом, впритык, можно сказать. Даже если лэптоп все еще где-то в том месте — как к нему подобраться?

Вместо ответа агроном в третий раз налил крыжовницы, выпил и закусил селедкой. По подсчетам Кира, он влил в себя уже за триста граммов, но пьяным не казался совсем — и это при том, что настойка была крепкой, а закусывал он не очень обильно.

Удовлетворенно отдуваясь, Яков достал сигарету из лежащей на столе пачки, закурил, придвинул поближе пепельницу. Кирилл тоже закурил. Бутылку пива он сжимал между коленей.

— И все равно — надо попытаться вернуть лэптоп, — сказал Яков.

— Даже несмотря на то, что он не работает?

— Точно мы этого не знаем.

Кирилл махнул рукой, и с сигареты на койку посыпался пепел.

— Да ничего же не работает! Я имею в виду, ничего из серьезной электроники.

— Есть военные ноутбуки, — возразил Яков. — Защищенные даже от ядерного взрыва.

— Правильно, то есть на случай обычного электромагнитного излучения. А тут, по-моему, что-то еще. То есть и ЭМИ тоже — но и какие-то другие частицы. Неизвестные науке.

— С чего ты взял?

— Не знаю, мне так кажется.

— То есть ты против поиска лэптопа?

— Этого я не говорил. — Кир бросил сигарету в бутылку с недопитым пивом, и внутри зашипело. — Я просто скептически настроен. Но попытаться его найти — надо, факт. Нужно вообще во всем этом разобраться. В овраге сидеть неуютно. Да и что тут вообще делать, дрова катаной рубить? И если из-под купола не выйти, значит, идем обратно в город. Искать лэптоп, говоришь? Ладно, попробуем поискать. А может, сразу в лабораторию попытаться вернуться?

— Это следующий шаг, — кивнул Яков. — Но лаборатория аж в Подольске, туда далеко, Кремль гораздо ближе. Мы ведь не знаем, что там теперь, в городе. Вроде пожары стихают уже, дыма меньше стало, выстрелов почти не слышно… Что это значит?

Кир предположил:

— Варханов разбили? Ведь это столица, там столько ментов и военных! А может, наоборот…

— Значит, завтра все и узнаем, — Яков Афанасьевич хлопнул ладонями по столу и встал. — А насчет того, как к месту, где ты лэптоп оставил, проникнуть… Этот вопрос я решу как-нибудь. Есть способы. Значит, Кир Иванович, сейчас соберем все, подготовимся, поспим немного — и выедем засветло.

* * *

Кирилла разбудил взгляд. Он был пристальный и злобный, и какой-то безумный, а еще кровожадный. Угрожающий. Страшный. Во сне Кира словно кипятком обдало, жар прокатился по телу, он сел на жалобно скрипнувшей койке — и увидел два желтоватых светящихся глаза в углу у печки, на которой тихо похрапывал Яков Афанасьевич.

Глаза смотрели не мигая. Из угла донеслось пронзительное громкое шипение. Кирилла пробрала дрожь, он взялся за катану, которую на ночь клал рядом. Медленно потянул из ножен, придавив их коленом к комковатому плоскому матрацу. Желтые глаза качнулись вперед, будто их обладатель высунулся дальше из норы.

Что-то было не так. Глаза, этот обливающий жарким страхом взгляд — в них была неестественная сила. Гипноз, телепатия? Кир словно очутился в глухом холодном подвале, в полном мраке, в котором к нему крадется кто-то большой и темный, он все ближе, он протягивает когтистую руку, вот-вот коснется лица…

Едва не вскрикнув, Кирилл вскочил, пытаясь сбросить чертово наваждение, выставил катану и кинулся, с грохотом перевернув стол, в ту сторону, где были глаза. Нагнулся, метя в них клинком. Вновь шипение, глаза мигнули — и пропали.

— Что такое?! Что случилось, Кир?

Щелкнула зажигалка. Яков Афанасьевич, полностью одетый, сел с ружьем в руках. Зажег свечу, стоявшую в блюдце на краю печки. Тусклый свет озарил стоящего под стеной в одних штанах Кирилла с катаной.

— Чего ты вскочил?

— Яков… Ты говорил, когда я еще валялся, крысы из-под пола полезли?

Голос его слегка дрожал. Агроном спрыгнул с печки и стал надевать туфли.

— Было дело. Ну так что?

— Какой-то гость к нам снизу пожаловал. Я проснулся… ну как от кошмара. А он на меня из угла этого глядит. Глаза желтые, светятся. Такие… страшные. — Кирилл говорил отрывисто, его все еще не отпустило, страх накатывал волнами, все более мелкими, слабыми.

— Может, привиделось? — спросил Яков неуверенно. — Приснилось?

— Да брось, мне никогда… Вот, слушай!

Он развернул катану клинком книзу, занес ее обеими руками, будто собирался вонзить в пол.

Яков снова схватился за ружье. Под полом зашуршало — тихо, но явственно. Звук сместился к центру комнаты, смолк… и через несколько секунд возобновился уже возле печки, прямо под ногами агронома, который едва не подскочил.

— Не пойму, где это, — растерянно произнес он. — Ведь пол из глины — нет там подпола.

— Значит, ходы какие-то крысиные прорыты, — возразил Кир. — А здесь в стене дырка. Но только это не крыса была, точно говорю. Глаза слишком здоровые, да и что это за крыса с желтыми глазами?

Шум стих — кажется, подземный обитатель убрался куда-то за стену. Яков присел на лавку у печки, Кирилл вернулся на койку и стал одеваться.

— Если не крыса, так кто? — спросил агроном.

— Тварь вроде тех гиен. Которая вместе с варханами сюда… Это что такое?!

Снаружи испуганно заржала лошадь, на ночь привязанная в сарае.

— Оно Маруську может укусить! — Агроном бросился наружу с ружьем наперевес, крикнув напоследок: — Фонарик возьми, на столе лежит!

Старая гнедая кобыла Маруська вздрагивала, дергала головой и пятилась, натягивая привязанную к крюку веревку. Больше никого в сарае не было. Кирилл прошелся вдоль стены, направив вниз луч фонарика — и нашел в земле несколько дыр, причем парочка была довольно внушительных размеров, в такие и кошка пролезть сможет. Яков успокаивал Маруську, гладил ее, хлопал по холке, ласково что-то приговаривая. Кир кобылу несколько опасался, боясь, как бы она его не лягнула (он где-то прочитал, что удар копытом может сломать человеку бедро, и с тех пор сторонился лошадей), а Яков, наоборот, очень ее любил и всячески жалел.

— Точно говорю, желтоглазый этот и здесь побывал, — вынес свой вердикт Кирилл, возвращаясь к агроному. — И Маруську твою напугал, как меня перед тем.

Он замолчал, когда Яков поднял указательный палец. Прислушавшись, Кирилл поспешил из сарая, в то время как агроном стал отвязывать кобылу.

Снаружи донеслось многоголосое тявканье и завывание. Встав посреди двора, Кир повернулся кругом и замер, уставившись в ту сторону, где за деревьями и зарослями бурьяна было Жаково. В той стороне разгорался пожар, свет пламени становился все сильнее. Тявканье тоже доносилось оттуда. Оно приближалось.

— Что там? — спросил Яков, выходя. — Горит!

— Да, деревня твоя. И, по-моему, я шум моторов слышу. А гиены сюда бегут.

— Быстрее, тащи вещи наружу! Да не стой ты!

Кир бросился в дом. Еще с вечера, решив, что выедут до рассвета, они запаковали все, что хотели взять с собой; свертки и пакеты аккуратный Яков Афанасьевич сложил на лавке под стеной. Кирилл надел куртку, нацепил рюкзак, но катану в него совать не стал — повесил ножны на ремень слева. Проверив, лежит ли нож в кармане куртки, схватил с лавки сразу три пакета и побежал обратно во двор. Там Яков запрягал тревожно ржущую Маруську. Гиен тявкали совсем близко. Кир бросил пакеты на задок машины, кинулся обратно, схватил два свертка побольше…

— Сюда! — завопил Яков. — Они уже здесь!

Двор был озарен багровым светом, тявканье усилилось. Кир добежал до автовозки, перебросил свертки через бортик. Яков, выпрямившийся на передке, прокричал:

— Кир, залезай! Ну!

Глухо затопали копыта по земле, автовозка поехала. В борту слева агроном сделал калитку на петлях, с засовом изнутри, сейчас она была открыта. Кир нырнул в проем, перевернулся на дне повозки, захлопнув калитку, сдвинул засов и выглянул.

— Держи! — сжимая вожжи одной рукой, Яков сунул ему оружие, и Кирилл машинально схватил его, хотя стрелять толком не умел.

Маруська вломилась в заросли рядом с сараем, пробила кусты и влетела в овраг. Автовозка закачалась, затрещали ветки.

— Но-о-о!!!

Они взлетели по другому склону, едва не зацепив колесом дощатый крест на могиле бабки Пани. Позади в овраге начали появляться гиены. Крупная пятнистая тварь прыгнула на телегу, и Кирилл, выставив длинный ствол над бортиком, выстрелил прямо ей в морду.

Он попал, хотя действовал совсем неловко. Отдача вбила приклад прямо ему в лицо, и боль прострелила челюсть. Закричав, Кир выпустил ружье, опрокинулся на спину, вернее, на рюкзак, который не успел снять. Гиену бросило назад. Дико ржущая кобыла выволокла автовозку из оврага и понеслась прямо на ржавый трактор. В последний момент Яков сумел, сильно натянув вожжи, повернуть ее — они покатили вдоль поля. Кирилл сел, держась за нос, из которого текла кровь. Оскалившись, осторожно потрогал зубы — они тоже были в крови.

Яков крикнул:

— Они за нами! Где ружье? Зарядить надо!

— Упустил я ружье! — выкрикнул в ответ Кир, сморщился от боли в челюсти и добавил уже тише: — Выпало.

Спутник дернул повод, снова закричал на Маруську, которая и так уже бежала на пределе своих куцых возможностей. Вытерев кровь рукавом куртки, Кирилл привстал. Гиены нагоняли — стая двигалась клином, впереди бежала кривоногая тварь со сморщенным горбом, похожим на сложившийся стопкой мешок. Совершенно некстати пришла мысль: для чего тварям горбы, как у верблюдов? Значит, они из какого-то засушливого места?

Он лихорадочно огляделся. Что делать? Автовозка невысокая, они начнут перепрыгивать через борт…

— Кирилл, догоняют же! — крикнул Яков, не оглядываясь. — Сделай что-нибудь! Я быстрее не могу…

Встав на колени, Кир отцепил ножны от ремня. Вытащил катану, бросил на дно. Достал из куртки нож и полоснул по одному свертку. Поднял голову — кривоногая гиена была прямо за автовозкой, вот-вот прыгнет. Оторвав от свертка кусок ткани, Кир стал наматывать ее на конец ножен.

— Яков, где настойка?! — крикнул он.

— Что?

— Настойка! Хоть одна бутылка тут есть? Быстрее соображай!

— Нет, они все в сумке, которую ты не…

— А что есть? Горючее?

— У левого борта ящик, там глянь!

В этот момент кривоногая гиена прыгнула. Сделала она это слишком рано и упала на задний бортик — голова внутри, зад снаружи. Тварь заскребла когтями по металлу и свалилась обратно.

Кир рванул крышку ящика. Внутри было два отделения, в одном лежали инструменты, а во втором, обитом войлоком, несколько больших бутылей, замотанных в тряпки. Он схватил одну, зубами сорвал пробку и плеснул солярку на ножны. Гиена, после неудачного прыжка слегка отставшая, снова начала догонять, быстро опередив товарок. Кир захлопал ладонями по карманам, крикнул: 'Зажигалку дай!' — но тут нащупал в кармашке на рукаве свою собственную, бензиновую 'зиппу', сунул внутрь пальцы и выудил ее. Щелкнув, поднес к обмотанному тканью концу ножен. Вспыхнуло темно-красное пламя.

Гиена прыгнула во второй раз — теперь она была ближе и легко перемахнула через борт. С разворота Кир саданул ей по башке факелом, тот полыхнул ярче и загудел на ветру. Визг, фырканье, тявканье… Гиена покатилась по земле, сбивая с ног других тварей.

— Что у тебя?! — крикнул Яков, оглядываясь. В отблесках далекого пожара было видно, что поле впереди заканчивается, а дальше начинается условно-асфальтовая дорога.

— Нормально! — прокричал Кир, взбудораженный и опьяненный скоростью, пляшущими в небе звездами, холодным ветром, гудящим пламенем, искрами, тявканьем гиен, всей этой ночной погоней. — Гони!

Он перехватил факел левой рукой, правой поднял катану и встал на коленях у бортика, лицом к гиенам, готовый встретить ударом любую, которая прыгнет на повозку.

* * *

— Тихо, тихо! Я вроде слышу… В подвале кто-то есть.

В темноте чиркнула спичка, огонек ее озарил сидящего с поджатыми ногами Хорька.

— Да потуши ты ее, Сурок, что ты их жжешь всю дорогу? У нас же фонарик.

— Дурак! Фонарик экономить надо!

— Спички тоже!

Багрянец приник ухом к задней стенке холодильной установки.

— Ничего ты так не услышишь, — подал голос Игорь, лежащий на одеяле в углу, и включил фонарик.

— Да говорю тебе — что-то там стучало.

— Мерещится.

— А может, и мерещится, — согласился Багрянец. — Двое суток уже здесь — всякое приглючиться может. Хотя тогда ведь точно грохнуло над нами, затряслось все, я аж подскочил спросонья. И после этого еще стучало, падало там что-то… пожар над нами, что ли?

— Если бы пожар, в вентиляцию дым пошел, и мы бы задохнулись.

— Так дым и был, ты что, не помнишь? Гарью потянуло… Не очень сильно, правда, при пожаре не так было бы. Ну короче, выходить пора. Вон у нас скоро бутыли закончатся. Куда тогда по нужде ходить? И потом, мне сильно хочется еще…

— И мне! — вставил Хорек.

Сотник молчал.

— Нет, ну правда, капитан, ну сколько тут сидеть можно? — напирал Багрянец. — Ты ж сам понимаешь: ну, доели мы почти это печенье, воду вон через пару часов допьем, потом бутылки все наполним, — а потом что? Все равно ж выходить. Ты рассуди: если серые в клубе твоем надолго обосновались, значит, они здесь и будут, хоть когда мы ни выйдем — через день или через три. А если они так просто свернули, местность разведать, так уехали уже по-любому. Давай, выходим, сил нет здесь торчать уже, я от скуки извелся весь.

— Ты спал почти все время, а не изводился, — возразил Игорь, вставая и перекидывая через голову ремень автомата. — Храпел на весь подвал, Хорек вон даже кедом в тебя кидал.

— Это я от темноты, — ухмыльнулся курсант. — Темнота на меня, понимаешь, так действует… как на канарейку все равно, когда клетку накрыли. Раз — и заснул.

— Счастливая натура, боксер. Ладно, вы правы, сидеть здесь дальше нет смысла. Будем выходить.

Хорек вскочил, Багрянец с готовностью повернулся, и Сотник продолжал:

— Теперь слушайте, что говорю. Павел, автомат в руки бери.

Багрянец передвинул АК со спины на грудь.

— Проверь магазин, заряжен ли.

— Ну ты обижаешь, капитан!

— Проверь, говорю. Тебе воевать много приходилось? В боевых действиях вообще участвовал?

— Да какие там боевые действия. Я все больше в этих… в боксерских действиях участвовал. Хотя мужика того завалил, когда ты в ресторане был, а? Очень боевое действие! И раньше, на свалке… Да я опытный уже, оказывается, хлопец.

— Короче, слушай что я говорю. Проверил магазин? Теперь встань на одно колено вот здесь под стеной, целься в холодильник. Хорек, доставай свой пистолет.

— У меня… — начал мальчишка.

Сотник перебил:

— Знаю я, что у тебя. Ты его ночью опять взял и ремешком под штаниной пристегнул, дырку долго в ремне ножом ковырял, вроде я не заметил. Ладно уже, если ты от него отлипнуть не можешь, носи. По крайней мере, дай мне его проверить.

Игорь присел на корточки, протягивая руку. Хорек громко засопел и стянул с себя штаны до колен. К правому бедру ремешком был прижат ПМ.

— Нога не немеет? — спросил Сотник, пока мальчик расстегивал его. — Ты ж вены себе, наверное, все пережал.

Взяв 'макаров', Игорь выщелкнул магазин, передернул затвор и сделал контрольный спуск. Клацнул ударник. Мальчишка облегченно вздохнул, получив пистолет обратно — опасался, наверное, что капитан оружие не вернет.

— Знаешь, как держать правильно?

— Да знаю я, знаю, я же уже одного серого завалил! — возмутился Хорек.

— Тише, в подвале услышать могут, если там кто-то есть. И через вентиляцию звук идет. Так… теперь вон в том углу присядь, тоже целься. Нет, вон там, говорю, если здесь будешь, я тебе линию огня перекрою. Все приготовились?

— Готов, — откликнулся Багрянец.

— И я!

— Если там какое-то движение, силуэты — сразу стреляйте, без раздумий. Потом выскакиваем и наверх прорываемся. Все, сейчас открываю…

Игорь достал 'грач' из кобуры, фонарик положил на пол прямо под стенкой холодильника, чтобы луч уперся в нее, отошел вбок. Теперь, когда откроется проем, луч фонаря ударит в глаза тем, кто там может стоять, а они трое останутся в полутьме и смогут открыть огонь первыми. Поправив автомат на боку, он поднял 'грач' перед собой и сдвинул кривой рычаг запорного механизма. Упершись в холодную металлическую стенку плечом, оглянулся. Хорек и Багрянец застыли, подняв оружие.

— Ну, ёксель с нами, капитан! — напутствовал его боксер, и Сотник нажал.

В подвале никого не было.

— Фухх! — Багрянец вытер лоб рукавом. — А столько готовились…

— За мной пока держитесь.

Подняв фонарик, Игорь стал подниматься по лестнице, за ним шел Багрянец, потом Хорек.

— Дай я вперед, — засопел мальчишка, пытаясь протиснуться мимо курсанта. — Багровый, вперед меня пусти!

— Сзади держись, Сурок, — Багрянец, выставив локоть, преградил ему путь.

— Сам ты сзади!

— Заткнулись оба! — приказал Игорь, и они смолкли.

Он уперся в люк теменем и очень-очень медленно, осторожно, чтобы не скрипнули петли, приподнял, сунув в щель пистолет.

И увидел сапоги из темной кожи с тупыми, будто срезанными, носками прямо перед собой. Сантиметрах так в десяти, не больше. Чужак стоял в люку правым боком. Игорь скосил глаза влево, вправо… Стена кухни, с другой стороны — груда битой посуды на полу. Он снова уставился вперед. Сапоги отличались от тех, что были на других чужаках, которых Игорю доводилось видеть вблизи. Во-первых, светлее, во-вторых, с виду казались менее грубыми, кожа вроде помягче, в-третьих, поверху голенищ — меховые отвороты. И не жарко мужику в таких сапогах весной?

— Капитан, — прошептали сзади — и сразу заткнулись, потому что до всех, находящихся на лестнице, донесся голос, произносящий слова чужого языка. Это чужак пробормотал что-то таким тоном, будто разговаривал сам с собой.

Игорь вдруг понял, что в кухне как-то непривычно светло. Было одиннадцать утра, электричества нет, окна здесь не такие большие, как в зале… собственно, окно только одно, и пусть даже его прикрывает занавеска — все равно света слишком много. Позади серого лежали обломки, на полу пыль и мелкое крошево, балка почерневшая сверху наискось торчит. В общем, они взорвали ресторан.

Чужак пошел прочь, сапоги пропали из виду. Опять появились в поле зрения — уже дальше, под стеной. Сотник был уверен, что если попытается опустить крышку, та непременно стукнет, и тогда его заметят. Вернее, услышат, но после все равно заметят, потому что спрятаться в тайнике, задвинув на место холодильную установку, они не успеют, а если и успеют, то серые будут знать, что в подвале есть скрытое помещение, и вскоре отыщут вход в него.

Меховые сапоги вновь стали перемещаться, Игорь повел за ними пистолетом. И замер, когда они обратились носками к люку. Позади него было тихо, спутники, оценив серьезность ситуации, не шевелились и не издавали ни звука.

Чужак зашагал к люку.

Игорь не двигался, темя упиралось в крышку, ее край был приподнят над полом сантиметров на пятнадцать.

Сапоги остановились прямо перед ним, тупые носки почти касались его лба.

Над ухом раздалось дыхание. Сотник не видел, но был уверен — это Хорек. Дыхание усилилось, потом стало слабее. Скосив глаза, на самом краю поля зрения он увидел короткий ствол ПМ.

Продолжая одной рукой держать 'грач', Игорь отвел другую назад, локтем уперся в лоб мальчишки и отпихнул его, но не сильно, чтобы тот не покатился по лестнице.

Возле уха тихо засопели. 'Макаров' исчез из виду.

Один сапог качнулся вперед, стоптанный каблук, затем середина подошвы, потом носок оторвались от пола… и последний ткнулся в край крышки.

Сапоги исчезли из виду, когда споткнувшийся чужак едва не упал и, чтобы удержать равновесие, быстро перешагнул через люк. Стук каблуков раздался сзади, сверху донеслось восклицание. Игорь, уже понимая, что сейчас произойдет, начал поворачиваться, сидя на корточках на четвертой сверху ступеньке, стараясь, чтобы голова оставалась точно на том же уровне — чтобы крышка не качнулась и серый не понял: ее кто-то поддерживает снизу. Сейчас-то он мог решить, что она просто во что-то уперлась…

Сотник успел повернуться градусов на шестьдесят, когда крышка рванулась кверху.

Стало светлее. Игорь увидел Багрянца и Хорька, как-то ухитрившихся занять общую ступеньку немного ниже той, на которой находился он.

А еще увидел разодетого в темно-серые и черные меха чужака, который, наклонившись, откинул крышку люка.

Игорь распрямился с громким выдохом, выбросив вверх руку с пистолетом. Ствол 'грача' впечатался чужаку прямо в приоткрытый рот. Второй рукой Игорь схватил его за горло, выбравшись окончательно из подвала, опрокинул на спину и сам упал сверху.

Сзади громко засопел Хорек, завозился грузный, неповоротливый Багрянец. Прямо перед глазами Сотника оказалось круглощекое лицо. Чужак попытался ударить, Сотник приподнялся и резко опустил голову, расквасив лбом его нос. Уселся на противнике верхом. Взметнулась рука, сжимающая что-то длинное и темное — оно врезалось Сотнику в висок. Из глаз полетели искры, он выпустил пистолет, заваливаясь набок. Чужак почти скинул его с себя, но тут рядом возник Багрянец. Огромный красный кулак его впечатался в мясистый подбородок, и серый упал обратно на спину. Зрачки закатились, в щелках глаз остались лишь матово-белые, будто вырезанные из слоновой кости белки.

— Вяжи его, — хрипло приказал Игорь, приподнимаясь. — Кляп в рот засунь, найди тряпку какую-то. Я осмотрюсь, рядом другие могут быть.

Он слез с чужака, подобрав отлетевший к куче битой посуды 'грач', на коленях развернулся к окну, прицелился в него.

— Щас, — зашептал Багрянец сзади, — полотенцем пасть ёкселю этому заткну…

У здания исчезла фасадная стена и часть крыши. Кирпичная кладка по краям пролома почернела, по обоям внутри тянулись темные полосы. Обломки потолка и крыши проломили мебель. Кусок боковой стены тоже обвалился — теперь из кухни был виден ресторанный зал. Попаадавшие куски перекрытия сломали стойку, стулья, столы, лишь один, чудом уцелевший, стоял посреди обломков. Скрепленные арматурой осколки бетона гирляндами свешивались сверху, в проломы на месте окон задувал бодрящий весенний ветерок.

Сзади возились, пыхтели и шепотом ругались. Игорь на коленях обошел остатки кухонного стола, целясь в раскрытое окно. Оно находилось в обращенной к стрельбищу торцевой стене, пострадавшей меньше прочих. Занавеска была сдвинута. Подобравшись вплотную, он увидел трех чужаков, идущих наискось мимо здания. Все трое были в широченных, волнами спадающих на сапоги шароварах, на двоих — куртки, а на третьем рубаха с коротким рукавом и кожаная жилетка. В мускулистых смуглых руках он держал нагайку и оружие, отдаленно смахивающее на автомат, с торчащим вбок длинным кривым рычагом. Волосы с металлическим блеском были иссиня-черными, на затылке выстрижен горизонтальный овал с кругом в центре.

Черноволосый оглянулся — и Сотник понял, что это женщина! Плоскогрудая и с широкими плечами, но все-таки женщина, ошибки быть не могло. Она скользнула взглядом по зданию, мгновение казалось — сейчас заметит человека в окне, но нет, не заметила. Игорь не шевелился, целясь в нее из 'грача'. До троицы недалеко, и если эта амазонка все же увидит его, надо стрелять ей в голову, потому что кто его знает, может, жилетка на ней из броневой кожи и пулю 'грача' задержит. А после валить ее спутников. С такого расстояния он, пожалуй, сможет быстро нанести три точных прицельных выстрела, ну а после…

А что после?

Отсюда Игорь не видел больше ни одного чужака, хотя это вовсе не значило, что их в округе нет. Скорее всего — таки есть. Они услышат звуки выстрелов и прибегут, причем неизвестно, с какой стороны появятся.

Сзади раздался возбужденный шепот. Амазонка приостановилась, но тут рыжеватый веснушчатый мужчина слева что-то сказал ей — Игорь, конечно, ничего не понял, но тон чужака показался ему слегка игривым.

Амазонка развернулась и врезала ему кулаком в живот. У рыжего подкосились ноги, он повалился на землю. Идущий с другой стороны рассмеялся, и женщина сделала в его направлении резкий жест — растопырив указательный и средний палец, ткнула ими, будто хотела выбить глаза. Он отскочил, а она зашагала дальше, в сторону, где был невидимый Игорю мотель. Рыжий встал, держась за живот, мужчины пошли за ней.

Когда они исчезли из виду, Игорь поспешил назад. Багрянец оттаскивал Хорька от чужака, связанного грязными полотенцами. Мальчишка отбивался, все норовил куснуть боксера за руку, и одновременно — пнуть лежащего навзничь пленника по ребрам.

— Он его допросить хотел, — доложил Багрянец, когда Сотник оказался возле них. — Допрос третьей степени, с применением пыток. Чтобы, значит, узнать, где батя. Сурок, увянь уже наконец, достал!

— Хорек, отставить! — шепотом приказал Игорь.

— Да отпусти ты! — мальчишка стукнул Багрянца рукоятью 'макарова' по груди. — Я этого не убью, я только…

— Ты его больше не тронешь, — перебил Игорь. Он и сам испытывал большое желание сделать со связанным что-нибудь очень жестокое, потому что лицо Тони постоянно снилось ему, а иногда вставало перед глазами посреди дня… Но позже, сейчас не время.

— Я только узнаю..

— Не дури, Сурок, — перебил Павел. — Этих серых тысячи уже, ты ж видел, как они из облака лезли, вроде тараканы из щели. Откуда он про твоего батю может знать?

— Может! Ты не командир, заткнись! Надо допросить…

— Да тихо ты! — Игорь зажал Хорьку рот. — Серые рядом. А этого мы допросим позже. Надо же еще как-то понять, что он говорит… Это я тебе как командир говорю: допросим позже, сейчас пленного не трогать. Приказ ясен?

Хорек кивнул, потом отстранился и прошептал:

— Слушаюсь! А где серые?

— Павел, на спину его, — приказал Игорь. — Хорек, принеси снизу ремни, в тайнике несколько валялось. Но по лестнице не топочи.

Хорек нырнул в люк, а Багрянец перевернул начавшего приходить в себя пленного на живот. Кровь из разбитого носа потекла по полу.

— Глянь, капитан, а ведь блондин, — заметил курсант. — Нет, ты видишь?

Игорь молча стаскивал с чужака меховую куртку. У пленника были светло-желтые волосы и крупные черты лица. Толстощекий, с мясистым подбородком и большим носом, он совсем не походил на серых из патруля.

Чужак заворочался, замычал сквозь стягивающее рот полотенце, и Багрянец пятерней вдавил его лицо в пол.

— Чем он меня ударил, кстати? — Сотник поискал взглядом и увидел откатившуюся в сторону трубку из темно-красного дерева. Поднял. На одном ее конце была грубо выплавленная из серебра пирамида с глазом в центре, несимметричная, с потеками металла. Вдоль трубки шла щель, откуда торчал витой шнурок. Это футляр, понял Игорь. Футляр, а внутри…

Он потянул — наружу с мягким шелестом поползла широкая полоса хорошо выскобленной кожи. На ней были письмена, похожие на древнеегипетские и китайские иероглифы. Какие-то фигурки, кружочки с лучиками, полумесяцы, волны, всякие животные, рыбы, деревья и домики. А еще закорючки и непонятные значки.

Текст черный, но в начале каждого абзаца жирными красными линиями, будто кровью, выведена пирамида с глазом, у которого вместо зрачка спираль. Игорь пригляделся: глаз был заключен внутрь змея. Изогнувшись овалом, он кусал себя за хвост.

Игорь размотал кожу примерно на метр. Тянуть приходилось с усилием — в футляре была пружинка или что-то в этом роде. Иероглифы шли большими блоками, между ними рисунки. Стрелочки, непонятные значки — похоже на электрические схемы, но начерченные инопланетянином. Выглядели они совсем иначе, чем текст, накаляканный довольно неаккуратно, с помарками. Казалось, схемы эти на кожу откуда-то скопировали, тщательно перенесли каждый элемент, вычерчивая прямые линии под линейку, а кривые — под лекала.

— Ты глянь, глянь, — Багрянец, не убирая руки с затылка блондина, ткнул пальцем в верхнюю схему. Сбоку от нее был нарисован лежащий человек. От схемы шли три линии, на концах они резко изгибались, вонзаясь в голову. Игорь, положив кожу на пол, склонился над ней. У человека на рисунке не было ни глаз, ни носа, зато был нарисован мозг — облако извилистых линий. Все три крючка заканчивались внутри мозга, в разных его частях. Рядом с каждым виднелись закорючки иероглифов.

— От гады! — с чувством произнес Багрянец и врезал чужаку кулаком между лопаток. — Ты гляди, что эти паскудники с людьми творят!

— А что они с людьми творят?

— Да ты не видишь? Ритуалы какие-то ёксельные, эти… Жертвоприношения! И еще хвастаются, рисуют себе на память. А что еще оно, по-твоему, такое?

— Не знаю, — покачал головой Игорь, вытаскивая кожу еще дальше. — Но что-то неприятное.

— Неприятное! Скажешь, тоже! У-у, морда чухонская… — Багрянец вновь занес руку для удара, но Сотник перехватил ее.

— Отставить бить языка.

— Есть отставить бить языка! А заметил, капитан, везде у них глаз? Они на свои порталы, или как ты их там назвал, молятся, вот ей богу! Только у этого еще и в пирамиде глаз, как на долларе. И змеюка вон какой-то вокруг глаза.

Над схемой и лежащим человеком был еще один рисунок — нечто вроде треноги с квадратом на верхнем конце. От него расходились волнистые линии, словно лучи. Сбоку от треноги стояли крошечные человечки, а выше был следующий рисунок: шатер, сверху торчит подобие антенны, два длинных уса, между ними — зигзаг молнии.

Из люка показался Хорек с ремнями в руках, и Сотник смотал кожу обратно в футляр. Пленник попытался вырваться, когда Игорь стаскивал с него неумело завязанные полотенца и стягивал конечности ремнями, но Багрянец быстро подавил сопротивление, пару раз стукнув чужака пудовым кулачищем. В рот ему засунули скомканную тряпку из раковины, стянули полотенцем. Хорек раздобыл где-то моток проволоки, которую Игорь еще намотал поверх ремней, чтобы серый уж точно не мог вырваться. Футляр с кожей он отдал курсанту, приказав спрятать получше и ни в коем случае не потерять.

— Боксер, вниз его тащим. Бросаем в подвале, люк прикрываем, сверху кладем всякий мусор.

— Зачем мусор? — спросил Багрянец, вместе с Игорем волоча серого по лестнице. Голова того стукалась о каждую ступеньку, но на это никто не обращал внимания.

— Затем, что мы на разведку пойдем, вернее — поползем, и если кто-то в это время на кухню заглянет, плохо будет, если он вниз сунется. Нам повезло, кстати, что тяжелые обломки после взрыва на люк не упали.

Когда они вернулись, Хорек пригнулся возле окна с 'макаровым' в руках.

— Вот там и стой, — шепотом приказал ему Сотник. — Сторожи с той стороны, понял?

Мальчик кивнул с серьезным видом и одними губами почти неслышно ответил:

— Слушаюсь!

— Боксер, во весь рост лучше не выпрямляться. Тем более — тебе.

— Ну, ты тоже не маленький, капитан.

— В общем, на корточках наружу через дверь, дальше я по коридору влево, ты — вправо, к залу. Ты смотришь, что со стороны мотеля, я — со стороны полигона.

Спустя несколько минут они вернулись и сели возле люка, на который положили несколько кусков бетона и обломок столешницы. Хорек подошел к ним, пригибаясь, чтобы его не было видно в проломы и через окно, сел рядом.

— На полигоне тихо, — сказал Игорь, — хотя стенки они все обвалили. В будке наблюдения пост, трое. Кажется, с пулеметом или с каким-то таким большим оружием. А у вас что?

— Я никого не видел, — сказал Хорек.

Багрянец ответил:

— А я видел. Кучу народу видел. Лагерь они там развернули, вокруг мотеля, а на крыше часовой. И грузовик наш стоит прямо у них в лагере. Там кузов дощатый, щелей куча — так вроде стволы из тайника, которые мы наверху бросили, в кузове лежат. Ты прикинь, капитан, прямо возле нас — лагерь серых! Как мы теперь отсюда выберемся?

III

Постукивая 'Королем Джунглей' по ладони, Кир выглянул из-за разгромленного уличного киоска на краю Савёловской площади и спросил:

— А что не так?

За спиной его был рюкзак, который он во время остановок не рисковал держать в автовозке, на боку висела катана. Яков Афанасьевич, вооруженный тесаком для рубки мяса, через пролом в стенке киоска забрался внутрь и разглядывал здание вокзала сквозь забранное решеткой окошко. На носу его поблескивали золотые очки.

— Ну-ну, Кир Иванович, да все же не так, — сказал он. — Вернее, очень многое.

В подворотне жилого дома, под которым приткнулся киоск, стояла автовозка, кобыла была привязана к ней сзади — последние несколько кварталов они ехали на движке.

— Ты сам странного разве ничего не видишь? Не фантастичного — странного?

Кир огляделся. Площадь была пуста, ветерок нес по асфальту мусор из перевернутых урн. Ясное, тихое утро — теплое, хотя иногда налетал прохладный ветерок, очень весенний, бодрящий. В такое утро приятно выйти на балкон своей квартиры босиком, в одних трусах, потянуться и сладко зевнуть, постоять, ощущая подошвами прохладный бетон, пошевелить пальцами ног, подышать полной грудью, окинуть благосклонным взглядом городской пейзаж — золотисто-желтый, пятнистый, озаренный солнцем и накрытый косыми тенями домов, да и уйти на кухню готовить кофе.

— Вижу странное, — сказал Кирилл. — Людей очень мало вокруг. То есть сейчас вообще никого.

— Правильно. А Москве миллионы живут. Миллионы! Да им просто на улицу всем выйти — они бы этих варханов затоптали бы. Но, допустим, испугалось большинство, затаилось по своим квартирам. Хотя сейчас уже подступающий голод их на улицу повыгонял бы — голод, страх неизвестности, желание понять что происходит. Но ты же видишь: никого.

— В домах, по-моему, много людей прячется, — Кирилл кивнул на четырнадцатиэтажку возле киоска. Большинство окон на нижних этажах были разбиты, на стене следы пуль, под ней на асфальте осколки бетона, расколотая плитка и мелкая серая труха

— Но дело даже не в гражданских, — продолжал Яков, не слушая его. — Не совсем в них, вернее. Мы в столице. Знаешь, сколько здесь военных, причем разного рода и назначения? Части и штабы, вот хотя бы на Матросской тишине, где тюрьма, казармы отдельного разведполка ВДВ, там же еще связистов полно и прочих сухопутчиков. А милиции в Москве сколько? Вэвэшников, плюс обычная милиция, плюс ОМОН, АЛЬФА, ВЫМПЕЛ, «гэбисты», ГРУ… Президентский полк, в конце концов! Куда он подевался, когда варханы твои из катапульты по стене стреляли, будто в средневековьи?

— В средневековье дизельных катапульт не было, — возразил Кирилл. — И потом, я тогда позже вот что подумал: внутри Кремля тоже, наверное, портал открылся. А может, и не один, поэтому они там сопротивление толком оказать не смогли.

— Да это ладно, ты посчитай еще училища, академию ФСБ — везде есть оружие, автоматы, пистолеты, гранатометы, техника! А область?! Одна дивизия 'Дзержинского' чего стоит. Или вот в Ясенево целый комплекс СВР, база охрененная, как Пентагон…

— Так вот мы канонаду и слышали, — возразил Кирилл. — Несколько дней подряд грохотало, и пожары были. Если варханы все это время из порталов своих прибывали, то их уже тоже под куполом дофига. И сейчас еще — гарь слышишь? И вообще, что это за СВР? Так электронные базы данных по идентификации называют.

— Служба внешней разведки это, — возразил Яков Афанасьевич уже спокойнее. — Да в одном этом вокзале, думаю, немало линейной милиции и транспортной охраны сидело. А теперь не видно никого.

Кирилл залез в киоск, сел на продавленный стул у стены.

— У варханов, наверное, катапульты разных размеров, есть и поменьше, чем та, на Красной площади. Мобильные. Они могли закидать своими снарядами горючими… хотя тут вроде только машины сгоревшие, а на вокзале пожара не было, как я вижу.

Они пригляделись к зданию с распахнутыми дверями — с виду оно казалось неповрежденным, хотя окна по большей части выбиты. Под вокзалом стояли машины, большинство обгорели.

— Уже не дымятся даже, — заметил Кир, — давно их спалили. Может, варханы ту технику жгут, которая под куполом не работает?

Яков продолжал гнуть свое:

— Армия и милиция сразу должны были за дело взяться. У них там порядок есть, четкие инструкции, связь полевая.

— И что они конкретно сделали бы?

— Заняли бы оборону. Уточнили ситуацию, начали действовать. То есть давить варханов. В одном ОМОНе московском три с половиной тысячи человек личного состава, это ж четыре батальона! Плюс подразделения обеспечения. У них полно оружия: гранатометы, пулеметы, средства связи… Они первыми должны среагировать на вторжение. Что им эти тачанки с броневиками смешными и дробовиками? Да варханское оружие против нашего — тьфу, курам на смех, ты пойми! Даже ружья, если рассудить, чепуха какая-то.

Кир скептически фыркнул и нагнулся, увидев под стеной киоска железный ящичек, не замеченный мародерами.

— Ты не преувеличивай, — возразил он. — Они действовать-то начнут, но — хаотично, панически, ни черта не понимая, не имея приказов от начальства. В такой-то ситуации, когда купол этот над головой и электроника повырубалась, а из каких-то зеленых облаков по всему городу странные чуваки лезут? Да половина, если не больше, тех же милиционеров просто домой разбежится, семьи спасать и самим спасаться. А ты мне про порядок и четкие инструкции. Ну какие еще инструкции… 'Если над вами возник зеленый купол, который бьется молниями, лечь и ползти к ближайшему кладбищу, прихватив лопату'?

Яков, качая головой, повернулся к нему.

— Ты, Кирилл, прости пожалуйста, какой-то хиппи волосатый. Ты полагаешь, что если ты такой разболтанный, так и все такие же? Не понимаешь, что есть люди с дисциплиной, ответственностью за других, с моралью, в конце концов. Не одни трусы и паникеры.

Кирилл на 'хиппи' не обиделся, его вообще трудно было оскорбить — не очень-то он прислушивался к чужому мнению о себе.

— Ясно, что не одни, — согласился он. — Но и их хватает наверняка. Нет, постреляли, конечно, какое-то сопротивление оказали, но в целом, если варханы такое уже проделывали, а мне именно так кажется, если у них все схвачено, обкатано, а для наших это впервые, если такое вот невероятное в городе происходит, то сопротивление захлебнется… Уже захлебнулось.

— Вероятное — невероятное… Если обнаружился противник, захватчик, то военные его уничтожать будут, а не о невероятном раздумывать. У среднестатистического солдата, Кир, равно как и сержанта, майора, капитана с воображением не очень. Поэтому у них реакция не такая, как вот у тебя, да и у меня тоже. Они про 'странное' и 'фантастичное' особо размышлять не будут.

— Ну короче — вот! — устав от спора, Кирилл махнул рукой вокруг. — Я вижу то, что вижу. Ты, может, что-то другое видишь? Нет? Ну так и хватит болтать.

Он раскрыл железный ящик.

— О, инструменты. Нужны нам инструменты, Афанасьевич?

— Nique ta mere! — сказал Яков. Смысл был непонятен, но он явно ругался.

— Что? — спросил Кир.

— Мать вашу так! Это на французском… не обращай внимания, из меня иногда само выскакивает. Что ты там говорил — инструменты? Где?

Он оглянулся, и Кир ногой подпихнул к нему ящик, где лежали плоскогубцы, набор отверток, ключи и прочее в том же духе.

— Отнеси, наверное, на повозку, сейчас таким лучше не разбрасываться. Прав ты, я действительно болтаю — просто потому что растерян. Пойду разведаю обстановку.

Кир встал со стула, поднял ящик.

— Какую еще обстановку?

— Вокзальную. И в подземном переходе вон, где метро. Хотя там, наверное, тоже закрыто. В общем, я туда и назад. Ты ящик положи, только тихо, не звякая, и Маруське корму задай. Видишь, она мордой в борт тычется. И назад сюда, чтобы видеть, когда я знак дам. Давай, Кир Иванович, время дорого, нам дальше надо, уже недалеко осталось.

Яков через пролом вылез из киоска и быстро пошел в сторону подземного перехода, откуда можно было попасть на станцию метро Савёловская. Рано утром по дороге сюда они миновали Тимирязевскую с Дмитровской, и проходы в обе были перекрыты массивными железными затворами. Яков объяснил, что большинство станций метро при необходимости превращаются в бомбоубежища, и там, внизу, возможно, сидит сейчас куча народу. Или, наоборот, мало совсем — попробуй разберись, если снаружи к ним не достучаться.

Выбравшись из киоска, Кир подошел к автовозке. Маруська переступала с ноги на ногу и вообще проявляла беспокойство. Кирилл, поставив ящик, извлек из него холщовый мешочек. Раскрыл — внутри лежали гайки с винтами. Он достал все винты, побросал на дно ящика, вытащил еще три большие гайки, сунул их в карман, а мешочек завязал и повесил на ремень. В повозке лежала пара больших черных пакетов для мусора, туго набитых травой, которую они нарвали еще за МКАДом. Кир раскрыл один, расправив горловину, положил сзади, и кобыла сразу сунулась в пакет мордой.

Все это время он размышлял: а может, уйти? Зачем ему, в конце концов, этот агроном? Нет, повозку с лошадью он, конечно, уводить не будет, возьмет просто один сверток с едой, а когда Яков вернется — Кирилла и след простыл.

Он вернулся к киоску, наблюдая за площадью. Яков как раз появился из подземного перехода и заспешил к зданию вокзала. Кир вытащил гайки из кармана и стал поигрывать ими, перекатывая на ладони. Так что, может, и правда свалить по-тихому? Но что ему делать одному? Афанасьевич, по крайней мере, задал четкую цель: лэптоп, потом — Артемий Лазаревич, потом лаборатория. Кирилл вроде и сам раньше понимал, что разобраться в причинах происходящего можно благодаря данным на лэптопе, а еще — через олигарха и работников лаборатории, если кто-то из них жив; понимал, да — но что он при этом собирался сделать? Сбежать из Москвы, выйти из-под купола. А вот появился агроном — и каким-то образом поменял у него в голове плюс на минус, вернул к более важным целям, чем просто спасти свою шкуру. Да еще и план какой-то придумал сходу, как лэптоп достать, во всяком случае, по дороге сюда сказал, что придумал.

Яков достиг здания вокзала, поднявшись по лестнице на крыльцо, встал сбоку от проема центральных дверей с выбитыми створками. Заглянул, подняв тесак, потом нырнул внутрь. Кирилл убрал гайки в карман, взял нож и выдвинул стальные 'усы' рогатки. Вытащил резиновый жгут из рукояти, стал привязывать к ним. Так, на всякий случай…

А может, подумал он неожиданно, я и Артемию, в конечном счете, не из страха подчинился? Потому на него работать стал, что он мне цели какие-то в жизни задавал?

Мысль была неприятной, и он тут же возразил сам себе: нет-нет, до того я сам себе хозяином был, и жизнь у меня была осмысленна. Я деньги хотел украсть.

Деньги украсть!

Сорвавшаяся с одного 'уса' резинка больно щелкнула по пальцу, он ругнулся и стал привязывать ее снова. Вот это цель — стырить деньги! Вот это великий смысл! Денег на планете много, заполучить часть их себе — вообще не проблема. Но жизни это осмысленности совсем не добавит, наоборот. Ну вот свалит он сейчас — а дальше что? Мыкаться одному по улицам этим пустынным да в канализации ночевать? По мусорным бакам отбросы съедобные искать, драться за них с такими же, как он, бродягами? Тем паче сейчас наверняка банды начнут появляться. Почему-то Яков Афанасьевич, невзирая на возраст, комплекцию, близорукость, на болтовню его и суетливость, добавлял Киру ощущение безопасности. Что-то было в агрономе такое…

Нет, надо пока что его держаться. С ним Кирилл хоть занят чем-то будет — чем-то важным. Ну и помимо всего прочего, его сам агроном интриговал. Кир хотел разузнать о его прошлом не меньше, чем о варханах и причинах вторжения. Он не терпел загадок. Вернее, не так — он их очень любил, то есть любил разгадывать. Вытаскивать на свет скрытую информацию. Яков же Афанасьевич пока что составлял одну большую загадку. И он, и его план найти лэптоп. Потому что план у него, по словам агронома, был, вот только пока Яков не спешил этим планом с Кириллом делиться, обещая все рассказать позже.

Агроном вышел из дверей, присел на корточки, склонив голову, накрыл ее руками. И замер. Кирилл, закончив с рогаткой, уставился в ту сторону. На улице никого, хотя ему показалось, что в здании далеко справа, в разбитом окне верхнего этажа возникло и тут же пропало лицо, что в соседнем окне прошел силуэт, а чуть позже на крыше мелькнула фигура… В домах оставались люди, хотя и немного. Большинство куда-то делось.

Яков выпрямился и махнул рукой. Оглядевшись, Кирилл быстро пошел к нему. Нож-рогатку он поднял перед собой, прижал к резиновому жгуту гайку, но натягивать пока не стал.

Когда пересек половину площади, Яков зашагал вдоль вокзала, и пришлось повернуть, обходя сгоревшие автомобили.

— Погоди! — окликнул Кир. — Я внутрь хочу глянуть!

Агроном сделал решительный жест: 'нет'. Потом другой: 'Иди за мной'. Сунул тесак в самодельный чехол, который висел на его левом боку, и зашагал быстрее.

В результате они встретились только возле угла здания, и недовольный Кирилл спросил:

— Ну, в чем дело?

— Нельзя туда, — бросил Яков Афанасьвич. Был он бледен, на лбу блестел пот.

— Да в чем дело-то?

— Не надо тебе внутрь, — ровным голосом, не глядя на спутника, произнес агроном. — Давай посмотрим, что с другой стороны.

— Но я хочу знать, объясни…

— Прошу тебя, Кир — не спрашивай сейчас. Я потом, потом все расскажу. Но заглядывать внутрь не надо. Пойдем туда.

— Надоели мне твои недомолвки. — Кир, разозлившись, схватил его за плечо. — Слышишь, агроном? Ты….

Он не договорил: рогатка полетела на асфальт, и Кирилл тоже туда полетел — ноги взметнулись к небу, он грохнулся боком, ножны больно впились в ногу, а в рюкзаке что-то разбилось с глухим хлопком.

Дыхание перехватило. Яков Афанасьевич, швырнув Кира через бедро, зажал его руку, выгнув кисть в болевом захвате. Секунду ошарашенный Кирилл видел побагровевшее толстощекое лицо прямо над собой, потом оно отодвинулось, и агроном вскричал испуганно, отпуская его:

— Прости, Кир Иванович! Извини, дорогой, я… Просто так вышло, не хотел я, случайно…

Он попытался поставить Кира на ноги, но тот оттолкнул его, вскочил сам.

— Ты вообще офонарел! Случайно, блин?!

— Это так, ну, рефлекс, я просто в юности дзюдо занимался! Не хочу, чтобы ты внутрь заглядывал, ради тебя же, пойми — тебе плохо будет, ну вот как мне сейчас плохо, только еще хуже…

— Да пошел ты со своим дзюдо! — заорал Кирилл.

Ответом ему было испуганное лошадиное ржание. Не просто испуганное — паническое. Следом из подворотни за киоском донесся человеческий крик, а потом — тявканье.

— Маруська! — Яков бросился туда.

Кир, подхватив с асфальта рогатку, побежал следом. На ходу зарядил ее новой гайкой.

Он догнал пыхтящего Якова возле киоска. Пока они были на площади, тот закрывал от взгляда подворотню, а теперь она стала видна. Машина стояла на том же месте, сбоку от нее торчали дергающиеся лошадиные ноги, во дворе позади кричали, рычали и тявкали. Яков бросился мимо автовозки, а Кирилл с ходу вскочил на нее, до предела натянув резиновый жгут, прыгнул на заднюю часть — и увидел сверху горбатую гиену. Тварь, поставив на голову Маруськи передние лапы, приникла пастью к ее горлу, рвала, разбрызгивая красное. Свистнул жгут, тяжелая гайка врезалась гиене в загривок, там хрустнуло, она взвыла — и тут же тесак прорубил ей спину.

Тварь свалилась на Маруську, которая глянула на агронома выпученным темным глазом — и, брыкнув напоследок ногами, издохла. Яков вырвал из спины гиены тесак и бросился дальше. Кирилл, спрыгнув, поспешил за ним, на ходу выуживая из кармана вторую гайку.

На краю небольшого дворика с перевернутым мусорным баком навзничь лежал человек в разорванной темно-синей форме ГИБДД. Рядом валялась палка, на конце пробитая большим гвоздем, к острому концу которого прилипли влажные клочья шерсти.

Яков, размахивая тесаком, наступал на двух гиен с окровавленными мордами, они пятились и рычали, скаля кривые клыки. Кир выстрелил на бегу, гайка стукнула в асфальт перед гиеной, срикошетив, ударила ее по лапе. Тварь взвизгнула, вторая хрипло залаяла. Выхватив катану, Кирилл бросился к ним, Яков прыгнул вперед, замахиваясь — твари разом повернулись и рванулись прочь. Одна поджимала лапу.

Когда они исчезли на другой стороне двора, Яков склонился над раненым. Кирилл, ощутив, что штаны сзади мокрые, стащил рюкзак со спины, положил на асфальт и присел над ним. Еще в доме бабки Пани он вытащил оттуда крабовые палочки, которые они с Яковом сразу съели, чтоб не испортились, и бутыли с водой. Заново наполнив их другой, из колодца, Кир две бутыли положил в автовозку, а одну спрятал обратно в рюкзак, и вот теперь она лопнула. Хорошо еще, что лежала в боковом отделении, а не возле лэптопа. Кир достал ее, свинтив пробку, сделал несколько глотков и швырнул бутыль в мусор.

— Откуда этот ошейник? — спросил Яков Афанасьевич у милиционера.

Сунув катану в ножны, Кирилл выпрямился и шагнул к ним. Милиционер лежал неподвижно, только сжатая в кулак левая рука раз за разом била по асфальту. Лицо, шею, на которой был большой кожаный ошейник, грудь и живот его заливала кровь. Яков сидел рядом, прямо в темно-красной луже, растекающейся из-под милиционера, просунув ладонь под его затылок, и заглядывал ему в лицо. Крови было много, просто очень много. У Кирилла закружилась голова, он начал сглатывать, чтобы не стошнило, пошире расставил ноги, но не отводил взгляд от тела. Не потому, что хотел быть мужественным, а из практических соображений: скорее всего, в ближайшее время кровь и умирающих людей он будет видеть часто, значит, надо привыкнуть к этому зрелищу, приучить к нему сознание. Почему люди боятся подобных картин? Да потому, что они грубо, резко напоминают о том, что тело твое — просто мясистый бурдюк с кровью, что ты и сам смертен, очень смертен, что лишить тебя жизни совсем несложно. А теперь смерти вокруг будет много, пора привыкать. Поэтому он смотрел, не отворачивался, часто сглатывал и дышал носом, сцепив зубы.

— Откуда ошейник, браток? — повторил Яков.

— Я в похоронной команде… — вдруг отчетливо и громко произнес милиционер.

— В какой команде? — Яков приподнял голову умирающего. — О чем ты?

Кир присел с другой стороны от тела, но подальше, чтобы не мазаться в крови. Пошарив по карманам, нашел сигареты.

— Они согнали… — теперь милиционер хрипел, и понять его стало труднее. С каждым словом он бил по асфальту кулаком. — Как дым, сизый такой… тяжелый, у земли… Два этажа накрывает, три… Вниз сочится. Потом с верхних… Нас… Всех, кто там… Свозить тела…

— Ошейник надели варханы? — спросил Кирилл и, сообразив, что умирающий вряд ли знает это слово, добавил: — Эти, которые на город напали?

— Они базу ОМОНа накрыли! — вдруг выкрикнул милиционер. — Четыре цистерны, с разных… разных сторон. Пустили, там все… Мечутся… Сколько трупов, боже мой, сколько трупов! Мы их стаскивали потом…

Он смолк. Бьющая по асфальту рука замерла. Яков нагнулся ниже, заглядывая в лицо, прижал пальцы к шее. Встал, забыв тесак на асфальте, и пошел в подворотню, сильно сутулясь. Руки безвольно покачивались. Кирилл подобрал тесак, застегнул рюкзак, взял его за лямку и, волоча за собой, направился следом.

Агроном, глядя в стену, отвязывал труп лошади от автовозки, рвал ремешок непослушными пальцами. Кир надел рюкзак, снова достал пачку сигарет, вытащил две, прикурил, одну сунул в зубы Якову. Тот кивнул. Сигарета свисала между губ, почти касаясь пухлого розового подбородка.

— Что ты видел на вокзале? — спросил Кирилл.

Агроном будто проснулся. Вскинул голову, сигарета дернулась, он судорожно затянулся, ноздрями выпустил дым. Вытащил сигарету изо рта и сказал:

— Груда костей. Большая груда обгоревших костей посреди зала. Очень большая.

Кирилл затянулся несколько раз подряд. Тесак он положил на бортик, Яков взял оружие, вытер кровь о пакет с травой и сунул тесак в чехол. Сбросив мусорные пакеты на асфальт, полез на машину.

— Человеческих костей? — спросил Кирилл.

— Конечно, — казалось, Яков Афанасьевич удивился этому вопросу. — Чьих еще? Тела стащили на вокзал и сожгли. Давай сюда, поедем.

Кир, забираясь на автовозку, мотнул головой в сторону двора.

— Этот про похоронные команды говорил. А возле торгового центра, ну, где машины горели на перекрестке, я вроде видел одного вархана с таким коробом на спине… В играх с похожими огнеметчики ходят.

— В каких играх?

— Компьютерных.

— Понятно, — сказал Яков Афанасьевич, заводя мотор. — Они обеззараживают город.

— Что? — не понял Кирилл, но агроном не ответил.

Когда автовозка выкатила из подворотни, Яков повел ее по самому краю вокзальной площади. Кир, увидев необычно длинную и широкую антенну над крышами домов в стороне, выпрямился и приложил руку козырьком ко лбу.

Нет, конечно, это была не антенна. На вершине длинной треноги посверкивал красно-желтый огонь, он то угасал, то вспыхивал опять. Торчала эта штука на крыше высотного здания далеко от площади. Вспышки были разной длины и повторялись с разными промежутками — явно какой-то код.

Кирилл повернулся кругом, но других сигнальных вышек не заметил. Он снова опустился на лавку и тронул за плечо Якова, сидящего на передке телеги.

— Ты как, Афанасьевич?

Тот, не оборачиваясь, кивнул. Кир спросил:

— Куда едем?

— В одно тихое место прямо за вокзалом.

— Что еще за место? У меня квартира на Вернадского, может, туда?

— Нет, мое место лучше. Там мой друг старинный сторожем работает. И живет, считай, там же. Он нас приютит. И поможет нам.

— В чем поможет?

— Лэптоп твой найти. Я примерно представляю, как его добыть, если машинка еще там, где ты описал.

— Да как ты можешь это себе представлять? — спросил Кирилл, снова закуривая. — Ты же агроном.

Яков Афанасьевич, обернувшись, глянул на него странно и сказал:

— Сейчас вопрос в другом. Сейчас нам надо пристанище себе найти, вот туда и едем.

— Это если твой друг жив, — возразил Кирилл, думая про груду обгоревших костей посреди зала Савеловского вокзала.

— Леша-то… — протянул Яков. — Ну, Леша, думаю, жив.

* * *

На фоне зеленого неба даже самые привычные постройки выглядели таинственно и немного угрожающе, будто попали в обыденную реальность из страшной сказки.

Игорь, Багрянец и Хорек лежали в ресторанном зале, возле обрушившейся парадной стены, выглядывая из-за кучи битых кирпичей. Солнце едва перевалило зенит. Мотель был прямо впереди, перед ним — стоянка, на стоянке несколько шатров. В окнах мотеля иногда мелькали силуэты серых. Во дворе их тоже хватало. Звенел большой точильный круг на треноге; босой чужак в одних штанах точил клинки, другие то и дело подходили к нему, приносили новые и забирали наточенные. Кто-то чистил оружие, двое серых копались в моторе тачанки. Горел костер, над ним на вертеле висела освежеванная и выпотрошенная туша теленка без головы и ног.

Вокруг стоянки дугой тянулся ряд темных щитов высотой по грудь. В некоторых местах их не было, там стояли тачанки, а возле правого угла мотеля — броневик. Из квадратной башенки с откинутым люком торчал ствол пушки.

На крыше мотеля прохаживался часовой, а в центре ее высилась тренога, на которой поблескивал серебром большой металлический короб со сдвинутыми шторками в обращенной к ресторану плоскости.

— Щиты из кожи кажись, а? — пробормотал Багрянец. — Видишь, капитан?

Игорь молча разглядывал лагерь врага.

— И маловато у них тех щитов. База, небось, не ключевая, снабжение ихнее пожмотилось много щитов выделить. Они, получаются, только стоянку окружают и к мотелю с двух сторон подходят, к углам его.

— Это связисты, — объявил Сотник. — На крыше семафор. В этом кубе разжигают огонь или еще как-то свет создают, а шторки раздвигают в нужной последовательности. Там, наверное, зеркала, все это дает яркий свет. А на другой базе сигналы принимают и дальше передают.

— Во какие дела! — удивился Багрянец. — Ну ты разумный, капитан. Ладно, так что делать будем?

— У нас же гранатомет, — зашептал Хорек, лежащий с другой стороны от Сотника. Глаза его горели, мальчишка предвкушал бойню, которую, как он думал, собирался устроить командир в лагере серых. — Целых два! Мы с Сотником из гранатометов разом, а Багровый — с автомата их гасит и…

— Да ты гранатомет тот и не подымешь, — возразил Павел.

— Чего это! Он шесть с половиной килограммов весит, я знаю! А 'калаш' — четыре, а…

— Да все равно — не сможешь толком выстрелить.

— Ну ладно, — неожиданно согласился Хорек. — Тогда ты с Сотником из гранатомета, а я с 'калаша' их гашу…

Игорь сказал:

— Нет, так не выйдет.

— А как тогда?

— Помолчи и дай подумать. Ну, для начала… обязательно нам на них нападать? Думаю…

Мальчишка с курсантом глядели на него.

— Думаю, да.

Хорек облегченно вздохнул.

— Во! Значит, вы двое с 'калашей' гасите, а я…

— Молчи, сказал. Нам нужен транспорт.

— А может, и не нужен, — возразил Багрянец. — Что, если задами из ресторана выбраться, через окно кухни, — нас тогда с мотеля не увидят. Мы тогда… а, не, не выходит!

— Не выходит, — кивнул Сотник, — потому что на краю полигона, на башне наблюдения, они тоже пост сделали. С башни вся округа просматривается. Ночью можно потихоньку выползти, но с вами двумя да с оружием я не рискну. Это во-первых, а во-вторых — отсюда пешком долго идти, а у нас еще стволы, пусть и немного теперь, но все равно. Что, бросать их? Ради чего мы сюда вообще добирались?

— Стволы бросать нельзя, — солидно произнес Хорек. — Мы же не дураки.

— Значит, нужен транспорт. И в-третьих: у нас язык. Захватили мы его по случайности, а когда еще такая случайность выпадет? Стало быть, пусть даже непонятно пока, как его допрашивать, все равно: бросать языка тоже нельзя. Он ценнее стволов.

— А тащить его за собой на привязи пешком — это вообще ни в какие ворота, — добавил Багрянец. — Выходит, нужно у них снова тачанку угнать? Та, которую мы возле въезда в клуб твой оставили, вон она, слева, ближе к броневику, видишь? Я по борту узнал, он там продавлен был.

Игорь отполз немного назад, повернулся спиной к мотелю и присел, привалившись спиной к обломкам. Было жарко. Он расстегнул рубашку и закатал рукава.

— Так что, капитан, надо тачанку у них тырить. Или грузовик наш?

— Не тачанку, и не грузовик, — возразил Игорь. — Броневик.

При этих словах глаза Хорька загорелись.

— А давай я! — горячо зашептал он. — Сотник, ну пожалуйста! Я проползу. Проберусь там, я умею!

Увидев, как они с Багрянцем разом покачали головами, Хорек возбудился еще больше и даже попытался встать на колени, но курсант сгреб его за шиворот и заставил лечь обратно.

— Ну вы же не понимаете! Я в таких местах лазил! У нас на районе стройка заброшенная, высокая, двена… пятнадцать этажей! И еще у бати завод — там только два цеха работают, остальные нет, мы с пацанами туда, под забором дырка там, мимо сторожа и на крыши. Там такие крыши, о-о-о… — застонал Хорек сладострастно. — Я очень ползать люблю на верхотуринах всяких! По цехам ходил на спор, по краю прямо, сто рублей у Васьки выиграл. В колодцах там лазили, в этих… в венти-ляциях, ну и вообще — везде! Ну пожалуйста, Сотник, я прямо к броневику подберусь незаметно, в траве проползу и…

— И что? — спросил Игорь. — Сможешь броневик завести? Быстро, чтобы сразу свалить? А если там внутри кто-то?

— За все время никто из броневика не вылазил, не залазил, — возразил Багрянец. — Нет, понятно, Сурок с такой махиной не справится.

Хорек вспыхнул:

— Сам ты!.. — но не договорил, замолчал, уставившись на машину возле мотеля.

— Не смогу, наверно, — угрюмо заключил он. — Не смогу броневик завести. А как же тогда?

Игорь припомнил, как мальчишка мгновенно взлетел на кирпичную будку возле канала, и спросил, показав на остатки крыши:

— А туда залезть незаметно сможешь? Незаметно и быстро, и вниз, если понадобится, спуститься так же?

— А то! — вскочив на четвереньки, Хорек пополз к задней части зала, но Игорь схватил его за полу рубашки и дернул назад.

— Не сейчас, подожди. Короче, слушайте внимательно. План опасный, но в такой ситуации безопасного плана просто не может быть. Главное, сделать надо все четко и вовремя. Багрянец, у тебя часы есть? Хорек, у тебя?

— Нет, — насупился тот, в то время как курсант показал дешевые 'сейки' на запястье.

— Нет, значит. Багрянец, сколько на твоих? — Игорь глянул на 'роллекс', который снял с руки умершего Ростислава. — Двадцать семь минут второго, переставь свои, если другое показывают. Ладно, сейчас, дайте подумать… Значит, Хорек, мы с тобой будем ориентироваться по действиям Багрянца. Павел, ты начинаешь первым, твой выстрел будет сигналом.

— Какой выстрел? — спросил тот.

— Слушай, не перебивай. Павел, точно в нужное время откроешь огонь из гранатомета. Прямо по лагерю. Хорь — через минуту начинаешь стрелять из автомата. Дадим тебе АКСУ, он легче. Когда Павел начнет, я буду за мотелем. Они все отвлекутся на эту сторону, и я по пожарной лестнице залезу. Ваши выстрелы заглушат мои, когда охранников там сниму, поэтому, Хорь, тебе точно в нужное время надо будет начать: про себя до шестидесяти посчитаешь, понял? А дальше я вниз, прямо на…

Он замолчал, когда из мотеля широким шагом вышла черноволосая амазонка. Приблизившись к костру, окликнула сидящих вокруг него. Они подняли головы, двое встали. Амазонка стала что-то говорить, к ним подошли еще двое. Она показала вверх, на треногу с коробом, потом сделала широкий жест, ткнула рукой в сторону ресторана…

Багрянец догадался первым:

— Языка нашего спохватились! Вот ей богу, сейчас искать его начнут! Назад в тайник тикаем!

IV

Портал возник неожиданно, да к тому же на уровне асфальта. Кирилл, открывший калитку и сидевший на краю автовозки, свесив наружу ноги, хорошо видел, как это произошло: пространство вокруг сморщилось, пошло извилистыми складками, словно покрывало, в которое вдавили кулак, а затем порвалось. Возникшее вслед за этим небольшое зеленое облако было наполовину погружено в асфальт. Тот провалился, засвистел воздух, раздался громкий хлопок, обратная волна качнула автовозку — и все смолкло.

Машина ехала вдоль высокой бетонной стены за вокзалом. С другой стороны от дороги были кусты и пустырь, а дальше — жилые дома.

Яков Афанасьевич увеличил скорость, автовозка, тарахтя, прокатила мимо портала. Кир подобрал ноги, когда из портала выбралась горбатая гиена. Задергалась, скребя когтями по асфальту на краю пролома, и вскочила на него, будто из воды на берег. Кирилл «взвел» рогатку и прицелился.

— Афанасьич! — окликнул он, не поворачивая головы.

— Вижу! — откликнулся тот.

Машина поехала немного быстрее. За гиеной на асфальт вылезла вторая, потом третья.

— Ты бы поднажал!

— Мы на «феррари», Кир Иванович? У моей автовозки другие достоинства, скорость к ним не относится.

Четвертая, самая мелкая и облезлая гиена выдралась из портала, когда первые три уже развернулись к машине и оскалились ей вслед. Кирилл на коленях встал позади, что было сил натягивая жгут, приготовившись зарядить гайкой в морду той, что прыгнет первой. Но они не прыгнули — из-под асфальта донеслось шипение, и гиены вдруг ломанулись прочь, с хрустом пробив кусты, понеслись через пустырь.

Кир от неожиданности выпустил жгут, и гайка улетела прямиком в портал, канула в кружащихся струях зеленого тумана. Шипение повторилось, что-то застучало под асфальтом — из портала лезли новые твари, но они не пытались выскочить на поверхность, как гиены, а сразу ныряли куда-то вниз. Шипение не смолкало.

— Помнишь такой звук? — спросил Кирилл и побыстрее вытащил из мешочка на ремне новую гайку.

Яков не ответил. Автовозка все дальше удалялась от портала, плавно поворачивая вместе с дорогой, и вскоре изгиб бетонной стены скрыл зеленое облако.

Впереди показалось кирпичное строение с широким цилиндром-набалдашником, смахивающее на поставленную вертикально гранату РПГ-40. В основании — большой пролом, закрытый досками и листами жести, выше тоже хватает дыр. С одной стороны от башни громоздилась куча щебенки, с другой стояла обугленная, с провалившейся шиферной крышкой постройка, над выгоревшими дверями которой чудом сохранилась вывеска: СТО.

— Это водокачка? — спросил Кирилл. — То есть водонапорная башня? Мы к ней, что ли, едем?

— К ней, — подтвердил Яков.

— И кем же твой друг там работает?

— А ты сам догадайся, Кир Иванович. Он на СТО этом закрытом, ну и в башне, по совместительству, сторожем служит.

С пустыря на дорожку выехали пятеро велосипедистов. Опустив рогатку, Кирилл по качающемуся днищу подобрался к Якову, выглянул из-за его плеча. Подростки от четырнадцати до семнадцати, велосипеды одинаковые: синие туристические велики, из дорогих. Будто они магазин грабанули… Одеты по-разному — двое в спортивных костюмах, один с ярко-оранжевым панковским гребнем, в черной коже, остальные в джинсе. У всех на багажниках рюкзаки.

Они встали перед башней, глядя на приближающуюся автовозку. Яков стал подтормаживать, прошептал Киру:

— Рогатка в руках?

— Да, но…

— Заряжай быстрее.

— Хорошо, только…

Панк поднял большой черный пистолет и выстрелил в сторону повозки.

Яков отпрянул влево, Кирилл наклонился к правому борту. С сиплым гудением между ними пронеслась сигнальная ракета, левое ухо заложило. Кир охнул, схватился за него — показалось, по уху сильно стукнули ладонью, он почти оглох.

Ракета унеслась за поворот ограды. Подростки с гиканьем покатили к автовозке, в руках их появились дубинки, один поднял над головой фомку, как у Гордона Фримена. Панк ехал впереди всех, отпустив рулевую вилку, заряжая пистолет.

— Стоять, щенки!!! — гулкий голос разнесся над дорогой и пустырем.

Стукнул выстрел, и переднее колесо велосипеда под одним из джинсовых ребят отлетело, соскочив с оси. Пацан носом пропахал асфальт, велик упал на него сверху. Все остановились, кроме панка, который круто повернул и вскинул руку с пистолетом, целясь в верхнюю часть башни. Только теперь Кир заметил, что из дыры под ее крышей торчит ствол.

Опять стукнул выстрел, пуля пролетела низко над головой панка, кажется, даже зацепила его гребень. Он остановился, так и не выстрелив, уперся в асфальт ногами и опустил пистолет.

— Пошли вон, щенки! — прокричал усиленный мегафоном дребезжащий голос. — Следующую пулю ты в лоб схлопочешь, петух оранжевый! До семи считаю, причем четыре уже прошло! Пять! Шесть!

Панк развернул велосипед, кинул взгляд в сторону автовозки и, ни слова не говоря, вкатился в просвет между кустами. Остальные поехали за ним.

Яков убрал ногу с тормоза, автовозка снова тронулась.

— Петух, ты на гребень себе намотай: еще раз тут появитесь, я на поражение стрелять буду! — напутствовал голос уезжающих через пустырь подростков.

В зеленом небе высоко-высоко над пустырем расцвела молния, протянулась к городу, расправляясь, словно огромная ловчая сеть, почти достигла крыш самых больших высоток, мазнула по ним бешено извивающимися, будто живыми отростками — и погасла. Спустя несколько секунд тихий треск достиг ушей.

Автовозка подкатилась к башне, агроном остановил ее и слез.

— Бери свертки, Кир Иванович, — сказал он как ни в чем не бывало. — Ты молодой, тебе и груз таскать.

Когда Кирилл взял в каждую руку по пакету, из башни донесся шум. Вблизи стало видно, что пролом в основании не заколочен — доски и листы жести были сбиты в виде большой несимметричной двери, и теперь она со скрипом отворилась.

В полутьме за нею стоял сухонький лысый старичок с морщинистым, заросшим седой щетиной лицом и весело поблескивающими глазами.

— Якуша! — дребезжащим фальцетом воскликнул он. — Я знал, что ты ко мне наведаешься! Как увидел эту зеленую гадость над головой, так и понял: скоро тебя в гости ждать!

* * *

Кусачки они нашли в ящике с инструментами, в кладовке возле кухни, после того как шесть часов кряду просидели вместе с пленником в тайнике. Игорь рассудил, что за это время серые успеют обыскать всю округу, в том числе и ресторан. Вооружившись еще плоскогубцами, 'грачом' и ножом, он нацепил камуфляжный комбез — их вместе с ремнями, армейскими ботинками и пустыми кобурами чужаки так и оставили в комнате за баром, в отличие от оружия, которое забрали в лагерь, — и пополз к воротам, через которые они попали на территорию клуба.

Начинать операцию при свете было бессмысленно, так что происходило это уже ночью. А вечером, осторожно выбравшись из тайника, они первым делом убедились, что чужаки прекратили поиски. Остаток вечера куковали в развалинах ресторана, трижды спускались в подвал, проверяя, как там пленный, но снять кляп и попытаться допросить серого даже при плотно закрытом люке не решились — он мог сразу закричать, и у мотеля его наверняка услышали бы.

Как показалось Сотнику, блондин их троих совсем не боялся. Трудно, конечно, понять, какие эмоции владеют человеком, если тот связан и с кляпом во рту, но в глазах серого не было страха.

Оставив внизу Багрянца, Игорь с мальчишкой забрались на чердак. При этом гордый Хорек делился с командиром своим и правда богатым опытом передвижения по всяким развалинам, новостроям и недостройкам. Улегшись на целом куске пола, они стали наблюдать за лагерем чужаков. Игорь снял с плеча ремень АКСУ, положил автомат рядом.

Серые ужинали, сидя на корточках вокруг костра, с мисками в руках, мясо они брали руками, шумно жевали и чавкали. Четверо часовых прохаживались вдоль ряда щитов, на крыше один сидел, свесив ноги с края, и тоже ел из миски, которую передали наверх, а другой маячил у него за спиной.

— Беспечные они какие-то, — пробормотал Игорь. — Днем один из них пропал, они округу обыскали — и успокоились. Хотя посты дополнительные выставили, раньше на крыше только один дежурил, а под щитами — двое. Но все равно… может, потому что лагерь окраинный? Да и вообще это просто связисты.

Хорек спросил:

— Сотник, батя жив еще может быть или нет?

— Откуда я знаю?

— Значит, мертвый он? Мертвый, да?

Игорь повернулся к мальчику.

— Я просто не знаю, Хорь.

— Но может или не может?

— Шанс на это есть, конечно.

Хорек опустил голову, ткнувшись лбом в пол, сказал глухо:

— Это ты чтоб меня успокоить говоришь.

— Нет, — возразил Игорь. — Я же не нянечка тебе в детском саду, чтобы успокаивать. Чужаки не всех подряд убивают. Не знаю, зачем им пленники, но твой отец может быть у них в плену. Это даже скорее всего так.

Мальчишка вскинул голову. Ко лбу его прилипли цементные крошки.

— Правда? Почему 'скорее'?

— Ты ведь не видел, как его убивали, видел только, как в тачанку кинули. Ну так с чего им его после убивать? Раз уж они его куда-то повезли в тачанке, а?

— Тогда можно его спасти! Ты мне поможешь, Сотник?

— Помогу, — серьезно ответил Игорь. — Позже — помогу. Но надо, чтобы для этого возможность появилась. Надо в город вернуться, осмотреться, понять, что происходит, допросить того серого, все выяснить, собрать разведданные… Для этого надо быть терпеливым. А ты нетерпеливый. И плохо слушаешься приказов.

— Я хочу слушаться, честно, — заверил мальчик. — Только трудно. Но я буду стараться. Клянусь, Сотник! Ты командир, а я солдат. Разведчик-десантник… нет — диверсант! Есть же такие?

— Есть. Сейчас смотри внимательно, как с автоматом надо обращаться. Это переводчик огня, то есть предохранитель, нижнее положение — 'одиночные', среднее — 'автоматический'. Вот так затворную раму на себя тянешь… отпускаешь, чтобы патрон в ствол загнать. Дальше целик с мушкой совмещаешь. На прицельной планке есть риски, видишь? Ставлю на 'П', то есть постоянный прицел, больше здесь не трогай. Еще запомни: в магазин обычно заряжают каждый пятый с конца патрон трассирующий, чтобы видеть, что патроны заканчиваются. Магазины я проверил…

Пока он рассказывал и показывал, набежали тучи, и быстро стало темнеть. Зеленые молнии все чаще посверкивали в вышине, а ниже с треском проскальзывали обычные, белые.

— Дождь будет, — сказал Игорь. — Это и плохо, и хорошо… Ладно, ты уже не слезай, лежи здесь до начала операции. Я тебе куртку языка наверх брошу, накроешься, если польет.

— Долго лежать? — спросил Хорек.

— Долго.

— Скучно здесь, что мне делать?

— Ты диверсантом хочешь стать или нет? Помнишь, что я про разведданные говорил? Мы чужаков изучить должны. Вот лежи и наблюдай за их лагерем. Как часовые перемещаются, с каким ритмом, чем серые вообще там заняты. Видел, женщины среди них? За ними тоже смотри — раньше мы ведь женщин не видели. Так же они себя ведут, как мужчины, или иначе как-то? Еду вроде мужик готовил — может, у них вообще нет какого-то распределения обязанностей между полами? Или есть? Вот и наблюдай. Все запоминай, обязательно, потом расска… потом доложишь. Приказ ясен?

— Ясен! То есть — слушаюсь! Наблюдать, доложить…

— Вот так вот. Все, дежурь, только куртку не забудь подхватить, когда снизу брошу.

Вскоре стемнело окончательно, и чужаки зажгли по периметру лагеря светильники — стеклянные полусферы на шестах. Внутри полусфер клубился синий свет.

Они прождали еще три часа. Чужаков в лагере стало почти не видно, они убрались в шатры и разошлись по комнатам мотеля, хотя часовые никуда не делись: четверо постоянно прохаживались вдоль щитов, иногда покидали периметр и обходили мотель, пара дежурила на крыше. Костер прогорел, большая россыпь углей алела между конусами шатров. В темноте Сотник не рисковал подниматься наверх, но они с Хорьком пару раз тихо переговаривались через дыру в потолке.

После того, как часы показали двенадцать ночи, из лагеря, раздвинув щиты, вышли пятеро. Игорь с Павлом замерли, осторожно выглядывая из-за обломков. Серые, освещая путь парой синих светильников, направились к наблюдательной башенке на краю полигона. Вскоре они вернулись — то есть возвратились двое со светильниками и трое тех, кто дежурил на вышке, а ушедшая туда троица осталась. После смены поста из лагеря больше никто не выходил, и спустя еще час, отдав Багрянцу последние распоряжения, Игорь взял кусачки с плоскогубцами, оружие и пополз от ресторана к воротам, возле которых стояла будка охранника.

В небе грохотало, молнии пронзали тьму все чаще, но дождя пока не было. Игорь миновал ворота, но и за ними не рискнул встать, даже подняться на четвереньки — двинулся дальше вдоль ограды, пока мотель не остался далеко позади. Теперь здание находилось почти на прямой линии между Сотником и рестораном.

Необычная энергетическая буря крепчала, зеленые молнии вспыхивали вперемешку с белыми, землю заливал призрачный свет. Иногда они полыхали одновременно, а иногда словно переплетались, образовывая гигантские виноградные лозы.

Игорь стал кусачками кромсать нижнюю часть сетки-рабицы, закрепленной на бетонных столбах, и отгибать проволоку плоскогубцами. Когда получилось достаточных размеров отверстие, пролез в него, пополз наискось от ограды — прямиком к задней стене мотеля. Там часть окон была темной, а в некоторых горел свет. Ближе к дальнему от ограды краю здания виднелась пожарная лестница, та самая, по которой наверх забрался Багрянец, чтобы следить за осматривающим здание ресторана Сотником.

Молнии полыхали все чаще и были они все длиннее, ярче, ветвистей. Всякий раз тучи наливались тяжелым мертвенным светом. Во время вспышек они казались огромными и твердыми, будто затянутые темным мхом камни, тысячи валунов, сросшихся в огромные груды, которые зависли высоко в небе. Еще немного, еще одна бесшумная зеленая молния — и на землю обрушится камнепад.

Игорь остановился метрах в двадцати от задней стены мотеля, когда вверху в очередной раз показался силуэт часового. Вдоль стены через равные промежутки горели синие светильники. Сотник поднял голову, оценивая ситуацию. Свет неяркий, но сверху все видно как на ладони. Как и прежде, чужаков там двое — то один, то другой появляется над краем крыши, глядит вниз. Нечего и думать о том, чтобы в перерыве успеть забраться по пожарной лестнице. Можно было бы нырнуть в одно из окон первого этажа, хотя они там везде закрытые, придется бить стекло, звон наверняка услышат внутри… Да и на крыше услышат, и с другой стороны, на стоянке.

Игорь глянул на светящиеся стрелки часов и, устроившись за небольшой кочкой, стал ждать. С того момента, как он выполз из пролома в боковой стене ресторана, прошло двадцать семь минут, а он приказал Багрянцу начинать ровно через сорок.

Заморосил дождь — совсем слабый, едва заметный, он потихоньку усиливался. Игорь втянул голову в плечи, чтобы холодная влага меньше попадала на шею и не текла за воротник. Как не вовремя! Все последние дни — сухо и тепло, а тут…

На другой стороне мотеля рвануло, вспышка ярко высветила здание.

Он вскочил. Ведь рано еще! Почему курсант начал сейчас?! Сотник рванулся вперед, на ходу вытащив нож. Кусачки и плоскогубцы он нацепил на ремень, на боку болталась кобура с пистолетом.

Еще один взрыв. Почему автомат не стреляет?! Идиот Багрянец начал операцию раньше времени — ладно, но почему к нему не присоединился Хорек?! Весь план коту под хвост!

Игорь добежал до пожарной лестницы и полез, сунув нож в зубы. Он достиг середины лестницы, когда в небе будто перевернули божественное ведро, полное воды — поток ее обрушился на землю. Сотник взбирался, подняв лицо кверху, и чуть не захлебнулся в первый момент. Влага попала в нос, он закашлялся, разинув рот, забулькал и заперхал. Руки заскользили, Игорь едва не поехал вниз, повис на штангах, нашарил ногой перекладину и полез дальше.

И понял — нож исчез! Выпал изо рта, когда он чихал! Идиот, все идиоты, эти двое — кретины, неумехи, но и он не лучше, они без опыта, а он…

Огромная, необычайно яркая молния разорвала небо на тысячи черных клочков в тот миг, когда Игорь выпрямился на краю крыши. Угрюмый зеленый свет озарил мокрый прямоугольник с небольшой надстройкой и два силуэта на другой стороне. Один серый подался вперед, упершись руками в низкую оградку, другой стоял на коленях, подняв электроружье, — выцеливал, должно быть, гранатометчика, прячущегося в развалинах ресторана.

Грохнул четвертый взрыв. Внизу кричали и стреляли — но только одиночными. Автомат Хорька молчал, и это было хуже всего, ведь Игорь потерял нож, значит, ему надо стрелять в часовых, но теперь 'грач' не будет заглушен автоматными очередями, и внизу тут же поймут, что на крыше появился противник.

Он побежал, сорвав кусачки с ремня, сжимая пистолет в левой руке.

Еще один взрыв — пятый! А ведь в ящике, в стандартном деревянном зеленом ящике с маркировкой, находится шесть снарядов, и всего этих ящиков у них два, а значит, почти половина гранат уже использована.

Чужак выстрелил из электроружья в тот миг, когда Багрянец использовал шестую гранату. Только теперь он засадил ею не по лагерю серых, а по одному из верхних углов здания.

Мотель содрогнулся, по крыше забарабанила бетонная шрапнель, и угол провалился. Выпрямившийся во весь рост серый упал от толчка, а второй, стрелявший из ружья, начал подниматься с колен — но тут Сотник налетел на него и с размаху воткнул острый клюв кусачек ему в шею под затылком. Кувыркнувшись через оградку, серый полетел вниз. Игорь повернулся — второй как раз поднялся на ноги, это оказалась светловолосая женщина в шароварах и коротком легком пальто, под которым виднелась портупея с пистолетами. В руках она держала нагайку. Сотник прыгнул к ней, чтобы сбить женщину с ног, надеясь все же обойтись без 'грача', но она взмахнула рукой, и Игоря словно бритвой полоснули по лицу.

Его обдало жаром, спина мгновенно покрылись горячим потом. С криком он упал. Поднялся на колени. Женщина вновь замахнулась нагайкой, другой рукой выцарапывая пистолет из кобуры. Сотник воткнул ствол 'грача' ей в живот и трижды выстрелил.

Внизу снова громыхнуло — значит, стрелок с электроружьем не попал в Багрянца.

Выстрелы отбросили женщину, Игорь вскочил, прижимая ладонь к рассеченному лбу. Бронекожаная жилетка не спасла от выстрелов в упор: женщина упала навзничь у оградки. Повернувшись, Игорь бросился к тому углу, который провалился от взрыва. Кроме прочего, это означало, что там здание стало ниже, пусть и не намного, но до земли теперь было меньшее расстояние…

До земли и до стоящего с той стороны броневика.

Косые струи били в крышу, вода клокотала в стоках. Ноги скользили, лицо жгло огнем. На бегу Сотник кинул взгляд вниз. Он зря опасался, на выстрелы из пистолета в лагере не обратили внимания: там царила сумятица, часть синих светильников упала, два шатра повалились, горела тачанка. Чужаки, прячась за щитами и машинами, стреляли по ресторану. Между шатрами лежали неподвижные тела, кто-то полз к мотелю, из окон которого тоже вели огонь. Некоторые щиты опрокинулись от взрыва. Пятеро серых мелкими перебежками, падая на землю и снова вскакивая, бежали к полуразрушенному зданию.

Где Хорек, почему он не стреляет?! Сунув 'грач' в кобуру, Игорь полез вниз. Угол мотеля будто откусили огромные челюсти, под ногами темнела дыра, ведущая в комнату второго этажа. Игорь встал на сломанной кирпичной кладке, для равновесия расставив руки. Присел. Он весь промок, вода текла по лицу, смешиваясь с кровью. Раскаленная жгучая линия проходила наискось, ото лба до подбородка, прямо под левым глазом — если бы удар нагайкой пришелся хоть немного выше…

Броневик был под ним, в нескольких метрах — покатый овальный колпак, склепанный из гнутых листов железа, в центре квадрат башенки с люком. Закрытым люком! А ведь до того он все время был распахнут! Что, если теперь заперт изнутри? Тогда всему конец!

Сотник уселся на кладке, свесив ноги. Бегущие к ресторану чужаки ухитрились выстрелить залпом, пули и дробь ударили по зданию, алая молния впилась в него.

В проломе крыши застучал автомат, частые вспышки озарили лежащего с оружием в руках Хорька.

Один чужак сразу упал, остальные залегли.

Гранатометный выстрел на мгновение выхватил из темноты курсанта — тот пристроился за торчащим из пола обломком внутренней перегородки, положив на него ствол оружия. Граната ударила в землю между атакующими. Дальше Игорь не видел: повис на руках, лицом к стене мотеля, оттолкнувшись от нее, разжал пальцы и полетел вниз. И свалился на покатый колпак броневика. Ударяясь коленями и локтями, покатился. Схватившись за скобу, повис над колесом, прикрытым железным крылом в форме полумесяца. Машина стояла левым бортом к мотелю, с другой стороны начинался полукруг щитов. Совсем рядом сновали серые, но Сотника никто не заметил — слишком большой хаос начался в лагере после выстрелов Багрянца, а теперь еще и Хорек открыл огонь.

Он полез вверх. Когда достиг башенки, сзади раздался возглас, Игорь кинул туда взгляд — возле упавшего шатра стояла амазонка с оружием, не похожим ни на электроружье, ни на пистолет-дробовик. Это была та самая, черноволосая, которую он видел возле ресторана.

Она выстрелила. В железо рядом ударила пуля, колпак отозвался протяжным звоном. Игорь рванул люк — тот легко распахнулся. Сзади о землю застучали подошвы сапог.

В броневике было темно и пахло соляркой. Совсем темно — ни черта не видать!

АКСУ смолк. Гранатомет снова выстрелил, и тут же опять застучал автомат.

Близкий взрыв оглушил Игоря, комья земли больно заколотили по спине и затылку. Он развернулся и на заду съехал по скользкому от влаги куполу. Бежавшие к броневику чужаки попадали, контуженные взрывом. Игорь свалился на землю, вскочив, в два прыжка достиг ближайшего светильника, выдернул из земли и рванулся обратно.

Женщина, первая заметившая Сотника, встала на колени и подняла оружие, из которого вбок торчал кривой рычаг. Пригнувшись, Игорь нырнул за квадратный кожаный щит — один из немногих, оставшихся целым. Грубая, толстая кожа в несколько слоев была натянута на железную раму, а та широкой петлей прикреплена к столбику на решетчатом основании.

Амазонка выстрелила, и в щит с глухим стуком ударила пуля. Он качнулся. Сотник вцепился в раму и резко выпрямился, наступив ногой на подставку. Когда он сдернул щит со столба, от напряжения кровь сильнее побежала из раны, попала ему в рот, закапала с подбородка.

Взрыв грохнул на середине лагеря. Прикрываясь щитом, не выпуская из рук светильник, он побежал обратно к броневику. Женщина, стоя на коленях, рванула рычаг на себя, отпустила — оружие клацнуло, выплюнуло короткий язык огня, амазонка снова передернула рычаг, еще раз… Пули били в щит, Игоря каждый раз сильно толкало в бок, ноги заплетались, он едва не падал, но бежал дальше. Четвертая пуля пошла выше, чуть не задев его, а потом он нырнул за броневик. Бросив щит, полез, хватаясь за скобы на борту одной рукой, другой прижимая к себе светильник. Длинный шест бил по коленям, цеплял броню.

Когда Игорь оказался на башне, женщина бежала к машине, а сзади спешили еще трое чужаков. Игорь сунул светильник в люк и встал на скобу. Вытащил 'грач', уперев локти в откинутую крышку, открыл огонь.

Он расстрелял восемь патронов. За это время АКСУ на крыше ресторана дважды смолкал и вновь начинал плеваться пулями. Хорек стрелял короткими частыми очередями, как учил Сотник. Магазинов ему наверх передали полную сумку — должно хватить. Зато выстрелы у Багрянца уже почти закончились, Игорь насчитал десять или одиннадцать — бегая вокруг броневика, он сбился со счета,

Чужаки, побежавшие к ресторану, были либо мертвы, либо отползали обратно. Те, что попытались прорваться к машине, отступили и залегли позади шатров. Женщина с необычным оружием схлопотала по меньшей мере три пули из 'грача' и лежала неподвижно.

Игорь убрал пистолет в кобуру. Он уже решил было, что большинство серых убиты либо оглушены и деморализованы, что можно вообще изменить весь план и захватить лагерь, когда на чердаке ресторана испуганно завопил Хорек. 'Осторожно! — расслышал Сотник. — Сверху!'. Поднял голову — из окна второго этажа в него целились двое серых.

Он нырнул в люк. Пуля стукнула о броню, Игорь захлопнул крышку, крутанул запорное колесо. Невысокие железные перегородки делили броневик на три отсека: передний, где в синем свете поблескивали рычаги, средний, самый большой, и узкий задний. Из стенок торчали обтянутые кожей сидения.

Сверху можно было попасть в любой отсек, к тому же в перегородках были круглые проходы. Вниз вел ряд скоб, но Игорь не сразу полез туда, сначала окинул взглядом небольшой лафет у стены башенки. Задняя часть пушки с затвором на полметра вдавалась в нее, под лафетом была полка, где в ячейках лежали небольшие остроносые снаряды.

А вот и поворотный механизм, большая горизонтальная шестерня, насаженная на уходящую в пол отсека толстую ось и сцепленная зубьями с треугольными выступами, идущими кругом по стенке башни.

Сразу несколько пуль лязгнули по люку. Раздался глухой удар — один из чужаков спрыгнул на машину из окна. Гортанный возглас, звук выстрела, стук пули…

Игорь соскользнул по оси, сжав ее ногами. Упал на четвереньки, схватив светильник, валяющийся на полу среднего отсека, через круглое отверстия проник в передний и уселся на плоское твердое сидение. Перед ним были деревянные и кожаные панели, железные рычаги, большие кнопки, толстые пузатые рукоятки, овальное рулевое колесо…

Еще один удар в люк. Выстрелы где-то сбоку. Лязг, скрип металла.

Впереди была узкая смотровая щель, за ней что-то мелькнуло. Одной рукой приставив к щели пистолет, Игорь второй схватился за торчащую из стены треугольную рукоятку. Рванул на себя. Вслед за ней из отверстия показался железный тросик. Затарахтел стартер — и внизу заработал двигатель. Рокот его заглушил выстрелы 'грача', которыми Игорь сбил вскочившего на передок машины серого.

Пистолет смолк: закончились патроны.

Справа из пола торчал изогнутый рычаг с костяным набалдашником в виде черепа, слева — другой рычаг, короткий и прямой. Игорь сдвинул тот, что справа, а левый утопил в пол, перед тем вдавив большим пальцем кнопку на его торце.

Броневик дрогнул и покатил… назад.

— Твою мать!!! — взревел он.

Машина наехала на поваленный шатер, подмяла его, начала поворачивать, когда Сотник коленом случайно задел низко расположенный руль, и задом въехала в стену мотеля. Она треснула, посыпались обломки. Снаружи стреляли и кричали, одна пуля, влетев в смотровую щель по левому борту, расколола деревянную панель с рядом кнопок и упала на пол. Сотник передернул рычаг, повернул руль в другую сторону. Броневик покатил вперед, плавно поворачивая. Проехал по щитам, надвинулся бортом на тачанку — она накренилась, с хрустом треснула ось, вторая, и машина осела брюхом на сломанные колеса.

Лагерь остался позади, прямо по курсу был ресторан. Вспышка озарила стоящего в развалинах с широко расставленными ногами, вполоборота к мотелю, Павла Багрянова с гранатометом на плече. Курсант сберег последний выстрел для финала операции.

Граната с гудением пронеслась мимо броневика и разорвалась где-то позади, красные отблески легли на развалины. Своротив остатки фасадной стены, Сотник затормозил, слетел с сидения и полез в низкий круглый проход в перегородке.

Вверху застучал и тут же смолк автомат. Игорь по скобам забрался в башню, крутанул запорное колесо. Прямо над головой раздался возглас, звуки ударов, ругань… Прекратив вращать колесо, он выхватил пистолет, выудил запасной магазин из кармашка на кобуре, но не успел перезарядить, сверху донеслось:

— Капитан, открывай, они сюда бегут!

Игорь снова провернул колесо, распахнул люк и высунулся. На краю башенки распластался чужак, голова его была вывернута под ненормальным углом — какими бы гибкими они ни были, такого наклона ни одна шея не выдержит. Багрянец на заду сползал с борта, из лагеря стреляли, несколько чужаков короткими перебежками спешили к ресторану, возле мотеля заводили тачанку. Из окон его тоже открыли огонь.

— Хорек где?! — крикнул Игорь, ладонью вбивая полный магазин в рукоять пистолета, и тут мальчишка спрыгнул на броневик откуда-то сверху.

— Патронов нету! — крикнул он.

— Внутрь!

— Слушаюсь!

— Пистолет мой возьми! Стреляй по окнам!

Хорек нырнул в люк, высунулся и выхватил у Сотника 'грач'. Сбоку Багрянец, хрипло выругавшись, распрямился, поднял на вытянутых руках тело пленника. Свесившийся с башенки Игорь схватил его за плечи, рванул кверху. Кровь из раны плеснулась сильнее, заливая нижнюю половину лица. Пули чужаков били в броневик, в землю вокруг, развалины ресторана наполнял лязг, шелест сыплющейся бетонной крошки, стук и дребезжание. Дождь лил как сумасшедший, вода шипела, булькала между камнями, качала обломки мебели. Хорек начал стрелять по чужакам в окнах — их огонь был опасней всего. Игорь втащил наверх обмякшее тело, следом полез Павел, на шее которого висели сразу три сумки, а на спине два АК. Пленный мешком свалился на дно броневика, Сотник мимо Хорька скользнул внутрь. Багрянец едва не сел задом на голову мальчишки, тот заорал, Павел втолкнул его в башенку и с такой силой захлопнул крышку люка, что вибрирующий звон наполнил броневик, и у всех троих заныли зубы.

Павел с Хорьком, пробравшись в заднюю часть машины, стали стрелять через смотровую щель, а Сотник уже вовсю двигал рычаги. Броневик дал задний ход, выехав из пролома, покатил к ограде клуба, преследуемый тачанками. Оглянувшись, Игорь крикнул:

— Хватит патроны переводить! Башню разверните, там шестерня вверху, сбоку кнопка, — и заряжайте пушку!

* * *

Передав управление Павлу, Сотник осмотрел пушку в башне. Прямая наводка, дальность выстрела… Сложно судить — метров триста, наверное, а может и пятьсот. Калибр что-то около восьмидесяти миллиметров. В задней части снаряда, то есть закругленного с одного конца стального цилиндра весом килограмма два с половиной — три, была плоская шайба с блестящим кругляшом в центре. Почему-то Сотник решил, что шайба эта — вовсе не капсюль. Он осторожно взялся за кромку, другой рукой крепче сжал цилиндр и провернул шайбу, которая достаточно легко сдвинулась против часовой стрелки. Снаряд оказался начинен грубым крупнозернистым порохом и картечью: мелкими камешками и железяками.

Пришедший в себя пленник лежал под перегородкой, разделяющей передний и центральный отсеки. Он не мычал, не дергался, зато вовсю стрелял глазами по сторонам, наблюдая за происходящим. Багрянец рулил, Хорек сидел позади с автоматом и смотрел, нет ли погони.

Горели тусклые синие светильники, которые отыскались в ящиках под сидениями. Сотник спустился, сказал Хорьку 'Отставить наблюдать' и присел на сидение возле пленного. Взял светильник, который притащил в броневик из лагеря, сломал о колено треснувшую стойку и стал разглядывать колпак. Тот был не стеклянным, как он решил вначале, а из чего-то вроде слюды или, может, загустевшей древесной смолы. Под колпаком — мелкая труха, она-то и светилась.

Хорек, перебравшись в средний отсек с ломтем мяса в зубах, сел по-турецки на пол, положил автомат рядом и принялся шумно жевать.

В заднем отсеке в двух больших ящиках лежали запакованные в одинаковые промасленные лоскутья пайки: засушенные яблоко-луковицы, тонкие ломти солонины, сухари и какие-то зеленоватые брикеты, похожие на измельченную, высушенную и спрессованную траву. Еще в одном ящике хранились патроны среднего калибра.

— Чего-то я не понимаю, — сказал он, откладывая светильник.

Сквозь отверстие в перегородке виделось плечо Багрянца и рука, лежащая на баранке.

— Чего? — спросил Павел, быстро оглянувшись, и сразу опять уставился вперед сквозь смотровую щель.

— Мне неясна логика.

— Чего еще за логика?

— Мы вынесли их базу, угнали броневик… Легко. Это было легко, понимаешь?

— Ничего себе легко! Да ты, извиняй, охренел, капитан! Ты на лицо свое глянь!

С лицом у Игоря и правда было неладно. Удар нагайкой так глубоко рассек кожу, что шрам, он был уверен, останется на всю жизнь. С полчаса назад в заднем отсеке они отыскали ящичек с какими-то склянками, Игорь, промыв рану водой из фляжки, найденной под сидением, долго эти склянки нюхал, мазал их содержимое на палец, капал на ладонь — и в конце концов залил рану быстро густеющей желтоватой субстанцией, запах которой показался ему типично медицинским. Вещество схватилось, стянуло кожу, кровь больше не текла, но говорил он с трудом, любое движение челюстей вызывало боль.

— Нас трое: ребенок, курсант… Один я что-то умею, да и то на гражданке навыки потерял.

— Но у нас гранатомет был. Двенадцать гранат я по чухонцам выпустил, ты не видел, что ли, какой там ёксель поднялся в лагере?

— Правильно. Только за счет гранатомета и справились. И это при том, что вы вдвоем чуть всю операцию не провалили.

— Капитан, ну я же объяснял уже! — обиделся Павел.

Багрянец, как выяснилось, начал стрелять раньше, потому что сверху свалился автомат, громко стукнул о камни, и, как показалось курсанту, в лагере чужаков это услышали.

А упал автомат потому, что Хорек наверху заснул. Заснул — и выпустил оружие в дыру в полу. Когда Багрянец выстрелил, он, конечно, проснулся, понял, что произошло, и полез вниз. Пока нашел 'калаш', пока забрался обратно… Вот почему гранатометный огонь начался раньше положенного, а автоматный — позже. Хорошо еще, что АКСУ вообще стрелял после такого падения.

— Короче говоря, у меня впечатление, что они раньше с таким оружием, как гранатомет, не сталкивались, — заключил Игорь.

— У них же пушки вон есть.

— Стационарная пушка на машине — это совсем не гранатомет.

— Ну ладно, а те стволы, которые они у нас забрали? Там ведь тоже гранатомет был, так почему они из грузовика их даже не… А! Серые, наверное, и пользоваться ими не умеют, ну точно.

— Так или иначе, базу мы легко взяли, если учесть, что мы не АЛЬФА и не ОМОН. Но при том — чужаки очень слаженно на город напали. Быстро, четко. Я думал, они такое уже раньше проделывали. Появлялись где-нибудь неожиданно из своих порталов, выбивали местных военных, гражданских хватали или убивали. И при этом — с базой мы справились. Почему такое противоречие? Серые вроде профессиональные воины, бывалые, а нам все удалось. Правда, тут именно серых не так много было… Но все равно странно.

Багрянец пожал плечами и больше в спор не вступал. А Хорек вдруг заснул. Именно вдруг — Игорь отвернулся от него, изучая пленника, который внимательно разглядывал его, а когда поглядел вновь, мальчишка уже растянулся на полу и дрых, отвернувшись к перегородке.

Игорь вытащил из заднего отсека грубое шерстяное одеяло и накрыл его. Выпив воды и съев шоколадку, десяток которых Багрянец притащил в карманах, проверил оружие, повесил на плечо АК, в кобуру сунул заряженный 'грач' и полез в передний отсек. Возле боковой щели было второе сидение, он сел, устало вытянув ноги. Стояла глубокая ночь, Багрянец вел броневик по асфальтовой дороге, изредка объезжая брошенные машины. Путь впереди освещал желтый свет фары, а по сторонам было совсем темно.

— Где мы, ты хоть примерно представляешь? — спросил Игорь. Курсант пожал плечами.

— Да ёксель его знает. Но к Москве движемся, факт. До МКАДа недалеко.

Сотник откинулся назад, прикрыв глаза, сказал:

— В Москве надо первым делом найти схрон.

Глава 4
ГОРОДСКИЕ БОИ

I

В башне был широкий центральный колодец, идущая по кругу вдоль кирпичной стенки хлипкая лестница, а наверху — большая комната с полом из балок, на которых лежали скрипучие доски. В ней и жил друг Якова Афанасьевича Людозоли по имени Леша.

— Кушайте, кушайте, — дребезжал он, потирая морщинистые ладони, кивая, похлопывая Якова с Кириллом по плечам и лучась гостеприимством. — У меня тут хозяйство налажено…

Гости сидели за низким столом и ели суп. Леша поставил на стол салатницу со всякими солениями, плетеную корзинку с хлебом, маслины и соленые грибы, и две бутылки 'боржоми', и еще какие-то закуски…

— Ну как, Яша? — спросил он, присаживаясь к столу, и покашлял в кулак. — Хорошо я обосновался? Когда ты в последний раз ко мне заглядывал, тут еще такой меблировки не было.

Кирилл огляделся. Для сторожки, а именно такую функцию выполняло это помещение, меблировка была и правда неплохая. Плита на две конфорки, с газовым баллоном в нише за занавесочкой, широкая кровать, шкаф, зеркало на дощатой перегородке, отгораживающей часть помещения. Возле шкафа на стене крест-накрест висели ружья.

Проследив его взгляд, Яков пояснил:

— Леша у нас охотник знатный.

— Это все в прошлом! — замахал руками Леша. — Теперь-то я домосед, вернее, в квартирке своей почти не сижу — все больше здесь. Фирма одна, которая тем СТО владеет, и башню эту у города выкупили. Хотели тут ресторан экзотический сделать, но в последний момент городская архитектура разрешение не дала, мол, постройка старая, ненадежная. Вот пока они ищут, кому там взятку сунуть, я сторожем у них, сразу на два объекта, организовал себе здесь квартирку, понимаешь. Уже больше года они эту проблему не решат, — а мне и хорошо, нравится эта работа.

— Так это вы из такого ружья тех велосипедистов прогнали? — спросил Кирилл.

— Да ну, эти, на стене — и не смотрите, старье, не стреляют давно.

— Плохо, — заметил Яков. — Сейчас оружие нам очень надо.

Леша хитро глянул на него, вскочил и поспешил к шкафчику возле плиты.

— Что это я — забыл совсем! Надо нам выпить за встречу, Якуша. У меня водка имеется.

— Кирилл не пьет, — сказал вслед агроном. — Только пиво. То есть и другое может, но пьянеет быстро.

— Вот пива нет! — Леша вернулся с бутылкой и тремя гранеными стаканами в руках. — Что, Кир, совсем не?.. А может, чуток?.. Ну, сам смотри, это дело добровольное, не люблю, когда уговаривают. Минералки тогда выпьешь.

С этими словами он плеснул граммов по сто в два стаканчика, один придвинул к Якову, сам подхватил второй. Кирилл налил себе 'боржоми'.

— Не знаю даже, за что выпить нам, Якуша… За победу, что ли? За победу над этими, как вы их там прозвали, — варханами? Или за что?

— За выживание, — сказал Яков.

— А, точно! За выживание!

Они выпили и стали с аппетитом закусывать. Кирилл, покончив с супом, откинулся на стуле, наблюдая за Лешей. Сторож водонапорной башни был сухопарым морщинистым стариком, внешне — полной противоположностью Якова, но с похожей манерой поведения: такой же бодрый, подвижный до суетливости и разговорчивый, хлопочущий. А еще он казался на удивление гибким и ловким для своего возраста. Только голос слабый, дребезжащий, говорил Леша негромко, хотя и быстро, иногда сбивался на неразборчивую скороговорку, а еще часто кашлял.

— Закурить можно? — спросил Кир, хлопая по карманам брюк.

Оживленно болтающие старики замолкли, и Яков сказал, быстро глянув на хозяина:

— Нет, Кир Иванович, ты лучше…

— Да что там! — вскричал Леша, поднимаясь. — Ну, брось, Якуша, конечно, курите, тебе ж вон тоже сейчас захочется.

Он снова поспешил к кухонному шкафчику, Яков сказал вслед: 'Да не надо, мы снаружи…', но старик уже нес большую хрустальную пепельницу.

— Брось, брось, думаешь, если я был вынужден отказаться от курения, так мне теперь мучительно больно смотреть, как другие курят? Наоборот — приятно!

Кирилл впервые услышал такое выражение: не обычное 'бросил', или 'прекратил курить', а 'был вынужден отказаться'. Обычно курильщики очень радуются, если им удается бросить, потому что, в общем, все понимают, как это вредно, и курят лишь потому, что не могут перебороть себя, — а тут сказано было с явным сожалением. Вот, мол, обстоятельства так сложились, что был вынужден отказаться, но если б не сложились они так — уж я бы о-го-го как курил, всю Москву задымил бы!

— У Леши курительный стаж лет сорок, — пояснил Яков, выискивая в карманах сигаретную пачку. — Но…

Он замолчал с явным смущением, даже покраснел слегка, снова бросил быстрый взгляд на друга, который с напряженной улыбкой крутил в пальцах пустой стаканчик, и добавил:

— Закончилась у меня пачка, Кирилл, доставай свои.

Недоумевая, что бы все это значило, Кир поднялся. Его куртка висела на гвоздике, вбитом в перегородку между зеркалом и фанерной дверью, ведущей во второе помещение. Под курткой лежал рюкзак с катаной. Автовозку они под руководством Леши загнали в здание СТО, которое сторож после тщательно запер, но рюкзак с самыми ценными своими вещами, катаной и лэптопом, Кир там, конечно, не оставил.

Он нашел открытую пачку в кармане куртки, из рюкзака вытащил вторую, целую, вернувшись к столу, передал ее Якову, а из открытой достал сигарету для себя. Сел, прикурил от 'зиппы'.

В помещении постепенно становилось сумрачно — день заканчивался.

— Ну что, молодые люди, рассказывайте, — сказал Леша, собирая пустые тарелки со стола.

Он понес их к раковине, над которой из стены торчал кран.

— Что, и вода здесь есть? — спросил Кирилл.

— Как таковой воды нет, в смысле — есть, но это я сам бак на крыше приспособил, трубу сюда протянул. А к водопроводу башня не подключена, конечно. Хотя теперь и толку не было бы — в городских трубах воды не стало. Якуша, — сторож, вернувшись назад, снова сел. — Ну так что произошло с вами?

Яков стал рассказывать, и говорил долго. Он не только живописал события, произошедшие в Жаково и по дороге к водохранилищу до и после появления Кирилла, — он сразу же рассказал историю самого Кирилла, не взглянув в сторону того, не испросив даже взглядом разрешения. Видно было, что Леше агроном доверяет безоговорочно и никаких секретов от него держать не собирается.

Кир успел выкурить две сигареты, прежде чем Яков закончил. Сторож слушал внимательно, часто перебивал, уточняя детали, переспрашивал, возражал или соглашался с выводами рассказчика. А когда Яков умолк — тоже замолчал. Ни слова не говоря, налил водку в два стаканчика и залпом опустошил свой. И вдруг весь сморщился, сжался на стуле, схватившись за шею, замер.

— Леша, что? — Яков подался вперед. — Что? Алексей…

Он вскочил, но старик махнул рукой и пробормотал хрипло:

— Всё, все, нормально, сиди. Сиди, говорю, прошло уже.

— Точно?

— Да сиди, сказал. Так, какой вывод из твоего рассказа мы сделать можем? — выпрямившись на стуле, Леша оглядел гостей. — А вывод такой: лэптоп надо искать.

— Ну да, ну правильно, — согласился Яков. — Я Кириллу то же самое сразу сказал.

— Кирюха, а ты согласен?

Тот пожал плечами.

— Наверное, согласен.

— Наверное? Не чувствую в твоем голосе уверенности и энтузиазма, юноша.

— Согласен, — повторил Кирилл. — Только как?

— Да вот, я гляжу, Якуша наш с таким видом сидит, будто у него уже план имеется.

— Имеется, — солидно кивнул агроном. — То место рядом с варханской базой, правильно? Ну, если база за это время оттуда не снялась… но будем исходить из того, что нет. Варханы — не какие-нибудь зеленые человечки, они как мы. Значит — что?

Кирилл с Лешей молчали. Яков с видом превосходства оглядел их.

— Значит, переодеться в варханов надо!

— И это твой великий план? — изумился Кирилл, весь вечер ждавший, когда наконец Яков расскажет, что придумал, и успевший нафантазировать себе бог весь что. — Переодеться? Блин!

Наступила тишина. Леша поскреб ногтями заросшую седой щетиной щеку и вдруг широко улыбнулся.

— А ведь логично! — объявил он. — Есть еще порох в пороховницах, а мозги в мозговницах, а, Якуша? В сложившейся ситуации это ведь, пожалуй, единственное вменяемое решение. Тем более что… — он сделал жест в сторону перегородки, но тут Кир не выдержал.

— Да оно бредовое, это решение! И как мы вообще переоденемся, как…

— Одежда у варханов — ничего особого, — возразил Яков. — Леша, ты ж запасливый. Наверняка ведь найдется…

— Найдется! — задребезжал Леша, потирая ладони и ухмыляясь. — Ох и найдется! Я ведь — ты не поверишь, Якуша — я ведь одного этого вашего вархана намедни пришил!

Экий безумный старичок, подумал Кир, искоса наблюдая за сторожем. При такой бодрости и жизнерадостности он, наверное, до ста лет проживет. Только вот непонятно, что означала эта пантомима, когда Леше стало так плохо после стопки водки, что друг его даже со стула вскочил.

— Да ты что? — обрадовался Яков. — Серьезно? Когда успел? Как?

— А вот так. — Леша показал в ту сторону, где мимо башни тянулась бетонная ограда. — На путях. Местность разведывал, ну и вообще — изучал, что происходит. А там по шпалам трое варханов шли. То ли тачанка их где-то рядом застряла, то ли еще что… К своей базе, по-моему, возвращались. Дальше там ведь база вражеская, в курсе вы? Нет, не в курсе еще, конечно. В общем, шли они. Я за рельсом в стороне прилег, подпустил поближе и открыл огонь. Одного сразу завалил, второго ранил, по третьему мазанул. Они в меня из дробовиков, молниевых этих ружей не было у них. Да без толку, только картечь по рельсу тренькала. Третий раненого подхватил, уволок. Но мертвеца бросили. Я к нему, и пока те не вернулись, — раздел догола. Белье у них такое странное, не трусы, а вроде полотенце легкое, намотано по-особому, я похожее еще в семидесятые на Агашерской полосе у негров видел. Жаль, оружие дружки его с собой утащили, нож только остался. В общем, пошли глянем.

Вскочив, он поспешил вокруг стола. Заинтригованный Кир с улыбающимся Яковом направились за ним. Леша, встав на цыпочки, стащил с кухонного шкафчика подсвечник с пятью свечами, зажег их, распахнул фанерную дверь в перегородке и вступил в помещение за ней.

На клеенке у стены была разложена варханская одежда: плащ, штаны, длинный узкий треугольник из серой ткани, прошитый по краям черной нитью, перчатки без пальцев, рубашка с пуговицами в виде деревянных брусочков на петельках, и даже сапоги: короткие голенища, тупые носки. Еще там была узкая сумочка-трубка с откидывающимся круглым клапаном на торце. Яков достал из кармана золотые очочки, нацепив на нос, присел на корточки. Пощупав сапоги, сказал: 'А подошва резиновая или каучуковая, я так и думал' — и подтянул к себе за полу рубашку. Осмотрев ее, открыл сумочку-трубку, достал маску с овальными стеклянными 'глазами'. У нее был короткий гофрированный хобот с квадратной коробочкой на конце. Кир не сразу понял, что это противогаз.

— И тут кожа, — заметил Яков, ощупывая маску. — Но каким-то лаком пропитана.

Кир повернулся к столу. Автомат с большим оптическим прицелом, охотничье ружье… На краю стола лежали широкие ножны из шершавой грубой кожи, из них торчала обмотанная бледно-зеленым шнурком рукоять.

— Ты из этого по тому панку? — Кир показал на ружье. — А это что за автомат?

— Автомат! Ну, молодежь! — задребезжал Леша. — Это 'сайга', Кирюха, охотничий карабин. Нарезной! Но ты вот на это богатство погляди.

Он вытащил из-под стола большой брезентовый сверток, развернул — внутри была куча всякой одежды, а еще пара черных охотничьих сумок-наборов, сумки с противогазами, два пустых рюкзака, топорик с красной рукояткой, телескопическая лопатка, упаковки сухого спирта, фонари, фляжки, оптический прицел в футляре с прозрачной крышкой и три больших серебристых термоса.

— Откуда такое богатство, Леша? — спросил Яков, подходя к ним.

— Из магазина, Якуша. Тут, за пустырем. Он уже мародерами был разграблен, но они заднюю кладовку не заметили, пропустили дверь в темноте, света-то нет, или спугнуло их что-то. Я в нее залез, там это все лежало. Тут как раз подростки те появились, с петухом оранжевым во главе. Они последние три дня вроде как соседи мои, конкурируем, понимаешь, за территорию, вроде хищники в джунглях. Сунулись ко мне — так я из 'сайги' в них. Ну, не прямо в них, над головами. Они отступили, только сигнальный пистолет им и достался, остальное я унес. С тех пор и не любит их вожак меня, петух этот драный.

— Ружье какое? — Яков склонился над столом. — К 'сайге' припасов много? Слушай, а оптика-то ночная, ну ты даешь! А как…

Они заговорили на специфические темы, а Кирилл, разглядывая варханскую одежду, достал своего 'Короля джунглей'.

— Это что у тебя? — Леша, отвлекшись от разговора, пригляделся. — 'Джангл кинг'… А, нож для выживания, где всякая чепуха в рукоятку понапихана? Дешевые понты, юноша! Это ж склад какой-то, а не ножик. Вот у меня… — он выхватил из кучи небольшой нож с бело-черной покатой рукояткой. — Вот у меня простой пумовский 'сильвер леон', это дело. Мой серебряный лев твоего короля джунглей сожрет.

— Ну и ладно, — ответил Кир с легкой досадой и отвернулся, проворчав напоследок: — Зато мой длиннее, и еще у меня сабля.

Сунув нож в карман, он вытащил из-под клапана своего рюкзака ножны с катаной, перешагнул через варханские шмотки и встал у окна. Небо над Москвой совсем посерело, кажется, скоро опять ливень начнется. Порывы ветра трепали кусты на пустыре, в серой глубине над дальними крышами то вспыхивал, то гас огонек, а далеко слева ему вторил другой — это что, варханы сигналами обмениваются?

— Непонятно, почему в городе так пустынно, — произнес Кирилл не оборачиваясь. Положив катану на подоконник, подался вперед, прижался лбом к стеклу.

Леша, кашлянув, ответил:

— Люди есть, прячутся просто. А так, варханы ведь газом народ травили, я вам говорил.

— Но не всех ведь. Тогда бы кости горами по всему городу лежали.

Он повернулся. Угрюмо молчащий Яков разглядывал и ощупывал варханский плащ. Леша присел на край стола, потирая горло.

— Ну, во-первых, многие в метро спустились, на станции, где бомбоубежища оборудованы, позапирались там. А во-вторых, не видели вы, что здесь вчера было. Я в башне своей сидел, шевельнуться боялся. Целый поток: толпища, да длинная — как река. Шли, шли…

Он замолчал, прикрыв глаза.

— Кто шел? — тихо спросил Кирилл. Яков, бросив плащ на целлофан, поднял на друга взгляд.

— Люди, — ответил тот. — Граждане обычные. Товарищи наши с вами… москвичи. Прямо вдоль этого забора, по пустырю — шли и шли, а по сторонам тачанки и пешие с ружьями, конвой. Много конвоя, и собаки горбатые с ними на длинных ремешках. Гнали, гнали…

— Куда гнали? — спросил Яков.

— На юг.

Яков переглянулся с Кириллом.

— На юге Подольск. Но зачем варханам столько людей?

— Ума не приложу. Куда их ведут, что дальше делать собираются… Не знаю. Минимум из двух кварталов людей согнали, а может, и больше. Вот потому теперь здесь и пустынно — в округе мало кого осталось. Хотя есть наверняка пока еще и более населенные места. И потом, ты что мне сказал, Якуша? Центр купола над Подольском, а если так, то выходит, большой кусок области накрыт: Домодедово, Климовск, Одинцово, Троицк, Апрелевка… аж до Звенигорода. Между ними деревни, поля, там плотность населения меньше в разы. В первые же дни в те направления из города очень многие устремились, вот еще почему тут теперь… нелюдно так.

Пламя свечей затрепетало на сквозняке. Яков, вдруг как-то очень постаревший, и Леша, в полутьме вообще похожий на дряхлое немощное приведение, потерянно молчали. Стоящий у окна Кирилл будто со стороны увидел эту старую кирпичную башню под быстро темнеющими серыми небесами — между пустырем, где шелестели на ветру кусты и дрожала рябью грязная вода в лужах, и бетонной оградой, за которой тянулась железная дорога и стояли брошенные составы.

Он прижался лбом к стеклу, впитывая в себя картину разоренного города. Раздался визг, тявканье, из-за магазина с выбитыми витринами на другой стороне пустыря показалась стая горбатых гиен, преследующая трех бродячих собак. Те, поскуливая, неслись прочь, гиены догоняли. Погоня миновала пустырь и свернула вдоль ограды.

— Ну, хватит! — решительно продребезжал Леша. — Если ничего не делать — то ничего и не будет. Давайте-ка примерим вещи эти. Я их постирал, заразы не бойтесь.

Вскоре, стоя посреди большой комнаты с плащом в руках, Яков сказал:

— М-да… Не выйдет.

Кир с Лешей сидели у стола, на котором лежала остальная варханская одежда.

— Что не выйдет? — спросил старик.

— Да вот, Лешенька, понимаешь, у меня план был такой: мы с тобой в варханов переодеваемся, а Кир Иванович у нас как бы пленник. Берем автовозку — она на тачанку смахивает — и на ней едем к центру. Кирилл то в повозке с нами сидит, то впереди идет, ну вроде как под надзором. Но вот теперь, я погляжу… Гм…

— Что не похож ты на вархана совсем, — заключил Кирилл.

— Полноват ты, будем говорить, Якуша, — согласился Леша. — Я, честно сказать, среди захватчиков ни одного, как ты, не видел.

— Ну что же, ну, полноват… Да толстяк я, вот что! Жирный боров! В сельской местности, понимаешь, на молочке да сметанке… Я молоко свежее из-под коровы очень люблю. К соседке утром зайдешь, когда она корову доит, кружку сунешь под вымя, чтоб прям с пенкой такой, с пузырями…

Агроном ущипнул себя за круглую розовую щечку и добавил:

— В общем, будем смотреть правде в глаза, а не в это самое… Не гожусь я на роль вархана, от меня за квартал здоровым русским духом пахнет.

— Несет, — согласился Кир.

Леша покивал.

— Да, Якуша, из тебя вархана не выйдет, не тянут они, так сказать, на тебя. Ты пленником должен быть. А вот Кирюха наш — вот он как раз на захватчиков смахивает. И некая смугловатость в нем присутствует, и волосы темные, да и длинные, а среди них много лохматых. И худой, засушенный, что твоя вобла. Ну вылитый варханистый паренек! А ну, Кирюха свет Волосатович, примерь-ка разбойничье платье, не побрезгуй.

Кирилл разделся, натянул штаны — они оказались широковаты, пришлось использовать кушак, который он трижды обмотал вокруг поясницы и затянул узлом сбоку на животе. Рубашку трогать не стал, поверх своей майки надел сразу плащ. Тот оказался неожиданно легким, а еще — широким, не стесняющим движения. Запах от плаща шел непривычный, но не сказать, что неприятный. Вроде как травами какими-то пахло, хотя может, и чем-то другим.

Яков с Лешей отошли подальше, внимательно его разглядывая.

— А ведь и правда похож! — объявил Леша. — Ну-ка, возьми еще ружье в руки.

Он сбегал в комнату за перегородкой, вернулся с оружием и сунул его Киру. Снова отошел.

— Ну точно, один в один. Кирюха, а не согрешила ли твоя бабка с варханом? Шучу! Но правда похож, Якуша?

— А ты что наденешь? — спросил тот.

— Э-э, ты разве одежду на брезенте не видел? Там много чего найдется, сейчас, погодите.

Леша снова ушел за перегородку, закрыв дверь, и Кир сказал Якову:

— Дурацкий план. Вернее, не дурацкий, а такой… неказистый. Переодеться варханами, на автовозке прямо к ним в главное логово — опасно слишком.

— Любой план опасным будет, — возразил Яков. — Ну, что ты еще предложить можешь? Ничего.

— А если с нами кто-то из них заговорит?

Яков пожал плечами:

— Ну вот тогда по-настоящему опасно станет.

Дверь распахнулась, и сторож шагнул из нее, облаченный в нулевую 'горку', в защитных пластиковых наколенниках, перчатках без больших пальцев и камуфляжной бандане на голове. В руках — 'сайга'. Судя по тому, как топорщилась куртка из плотной палаточной ткани, под ней была еще разгрузка.

— Ну что? — спросил он довольно. — Хорош?

— Хорош! — искренне восхитился Яков. — Но на вархана совсем не похож!

Леша посерьезнел, повернулся к зеркалу на перегородке, прошелся перед ним, оглядывая себя в разных сторон, и махнул стволом 'сайги'.

— Да чего там, сойдет. Не буду сильно маячить, буду сидеть там в телеге вашей тихонько, если мимо патруля вражеского поедем. А Кирилл во весь рост выпрямится, его в плаще ну совсем не отличить. И еще вот что я вам сказать хочу. — Положив оружие на стол и стянув бандану с седой головы, он уселся на стуле верхом, серьезно поглядел на гостей. — Выступать нам надо как можно быстрее. Потому что с каждым днем, с каждым даже часом шансы на то, что найдем лэптоп, уменьшаются. Если он цел, его кто угодно подобрать может.

— А вот если таки не найдем? — спросил Кирилл. — Вот, допустим, пробрались мы туда — а лэптопа нет. Что дальше?

— Тогда нужно к олигарху твоему идти, — ответил Яков. — Он, может, жив, может, нет, может, на том же месте, может, ушел… Но если, ты говоришь, у него офис большой, целая база с подвалами да охрана вооруженная — они могут там оборону держать. Или просто спрятаться. Как-то выжить, в общем. Надежда небольшая, но это хоть какая-то надежда. Поэтому в любом случае — есть лэптоп, нету лэптопа — после идем к олигарху и пытаемся из него информацию вытащить. Всю, что получится. Почему он работами в той лаборатории заинтересовался, кто его надоумил… всё, в общем. Где он обосновался, Кирилл?

— Возле проспекта Мира, я тебе говорил.

— Ну да, возле проспекта. — Яков зевнул. — Устал я, честно сказать…

Со звоном посыпалось стекло в окне возле кухонного шкафа, и в комнату что-то влетело.

* * *

Выглянув в переднюю смотровую щель, Павел Багрянов сказал:

— Какой-то автобус там, капитан. Чуть не поперек улицы стоит.

Был вечер. Хорек и пленник спали в среднем отсеке, первый в обнимку с АКС, отвернувшись к перегородке, второй — на спине посреди отсека. Игорь, дремавший на сидении рядом с курсантом, поднял голову, взявшись за лежащий на коленях автомат.

Улица состояла из одинаковых панельных девятиэтажек, среди целых домов, словно больные зубы, торчали обгоревшие, с черными стенами. В проезде между домами, задом к улице, приткнулся мусоровоз, борт его разворотило взрывом, мусор горой лежал на асфальте. Дальше, задними колесами на тротуаре, передними — на проезжей части, стоял небольшой покатый автобус, похожий на обмылок бледно-желтого цвета. Игоря он насторожил: явно не обычная машина, как-то очень уж обтекаемо смотрится, и окошки какие-то узкие, да и почему они закрыты этими тусклыми шторками, смахивающими на свинцовые?

— Тормози, но не останавливайся, — приказал он, поднимаясь.

— А ты куда, капитан?

— В башню.

— Думаешь пушкой по этому…

Багрянец не договорил.

Только позже Сотник понял: они специально оставили машину так, чтобы находящиеся внутри броневика решили, будто в автобусе может притаиться засада.

На самом деле засада, состоящая всего из двух человек, расположилась иначе. Один — снайпер — спрятался перед автобусом. А второй отошел метров на двадцать, укрылся в подъезде, пропустив приближающуюся машину мимо себя, а когда та стала тормозить, и все внимание находящихся внутри должно было сосредоточиться на автобусе, шагнул наружу.

Игорь только выбрался из переднего отсека, когда раздался взрыв. В замкнутом пространстве он оглушил. Броневик будто получил пинок под зад — дернулся вперед, корму приподняло, она вмялась, в трещины проникли отблески огня.

Хорек заорал, пленник попытался сесть, мотая головой. Корма снова упала на асфальт, броневик накренился, будто припал на задние колеса, под днищем заскрежетало, и он встал. Мальчишка, не прекращая вопить, полез вслед за Игорем, взбирающимся по скобам в башню.

Пуля влетела через боковую щель, ударила в баранку прямо возле пальцев Павла. Багрянец, до того пялящийся в переднюю прорезь, перевел ошалевший взгляд на свою руку, схватился за автомат и полез назад.

— Боксер, наверх! — прокричал Сотник, вращая запорное колесо. Еще одного выстрела из гранатомета броня не выдержит, и тогда им конец.

Но выстрела не было. Может, жахнули из простой одноразовой трубки, и другой у них нет? Он распахнул люк, понимая, что может получить пулю в лоб, как только высунется, и крикнул:

— Павел, дай ту тряпку! Быстро!

Хорек попытался выползти наружу, Сотник пихнул его обратно. Из носа мальчишки текла кровь, он то и дело моргал, взгляд бессмысленный… контузия, не иначе. Хорек ведь ближе всех к взрыву был.

Багрянец схватил лоскут ткани, которым был замотан съеденный ими ночью паек чужаков, передал наверх.

— Капитан, там снайпер еще, он в щель стрелял!

— Знаю!

Игорь выставил наружу ствол АК с тряпкой и стал размахивать им.

Тишина, только потрескивало смятое железо. Связанный пленник на полу сел и замычал сквозь повязку. Хорек похлопал себя по уху и снова полез наверх — ужом скользнул мимо Игоря, который, пристроившись на краю снарядной полки возле лафета, одной рукой держался за скобу, а другой тыкал в люк стволом и потому не успел его схватить.

Мальчишка встал на колени возле люка, поворачивая оружие, пытаясь выстрелить. Из-за контузии все наставления Сотника вылетели из его головы, и он позабыл снять АКС с предохранителя.

Вечер был пасмурный, холодный, сплошная пелена облаков закрыла купол. Пахло гарью — дух ее царил над всем городом. Игорь, выставив из люка голову, схватил Хорька за спортивки, дернул и повалил на броню. Забрал автомат. Внизу Багрянец опрокинул пленника на спину и поставил ногу ему на грудь. Понимая, что находится под прицелом, Сотник с двумя автоматами выбрался наружу, положил их сбоку от люка и сразу поднял руки. Хорек сел, вытянув ноги. Взгляд его блуждал, тонкие красные струйки бежали из ноздрей.

— Замри! — донеслось сзади. — Ты под прицелом!

Сотник не шевелился.

— Сколько вас? — голос прозвучал ближе. — Руки за голову!

— Трое, — сказал Игорь, сплетая пальцы на затылке. — Нет, четверо.

— Так трое или… А это что, ребенок?

— Ребенок. Четверо — потому что один 'язык'.

— Какой еще 'язык'? — теперь говорили совсем рядом, человек стоял прямо за броневиком.

— Вражеский боец, — пояснил Игорь. — А я — капитан разведроты.

Он не надеялся 'задавить' незнакомца званием, как связиста в первый день нашествия или позже Багрянца: тех, кто устроил эту засаду, подобными штучками вряд ли проймешь. Но, по крайней мере, его слова заставят человека задуматься.

Все это время Игорь рыскал взглядом по улице впереди: да где же он?! Где снайпер? Ведь наверняка перед броневиком, скорее всего, не по прямой, а сбоку… Ну да, конечно!

Это напоминало волшебство: вот только что никого там не было — а через мгновение неясное пятно на склоне кучи под задним бортом мусоровоза обратилось человеческим силуэтом. Боец стоял в положении для стрельбы с колена.

Игорь криво улыбнулся. Все правильно. Куда не хочется смотреть? На кучу мусора, к примеру. В подобных местах умелый снайпер и будет устраивать засаду — там, где взгляд нормального человека обычно не задерживается. Именно поэтому Багрянец не заметил его в смотровую щель. Даже если бы уставший курсант был бодр и насторожен, если бы он в тот момент специально выглядывал засаду — все равно вряд ли засек бы фигуру, наряженную в грязно-серый, с бледно-рыжими пятнами ржавчины, лохматый камуфляж. Основной цвет города — серый, то есть цвет сухого асфальта. В развалинах он иногда сменяется ржавым — цвет кирпича и песка. Именно таким и был костюм снайпера, именно такого цвета маскировочной лентой было обмотано его оружие. На расстоянии больше шести-семи метров фигура его полностью сливалась с фоном.

Стая ворон сорвалась с крыши, каркая, черным смерчем взмыла над домами и пропала из виду.

Хорек потянулся к автомату, и Сотник сказал:

— Не трожь!

— Вы двое — вниз! — приказал голос. — Кто там внутри, ствол бросай, тоже вылезай! Руки поднять!

Игорь, покосившись в люк, кивнул Багрянцу.

— Эй, а с серым че делать? — спросил тот, кладя автомат на сидение. И при этом показал пальцем на свою кобуру.

Игорь покачал головой, прекрасно понимая, что если курсант, высунувшись на башню, попытается стрелять, их с Хорьком тут же завалит снайпер. В такой ситуации никакой спец не станет смотреть, что одна из целей — ребенок.

Багрянец полез наружу, а голос сзади сказал:

– 'Язык' пусть внутри остается. Не туда лезешь, правее! Ну!

Сотник спускался так, чтобы от снайпера его закрыла машина, но отдающий приказы человек это просек, и пришлось, подхватив Хорька, спрыгивать туда, где они будут как на ладони. Он поставил мальчишку рядом, положил руку ему на плечо и собрал в жменю клетчатую рубашку, чтобы тот не дернулся никуда. Хорек начал приходить в себя — вытер рукавом нос, покрутил головой, потер лоб. Сверху запыхтел выбирающийся Багрянец.

Мальчишка подался вперед.

— Я его вижу! Сотник, гляди, вон, на куче, целится!

— Знаю, — ответил Игорь. — Стой на месте.

— А чего он в нас целится? Мы же свои! Дядька, мы свои, мы не серые!

Снайпер, в своем камуфляже напоминающий какого-то лохматого мусорного лешего, стоял в той же позе. Багрянец соскочил на асфальт, потер предплечье.

— Капитан, это кто такие?

Сверху раздался шум — второй боец, которого они до сих пор не видели, полез на башенку.

— Не шевелиться всем троим! — прикрикнул он. — Иначе пуля в голову!

— О какое дело… — протянул курсант, наконец заметив стрелка на мусорной куче.

Хорек крикнул:

— Гады вы! Своих убить хотите!

— Молчать! — донеслось сверху. Голос звучал глухо: человек сунулся в люк.

Потом застучали подошвы по скобам, и на асфальт спрыгнул мужчина в титановом шлеме и сером пятнистом камуфляже 'сплав', с ПМ в руках. На груди его висел пристегнутый трехточечным ремнем пистолет-пулемет 'бизон' с отомкнутым рамочным прикладом и глушителем.

Боец был молодой, не больше тридцати, среднего роста, лицо худое и ничем не примечательное. Встав так, чтобы не перекрывать линию огня снайперу, он оглядел трех людей перед собой, потом быстро обошел их.

— Не шевелитесь. Пацан, ты тоже.

Игоря сноровисто обыскали одной рукой. Хорек дернулся, Багрянец проворчал что-то. Когда боец вновь появился в поле зрения, у него было уже три пистолета. Два 'грача', отобранные у курсанта с мальчишкой, он сунул в разгрузку, свой ПМ убрал в кобуру — и навел на них 'бизон', сложив металлический приклад на левую сторону.

Игорь не опускал рук. В длинном цилиндре под стволом пистолета-пулемета могут быть ПБМ — патроны повышенной пробиваемости. Совсем нет уверенности, что снятая с чужака кожаная жилетка остановит такую пулю с оголенным сердечником из углеродистой стали. А вернее сказать — есть полная уверенность, что не остановит, потому что ПБМ, выпущенная из обычного 'макара' с десяти метров, стопроцентно дырявит бронежилет с бронепластинами и кевларовым подслоем. Если только он не шестого класса, который и М-16 с СВД не берут… только вот бронекожаная жилетка явно не тянет на шестой класс.

Хорек без спроса опустил руки и громко спросил:

— Сотник, это у него подствольник? Из него он броневик наш подбил? А почему там дырки нет, ну, спереди?

— Потому что это не подствольник, — ответил Игорь так же громко, чтобы спец слышал, — а шнековый магазин.

— Ух ты! Как трубчатый? Я знаю про трубчатый…

— Не трубчатый, в этом патроны по спирали. Когда стреляешь, держишься за него, как за цевье.

— Шестьдесят четыре патрона, — произнес спец и крикнул, не поворачивая головы: — Лабус, что у тебя?

— Чисто! — долетело от мусоровоза.

— Их трое, в машине еще один, связан! Подтягивайся!

Снайпер спустился с кучи мусора и быстро пошел к ним, повесив СВД за спину. В правой руке пистолет. Из-за серых лент на шлеме лицо было плохо видно, хотя Сотник разглядел темные усы. Лабус был пониже ростом, чем напарник, коренастый, шире в плечах. Он остановился в паре метрах сбоку от первого спеца, оглядел броневик и покачал головой:

— Ну и техника у этих…

Потер усы, стащил с головы шлем. Темные волосы, широкое крестьянское лицо — простодушное, молодое еще, но с морщинами. Такими были старшины рот в старых советских фильмах.

— Зачем в нас стреляли? — спросил Сотник. — Хотели машину захватить?

Спецы молчали, явно не очень хорошо представляя себе, что делать с этими тремя, появившимися из вражеского броневика.

— А чего гранату под днище не закатили? Пару штук всего и…

— Смотри, Курортник, — Лабус хмыкнул. — Он нас учить вздумал. 'Языка' мы хотели взять. Не убивать всех, а чтоб допросить потом. Ну и машину чтоб не совсем покорежило… А у вас 'язык', стало быть, есть уже?

Багрянец шумно вздохнул.

— От мне имена-фамилии попадаются последнее время! Один Сотник, другой Хорек… а теперь еще какие-то лабусы с курортниками. Ёксель, ну почему курортник-то?

— Это позывные, — пояснил Игорь. Видя, что первый спец тоже слегка расслабился, он без спроса опустил руки, хотя вообще-то поступать так совсем не рекомендуется. — 'Лабус' и 'Курортник' — позывные для переговоров.

Хорек вскинул голову.

— Едут!

Все поглядели на него. Багрянец стал чесать лоб.

— Кто едет, пацан? — спросил Курортник, снимая шлем. — Ничего не слышу.

— Да едут же! Такой звук… — Хорек присел, приложил ладонь к асфальту. — Такой глухой! Сюда едут.

— Он у нас чуткий, — подтвердил Игорь.

— Раз говорит, значит, точно едет кто-то, — кивнул Багрянец. — У него слух, как у сурка.

Курортник, не отводя от них ствол 'бизона', спросил:

— Капитан, говоришь?

— Капитан запаса, — уточнил Игорь. — Игорь Сотник.

— Ах, запаса… И как вы в этом БМП оказались, Игорь?

— Угнали мы его! — выкрикнул Хорек, вскакивая. — Вы что, дебилы совсем?! Мы кучу серых поубивали, броневик угнали, а вы нас за это в плен, да?!

Спецы снова переглянулись, и Лабус сказал:

— А вроде и я теперь слышу. Ну точно! Уходить надо.

— И все это бросить? — Игорь показал на машину. — Там припасы, оружие.

— Ну оружия у нас у самих… — возразил Курортник. — Да и припасов хватает.

— В такой ситуации любая жрачка лишней не будет, — возразил Лабус с интонациями крестьянина, рассуждающего о заготовках на зиму. — И боеприпас копить надо.

Теперь, когда оба сняли шлемы, стали хорошо видны различия между ними. У Лабуса лицо было более мягкое, выражение — добродушное. Курортник казался напряженным и собранным, рот изогнут уголками книзу. И вообще весь он был как сжатая пружина. Игорь отметил, что оба тщательно выбриты — в такой ситуации не каждый будет бриться.

— А вот 'язык' нам точно нужен, — заметил Курортник. — Так, ладно… БМП ваш теперь не на ходу?

— Вряд ли, — подтвердил Игорь.

— Тогда нужно 'языка' достать.

— А что, если подцепить их? — Лабус оглянулся. — К автобусу, да и оттянуть? Трос у нас лежит.

— Куда?

— Ну, куда… Закатить в тот зал.

— Не понял! — сказал Игорь. — Ваша машина ездит? Как? Все ж стало!

— Правильно, Костя, — Курортник, оглядев еще раз троих людей перед собой, опустил 'бизон': — Так, хорошо, перевожу вас в статус 'гражданские'. Слушаться беспрекословно. За оружие не хвататься, увидим стволы в руках — стреляем на поражение. Это ясно?

— Ясно, ясно нам все, — подал голос Багрянец. — Ты, слышь, гудит же, вон и я теперь слышу, а мы торчим посреди улицы — надо сваливать отсюда к ёкселю, хватит болтать!

Пока он говорил, Курортник по скобам полез на броневик. Присев на башенке, спросил:

— Машина на нейтрал переводится, чтоб колеса крутились? Какое вообще управление там?

— Переводится, ёксель, а как иначе? Рычаг кривой такой, его надо…

— Тебя как звать?

— Павел.

— Давай сюда, Павел. Игорь, мальчик — за Лабусом. Пошли!

Сотник с Хорьком побежали вслед за вторым спецом к бледно-желтому автобусу.

— Эй! — крикнул Игорь. — Почему автобус ездит?

— Экспериментальная модель! — откликнулся тот. — От ЭМИ защищен!

Льющийся из-за домов рокот становился все громче. Был он совсем низкий, от него дрожал асфальт, а из разбитых окон сыпались остатки стекла.

— Что там едет? — спросил Хорек. — Тачанки совсем не так гудят.

— БХМ, — бросил на ходу Лабус.

У автобуса оказались не раздвижные двери-гармошки, а откатывающиеся вбок стальные листы.

— Здесь стойте! — Лабус нырнул внутрь.

Сзади приглушенно заскрежетал стартер броневика — раз, второй, но двигатель не заводился. Из люка показался Курортник, встал на скобе под башенкой. На одном плече его висели АК, на втором 'бизон'. Следом показался Багрянец, он тащил пленника.

Высунувшийся из двери Лабус бросил Игорю свернутый трос.

— Сзади крюк, на тросе кольца. Пацан, хватай другой конец и к вашей машине тяни. Там метров пять всего, осторожно, когда я назад сдавать буду.

Асфальт трясся, с громким звоном на асфальт сыпалось стекло. Сотник размотал трос, схватил один его конец, мальчишка потянул за другой.

Игорь набросил стальное кольцо на толстый металлический крюк, торчащий из-под бампера. Едва он успел сделать это, как автобус медленно покатил назад. Игорь подхватил трос, чтоб не попал под колеса, и стал отходить, рядом пятился Хорек.

Вскоре другой конец был приторочен к передку броневика, и Лабус повел автобус вперед. Трос натянулся, машина чужаков поехала. Багрянец, подталкивающий перед собой 'языка', и Курортник с оружием быстро шли рядом. Правые колеса броневика прокатили по краю мусорной кучи, после чего Лабус увеличил скорость, и пришлось бежать.

Увидев, что в спешке спец не задвинул заднюю дверь, Игорь вспрыгнул на подножку и заглянул внутрь. В полутемном салоне было несколько сидений с подлокотниками, длинные металлические ящики под стенами, а над ними — погашенные мониторы. Ближе к водительскому месту, отгороженному решеткой с дверью, кабинка; в задней части салона две двухъярусные койки. Напоминало это одновременно машину для слежки из какого-то западного фильма про ФБР и тюремный автозак, вот только в автозаке не бывает ни сортира, ни мониторов, а для машины слежения слишком мало аппаратуры. Кто же такие эти спецы, интересно? Ни на омоновцев обычных не смахивают, ни на армейских…

Игорь еще раз оглядел салон — и щелкнул пальцами, догадавшись, наконец, с кем имеет дело.

Миновав жилой дом, автобус повернул к скверику, в котором стояла церковь. В золотистом куполе зияла уродливая темная дыра. На стенах гарь, одна массивная деревянная створка в дверном проеме перекосилась, другая вообще лежала на мощеной камнями площадке под входом.

Игорь кинул взгляд через плечо: Хорек спешил позади автобуса, Багрянец бежал рядом с броневиком, подталкивая чужака, а Курортника не видно — залез обратно, чтобы повернуть.

Он нырнул в салон, раскрыл один ящик. Дальнейшее заняло у него не больше нескольких секунд, и когда Сотник опять встал на подножке, автобус уже въезжал в церковь.

Рокот теперь лился справа — машины чужаков выкатывали на улицу, которую они только что покинули, с противоположной стороны. Игорь спрыгнул на пол, увидел иконостас, большой покосившийся крест, возвышающийся на круглом бетонном основании, по сторонам — двери. Стены были украшены пулевыми отверстиями и большими пятнами гари, паркетный пол прогорел в черную труху.

Автобус остановился прямо перед крестом. Броневик, прокатившись еще немного по инерции, тоже встал — целиком он в зал не въехал, задняя часть торчала из широких дверей.

— Толкаем! — из башни показался Курортник.

Все, кроме Багрянца, бросились в обход броневика. Павел оттащил 'языка' к стенке, двумя быстрыми ударами сбил с ног и побежал на помощь.

— За пленником следи, Павлуха! — Лабус налег на покореженную корму машины.

— Минут пять он теперь точно не встанет, — ответил Багрянец уверенно. — Я его хорошо приласкал.

Совместными усилиями они смогли прокатить БМП еще метра на полтора, после чего он ткнулся в автобус. Машины перегородили весь зал, зато теперь можно было прикрыть двери.

Когда тяжеленную створку, снизу прилично обгоревшую, удалось поставить обратно в дверной проем так, чтобы не падала, рокот стал совсем громким.

— Прячемся за церковью, — сказал Курортник. — 'Язык' надежно связан? Павел, давай в автобус его пока!

Они с Багрянцем подбежали к чужаку, схватили и потащили к машине. Ноги пленника волочились по земле, голова болталась: курсант здорово приложил его.

Схватив Хорька за руку, Игорь поспешил к дверям сбоку от иконостаса.

Построили церковь недавно, позади еще стояли штабеля с кирпичами, возле чугунной оградки приткнулся вагончик строителей, сильно обгоревший, с провалами окон и дверей. Игорь собрался было нырнуть в него, но Курортник, выскочивший из задних дверей церкви следом, крикнул:

— Туда нельзя! За кирпичи давай!

Рокотало уже возле самой церкви. Из двери показался Лабус, потом Багрянец — все присели за поддоном с кирпичами. Пригибаясь, Сотник с Хорьком подбежали к ним и опустились на корточки.

— Почему не в вагончик? — спросил Игорь.

Курортник, не поворачивая головы, ровным голосом сказал:

— Там кости.

— Чего? — не понял Павел.

— Внутри человеческие кости, — пояснил Лабус, лицо которого заметно напряглось. — Они там трупы жгли. По всему городу теперь такие кучи лежат.

— Едут! — зашипел Хорек. — Вон, вон! Броневик, а за ним… Это БХМ, да, БХМ? Что такое БХМ?

— Боевая Химическая Машина, — сказал Игорь.

— Она как танк, только старый!

— Не похож, — возразил Багрянец. — Гусениц нет.

У трехосной машины был прямоугольный корпус, вверху широкая квадратная башня. Из нее в три стороны торчали стволы, вперед — подлиннее, овальный, влево и вправо — более короткие, круглые.

— Но почему она химическая? — спросил Хорек.

'Танк' катил медленно и тяжело, казалось, широкие черные колеса его должны проминать асфальт, оставляя глубокие колеи. Впереди ехал броневик, за БХМ шли, растянувшись длинными вереницами, оборванные люди, по сторонам — вооруженные чужаки. Сзади ехали три тачанки, две — с пулеметами.

— Что значит химическая? — шепотом повторил Хорек, но никто ему не ответил.

Колонна стала поворачивать, собираясь обогнуть церковь и скверик позади нее, чтобы выехать на улицу, которая начиналась дальше.

— Кто стащил тела в вагончик? — спросил Игорь.

— Гражданские, — ответил Курортник. Лицо у него стало еще более напряженным, кожа натянулась на скулах.

— Их заставили чужаки?

— Они команды формируют, — стал пояснять Лабус, — по десять-двенадцать человек. Несколько этих, как их назвать… Короче, захватчиков несколько за бригадой наблюдают, всегда хотя бы одна тачанка с ними. Стаскивают тела в кучу, с тачанки берут огнемет, ручной. Сжигают. Еще мусорные баки жгут, помойки, ночью мы видели.

Рокот БХМ накрыл скверик. Некоторые люди в толпе спотыкались, падали, им помогали подняться, но никто не пытался сбежать. Конвоиры смотрели по сторонам — выглядывать из-за кирпичей приходилось очень осторожно.

— Ты, Игорь, разве сам не знаешь, что в городе происходит? — спросил Лабус. — Противник ведь не вчера появился.

— Мы не в Москве были, за городом. Есть у вас бинокли?

— В автобусе.

— Тогда дай винтовку свою, хочу к ним присмотреться.

Игорь протянул руку, но Лабус перехватил его кисть, крепко сжал.

— Но-но, Игорек, не шали, мы тебе еще не настолько…

Спец замолчал, когда в его живот под застегнутой разгрузкой ткнулся ствол 'макарова'. За кирпичами наступила тишина, все уставились на Игоря. Багрянец начал усиленно чесать лоб, Хорек сжал кулаки, мстительно осклабившись.

— Где ты пистолет взял? — спросил Курортник. Направить на Сотника 'бизон' он не мог, так как Лабус находился между ними, но рука спеца медленно поползла к ножу на ремне, чего Игорь не видел.

— В вашем автобусе. Еще на улице, на ходу.

— Стало быть, завалить нас давно мог. — Лабус не отпускал его запястье.

— Мне это не нужно, мы союзники. А вот оружие — нужно.

— А нам нужно… — начал Курортник.

С криком 'Командир, берегись!' Хорек прыгнул на него, зубами вцепился в руку, пальцы которой уже коснулись черной рукояти ножа, и замолотил кулаками по плечу. Курортник ударом локтя отбросил мальчишку. Лабус рванул кисть Игоря, заламывая ее, одновременно подался назад и ребром ладони врезал по стволу. Курортник отпрянул от кирпичей, чтобы напарник не закрывал от него Сотника, но не успел вскинуть оснащенный глушителем 'бизон', выстрел которого в колонне чужаков не услышали бы.

Не успел, потому что в дело вступил Павел Багрянов, курсант четвертого курса и победитель соревнований. С громким 'хук!' выдохнув воздух, он нанес четкий боксерский удар сбоку в голову Курортника, и тот мешком повалился на асфальт.

— Спокойно! — прошипел Игорь, вырывая руку из захвата и отталкивая Лабуса. — Всем замереть! Замри, сказал!

Они застыли: Хорек сидя на асфальте рядом с лежащим на боку Курортником, Багрянец — в боксерской позе, казавшейся нелепой и смешной, потому что здоровяк при этом сидел на корточках, а Лабус — наполовину вытащив ПМ из кобуры.

— Не дури, боец, — Игорь медленно опустил свое оружие. — Пистолет в кобуру засунь. Ну! Если начнем палить из 'пээмов', они нас сразу услышат.

Лабус вдруг улыбнулся. Качнул головой, выпустил воздух ноздрями и отправил 'макаров' в кобуру.

— Ладно, Игорь, — произнес он почти добродушно. — Я на самом деле тебе и так поверил, просто напарник у меня подозрительный мужик.

— Ну тогда хватит со мной как с девушкой обращаться. Я бы вас обоих тридцать раз мог завалить. Дай винтовку, пока они не уехали, и товарища в чувства приведи.

Лабус потеребил усы, хмыкнул с таким выражением, будто хотел сказать 'Ну, что с тобой поделаешь', и перекинул через голову ремешок СВД. Сунув пистолет за ремень, Игорь взял ее, положил ствол на кирпичи и приник к прицелу.

— Павел, Хорек, и вы успокойтесь, — приказал он напоследок, подкручивая настройку.

Он медленно провел оптикой по колонне, от замыкающих тачанок до броневика, на башне которого сидел серый с электрическим длинностволом. Броневик ничем не отличался от угнанного с базы связистов, тачанки тоже были привычными, а вот 'танк' впечатлял. Колеса у него были как у КРАЗА, корпус здоровенный и, наверное, очень тяжелый, его покрывали клепаные листы темного матового железа. Короткий круглый ствол, торчащий из башни в сторону церквушки, закрыт крышкой со свисающей цепью. В нижней части башни виднелись десантные люки… или не десантные, может, просто люки для экипажа.

Чужаки в колонне напоминали тех, что появились из портала, когда Игорь с Павлом и Хорьком прятались в ресторане. На большинстве были широкие шаровары и короткие куртки, хотя попадались и плащи.

Игорь глянул назад. Курортник сидел по-турецки, ворочал головой, держась за скулу, Лабус склонился к нему и что-то говорил. Багрянец опасливо поглядывал на них, а Хорек вовсю пялился на колонну.

— Командир, моего батю видишь? Он там может быть!

В последнее время мальчик реже поминал отца, и Сотник надеялся, что его немного отпустило, но сейчас глаза мальчишки вновь лихорадочно блестели.

— Я же не знаю, как он выглядит, — ответил Игорь.

Сзади донесся голос Курортника:

— Боксер, что ли?

— Мастер спорта, — подтвердил Павел.

— Мастер, твою мать… Как я это чувствую.

Хорек потянулся к СВД.

— Дай мне посмотреть!

— Убери руку, — ответил Сотник.

— Ну так сам его поищи! Он большой такой, волосы светлые, лицо красное, еще лысина у него! Видишь такого? Большой, ну как Багровый, два метра почти!

— Нет там такого, — сказал Игорь, поворачиваясь. Курортник пришел в себя, и хотя Лабус вроде бы успокоил его насчет намерений Сотника, сейчас было лучше не находиться к ним обоим спиной.

— Какое звание? — спросил Игорь, встретившись с Курортником взглядом.

— Прапорщики оба. — Спец, морщась, трогал челюсть. — Вот вмазал, мастер спорта!

— А что ж мне делать было? — развел руками Багрянец. — Ты ж за ствол схватился.

— Да все за стволы в тот момент схватились.

Рокот колонны стихал, она выкатывала на улицу за сквером. Все ждали, и Лабус тоже — они хоть и были в одном звании, но Курортник в этой паре явно выполнял роль старшего.

— Звать вас как? — спросил Игорь.

Курортник, помолчав еще немного, произнес:

— Значит так: надо пообщаться. Идем в церковь, там не барабан обычный, а башенка под куполом, в ней легко оборону держать. Все подходы видны. После разговора решим, что дальше делать. Я — Алексей Захаров, а Лабус у нас Константин Гордеев. Мы из внутренней охраны Федеральной Службы Безопасности.

II

Со звоном посыпалось стекло в окне возле кухонного шкафа, и на пол упал большой камень.

И тут же следом влетело что-то еще, гудящее и быстро вращающееся. Оно врезалось в угол шкафа, разбившись, полыхнуло пламенем.

Яков отпрыгнул назад, присел. Леша, опрокинув стул, метнулся в комнату за перегородкой. Кир, сидящий на стуле у стола, пригнулся.

Шкаф уже горел вовсю. Еще один метательный снаряд влетел в комнату — Кир успел заметить, что это бутылка с огнем на горлышке, — врезалась в стол и разорвалась брызгами пламени.

Он повалился на пол. На четвереньках обогнул стол, вскочил, закричал, ударяя себя ладонями по груди, наконец сумел потушить сигарету, выпавшую изо рта за пазуху, и бросился к перегородке, за которой гудело пламя.

И едва не столкнулся с выбегающим наружу Лешей. На спине его был рюкзак, в руках — 'сайга' и охотничье ружье.

— Там горит, вещи спасай! — приказал старик.

Кирилл нырнул в комнату. Окно было разбито, деревянный пол горел, в огне плавилась, растекалась пузырящимися лужицами клеенка — хорошо, что варханской одежды и противогаза там уже не было. Два рюкзака стояли под столом, огонь подбирался к ним. Кир схватил их.

Его катана лежала на подоконнике разбитого окна.

В другой комнате раздались выстрелы. Кир бросил рюкзаки, прыгнул к стене и пошел вдоль нее, вытянув вперед руку. Пол горел прямо под окном, языки пламени облизывали торчащую за край подоконника рукоять. Кир схватился за нее, обжигая запястье, отпрыгнул, мельком заметив в окне здание СТО, на крыше которого стоял подросток в джинсе и раскручивал широкую пращу.

Прижав катану локтем к боку, он снова подхватил рюкзаки и выбежал из комнаты. Яков с охотничьим ружьем и Леша с 'сайгой' стояли у окон, выставив наружу стволы. Кухонный шкаф полыхал вовсю, стол и часть пола тоже горели. Дым быстро заполнял помещение. Кирилл подбежал к старику, положив рюкзаки, стал пристегивать катану к ремню. Обожженная кисть болела.

Леша выстрелил. Джинсовый подросток упал, вложенная в пращу бутылка с горящим горлышком покатилась по наклонной крыше. Держась за ногу, он пополз прочь и свалился с дальнего края крыши, а бутылка в этот момент упала с другой стороны.

Яков негодующе закричал, когда она разбилась об асфальт, и растекшееся вокруг пламя поползло по стене здания.

— Автовозка моя! — он бросился к их окну. — Оттуда никого не вижу, Леша, что здесь?!

— Прячутся, сволочи. — Старик оглянулся. — Баллон может взорваться.

Занавеска, прикрывающая нишу, где стоял подключенный к плите газовый баллон, горела. Потушить ее не было никакой возможности — в том месте огонь был самый сильный, оттуда валил дым и шел ощутимый жар.

— Надо уходить, Леша. — Яков подхватил один из рюкзаков.

— А как? — спросил Кир, накидывая на плечи лямки второго. — Они выход стерегут, наверное. Если у них какое-то оружие появилось, кроме сигнального пистолета…

— Вон он, петух драный! — Леша дважды выстрелил, но не попал в пронесшегося мимо башни на своем велосипеде панка с оранжевым гребнем. Прежде, чем скрыться за станцией техобслуживания, тот метнул бутылку прямиком в сбитую из досок, листов фанеры и жести дверь, закрывающую пролом в основании башни. Она сразу загорелась, дым и языки пламени поползли вдоль кирпичной стены. Окно, из которого глядели все трое, находилось над проломом, и видно стало хуже.

А ко второму окну было уже не подступиться — теперь там полыхало не меньше, чем возле плиты. За дощатой перегородкой тоже гудел огонь, из проема валили серые клубы.

— Сукины дети! Что творят, что творят! — Леша рывком затянул узел банданы на затылке. — Ведь не с врагами дерутся, на своих нападают! Все, уходим. Без спешки, но быстро, не паникуем. Рванет — так хоть моя башня им не достанется.

Он направился к двери, за которой начиналась идущая спиралью вдоль внутренней стены постройки лестница.

— Но куда уходим? — спросил Кирилл.

— За мной, парни! — продребезжал Леша, и подошвы его охотничьих ботинок застучали по железным ступеням.

На первом этаже он сразу свернул под лестницу. В темном закутке была квадратная дверца, такая приземистая, что не пригибаясь войти туда смог бы только ребенок. Сорвав незапертый висячий замок, старик открыл ее и протиснулся внутрь. Яков с ружьем в руках пропустил Кирилла.

— Давай вторым, я замыкать буду.

Прежде чем нырнуть в дверь, Кир оглянулся. Закрывающие пролом доски горели; башню наполнял дым, вверху его скопилось уже очень много, да и внизу висела гарь.

Квартира, дом бабы Пани, теперь башня… третье жилище он покидает за эти дни, причем в последнем не успел даже переночевать. Было такое чувство, что теперь ему предстоит все время скакать по разным местам, как дичи какой-то, которую обложили охотники, — ни минуты покоя.

— За мной, Кирюха! — донеслось спереди, и он протиснулся вслед за Лешей.

Короткая лестница, глухая комната с трубами и вентилями… Потом они попали в бетонный желоб с плоским железным потолком. Желоб тянулся прямо, под легким уклоном. Луч фонаря в руках Леши плясал по серым стенам. Яков сзади сказал:

— Отсюда отойти подальше надо, потому что когда рванет, тут засыпать может.

— Вперед, — кивнул Леша. — Фонари пока не включайте, экономьте.

Кир едва не цеплял макушкой низкий железный потолок. Под ногами было сухо, лишь иногда попадались небольшие лужицы дурнопахнущей жижи.

— Пересохло-то как, а? — заметил Леша. — Я раньше заглядывал — тут всегда такие потоки… А теперь вот пустыня.

— Может, противогазы наденем? — предложил Кир. — Воняет.

— Ничего, пока терпимо. А в противогазе ты быстрым шагом долго идти не сможешь, если без привычки.

Луч фонаря выхватил из темноты решетку, перегораживающую желоб впереди, но Лешу это не смутило.

— До этого места я доходил, — пояснил он, сворачивая. — Вот дальше не знаю что.

Фонарь осветил овальный темный проход, закрытый решетчатой дверью без замков, но прикрученной проволокой к скобе в стенке. Леша повесил 'сайгу' за спину, достал небольшие кусачки, перекусил проволоку и навалился на дверь. Со скрипом она отворилась, старик шагнул вперед. Когда за Кириллом в узкий коридор вошел Яков, сзади загромыхало, желоб тряхнуло, низкие раскаты, словно от грома, покатились по нему.

— Ну вот… — протянул Леша, пряча кусачки в боковое отделение рюкзака. — Башня-то моя хлипкая уже была, гнилая… А теперь и вовсе нет ее.

— Все, назад не выбраться, — заметил Кир.

— Ничего, разберемся. Под землей часть пути пройдем, а может, и весь.

Он пошел дальше. Позади Кира тихо пыхтел Яков. Коридор плавно загибался влево, был он совсем узкий, но зато потолок повыше, чем в желобе. Через одинаковые промежутки в нем темнели небольшие круглые отверстия, вокруг которых с бетона свешивались какие-то жирные сопли, довольно мерзкие с виду.

— Я вначале подумал, ты эти подземные ходы знаешь, — сказал Кирилл старику. — А выходит, что нет. Ну и как мы до Красной площади под землей сможем дойти, если плана никакого нет, карты? Не выйдет, заблудимся. Да мы и сейчас не заблудились ли уже?

— Совсем ты, Кирюха, людям не привык доверять, — хмыкнул старик. — Хотя в чем-то и прав — тут заплутать легко. Но это если на нижние горизонты спуститься, а мы сейчас у самой поверхности. Так что не робей. Главное, мы знаем: Красная площадь от нас на юге, немного к востоку забирать надо. У меня компас, и ориентироваться мы с Яковом умеем. Так что… Стоп!

Они встали.

— Что, Лешенька? — спросил Яков.

— Дыра тут, я и не заметил сразу — вроде просто пятно темноты под ногами.

— Это же первое правило диггера, — сказал Кир. — Вернее, третье: 'Не видишь пола — не ступай'.

— Да ладно, она неширокая, перешагнуть можно, — возразил Леша. — Раз… все, давайте за мной. Вон коридор заканчивается.

Когда они оказались на другой стороне черной дыры в полу, Яков спросил:

— Третье, говоришь. А ты, Кирилл, откуда правила диггеров знаешь? Сам под землей лазал?

— Я? — удивился Кир. — Да ни в жизнь. Я подземелья не люблю. Просто читал про диггеров, у меня и в 'Кубышке'… ну, в папке компьютерной про них куча инфы есть.

— Во как, — уважительно протянул Леша. — Компьютерной, значит. А какие еще правила, говори, раз уж мы сами диггерами стали.

Кир, то и дело уклоняясь от свисающих с потолка жирных сосулек, стал перечислять:

— Ну, во-первых, минимальное число людей в экспедиции — трое.

— Это как раз про нас.

— Дальше: не пить спиртное под землей. Не трогать голыми руками оголенные провода, вообще любые железные штуки, даже если они совсем ржавые. Смотреть не только вниз, но и вверх. Лучше не пользоваться открытым огнем, а особенно если гнилью пахнет, мог газ скопиться. Видишь свет — осторожно, разберись, что светит. Слышишь шум в темноте — еще осторожней. Пойми, что шумит. По гнилым доскам не ходить, под ними может быть дыра. И… А, дозиметр! Есть у нас дозиметр? Очень его советуют.

— Ну конечно есть, Кирюша. ДРГ у меня, не тикает пока.

— Лестница, — объявил Кирилл, глядя вперед над плечом старика. — Там лестница.

Они остановились. В неглубокой нише пряталась железная лестница, выходящая из квадратного проема в полу и исчезающая в таком же над головой. Кирилл вслед за Лешей подошел ближе. Под ногами, лишь немного ниже уровня пола, застыла маслянистая вода — в луче фонаря она казалось твердой черной поверхностью, свет даже на миллиметр не погрузился в нее, и Кир, не удержавшись, плюнул в проем, чтобы убедиться, что это и правда жидкость.

Леша посмотрел вверх и решил:

— Давайте поднимемся.

Кирилл последовал за ним, внизу пыхтел Яков. Узкий колодец над коридором закончился комнатенкой с низким потолком и наклонными стенами. В одной — решетка, а за ней…

Они затаили дыхание, глядя между толстыми прутьями. Впереди возле длинного грузового вагона начиналась варханская база — там стояли кожаные щиты, дальше был шатер, рядом пыхала дымом из трубы железная печка на колесах. Перед сдвинутой заслонкой на приваренной к печке решетке лежали куски мяса, низкорослый вархан в закатанных до колен шароварах, босой и с голым торсом, при помощи длинной лопатки один за другим отправлял их в печку.

База начиналась метрах в пятнадцати от торчащей между путями бетонной будки, в которой они очутились. Слева были вагоны, справа — только рельсы и шпалы, а дальше перрон, за которым стояли вокзальные постройки. В лагере, помимо пары костров, вокруг которых сидели и лежали варханы, горели несколько синих светильников, свет одного пробивался из шатра сквозь занавешивающие вход шкуры.

— Глядите, парни! — зашептал Леша, тыча пальцем вперед.

Вдоль вагона шли трое вооруженных… нет, не варханов — людей! То есть варханы, конечно, тоже люди, но они чужаки, а эти, судя по одежде и лицам, были свои. Москвичи, русские — земляне! У всех троих на головах серые тюрбаны. Двое постарше, один молодой, они не спеша шагали один за другим, и у каждого было оружие: ружье с коротким стволом, но не электрическое, как показалось Киру, а обычное, хотя и варханское.

Троица достигла ряда щитов и свернула вдоль него. Двое молодых при этом повернули головы в сторону бетонной постройки, затем все трое развернулись обратно и пошли по шпалам соседнего пути.

— Это что значит? — спросил Леша. — Предатели!

— Какие-то они странные, — заметил Яков. — Видели, какие у них глаза? Как у… как…

— Как у рыб, — добавил Кир. — И почему все трое с бинтами на головах?

Раздались голоса. Сидящие вокруг костров варханы подняли головы, некоторые выпрямились. Через лагерь ковыляли, спотыкаясь, трое военных в порванном грязном камуфляже, со скрученными за спиной руками. Двое хромали, у одного нога совсем не гнулась, колено было в крови.

Леша завозился, рискуя привлечь внимание, сунулся к решетке, осмотрел ее, закрыв от спутников происходящее снаружи, попятился назад.

— Не сможем выйти, — прошептал он. — Никак! Что же делать?

— А что мы можем сделать? — удивился Кирилл. — Там же целый лагерь, их больше двадцати…

Когда старик вернулся, стало видно, что военные стоят на коленях спиной к вагону. Одного качало. Перед ними прохаживались двое вооруженных вархан.

Раздались гортанные голоса, из шатра выбрался высокий чужак в шароварах, сапогах и кителе.

— У него полоски на плече, — зашептал Яков. — Наверное, офицер. Раньше не видел таких.

— Раньше они плащи носили, — сказал Кир и, подумав, предположил: — В том месте, откуда они пришли, может быть холоднее, поэтому теперь они форму меняют.

Офицер подошел к военным. Тот, что с раненым коленом, подался вперед и вдруг плюнул ему под ноги. Офицер что-то сказал двум конвоирам, они коротко рассмеялись. Варханы со всего лагеря подходили ближе, наблюдая за происходящим. Конвоир поднял пистолет, но офицер сделал отрицательный жест, быстро повернулся и, шагнув назад, схватил за плечо одного из троицы вооруженных москвичей, шагавших вдоль рельса. Те остановились. Офицер что-то сказал им.

— Стрелять, — долетело до будки. — Стрелять!

Москвичи не шевелясь.

— Они как роботы, — прошептал Кир, внимательно наблюдавший за ними.

— Это ты о чем? — спросил Леша.

— Кирилл имеет в виду… — Яков замолчал, когда трое москвичей встали напротив троих военных.

— Стрелять! — повторил офицер и показал на пленников.

Остальные варханы с любопытством наблюдали. Москвичи подняли ружья.

— Что вы делаете?! — прохрипел один из стоящих на коленях. — Братки, что же вы…

Один из москвичей, тот, что постарше, вдруг зашатался. Ствол ружье в его руках заходил ходуном. Молодые выстрелили, двое военных повалились под вагон, раненый вскочил, неловко отставляя поврежденную ногу, и быстро шагнувший к нему офицер ударил его ножом в живот. Военный упал на бок, а вархан развернулся к москвичам. Двое, выстрелив, застыли, а третий опустился на колени и слепо тыкал перед собой стволом. Замычав, он бросил оружие, схватился за голову. Тюрбан слетел, обнажив бритую макушку. На затылке было что-то темное, будто одинаковые круглые раны.

Офицер, сунув в ножны извилистый нож, выхватил из рук конвоир оружие с торчащей вбок кривой рукоятью и выстрелил в голову лежащего на земле раненого пленника. Клацнув рычагом, повернулся к москвичу, который не участвовал в расстреле, и выстрелил в него. Тот упал. Остальные двое равнодушно повернулись к мертвецу.

Офицер произнес несколько непонятных слов. Они стояли безучастно. Он каркнул что-то — будто выругался. Ткнул одного москвича стволом в плечо, показал на мертвеца, потом — в сторону будки. Повесив ружье за спину, москвич нагнулся, схватил убитого за плечи. Второй подхватил его за ноги, и они потащили тело прочь из лагеря. Миновав щиты, приблизились к будке. Сидящие в ней люди застыли. Не заметив их, москвичи прошли мимо и скрылись из виду.

— Давайте обратно, вниз, — едва слышно произнес Леша. Голос у старика был сдавленный.

* * *

В башенке было четыре окна, из которых открывался вид на всю округу. Когда они поднялись туда, начался дождь. Скверик, на краю которого стояла церковь, наполнился шелестом листвы и дробным перестуком капель. Багрянца с АК поставили дежурить возле одного окна, Хорька, получившего назад свой ПМ, — у другого, Лабус с СВД занял позицию у третьего, а Курортник с 'бизоном' у четвертого. Игорь присел на краю открытого люка и положил рядом автомат. Чужака, едва очухавшегося после 'ласки' Багрянца, они бросили на узкой лестнице, Сотник видел его внизу.

Свой рассказ он хотел завершить как можно быстрее — но не получилось. Курортник повернулся, услышав про стволы в тайнике, и спросил:

— Погоди, Игорь. Это что значит, откуда там…

— Алексей, твоего ФСБ уже нет, — перебил Сотник. — Забудь про службу на государство. Наш управляющий со своим отцом-генералом приторговывали оружием — это все, что я тебе расскажу. Мы с компаньоном ничего не знали, а когда узнали… Вот тогда все и началось. И хватит про это.

Он не стал упоминать, что между открытием Павла Вольтова и началом нашествия прошло значительное время, в которое уместилось следствие и суд.

Курортник смерил Игоря взглядом, однако возражать не стал, отвернулся к окну, бросив напоследок:

— Продолжай.

Сотник продолжил. Хорек несколько раз порывался перебить его, но замолкал под взглядом командира. Лабус, услышав, как нож вылетел из зубов Игоря, хмыкнул:

— Со всеми казусы бывают, не переживай. Я как-то исхитрился гранатомет задом наперед на плечо положить в горячке… Ладно, так что дальше?

Закончив, Игорь перевел дух и сделал несколько глотков воды из фляжки, которую ему дал Лабус.

— Ну а вы? — спросил он. — Что с вами было?

— И кто вы такие вообще? — вклинился Багрянец. — Служба охраны ФСБ — это что значит? Чего охраняете, ФСБ свое?

— ОПов, — ответил Лабус.

— Кто такие 'опы'? — заинтересовался Хорек.

— Охраняемые персоны. В основном из наших, генералов всяких, полковников…

— Когда те в горячие точки ездят? — кивнул Сотник.

— И в горячие точки тоже. Нас вообще семь человек в отделении, но сейчас мы двое поехали, потому что работа в Москве, близко, да и никто ничего не ждал.

— Какая работа?

Лабус посмотрел на Курортника. Взгляд того снова стал сосредоточенным, задумчивым. Он повернулся боком к окну. Дождь усилился, снаружи били косые струи, и правильный, с прямым носом и выступающим подбородком профиль Алексея Захарова был четко виден на их фоне. Что-то его гложет, подумал Игорь. Как Хорька, только прапорщик человек сдержанный, дисциплинированный, да и просто взрослый. Конечно, в такой ситуации, как сейчас, любой будет себя не в своей тарелке ощущать. Одному Багрянцу, кажется, все по фигу — то есть сначала он сильно растерян был, а теперь приспособился. Хорошо, когда у тебя кулаки больше мозга, легче жизнь воспринимаешь. Хотя вот Константин Гордеев — явно поумней Павла, но тоже с виду не очень напряжен. Совсем иначе, чем боксер, но также приспособился к положению дел, осознал их, принял — и теперь просто действует так, как считает нужным, и все тут. А вот у Курортника в душе, кажется, целая буря бушует, но он ее тщательно закупорил, как котел. Под давлением держит… Главное, чтоб крышку однажды не сорвало.

— Где служил, Игорь? — спросил Курортник, встав сбоку от окна, спиной к стене. — В каких местах бывал?

Сотник ответил.

— Что, и в Батуми во время 'котла'? — удивился Лабус.

Игорь сухо кивнул — про армейское прошлое он не любил рассказывать, ни гражданским, ни другим военным.

— И выбрался, да не покалеченный? Ну ты молодцом, капитан. А Мишку Корнева не знал? Он-то как раз не выбрался, из 'мухи' в него азеры…

— Костя! — прикрикнул Курортник.

— А что? — Лабус подергал себя за ус и пояснил остальным: — Не любит напарник всякие такие словечки: азеры, хачи… А я ж не в отрицательном смысле это, я просто чтоб покороче. Ну, ладно.

После этих слов он снова вопросительно глянул на Курортника, и тот кивнул, приняв решение:

— Ладно, рассказывай. Теперь уже все равно.

Лабус заговорил:

— Ну, в общем, мы замначальника ФСБ сопровождали в Лефортово. Там бывший изолятор наш. Ну, бывший — не бывший, а до сих пор наших клиентов иногда в нем держат.

— И что за клиент был? — спросил Багрянец.

— Да неважно. Ну, Нака Гаргаев.

— Черный Нак? Он же убит, говорили. Люди из конкурирующего тейпа постарались.

Курортник отвернулся к окну, а Лабус хмыкнул:

— Кто говорил, бабки на лавке? Или в интернете вычитал? Побольше там сиди — еще много чего узнаешь. У нас он, в том-то и работа была, чтоб все на кровников думали. В общем, зам ездил на допрос, мы его сопровождали. Так получилось, что только двое, остальное отделение на учениях полевых за городом, а нас из отпуска вытащили срочно. У нас автобус. — Лабус ткнул вниз пальцем. — Любое отделение охраны таким оснащено. В нем все причиндалы: оружие, снаряжение… На этом автобусе и прикатили. Хотя наш-то как раз автобус не такой, как у всех. Зам ездил в Лефортово тайно, очень тайно, то есть вплоть до того, что он с нами в автобусе сидел, а не в машине, как обычно. Операция с Гаргаевым потому что такая… тонкая была, мало кто про нее знал. Там вообще такая большая политика, что суши весла, почти никто не…

— Ну, хватит про это, — перебил Курортник, — ты так до вечера говорить будешь. Короче, когда мы были в Лефортово, все и началось. Мы оборонялись внутри вместе с охраной тюрьмы. Сначала вроде легко было, техника у противника слабая, оружие тоже, только пьезо-ружья эти. Но связи толком нет, что происходит — непонятно. Три дня держали в тюрьме оборону. Они нас закидывали зажигательными снарядами, такой при ударе не взрывается, а скорее расплескивается, если кто рядом — сгорает как факел. Липкая горючая гадость пристает ко всему: бетону, камням. Долго горит, температура большая. Атаки на периметр мы отбивали, но в тюрьме начались пожары.

— Решили прорываться, а тут зэки подняли бунт, — вставил Лабус.

— Бунт! — удивился Павел.

Курортник пожал плечами.

— Бунт, не бунт, а как-то они в суматохе из камер вырвались. Не все, но много. Часть охранников внутри тюрьмы положили, попытались наружу ломануться. Бунта никто не ожидал, когда зэки освободились, нашего зама они завалили, потому что он тогда в глубине тюрьмы был, а нам приказал помогать охране периметра. Мы оказались зажаты с двух сторон: снаружи противник, изнутри толпа зэков. Отогнали их, они куда-то вглубь тюрьмы нырнули. Костя потом предположил: вниз ушли, там же подземные уровни есть.

— А вы чего ж? — Сотник с интересом посмотрел на Курортника.

— А мы тюрьму обороняли вместе с ментами, — ответил за него Лабус. — В это время противник снаружи подогнал к тюрьме БХМ. Сразу несколько. Игорь, видел в прицел, там стволы по бокам? На них шланги насаживают и газом начинают окрестности поливать. Но сначала из переднего ствола, который овальный в срезе, стреляют такими газовыми патронами или капсулами — те когда падают, разрываются, выплевывают облако.

— Но ведь противогазы… — начал Багрянец.

— Не действуют! — отрезал Курортник. — Маски этих чужих газ держат, а у наших фильтры забиваются почти сразу. Газ непонятный какой-то, тяжелый. Выше третьего-четвертого этажа не поднимается, даже если целое облако напустить.

Он достал из разгрузки пачку сигарет, и за напарника снова продолжил Лабус:

— Газ густым сизым туманом висит над землей. Фильтры глохнут почти сразу, тогда человек либо задыхается, либо снимает маску… И задыхается еще быстрее. Судороги, рвота и потом конец.

— Товарищ прапорщик, а можно сигарету стрельнуть у вас? — спросил Багрянец. — Я два блока в ресторане нашел — так забыл оба там.

Курортник дал ему сигарету, они закурили.

— Я видел маску одного чужака вблизи, — сказал Игорь. — Даже фильтр раскрутил.

Спецы живо повернулись к нему, и Алексей спросил:

— Что внутри?

— Какое-то абсорбирующее вещество незнакомое. Кашица зеленоватая, она пузырилась там. Понятия не имею, что это такое.

— А как вы спаслись? — спросил Хорек.

Лабус ответил серьезно, будто взрослому:

— У нас и у охраны тюрьмы противогазы разных моделей. Наши газ чуть дольше держали. Когда началась атака БХМ, мы в автобусе наружу прорвались.

— А почему почти все машины стоят, а ваш автобус ездит?

— Потому, парень, что это спецмашина, защищенная от ЭМИ, к тому же опытная, с опто-волоконикой вместо обычной электроники. Любимое детище зама, которого мы возили, он этот проект лично вел, потому в спецавтобусе в Лефортово и ездили. Про оптическую электронику последние годы много говорили, но реализовать не получалось, потому что не могли сделать оптический ключ, ну, аналог транзистора. Оптику использовали для связи, для хранения данных приспособили… А у нас впервые аналог микросхемы смогли на опто-волоконной основе создать, вот так наша машина и работает. Все равно после появления купола она забарахлила, я больше суток в ней копался, пока запустил. В Лефортово подземная автомастерская есть вместе с гаражом, защищенная. Там некоторые детали нашлись, кое-как запустил автобус. Так вот и уехали оттуда. Не сами — с нами еще четверо охранников, но они все отравились и погибли. Потом мы ночевали в одном… месте. Наружу выходили, наблюдали, что происходит. Противник десантируется через эти зеленые облака, вы их наверняка видели. С каждым часом бойцы прибывают. БХМ ездят по всему городу, их всегда сопровождают машины боевого охранения и пешие. Накроют газом несколько домов — все, кто на первых этажах или в подвалы спустились, гибнут. Наверняка таким же способом уничтожают базы ОМОНа, милиции. Потом газ опадает, просачивается через всякие трещины под землю… Если кто в канализации, в метро — им тоже конец почти гарантированный. Тех гражданских, кто выжил на верхних этажах, сгоняют вниз, часть сразу отстреливают, из других формируют бригады, которые стаскивают трупы в кучи, а третьих угоняют куда-то. Трупы жгут. Это все, что мы успели понять, но надо еще разведданные собирать, потому что вообще-то пока ничего не ясно.

— Они угоняют людей? — Игорь выпрямился. — Куда? Это же важно. Для чего им пленники, их ведут в одно место или нет? Вообще есть система какая-то? Кого из тех, кто не отравился, они предпочитают убивать, кого угоняют?

Курортник выпустил ноздрями дым.

— Людей гонят на юг, кажется. А, Костя?

— Не знаю, мы ж только ночью видели. Хотя вроде в одном направлении всех уводят. К Красной площади, что ли?

— К Кремлю? — снова влез в разговор Хорек. — Надо ехать туда!

— Зачем это? — удивился Лабус.

— Чужаки забрали его отца, — пояснил Игорь. — Еще в первый день, он его с тех пор везде выглядывает. Хорь, сейчас мы к Кремлю не поедем.

Хорек поник, но возражать не стал — он вообще последнее время, как заметил Игорь, вел себя потише и больше слушался.

— Вы потому на броневик напали, что он один ехал?

Курортник бросил окурок на пол и раздавил подошвой ботинка.

— Ну да. Мы вообще-то 'языка' хотели взять, поэтому ручные гранаты не стали использовать. А то бы вам конец.

Все замолчали. Пленник внизу пошевелился, Игорь заглянул в раскрытый люк. Чужак сидел на ступеньках в неудобной позе и смотрел на него, часто моргая. Стягивающая рот повязка намокла от крови — Багрянец сквозь ткань разбил ему губы. Что там за мысли в этой светловолосой голове, какие чувства? Одно Сотник мог сказать точно: чужак их не боится. Ничего, скоро начнет бояться, подумал он и отвернулся. Дождь почти стих, было пасмурно, прохладно и сыро, в помещение под куполом задувал зябкий ветерок.

— Парни, а как вы в охрану ФСБ попали? — нарушил молчание Багрянец. — Я б тоже хотел, туда спортсменов берут?

— В армии отслужили, — пояснил Лабус, — подали в ФСБ документы, проверку прошли, после этого попали в штат учебного подразделения. Повысили квалификацию и получили прапорщиков. Стали работать. Так до капитана можно дойти. То есть можно и выше, но тогда надо академию ФСБ заканчивать. А ты хочешь, чтоб тебя за то что ты спортсмен только, взяли?

Он улыбнулся. Игорь поднял голову, ощутив взгляд Курортника, который в упор смотрел на него.

— Капитан… Буду тебя капитаном называть, хоть ты и гражданский теперь. Что ты дальше делать собирался?

— До того, как мы с РПГ и СВД в клешнях появились, — хмыкнул Лабус.

— Схрон подыскивать, — ответил Игорь. — Думал, подвал под магазином каким-то или стройку. Обосноваться там, потом людей еще найти. Таких… — он искоса окинул взглядам Хорька с Багрянцем. — Нормальных, короче. А дальше… Я ж разведчик. Значит — разведданные собирать. Ну и действовать потом.

— А как?! — Курортник подался к нему, так сжав пальцы на магазине 'бизона', что побелели костяшки. — Я тоже думаю: действовать. Но как? Перестреливаться с противником, громить патрули? Что это даст? Сколько дней уже прошло! Что это значит? Всё, помощи не будет. Сквозь купол не пройти, да?

Сотник кивнул.

— Точно мы этого не знаем, но если бы он был проницаем — тут бы уже столько наших было…

— Не пройти, — уверенно повторил Курортник. — И наружу выхода нет. Так что делать? Нужен план. Но мы больше силовики, мы таким не занимались. Нет у нас никакого плана!

Впервые в голосе его появилась растерянность.

— А его сейчас и не может быть, — возразил Игорь. — Тут же все последовательно. Надо поставить себе четкие цели. Разработать под них стратегию. Для этого собрать тактические данные — то есть как можно больше информации о противнике, его методах, задачах, численности, структуре подчинения. Обо всем. Допрашивать 'языка', делать вылазки. Обосноваться. Провиант, боезапас… Всего мало.

— Ну, провиант… — начал Лабус и замолчал, напоровшись на острый, как десантный нож, взгляд Курортника.

Алексей Захаров шагнул к напарнику, и они негромко заговорили. Багрянец повернулся к окну, а Хорек подошел к Игорю, схватил его за рукав, заставил опуститься на корточки, и зашептал:

— Сотник, давай с ними останемся! Они классные! ФСБ! Давай, скажи им, что мы с ними…

— Да они…

— Ну, скажи же!

Игорь отстранил его и выпрямился, когда спецы повернулись к ним.

— Вот что, капитан, — сказал Курортник, — и вы, парни. Насчет боезапаса, провианта и схрона… Пошли-ка с нами. Покажем вам одно место.

И, не ожидая ответа, он нырнул в люк. Багрянец с Хорьком посмотрели на Сотника, тот кивнул. Лабус пропустил их на лестницу, с которой донеслось: 'Встать! Вперед шагай!', и стал спускаться последним.

Когда они очутились в зале, пленник стоял лицом к стене, а Курортник осторожно выглядывал в окно.

— Только что снаружи на велосипедах проехали, — сообщил он. — За сквером, я плохо разглядел. Несколько подростков.

Подняв АК стволом к потолку, Игорь встал рядом и тоже выглянул.

— Куда идем, Курортник? — спросил он.

Тот покосился на него.

— Какой у тебя позывной был?

— Очень простой: Сота.

— В общем, тут недалеко, Сота. Все готовы? Сейчас берем из автобуса оружие, сколько можем унести. Выходим через ту дверь, вдоль сквера, на другом конце — улица, видите? К ней, дальше во дворы, пройдем до одной шестнадцатиэтажки. В общем, увидите.

— Эй, а броневик-то? — спросил Багрянец. — Что, тут бросим, и автобус ваш?

— Противник в этом месте уже побывал, — возразил Лабус. — Если сунется опять… Ну, найдет наши машины и заберет себе. Но может и не сунуться. Мародерам тоже уже нечего в этой церкви ловить, сами видите. А ночью мы машины отсюда перегоним.

Забрав из автобуса часть оружия, они пересекли сквер. Курортник, выставив перед собой ствол 'бизона', бежал впереди, Игорь замыкал. Миновав первые дома улицы, отряд свернул во дворы, пересек квартал. Быстро темнело. Добравшись до высокого дома, между первым и вторым подъездов которого к проезжей части шел асфальтовый пандус, ведущий в подземный гараж, спецы свернули туда.

— В гараже, что ли, прятаться хотите? — спросил Багрянец.

— Не боись, Павлуха, сейчас все поймешь, — ответил Лабус, бесшумно двигаясь вслед за Курортником, который спешил мимо брошенных машин, стоящих в ряд под стеной гаража. Оба включили фонарики — в гараже было совсем темно.

Открыв дверь щитовой в дальнем конце гаража, Курортник сделал остальным знак остановиться. Донеслось звяканье, скрежет, потом он сказал:

— Гаси, Лабус.

Они выключили фонарики.

— Сюда шагайте, на голос. Не хочу вам пока что показывать вход.

Лабус добавил:

— Павлуха, 'языка' покрепче держи, чтоб не свинтил.

В темноте раздались шаги. Багрянец выругался, громко засопел Хорек.

— Так, пацан, давай… Теперь капитан — ты где там? — позвал Лабус. — Ага, шагай. Вот так…

Раздался щелчок, гудение — и электрический свет озарил просторное помещение. Игорь заморгал.

Стол, две кровати, шкаф с холодильником, электроплита. Здесь была даже имитация окон, а за ними — большие фотографии обычных московских улиц.

— Три комнаты, — пояснил Лабус, входя последним и стягивая с головы шлем. — Энергию генератор дает, горючка к нему есть. На неделю, думаю, где-то хватит. Ну что, необычно оно вам как-то, да?

— Ну да, вообще-то, — согласился Багрянец, заталкивая в угол помещения чужака, который с любопытством оглядывался. — Это ж прям ваще как пещера Алладина ёксельная какая-то!

Лабус усмехнулся.

— А в действительности — обычное дело.

— Товарищ прапорщик, но что это такое?!

— Такие объекты делаются на случай нападения на ОПа или для каких-то особых операций, когда надо нырнуть быстро куда-то, скрыться.

— Их что, много? — еще больше изумился курсант

— Подобных 'квартирок', Павлуха, по Москве полно. Не обязательно таких, всяких. Есть просто небольшие каморки закрытые, где только сейф в стене, а в сейфе сухой паек. А есть и большие. В них можно попасть через всякие вентиляционные отдушины, через двери неприметные в подворотнях — совсем задрипанные вроде, ржавые, а на самом деле очень крепкие, хрен откроешь, если не знаешь как. Через люки в подвалах, из дренажа… Короче говоря, это называется: 'объект укрытия'.

— А подземные пути между ними есть? — спросил Игорь.

Курортник, перекинув через голову ремень 'бизона', присел на диван у стены и положил оружие рядом.

— Между некоторыми — да, есть маршруты. Они обычно не относятся ни к метро, ни к канализации. Когда-то, может, и относились, но теперь от всего отрезаны, самостоятельные.

— И вы их все знаете?

— Полный список у начальника отделения, — ответил Алексей Захаров. — Мы — только те, с которыми работали. То есть пять.

* * *

— Так, а это что? — спросил идущий впереди Леша.

Они остановились, когда впереди раздался приглушенный шум. Донесся он из-за глухой металлической двери с засовом и квадратной решеткой на высоте лица, которой заканчивался коридор.

— Почему встали… — начал Яков, но Кирилл, оглянувшись, прижал палец к губам, и агроном умолк.

Стало темно — Леша выключил фонарик.

— Слышишь шум в темноте — пойми, что шумит, — тихо пробормотал Кир.

Звуки усилились — плеск и цоканье. Кто-то бежал за дверью, да не один. Будто ледяной волной, Кира окатило страхом — как тогда, ночью в развалюхе бабы Пани. Он даже отпрянул слегка, и в спину ему уперлась ладонь Якова.

— Что ты? — едва слышно спросил агроном.

— Я… — начал Кирилл сдавленно, не в силах описать свои чувства. — Это та же тварь. Она будто излучает что-то. Только теперь их много!

Плеск и цоканье усилились, издавала их явно не одна и не две пары лап. Существа бежали мимо двери. Яков тоже ощутили темную волну, расходящуюся вокруг неведомых тварей, и пальцы его судорожно сжали ткань куртки на спине Кира. А вот Леше все было нипочем. Он снова включил фонарик, направив луч в пол, бесшумно подобрался к двери и посмотрел между прутьями решетки. Звуки начали смолкать; вскинув фонарик, Леша направил луч наружу. Последнее едва слышное 'цок-цок' донеслось из-за двери, и стало тихо.

— Ну хорошо, — сказал он, оглядываясь, — убежали крысы, чего вы застыли там? Сейчас я замок открою, дальше пойдем.

— Это не крысы, — возразил Кир, стряхивая оцепенение. — Не так бежали.

— Посвети мне, Кирюха. Да нет, не включай, мой возьми.

Кир взял фонарь, и Леша склонился над засовом.

— Не вижу замка, — продребезжал он, дергая ржавый брус. — Что ж не открывается? Ржой схватился. Не крысы, говоришь? И как же они 'не так' бежали?

Кир не сразу сообразил, что последние слова обращены к нему. Он неопределенно пожал плечами.

— Между цоканьем время проходило слишком большое. То есть как бы ритм не такой, как от крыс должен быть, — что-то более крупное.

— Много ты крыс слышал, — хмыкнул Леша. Повернулся к двери боком, упершись в стенку ногой, вцепился в засов и дернул. Тот рывком съехал в сторону, старика качнуло к стене. — Вот так! Якуша, готов?

— Всегда готов! — откликнулся тот.

— Кирюха, а ты посторонись, раз у тебя только холодное оружие.

Кир отступил назад, Яков с ружьем на изготовку протиснулся мимо него. Леша молодецким ударом ноги раскрыл дверь, они сунулись в проем, выставив перед собой стволы, оглядели помещение. Кир взял фонарик с пола, посветил. Спутники вышли из коридора, и он шагнул за ними, отдав фонарь Леше.

Круглое помещение наполнял тихий-тихий шелест, будто эхо сотен далеких шепчущих голосов. В стене темнели круглые отверстия в человеческий рост, Кир насчитал их дюжину — двенадцать больших труб сходились сюда со всех сторон. Шумы доносились из них. Пол неровный — пологий конус, в центре которого начинался колодец. Метрах в пяти над головой стены становились наклонными и сходились к пятну света далеко-далеко вверху. Сумеречного, серого дневного света.

— Так, ага, а ну-ка… — Леша скинул рюкзак, присел и расстегнул его.

Между трубами из стены выступали бетонные кубы, и Кир, тоже сняв рюкзак, присел на один. Достал свой фонарик, включил и положил так, чтоб тот освещал все помещение.

Яков, сделав несколько глотков из фляги, спросил:

— А ничего, Кир Иванович, твои правила диггеров не говорят насчет курения под землей?

— Вроде нет. Я, по крайней мере, не помню.

— Ну, давай тогда по одной.

Пока они закуривали, Леша достал бинокль и уставился вверх. Кир спросил:

— Лестницу видите? Только она сломана, не подняться.

Железная лестница тянулась от светлого отверстия вдоль стены и обрывалась высоко над полом.

— В моем рюкзаке веревка лежит и 'кошка' раскладная, — заметил Яков. — Можно было бы попытаться набросить.

— Завалено. — Леша опустил бинокль. Закашлялся, сплюнул и повернулся к спутникам. — Там вроде вентиляционного выхода. Отсюда трудно понять, но я так представляю: бетонный конус над землей, внутри полый, в нем решетка. Видели такие — в парках где-нибудь или возле подземных переходов иногда? Вот там вверху что-то такое. Но! — убрав бинокль в рюкзак, он поднял указательный палец. — Будку эту наверху развалили. Обломки видны, а сбоку какая-то железяка торчит, не разобрать. Не то авто в будку врезалось, не то еще что-то. Может, там и не вылезти теперь.

Покачивая 'сайгой', он пошел в обход помещения. Кирилл заметил, что походка у Леши стала менее пружинистая и бодрая.

— А может, и вылезти, — возразил Кир раздраженно. Взял фонарик и на корточках, зажав сигарету в зубах, сполз к отверстию в центре пола.

— Осторожно, Кирилл, — предостерег Яков. — Тут тебе не компьютерная игра, вниз бахнешься — костей не соберешь.

— Ты не так должен был сказать, — тихо проворчал Кир. — Ты должен был сказать: 'Тут тебе не компьютерная игра, тут дэднишься — респауниться не получится, чекпоинтов нет'… безграмотный старикашка!

— Что ты сказал? — спросил Яков сзади.

— Говорю, дно видно, — ответил Кирилл, склонившись над отверстием и освещая уходящий вниз колодец. — Далеко, но видно.

Он щелчком отправил туда окурок, который ударился о стену, сыпанув угольками, отскочил и уже почти погасший упал на дно.

Там зажглись два крупных желтых глаза, уставили на Кира — и хотя до них было с десяток метров, и лестница в колодце отсутствовала, он отшатнулся, едва не сверзившись вниз, поскользнулся и сел, выпустив фонарик. Хорошо, что у того был ремешок, который Кирилл предусмотрительно набросил на запястье.

— Кир Иваныч, что такое? — Яков заметил, как он дернулся.

Кирилл попятился на заду, упираясь в бетон каблуками. Железный ободок фонарика скреб по бетону.

— Увидел что-то?

— Нет-нет, ничего. Все нормально. — Он встал. — Я просто…

— Голова закружилась?

— Ага.

— Говорю же, осторожнее будь.

— Вот спасибо за совет, Афанасьевич. Я хотел беспечно так под канализации пошастать, за токопроводящий рельс в метро подержаться, но теперь я обязательно буду осторожным.

Сказав это, Кир присел на бетонный куб. Колени еще слегка дрожали.

— Если б у меня было столько денег, сколько у тебя сарказма, я бы жил в Рио-де-Жанейро в белом особняке и ходил бы в белых штанах, — заметил Яков сухо. — Леша, ты куда делся?

— Здесь я, — донесся из одной трубы слабый дребезжащий голосок.

— Что с тобой? — Яков вскочил. — Леша!

— Ничего, иду уже. За мной не ходи, Якуша, не надо, и Кира не пускай. Сейчас я, сейчас…

Старик говорил как-то сдавленно, и Кирилл тоже выпрямился, положив руку на катану. Почему-то вдруг почудилось: Лешу взяли в оборот варханы, приставили к затылку ствол и заставляют отвечать, чтобы его спутники думали, будто все в порядке.

Раздались шаги, он крепче сжал рукоять, едва не выхватил катану из ножен, когда старик появился из трубы… один. Ссутулившись и держась за горло, Леша подошел к ним.

— У тебя приступ? — спросил Яков.

— Какой приступ… тела там.

— Тела?

Леша распахнул куртку, достал из разгрузки флягу, раскрыл и приник к ней. Кир заметил, как тяжело, напряженно он глотает воду — будто каждое движение кадыка доставляло ему боль. Напившись, старик вытер рот рукавом, сунул флягу обратно и сказал:

— Мертвецы там лежат, парни. С десяток, я и считать не стал. Женщины тоже и, кажется, пара детишек.

— Далеко? — спросил Яков и помахал рукой с растопыренными пальцами. — Вроде я запаха не…

— Тут — 'не', а там — 'да'! — отрезал Леша. — Дальше эта труба с другой пересекается под прямым углом. По второй идет углубление квадратное, в нем вода. Они в воде лежат.

— Утопленники, что ли? — спросил Кирилл.

— Нет. Позы такие… и лица искаженные. Газ это. Там же вещи какие-то валяются, чемоданы, рюкзаки. Я, конечно, не стал копаться, страшная слишком картина. Хотя на многое насмотрелся, но отвык, тогда, помнишь, Якуша, привыкли — такие страсти видели, и ничего, а теперь… — старик содрогнулся, обхватил себя за плечи. — В общем, это тех, кого газ варханов под землей настиг. Хорошо, нам в ту сторону не надо, нам в эту трубу.

Он кивнул на одно из отверстий, и Кир спросил:

— Почему именно в эту? По каким приметам ты определил?

Надевая рюкзак, Леша пояснил:

— Ну, вообще-то трубы все одинаковые, но именно эта в юго-восточном направлении идет. Идем.

Кир, глянув на светлое отверстие вверху, взялся за рюкзак.

— Учтите, если заблудимся, то по вашей вине, — проворчал он.

— Не заблудимся, — ответил Леша, шагая в трубу. — До самой Москворецкой так дойдем.

* * *

— Ну что, заблудились? — Если бы сарказм Кирилла был светом, то им можно было бы озарить всю московскую подземку. — Может, теперь дорогу у кого-то спросим? У крысы прохожей или еще у кого? Или можете у меня спросить… Афанасьевич, не хочешь спросить у меня, как отсюда выйти?

— Как отсюда выйти, Кирилл? — спросил Яков устало.

— Не знаю! — отрезал Кир и отвернулся.

Хорошо хоть фонарик горел ровно и ярко, и в запасе у них были еще два, и батарейки имелись, — а то от всего этого впору было впасть в окончательный пессимизм. Теперь они находились внутри узкой, так что и не выпрямишься в полный рост, трубы, состоящей из широких бетонных колес, неровно пригнанных, с сыплющейся из щелей влажной землей камешками. В некоторых местах капала вода.

Положив рюкзак под спину, Кир попытался вытянуть ноги, но они уперлись в противоположную стенку трубы. Хотелось спать, глаза слипались. Еще хотелось курить, но Яков запретил — от дыма Леше становилось хуже, хотя тот и крепился, доказывая, что ему все нипочем. Агроном сидел рядом, прикрыв глаза, а старик уполз вперед по трубе, чтобы разведать обстановку.

— Когда были под той светлой дырой, надо было 'кошку' на лестницу бросать, цепляться, выползать наверх, — продолжал Кир. — А вы… 'До самой Москворецкой дойдем'! — он изобразил дребезжащий голосок старика.

Сбоку протянулась руку, схватила его за шиворот, дернула. Повернувшись, он едва не столкнулся носом с Яковом.

— Кирилл, я очень тебя прошу: не делай больше так, — произнес агроном. — Леша — он…

— Хриплость или другие изменения голоса, боль и дискомфорт при глотании, частый кашель, кровяные прожилки в слюне, — перечислил Кир.

Еще несколько секунд Яков смотрел ему в глаза, потом отпустил.

— Много-то ты знаешь, память хорошая. Это тоже из твоей 'Кубышки'?

— Да. А помню потому, что у меня мать умерла от рака, хотя и не горла, но я все равно много про него тогда прочел, запомнил. Симптомы ясные.

Яков посмотрел вдоль трубы — фонарь старика горел далеко от них — и заговорил тише:

— Леша крепится, как может, но ему немного осталось. А ведь такой мужик сильный был… Быстрый, резкий, как выстрел! Поэтому проявляй уважение, Кирилл.

Кир отвернулся, чтобы не сказать в ответ какую-нибудь грубость. Из глубины трубы донесся голос Леши:

— Сюда идите, тут просвет! И шум внизу… Быстрее!

На корточках они поспешили в ту сторону. Леша согнулся в три погибели над круглой решеткой в одном из бетонных колец, светил вниз фонариком, поворачивая его из стороны в сторону.

— Это же метро! — воскликнул Кирилл, заметив, как блеснули рельсы. — Тоннель метро! По нему можно на станцию… А решетку как снять?

Он вцепился в толстые прутья, подергал, потом лег, наклонил голову, осмотрел края круглого отверстия. Концы прутьев были утоплены в бетон — не вырвать никак. И не сломать, конечно, а чтобы их перепилить, столько времени понадобится…

Он поднял глаза на Лешу с Яковом.

— Никак. А что дальше в этой трубе, куда она ведет?

— В сортир ведет. Слышите? — Леша ткнул пальцем вниз.

Из тоннеля донесся приглушенный крик и топот ног. Старик погасил фонарик, когда тоннель внизу озарился новым светом. Лучи нескольких фонарей беспорядочно дергались, прыгали из стороны в сторону.

Снова раздался крик, потом возглас и трехэтажный мат.

Свет стал ярче, замелькали тени — с десяток человек пробежали внизу, наполнив тоннель стуком, сиплым дыханием, криками и руганью. Специфическая это была ругань, она изобиловала такими выражениями, которые обычный честный матерщинник, как правило, не употребляет.

— У них робы тюремные, — шепотом сказал Яков. — И штаны одинаковые.

— Зэки, — согласился Леша.

Люди исчезли из вида. Последним бежал высокий тощий человек в каске, на которой тускло светил фонарик. Сквозь стук шагов донеслось шипение, и Кир чуть не подскочил, вцепился в прутья обеими руками.

— А-а-а! — взревел тощий, оглянувшись, и вдруг упал, зацепившись за шпалу.

Четыре существа величиной с кошку прыгнули на него сзади. Он хрипло завопил: 'Братва! Помогите!', перевернулся на спину, размашистым ударом сбив с себя одну тварь, сорвал с бритой головы каску и врезал ею по другой, и тут третья вцепилась ему в горло. Кир смотрел не дыша. Узкие морды, желтые глаза, длинные тонкие хвосты… что это за существа? Они появились оттуда же, что и пятнистые гиены, не было таких раньше на планете! Так же, как гиены напоминали разом несколько земных животных, эти казались гибридом крыс, кошек, лис… Хотя кошек — в меньшей степени, не было в них никакой пушистости, мягкости, не было кошачьей вкрадчивости движений — только свирепая кровожадная быстрота. И еще они шипели так, что озноб пробегал по коже и на лбу выступала испарина.

Зэк снова заорал, крик сорвался на визг, он забулькал, когда одна тварь приникла к его горлу. Дернув ногами, зэк замер.

Шипение смолкло, но твари не стали рвать тело. Отбежали к ногам мертвеца, вцепились в них зубами — в ботинки, в штаны… И, пятясь, с приглушенным шипением поволокли тело обратно по туннелю. А мимо уже бежали другие — не обращая на возвращающихся товарок внимания, они пронеслись вслед за беглецами.

Еще некоторое время эхо доносило далекие крики, а потом в туннеле все смолкло. Кирилл отпустил решетку, выпрямился, сидя на коленях, и сказал безжизненным голосом:

— У вас же ружья, надо было стрелять в них.

— Не было смысла, — сказал Леша и закашлялся — мучительно, с судорожными хриплыми вздохами, схватившись за шею двумя руками.

— Ничем бы мы ему не помогли, Кирилл, — тихо произнес Яков, с жалостью глядя на друга.

Кир молча привстал, перешагнув через решетку, протиснулся мимо содрогающегося в спазмах Леши, снова опустился на четвереньки и пополз по трубе, включив фонарик.

Вскоре она закончилась, и к этому времени смолк кашель позади. Труба выходила под потолок облицованного плиткой длинного помещения с разбитыми писсуарами и сломанными перегородками кабинок, где стояли унитазы. Оглядев все это сквозь решетку с тонкими прутьями, Кирилл кое-как перевернулся, ногами вышиб ее и спрыгнул в сортир. Прошелся вдоль стены с раковинами, и над одной увидел потрескавшееся зеркало. В свете фонаря там отразился некто лохматый и грязный, похожий на бродягу-путешественника, с рюкзаком за спиной и катаной на боку, выглядевшей нелепо в сочетании со всем остальным. Кир покачал головой и направился к двери в другом конце помещения.

Вскоре из отверстия под потолком спрыгнули Яков с Лешей.

— Замок есть, а ручки нет, — сказал Кир равнодушно, когда они подошли к нему. Голос звучал гулко, отдаваясь коротким эхом. — Выбить легко. Давайте, пушки свои приготовьте.

Спутники подняли оружие, а Кирилл попятился, с разбега врезался в дверь плечом — и вылетел вместе с ней в следующее помещение.

Оно напоминало строительный склад: под стеной рядком стояли отбойные молотки, под другой — длинный железный стеллаж, заполненный обрезками труб, ящиками с гайками, винтами, гвоздями и шурупами, еще там были разводные ключи, молотки, плоскогубцы, рашпили и прочее в том же духе.

— Что тут у нас? — Леша прошелся по помещению. Выглядел он больным, лицо бледное, походка вялая. — Так-так, ага… 'Пропан-бутан', — прочитал старик надпись на баллоне.

Баллон стоял в углу, возле ящика, полного железных опилок. Здесь были две двери: та, через которую они вошли, и другая, у стеллажа. Яков толкнул ее стволом ружья, заглянул, потом шагнул в проем. Кир, набрав жменю гаек из коробки со стеллажа, вошел за ним. Эта комната была поуже, под стеной стояли две койки, между ними — стол и стул без одной ножки. На столе пожелтевшая газета с рыбьими косточками, а рядом разложенные длинным зигзагом с отходящими в стороны 'ветками' костяшки домино. Еще там были четыре стакана, пепельница, полная папиросных окурков, лежащая на боку пустая бутылка из-под водки и три пивные, тоже пустые.

В дальней стене, рядом с вешалкой, где висели ватники, была дверь. Яков сразу пошел туда, а Кир устало присел на край койки. В комнату заглянул Леша, увидел дверь и направился к ней. Вдвоем с Яковом они попытались открыть ее — дверь немного сдвинулась и застряла.

— Кирюха! — позвал Леша.

Вздохнув, Кир подошел к ним, посветил в щель фонариком.

За дверью было просторное помещение, заваленное всяким металлическим хламом — он громоздился до потолка и мешал двери раскрыться.

— Выше посвети, — сказал Леша и снова раскашлялся. Прижимая ко рту кулак, невнятно заговорил: — Лестницу вижу. Широкая, наверх идет… По всему — до поверхности недалеко совсем.

— Но как дверь открыть? — возразил Кирилл.

Леша попятился и сел на койку.

— Там баллон есть, — заметил он неопределенно.

Яков вопросительно посмотрел на него, потом на Кирилла. Помедлив, тот произнес:

— Пропан-бутан, сжиженная смесь двух нефтяных газов, не ядовит, при смешении с воздухом образует взрывоопасную смесь.

— Вот именно, — подтвердил Леша. Голос у него был совсем слабый, едва слышный. — Именно что взрывоопасную. Можем спрятаться на складе, тут поджечь тряпье, баллон открыть…

— Опасно, — сказал Кир.

— Да жизнь-то теперь вообще опасная пошла. А как еще? Там, за лестницей, ход наверх точно есть.

— Тот ход тоже чем-то перекрыт может быть, — возразил Яков. — Но вообще, конечно, можно и взорвать.

— Ну вот, значит, подтащим его, — говоря это, Леша выпрямился. Взмахнул руками и вдруг повалился вбок. Если бы он упал назад, то очутился бы на койке, а так рухнул прямо на пол, ударившись головой о стену.

— Леша! — вскрикнул Яков, бросаясь к нему.

Кир тоже поспешил к старику. Тот кашлял, двумя руками держась за горло, пытался вдохнуть, извивался, выпучив глаза.

— Леша, как ты?! Леша!

Они подняли его, положили на кровать. Кир отнял руки старика от шеи. Леша засучил ногами, резко сел, едва не врезав ему лбом по носу, — и наконец с сипением втянул в себя воздух.

— Дыши, Лешенька, дыши! — Яков трясущимися руками пытался раскрыть фляжку. — Может, воды тебе? Или не надо? Леша, как тебе помочь?!

Старик вдохнул снова — теперь это далось ему легче, — выдохнул, вдохнул…

— Это все из-за подземелий, из-за воздуха местного, спертый он тут, нехороший, — сокрушался Яков.

Они снова уложили Лешу на койку, и Кир накрыл его варханским плащом. Старик, слабо цапнцув Якова за плечо, заставил того нагнуться, и прошептал:

— Передохнуть надо, Яков. Немного… совсем… потом… потом пойдем…

— Отдохни, отдохни! Надо тебе сейчас что-то, ты скажи? Поесть хочешь?

Леша покачал головой.

— Ему глотать должно быть больно совсем, — заметил Кирилл.

— Попить дай, — шепнул Леша.

Сделав несколько глотков из фляги, он прикрыл глаза и затих. Яков, попятившись, сел на койку рядом с Кириллом, успевшим снять рюкзак.

— Значит, задержимся тут, Кир Иванович. Отдохнем. Я понимаю, не нравятся тебе подземелья эти, но мы ближе сейчас к цели, чем раньше были.

— Да мы крутились туда-сюда, зигзагами ходили, — возразил Кирилл.

— Но все равно в целом на юго-восток двигались.

Кирилл молча глядел в стену перед собой. Леша на другой койке тихо, равномерно сопел — кажется, заснул.

— Ведь железный человек, — посетовал Яков. — Другой бы уже в палате на химиотерапии загибался, а он живет. Но каким мужиком крепким был — сутками мог идти, да по джунглям. А теперь…

Он повернул голову к молчащему Кириллу, помедлив, спросил:

— Что, Кир, надоели мы тебе оба? Два безумных старикашки…

— Ты еще не старик, — возразил Кирилл.

— Но близок к этому. Надоели, да?

— Мне всё это надоело. Я одно знаю: больше слушаться вас не буду. Надо было еще тогда на поверхность выходить. Все, вы оба мне не командиры. Выходим на поверхность и… Не знаю, что дальше. Посмотрим. Может, разойдемся.

— Нет, Кирилл, не могу я тебя одного отпустить. Лэптоп нам надо вместе найти, и олигарха твоего.

Кир молча откинулся на лежащий за спиной рюкзак — и увидел решетку в потолке над койкой. За последнее время всякие люки и решетки успели ему очень сильно надоесть, но на эту он все равно обратил внимание. Вентиляция… Кир вяло махнул рукой.

— А может, не взрывать ничего, попробуем туда пролезть?

Яков тоже поглядел вверх.

— Можно. Только Леше в себя прийти надо, а это часов восемь, пока он отлежится. Или больше.

— Ну тогда я спать, — сказал Кирилл, лег на бок, подтянув ноги к животу, и закрыл глаза.

III

Почти весь цокольный этаж семиподъездного шестнадцатиэтажного жилого дома по улице Делегатской занимал большой гараж, въехать в который можно было прямо с улицы, а не из двора. В дальнем, тихом закутке гаража, позади вечно закрытого подсобного помещения и щитовой, за толстой бетонной панелью были три соединенных дверями комнаты. О них не знали ни жильцы, ни охрана гаража, ни ЖЭК, ни даже обслуживающие этот район электрики с водопроводчиками — никто. Попасть в помещение можно было через железную дверь в щитовой, которая и на дверь-то похожа не была — скорее на большую панель, закрывающую приборы и провода, с крошечной щелью замочной скважины. Хотя проводов под ней не было, а замок смог бы вскрыть разве что большой спец, да и то с использованием кучи всяких инструментов, а лучше — взрывчатки.

Все три комнаты были разных размеров. В самой маленькой на стуле сидел пленный чужак, в одних штанах, босой, со скованными за спинкой руками. Из угла рта текла кровь, один глаз подбит, на крупном, поросшим густыми светлыми волосами теле — синяки. Оставил их Курортник, то есть Алексей Захаров, который недавно ушел на разведку вместе с напарником. Стены маленькой комнаты были покрыты шершавой цементной 'шубой' и выкрашены бежевой краской, потолок низкий, на полу вишневый линолеум. Кроме стула здесь стояли табуретка и стол. На столе — графин с водой, полотенце и рубаха чужака. У стены книжный шкафчик с потрепанными детективами, в углу за ним — прикрытая раздвижной перегородкой ниша с унитазом и душем.

Осторожно трогая рану на лице, Игорь наблюдал за пленником. А тот смотрел на него. Уже второй допрос, а толку никакого. Курортник, да и сам Игорь рассчитывали, что чужак может хоть как-то понимать русский — вдруг перед тем, как десантироваться сюда, противник его изучал? Это же, в общем, логично… Но расчет оказался неверным: судя по всему, чужак русского не знал, во всяком случае, кроме всяких непонятных слов, добиться от него ничего не получалось, а применять более серьезные пытки они пока не решались.

В дверь поскреблись, и Сотник спросил:

— Что?

Говорил он все еще не очень внятно, каждое слово причиняло боль, нижней челюстью Игорь старался без надобности не шевелить.

Внутрь сунулась любопытная мордочка Хорька. Он впился взглядом в чужака, который перевел взгляд на мальчишку. И вдруг кивнул ему. Разлепил окровавленные губы и что-то сказал.

— Что ты хочешь? — Сотник шагнул к двери, закрыв пленника от взгляда.

— Отвечает на вопросы?

— Не отвечает. Не понимает по-нашему.

— Просто я думал, он… — Хорек запнулся. — Хотя нет, не может он ничего про батю знать, правда?

— Не может, — согласился Игорь. — Все, иди.

Обойдя стул, он освободил руки пленника, скованные наручниками, которые Курортник привез из автобуса. Как только кисти оказались свободные, чужак вдруг вскочил, и Сотник схватился за пистолет в кобуре. Пленник присел, мазнул пальцем по лицу там, где из рта текла кровь, и попытался нарисовать что-то на линолеуме. Игорь наблюдал. Чужак сморщился, когда стало ясно, что с рисунком ничего не выйдет, поднял взгляд на Сотника и просительно сказал, улыбаясь:

— Пенц.

Игорь молча ждал, что будет дальше.

— Пенц! — повторил чужак настойчиво и снова улыбнулся — широко и доброжелательно. — Пенц ма!

Он сделал вид что пишет на полу, стукнул себя в грудь.

— Ма. Пенц. Дака.

— Дать тебе карандаш? — спросил Игорь. — Хочешь нарисовать что-то? Написать?

— Пенц!

— Хорек! — позвал Сотник. — Принеси фломастер, я видел пачку в ящике.

На этот раз не пустить мальчишку в комнату не удалось — тот очень решительно проник внутрь вместе с синим фломастером, который Игорь отдал пленнику.

Чужак начал рисовать. Хорек присел рядом на корточки, и когда рисунок был готов, объявил:

— Сотник, это ж змеюка! Такую мы видели, у него на этом… на рисунках их, ну, в коже.

Игорь кивнул, покосился на кожаную трубку, лежащую на столе.

— Только там змеюка себя за хвост кусала, а тут нет.

Действительно, изображенная чужаком тварь разинул пасть, но до своего хвоста ею не дотянулась — между ними оставалось небольшое расстояние.

— Что это такое? — спросил Хорек. — Почему такая змея?

— Змея, кусающая саму себя за хвост, это символ, — пояснил Игорь.

— Чего за символ?

— Бесконечности, кажется. Не помню, никогда этим не интересовался.

Чужак привстал, и Хорек мгновенно отскочил от него, схватившись за пистолет.

— Спокойно! — велел Игорь.

Пленник широко развел руки, словно хотел обнять весь мир, покрутил головой. Потом свел их вместе и двумя пальцами ткнул в пространство между пастью и хвостом изогнувшегося овалом змея. Снова развел руки, снова ткнул в пол. Начал быстро кивать.

— Бузбарос. Бузбарос вод! Вархан вод дестрот. Дестрот — бох! Бох! Бузбарос ита вод. Ита!

— Не понимаю совсем, — засопел Хорек. — Чего он болтает, Сотник? Бузбарос ита вод — это чего такое?

— Ита вод! Вод! — пленник снова широко развел руки и снова ткнул пальцами в пол между пастью и хвостом змея.

— Может, 'вод' — это от 'ворлд', то есть мир, — предположил Игорь.

— Он тогда хочет сказать, что весь мир между зубьями там у него?

— Между какими еще зубья… А, между зубами.

— Да, да, между зубами змеюки этой, ну, бузбароса…

— Бузбарос! — закивал чужак.

— И он его — ита, — добавил Хорек. — А ну отдай фломастер! — закричал мальчишка, когда чужак сунул его в карман шаровар на бедре. — Сотник, он фломастер хотел спереть, а потом наручники им вскрыть!

Пленник после вопля Хорька поспешно протянул тому писчую принадлежность, которую мальчишка с победным видом забрал. Чужак выпрямился, вопросительно глядя на Сотника.

— Нет, не понимаем мы тебя, — ответил тот. — Давай, сапоги натягивай и руки за спину. За спину, я сказал, не думай, что если ты доброжелательный такой, то я тебе поверил. Ну!

Подталкивая чужака в спину, Игорь провел его в другую комнату, где заставил сесть в углу.

В третьем помещении 'объекта укрытия' была кухня и склад, а здесь — спальня, совмещенная с гостиной. Под потолком тускло горела лампочка, на диване сидел Багрянец и читал книгу в красной обложке. В это место они переехали ночью, решив, что церковь все же слишком ненадежное укрытие для машин. Пробираясь на тихо рокочущем автобусе, позади которого двигался броневик, по темным улицам, дважды едва не напоролись на патрули варханов, а после почти уперлись в лагерь чужаков, разбитый на территории школы. Хорошо, что Курортник с Игорем по очереди уходили на разведку, и последний вовремя заметил вражескую базу.

Теперь машины стояли в глубине подземного гаража, в самом дальнем, темном, глухом углу.

Когда Игорь с чужаком вошли в комнату, Багрянец кинул на последнего быстрый взгляд и снова уткнулся в книгу. Пытки курсант не любил, когда они впервые всерьез взялись за 'языка', побледнел и ушел, а теперь вот сидел, нервно шелестя страницами. На столе возле дивана лежал АК, который Павел перед тем чистил, остальное оружие они сложили на кухне: два РПГ из тайника в клубе, три пластиковые трубки одноразовых гранатометов из эфэсбэшного автобуса, два 'бизона', сумка с патронными цинками, четыре кобуры с ПМ и еще две с 'грачами', несколько ножей, ящик с ручными гранатами Ф-1. И три выстрела для РПГ из клуба, которые нашлись в автобусе. И все это — не считая того оружия, которое было сейчас у Курортника, Лабуса, Сотника и Багрянца с Хорьком.

— Когда спецы должны вернуться? — спросил Игорь, присаживаясь на диван, в то время как Хорек, взгромоздившись на стул напротив чужака, стал гипнотизировать того взглядом.

— Недавно ж вышли, — ответил Багрянец, глянув на часы. — Сказали, на крышу поднимутся. Минут через сорок, наверно.

— На крышу! — дернулся Хорек. — А меня с собой не взяли, я просился! Эх, крыша… Сотник, поговори с Лабусом, чтобы взяли в следующий раз. Я мешать не буду, помогать буду!

— Почему с Лабусом, а не с Курортником? — поинтересовался Игорь.

Мальчишке официально разрешили носить пистолет в обмен на твердое обещание не брать больше никакое оружие. Костя Гордеев самолично переделал ремешок, и Хорек теперь щеголял кобурой с 'макаровым', который, даже со снаряженным магазином, весил поменьше килограммового 'грача'.

— Лабус бы разрешил, — вздохнул он. — А Курортник строгий, не разрешит.

Хорек стал спокойнее и сговорчивее, когда взрослые признали его право на ношение пистолета и на использование оружия в некоторых ситуациях. Это как бы сделало его в собственных глазах взрослее, серьезнее. Ощутив ответственность, он начал сознательно сдерживать свои порывы, хотя получалось это у Хорька с большим трудом.

Багрянец снова взялся за книжку, но сразу отложил ее. Увидев, что это Корецкий, Игорь спросил:

— И как тебе?

— Что? — Павел перевел рассеянный взгляд на обложку. — А, да я не привычный к чтению, не люблю. Там про чемодан с деньгами и мужика какого-то зачуханного. На него сразу и силовики наседают, и воры, и мафия… Не знаю, непонятно как-то, запутался.

Лампочка замерцала, тихо треща, разгорелась ярче. Игорь встал. В комнате было три двери: одна вела на кухню-склад, другая — в помещение, где допрашивали чужака, а за последней, массивной железной плитой, шел короткий бетонный коридор с оборудованием 'объекта укрытия'. Дальше начиналась обычная городская канализация, откуда в 'объект' попасть было довольно проблематично.

Лампочка снова замерцала.

— То ли барахлит, то ли горючка кончается, — заметил Багрянец.

Спецы еще раньше объяснили: генераторы в объектах самые простые, без наворотов, чтобы работали стабильно при всяких катаклизмах. Только вот топлива для них не всегда достаточно, потому что известное дело — обычное славянское разгильдяйство, которое хоть в КБ разгильдяйство, хоть в КГБ…

Игорь откатил в сторону плиту, шагнув в коридор за ней, сказал:

— Если Курортник с Лабусом раньше появятся — сразу меня зовите.

Когда он вышел в коридор, где-то вверху рвануло.

* * *

В это время Алексей Захаров и Костя Гордеев, лежа на краю крыши над седьмым подъездом, со стороны двора, наблюдали в бинокли за окрестностями. С утра распогодилось, серая пелена исчезла, над городом, волоча за собой огромные размытые тени, плыли облака. Участки неба между ними были не привычные синие, а прозрачно-зеленые, со стеклянным блеском, из-за этого все вокруг казалось неестественным, будто ты попал в картину сюрреалиста. В вышине проскальзывали изумрудные молнии, разветвлялись на сотни отростков, иногда молния устремлялась вниз между облаками, а то и пробивала одно из них, почти достигала московских крыш, и до ушей долетал тихий треск.

— На три часа база противника вокруг 'свечки', — сообщил Лабус, не отрываясь от бинокля. — Видишь, круглая? На крыше какая-то штука.

— Семафор, — сказал Курортник. — Это связисты. На одиннадцать тоже семафор, за рекой. И левее немного.

— Точно. Капитан говорил, что они свой броневик из лагеря связистов угнали. Окраинного, правда, а эти наверняка лучше охраняются. Так… Магазин там на первом этаже — витрины выбиты. Три чужака из него выходят, пакеты тащат. Э, Леха, да они нашими продуктами не брезгуют. Я-то думал, мародеры магазин грабанули, а это противник постарался. Так… К связистам подъезжают три тачанки и БМП. И бойцы подходят, полтора десятка где-то. Патруль, а?

— Обычный их патруль, — согласился Алексей. — Сегодня уже третий видим. Значит, примерно как мы и прикинули: они разбивают лагерь, квартал вокруг зачищают, сжигают дома, по возможности — рушат. Между базами курсируют патрули, но разными маршрутами. Стандартный патруль — три машины, до двадцати бойцов. Частота расположения баз… Эх, данные со спутника бы! На карту нанести.

— Ну, нанести и сейчас можно. — Лабус достал из разгрузки свернутую трубкой карту Москвы, разложил на крыше, вытащил карандаш. Нашел станции метро 'Достоевская' и 'Новослободская', скользнул взглядом вниз, к Делегатской улице, потом левее… Поставил кружок там, где находилась база связистов, а немного к востоку — крестик, где в бинокли они обнаружили другую базу, побольше. Провел между ними несколько линий — вдоль маршрутов, по которым ходили патрули.

— Вот ты запасливый все-таки, хозяйский, — пробормотал Курортник.

Лабус улыбнулся в усы и поставил еще два кружка — примерно в тех местах, где они засекли другие семафоры.

— Наверное, неправильно говорить 'база связистов', — заметил он. — Они над каждой базой будут такой семафор ставить… Или нет? Нет.

— Сообразил? — кивнул напарник. — Это город, здесь семафоры имеет смысл монтировать только на высотках. А лагерь иногда удобней в каком-то небольшом здании разбивать, так что не все они со связью. Это надо учесть.

— Точно. Слушай, Леха, а как тебе капитан вообще?

Курортник помолчал.

— Вроде толковый. Но угрюмый какой-то.

— Так и ты сейчас такой же. Вы вообще похожи оба.

— Зато ты у нас — полная безмятежность. Ко всему равнодушный.

— Я не равнодушный, я просто легче это все воспринимаю, практичней.

— Ну и я практичней. Вот мальчишка у капитана — совсем безумный зверек.

— Мальчишку не трожь, — слегка насупился Лабус. — Он матери лишился, потом отца потерял. В таком возрасте это…

— Да я понимаю, но все равно как-то… Если бы мы ему позволили, он бы 'языка' ножом изрезал. Ты помнишь, как он скалился? И это пацан девятилетний!

— Так дети более жестокими, чем взрослые, могут быть. Я фильм видел про Бразилию — знаешь, какие там подростковые банды? Целые районы держат, с ними ни полиция, никто совладать не может. А с 'языком'… — Лабус покачал головой. — Нет, не верю. Ткнул бы пару раз ножом, увидел кровь, испугался бы и больше не стал.

— Не знаю, не знаю, — ответил Курортник. — Ладно, мне вот что интересно: помнишь, в самом первом патруле была тачанка с оружием? Там наши стволы лежали. А Сота говорил, что оружие из его клуба чужаки сложили в грузовик. Возможно, чтобы тоже транспортировать. Что это значит?

— Что противник наше оружие не берет в использование, но и не уничтожает.

— Правильно, свозит в одно место. Или в какие-то определенные места. Куда, для чего?

Лабус пошевелил черными бровями и предположил:

— Либо они его централизовано уничтожают, либо пересчитывают и сдают на склады. Формируют запас, который потом будут раздавать бойцам. Может, потренируются сначала.

Курортник молчал, обдумывая предположение напарника. Лабус, отложив бинокль, посмотрел на пушистые белые облака, потер усы, глубоко, всей грудью, вдохнул.

— Весна какая, а, Леха? Вкусная такая, свежая. Сейчас бы к моим на Клязьму…

— Кто там идет? — перебил Курортник. — Ровно на двенадцать, внизу.

Он подался вперед, опустив бинокль так, чтобы видеть большую асфальтовую площадку под домом. Через нее очень медленно шел лысый человек, да странно так шел: руки прижаты к телу, ноги полусогнуты. Он едва ковылял, будто инвалид, вставший с медицинского кресла.

— Это что такое? — удивился Лабус, снова взявшись за бинокль. — Гражданский?

— Да, совсем оборванный. Еле тащится. На наркомана похож.

— Или на больного. Что это на голове у него? Вроде дырки прожженные, видишь?

Оба вскочили, когда сзади раздались выстрелы. Гулкое эхо взрыва раскатилось между домами.

Пригибаясь, они бегом пересекли крышу. Курортник встал на одно колено, подняв 'бизон', а Лабус лег, выставив ствол СВД.

Выезд из гаража был на другом конце дома, между первым и вторым подъездом, к нему вел асфальтированный пандус, огороженный двумя бордюрами. Между домом и тротуаром тянулся широкий газон, его пересекали идущие к подъездам дорожки.

По улице двигалась колонна чужаков: 'химический танк', четыре тачанки, броневик и пешие. Из-за широкого просвета между домами на другой стороне улицы по ним стреляли.

Сверху спецы хорошо видели нападавших.

— ОМОН, — сказал Лабус. — И гражданские. По дурости напоролись.

Отряд из десятка омоновцев двигался через дворы, защищая небольшую группу гражданских, и наткнулся на противника. Скорее всего, среди омоновцев остались только рядовые, любой офицер знает, что надо высылать вперед разведчиков. А теперь было поздно. Бойцы, уложив гражданских на землю посреди заросшего деревьями участка земли возле ряда гаражей, тоже залегли. И сразу открыли огонь, но с броневика ударила пушка — взрыв накрыл людей градом осколков и черных комьев.

Несколько бойцов и часть гражданских побежали назад, хотя большинство так и не встали. Две тачанки свернули за ними, вкатившись на бордюр, поехали между деревьями. Рядом бежали пешие чужаки. Беглецы падали, омоновцы на ходу отстреливались. Их осталось четверо. Потом трое, двое… Один, присев за кустом, дал длинную очередь, и этим спас трех гражданских и последнего бойца, которые успели нырнуть за гаражи. С тачанки упал водитель, она на полном ходу врезалась в молодое дерево, сломала его и встала. Из-под днища повалил дым.

Лабус наблюдал за боем в прицел СВД. Несколько чужаков пошли между телами, добивая раненых. Сред них были две женщины — Костя уже научился распознавать их, хотя вообще-то бабы во вражеской армии мало отличались от мужиков. Не бабы, а доски какие-то, он таких не любил, предпочитал сельских красавиц, чтоб большие глаза, большая попа и большая грудь.

Один чужак нагнулся и рывком вздернул на ноги девушку в красном спортивном костюме. Она закричала, боец тряханул ее так, что взметнулись светлые волосы, и закатил оплеуху, отчего девчонка полетела обратно на землю. Она сразу вскочила, он обхватил ее за поясницу, легко взвалил на плечо и понес обратно к колонне. Но девчонка попалась боевитая — начала колотить его кулаками по спине, затем исхитрилась вытащить из ножен на поясном ремне чужака нож. И воткнула ему в ляжку.

Выстрелы к тому времени смолкли, и до крыши долетел вопль. Чужак швырнул девушку на землю, она бросилась прочь, а он вскинул оружие с торчащей вбок длинной кривой рукоятью. Рванул рукоять на себя, отпустил…

Константин Гордеев многое видел, но он вздрогнул, когда светлый затылок девушки взорвался. Волосы окрасились темно-красным, и она упала лицом вниз.

— Твою мать! — он поймал в прицел голову чужака, который поковылял обратно к машинам.

— Костя! — позвал Курортник.

Так и не выстрелив, Лабус оторвался от прицела. Колонна снова набирала ход, при этом сворачивая к дому, на крыше которого они лежали.

— Думаешь, газ хотят пустить?

Курортник уже вскочил.

— А зачем БХМ? Вниз, быстро!

Курортник распахнул дверь надстройки, пересек решетчатую площадку, пробежал мимо технического этажа лифтовой шахты и заспешил вниз по лестнице.

И остановился, увидев перед собой ребенка.

Это была маленькая девочка в синих джинсах и свитере с закатанными рукавами, с бубликом в руках. Увидев сбежавшего по лестнице Курортника, за которым спешил Лабус, она ойкнула и попятилась к приоткрытой двери квартиры.

Курортник остановился, Лабус тоже. Девочка крикнула:

— Мама!

Дверь раскрылась шире, из нее высунулась женщина, схватила девочку в охапку и отпрянула.

— Ростик, Павел Сергеевич! Тут люди с оружием!

Пока Лабус передвигал СВД за спину и доставал пистолет, Курортник стволом 'бизона' толкнул дверь и осторожно вступил в коридор. Судя по его длине и ширине, и по размеру кухни, которую он увидел справа, квартира была большая — пятикомнатная, не иначе.

Когда на другом конце коридора возник седой мужчина в очках, с помповым ружьем в руках, Алексей едва не выстрелил.

— Ствол к полу! — гаркнул он.

Мужчина, помедлив, опустил ружье. За ним появился другой, помоложе, с таким же ружьем.

Курортник стоял под стеной, целясь в них из пистолета-пулемета. За его спиной в дверном проеме опустился на одно колено, подняв 'макаров', Лабус.

— Павел Сергеевич, это какие-то десантники, — сказал молодой. — Не мародеры.

— Вижу, — откликнулся седой, близоруко щурясь. — Вы откуда? И сколько вас?

— Положите ружья на пол! — приказал Курортник.

— Да фиг тебе! — возмутился молодой и махнул ружьем. — Ты кто такой?

'Бизон' тихо клацнул, парень вскрикнул и выронил помповик, когда в цевье ударила пуля.

В комнате позади них заплакал ребенок. Что-то быстро заговорил женский голос, ребенок стих. Раздалось мяуканье.

— Спокойно, спокойно! — Павел Сергеевич медленно нагнулся и поставил свое оружие под стеной. Выпрямился.

— Прикрываю, — сказал Лабус.

Курортник быстро прошел мимо мужчин, скомандовав на ходу: 'К стене отойти!', не опуская 'бизон', остановился на пороге большой гостиной.

Она была полна людей. Несколько подростков до пятнадцати лет, женщины, четверо детей — три девочки и мальчик, — и трое стариков. В кресле, закутанная до самого носа в одеяло, сидела древняя старуха. На кровати примостилась веснушчатая девушка с русыми косичками, покачивая спеленатого младенца, который тихо плакал, — этот звук Курортник и принял за мяуканье.

На улице нарастал низкий рокот БХМ.

Все смотрели на Алексея. Просительно, испуганно, жалобно, настороженно, зло… Один подросток держал биту, у второго в руках была обмотанная изолентой ножка от табуретки, у женщины в халате, которая прижимала к себе девочку с бубликом, — большой столовый нож.

Курортник растерянно огляделся. Повернулся к двум мужчинам за спиной.

— Лабус! — позвал он.

— Здесь. — Костя заглянул в комнату. — Ого! И давно вы тут?

Последний вопрос был обращен к седому мужчине.

— Три дня, — ответил тот. — Кто вы такие и сколько вас?

— Неважно, кто мы. Нас двое. — Курортник уже принял решение. — Надо уходить. Быстро, все, поднимайтесь — на выход, вниз!

— Куда это?! — возмутился Ростик.

Алексей развернулся к нему.

— Сюда едет вражеская колонна, у них БХМ, сейчас…

— Какая 'бэхээм', молодой человек? — спросил Павел Сергеевич, поправляя очки.

— Отравляющий газ пустят, — пояснил Лабус. — Люди, нет времени на разговоры, выходите! Леха, прикрывай, я их выведу. Ты их пугаешь, дай я сам.

С минуты на минуту чужаки могли начать атаку. Алексей быстро пошел по коридору назад, а Костя шагнул в комнату, потянулся к мальчику в комбинезоне и тапочках в виде плюшевых зайчиков. Тот спрятался за женщину в халате, захныкал. Она вскочила, неловко тыча перед собой столовым ножом:

— Отойдите от моего ребенка!

— А ну не трожь его! — заорал Ростик, пытаясь протиснуться в комнату мимо стоящего в дверях Павла Сергеевича.

— Мы никуда не пойдем, — добавил тот, не пуская его. — Мы видели, как людей хватают на улицах. Только что внизу расстреляли группу военных — они не могли спастись сами и никого не спасли. Вчера у Любы убили мужа, у Виктории Георгиевны увели обеих внучек, кинули их в тачанку. А вас только двое. Нет, здесь нас могут не найти, но внизу — точно убьют.

Лабус отрезал:

— Они пустят газ по нижним этажам, потом прочешут верхние. В квартире нельзя оставаться.

— Где вы раньше были?! — заорал Ростик. — Мусора, вояки — в Москве вас больше, чем по всей России, где вы были?! А теперь он пришел и командует!

Оттолкнув Павла Сергеевича, он бросился на Лабуса, попытался ударить и, получив тычок в солнечное сплетение, повалился на пол.

— Ростик! — бросив нож, женщина в халате схватила его за плечи и снизу вверх глянула на Костю сверкающими от гнева глазами: — Изверги! Пошел вон отсюда! Пошел вон!!!

Столько ненависти и безумного страха было в этих глазах, что Лабус попятился. Дети плакали, пронзительно мяукал младенец. Девушка с русыми косичками, держащая его на руках, глядела на Костю так, будто просила: уведи меня с собой.

— Вы не понимаете… — начал он, и тут в поясницу его уперся ствол помповика.

— Уходите, — произнес Павел Сергеевич сзади. — Вы привлекаете к нам внимание. Уходите немедленно.

— Но они вас схватят!

— Посмотрим. Если и так, может, теперь это к лучшему. Уходите!

Рокот БХМ звучал совсем близко.

— Лабус! — донеслось с лестничной клетки.

— Кто со мной? — громко спросил Костя. — Идемте, вы еще можете спастись!

Девушка с младенцем привстала, и женщина в халате закричала: 'Света, сиди! Не вставай, сиди!' В глазах девушки появилась тоска. Лабус в упор смотрел на нее. Закусив губу, она опустила голову и осталась сидеть на месте, глядя в сморщенное красное личико пищащего младенца. Очухавшийся Ростик поднялся, подхватив с пола столовый нож, медленно пошел на Лабуса.

— Я буду вынужден выстрелить в вас, — произнес Павел Сергеевич сзади.

Костя мог с разворота отбить ствол, мог вырубить их обоих… но он не мог силой вывести отсюда всех этих людей, если они не верили ему и сами не хотели идти. Он не мог даже забрать с собой эту веснушчатую с косичками, потому что тогда ему пришлось бы драться с остальными — и, ссутулившись, он сказал хрипло:

— Хорошо, оставайтесь.

Повернулся, оттолкнул ствол помповика в руках Павла Сергеевича, пошел прочь по коридору.

Курортник стоял на лестничной площадке пролетом ниже. Увидев напарника, он отвернулся и поспешил вниз. Костя побежал за ним. В этот момент снаружи смолк рокот БХМ — противник вывел машину на атакующую позицию.

* * *

Толстый бордюр из скрепленных раствором камней тянулся от здания перпендикулярно, дальше шел второй, между ними асфальт полого сбегал к раскрытым воротам гаража. Там, внизу, высота бордюра была в человеческий рост, но в месте, где остановился Игорь, он едва достигал пояса.

Он успел натянуть камуфляж, как у эфэсбэшников, разгрузку, надел подсумок с Ф-1, ботинки из комплекта, который они ему дали, — не достался ему только титановый шлем, в автобусе не было запасного. Положив АК на бордюр, Игорь осторожно выглядывал из-за него. Здание было по правую руку от него, проезжая часть — слева, впереди газон и тротуар.

Колонна приостановилась, на другой стороне улицы что-то происходило, но отсюда он не мог ничего разобрать. Зато хорошо слышал выстрелы.

Когда они начали стихать, обратно на проезжую часть задом выехала тачанка, вокруг шли возвращающиеся пешие. Один сильно хромал и держался за бедро.

Колонна состояла из четырех тачанок, БМП, 'танка' и примерно двадцати бойцов. То есть уже из трех тачанок — одна так и осталась между деревьями на другой стороне улицы.

Когда остальные заняли позицию перед 'химической машиной', а броневик встал позади него, колонна снова начала набирать ход. Выезд из гаража находился между первым и вторым подъездом, первые машины только-только поравнялись с седьмым, последним. Учитывая их скорость, через пару минуту, не больше, они окажутся прямо напротив Игоря.

Где спецы? Он посмотрел вверх, на ряды поблескивающих в солнечных лучах окон. Звать нельзя: выстрелы смолкли, чужаки услышат его, хотя БХМ и рокочет на весь квартал.

Добравшись до пятого подъезда, колонна начала плавно поворачивать к дому. Игорь на коленях пошел вдоль бордюра. Как только первая тачанка поравняется с выездом из гаража, его легко заметят. Пока что бордюр прикрывал Сотника от противников, но если он не хочет оказаться на виду, надо спуститься по пандусу ниже.

Раздалась команда, и чужаки начали доставать из сумок противогазы, натягивать их на головы.

Курортник с Лабусом описали Сотнику их тактику, так что сразу стало понятно — противник собирался пустить газ на этот дом. Не только на него, под атакой окажутся и соседние, но шестнадцатиэтажка будет прямо в центре облака. Газ, по словам спецов, поднимался над землей метров на десять-пятнадцать. И, конечно же, просачивался под землю…

Игорь снова кинул взгляд на окна вверху. Вскочил и, пригибаясь, побежал обратно в гараж.

* * *

Лабус догнал Курортника на площадке между четвертым и пятым этажами, когда тот остановился.

— Не успеваем, смотри!

Рост у Кости был поменьше, чем у напарника, — чтобы выглянуть в окно, ему пришлось встать на цыпочки. Колонна, растянувшись вдоль шестнадцатижэтажки, плавно поворачивала к ней. Между машинами не спеша шли бойцы, все стволы были нацелены на здание.

'Танк' остановился, и на широкой квадратной башне появились трое чужаков. Один уселся на закрытом люке, поворачивая из стороны в сторону пулемет со сложенными сошками и прикладом; двое стали прикручивать к коротким стволам, торчащим из башни по бокам, концы шлангов, свернутые кольца которых лежали ниже на корпусе.

— Леха, видишь, что за машинка у него?

— ПК, кажется.

— Точно! Уже научились, выходит? Может, потому что он самый простой — ну, считай, тот же 'калаш', только ствол длинный и магазин на сорок пять патронов… — и вдруг Костя понял кое-что еще: на всех чужаках теперь были противогазы!

— И маски уже нацепили! Не успеваем, что делать?

— Ты прикрывай, я вниз за нашими. Из гаража все выходы закрыты, кроме центрального, придется прямо мимо этих… Дам сигнал красным — тоже беги.

— Как прикрывай?! — возмутился Лабус. — Я едва до окна дотягиваюсь!

— На этаж спустись! — крикнул Алексей уже на бегу. — Где мусоропровод — окна обычно ниже!

Костя бросился вниз по лестнице, свернул, миновав двери лифта, повернул еще раз. В тупике, где из стены выступал блок мусоропровода, было квадратное окно, расположенное пониже, чем то, что на площадке. И все равно стрелять неудобно будет.

Лабус рванул шпингалет, распахнул раму и выглянул. Положил СВД на подоконник, сначала окинул происходящее внизу долгим взглядом, потом приник к прицелу.

Чужак на башне дал длинную очередь из пулемета по нижним окнам. Зазвенело стекло. Лабус повернул ствол к пулеметчику. 'Танк' тронулся с места, и тогда мимо его башни, почти вскользь к ней, пролетела граната.

* * *

БХМ поехала за мгновение до того, как Игорь выстрелил. Граната пронеслась мимо, влетела внутрь продуктового магазина с разбитой витриной на другой стороне улицы и взорвалась там.

Багрянец с Хорьком присели за бордюром, между ними опустился на корточки пленный. Руки его были по-прежнему скованы, но теперь не за спиной, а впереди, от наручников шла цепочка, другой конец которой был намотан за запястье Павла. Хотя курсанту пришлось вести пленника, он смог принести еще два АК, сумку с магазинами и ящик, где лежали три выстрела к РПГ-16. Ящик этот теперь стоял возле Игоря.

Пулеметчик на башне 'танка' снова открыл огонь, пули врезались в бордюр, пошли выше, и тут стрелка будто отбросило что-то, голова откинулась, брызнув темным фонтанчиком. Он спиной упал с башни.

Двое серых, успевшие нацепить шланги на боковые стволы БХМ, исчезли из виду. Пулемет смолк, но пули из оружия чужаков стучали вокруг Игоря. Алая молния впилась в стену дома над первым этажом, вниз посыпались осколки плитки и бетона.

— Прикрывайте меня! — крикнул Игорь, вставляя в РПГ предпоследнюю гранату. Выступ на ней вошел в выемку на срезе ствола, раздался щелчок. Игорь взвел курок, положил трубу на плечо.

Хорек, подняв ПМ и зверски оскалившись, начал стрелять. Павел выставил над бордюром ствол и тоже открыл огонь.

Оптики на РПГ не было, а с планкой целиться сложней, нет привычной сетки перед глазами, чтобы наложить ее на проекцию цели… Сотник медлил, а пули пропарывали воздух, и вдруг конец бордюра в нескольких метрах от него взорвался, когда туда впилась алая молния. Посыпались обломки, один ударил Игоря в плечо.

Он взял поправку на ветер, приоткрыл рот — эх, нет беруш, теперь в голове сутки звенеть будет! — и вдавил спуск.

Одновременно с ним, а может, всего за мгновение до него, выстрелила пушка броневика.

Перед бордюром асфальт встал серой горой, из которой, словно из жерла вулкана, вырвались языки пламени.

Вышибной заряд выбросил гранату из трубы РПГ, на безопасном расстоянии от стрелка включился реактивный двигатель — и она пошла в цель.

Но еще до включения реактивника навстречу покатилась ударная волна взрыва, которая отклонила гранату от первоначального курса, задрав ее нос кверху. Граната пронеслась прямо над башней 'танка', пролетев между домами на другой стороне улицы, исчезла из виду, чтобы взорваться где-то во дворах.

Ударная волна обрушилась на людей за бордюром, они упали.

Наступила тишина.

Сотник приподнялся, широко открыв рот. Чувствовал он себя как рыба, которую не только вытащили из воды на берег, но еще и приложили с размаху головой о прибрежный валун. Хотя тишина не была полной — как сквозь толстый-толстый слой ваты доносились крики, звуки выстрелов, но все это было так далеко, так глухо, будто просачивалось в мир из какой-то другой реальности.

Его схватили за плечи, посадили. В поле зрения появился Курортник. Игорь мучительно сглотнул… и звуки обрушились на него вместе с яркими весенними красками и запахами.

Он сидел, вытянув ноги, прямо перед ним привалился спиной к бордюру пленный чужак, дальше неподвижно лежал Хорек, за ним тяжело ворочался, зажимая уши, Павел.

— Заряжай! — кричал Курортник. — Заряжай, Сота!

Игорь потянулся к ящику, непослушными пальцами схватил гранату. Поднял, она едва не выскользнула из рук. Он вставил ее в трубу гранатомета, которую Алексей уже положил на плечо, отпрянул вбок. Щелчок, клацанье — выстрел. Тугая струя раскаленного воздуха вырвалась из РПГ сзади. Граната врезалась в башню броневика. Грохот взрыва еще не стих, когда Курортник, бросив РПГ, начал короткими очередями стрелять из 'бизона'.

Чужаки, после выстрела башенной пушки перешедшие в атаку, повалились на землю. БХМ с тачанками остановились. Из развороченной башни броневика валил дым.

Вдруг две тачанки покатили к бордюру, быстро разъезжаясь. Одна ехала по асфальту, другая свернула на газон. С обеих начали стрелять, причем на той, что оказалась ближе к дому, часто застучал ПК. Ствол его высунулся над железным бортом.

Игорь, то и дело сглатывая, вытащил из подсумка гранату. Курортник перевел огонь на тачанку с пулеметчиком. Хорек лежал неподвижно, пленник, повернувшись к нему, держал мальчика за плечо. Багрянец попытался стрелять, выругался, вырвал из приемника магазин и полез в сумку.

Сотник, метнув гранату, сразу схватился за вторую. Взрыв — и передок тачанки, которая ехала через газон, подбросило. Она встала. Вторая граната полетела навесом, упала прямо в машину чужаков. Оттуда выпрыгнули трое бойцов, Курортник снял одного, второй покатился по земле, исчез за кустом. Последний, с ПК, побежал прямиком к бордюру, его огонь заставил людей пригнуться, пули шли низко, не позволяя поднять голову. Пулемет стучал все громче — чужак был совсем рядом, и Сотник сжал рукоять 'грача', готовясь резко выпрямиться, чтобы с ходу выстрелить…

Пулемет Калашникова смолк, и Курортником с Игорем выглянули. Последний, так и не вытащив пистолет из кобуры, снова схватился за гранату. Алексей короткими очередями стал долбить в сторону второй тачанки, которая приближалась к ним по асфальту. Пулеметчик лежал, согнув ноги, прямо за бордюром, ПК валялся рядом.

Как только они высунулись, бегущие к ним бойцы снова попадали. Граната взорвалась между ними. На тачанке выпрямился во весь рост чужак с пьезо-ружьем — и свалился на бок, получив пулю из СВД в ключицу. Оружие его улетело на асфальт. Из-за дымящего броневика выскочил серый, замахиваясь большой противотанковой РКГ-3, — но упал, застреленный Лабусом, так и не метнув ее. Граната разорвалась позади броневика, громыхнув куда громче, чем Ф-1, которые бросал Сотник.

На асфальте и газоне спрятаться было негде, и чужаки, оказавшиеся под перекрестным огнем, начали отползать к машинам. Курортник крикнул 'Заряжаю!', пригнул за бордюром, меняя шнековый магазин 'бизона'. Багрянец наконец разобрался с АК и открыл огонь. Игорь, использовав все гранаты, поднял автомат. То один, то другой из отступавших чужаков падал либо переставал ползти, по асфальту или по земле вокруг расползалось пятно крови.

Курортник перезарядил пистолет-пулемет, и в этот момент БХМ издала звук, какой бывает, если ударить ладонью по полой трубе, только гораздо громче. ПУММ!!! Что-то округлое вылетело из задранного наискось овального ствола, пронеслось по дуге и ударилось об асфальт возле второго бордюра за спинами людей. Раздался громкий хлопок, шипение — во все стороны поползли клубы плотного сизого газа. Быстрее всего они стекали вниз, к темному проему, за которым начинался гараж.

Бросив пистолет-пулемет, повисший на ремне на его груди, Курортник выхватил из разгрузки сигнальный патрон. Поднял кверху, свернул крышку и дернул за выпавшую из донца нитку. Красное огненное пятно взлетело вдоль стены дома. Багрянец, Игорь и Алексей открыли огонь по БХМ, пули били в броню, в корпус и башню, рвали прикрученные к боковым стволам шланги.

— Гранату брось! — крикнул Курортник. — Сота, гранату!

— Нету!

Чужаков видно не было — все, кто смог, отступили за машины. Овальный ствол БХМ начал опускаться, и одновременно 'танк' пополз вперед.

— Отступаем! — крикнул Багрянец. Он развернулся, привставая, — и снова опустился на асфальт. Отступать было некуда: фронт газа катил на них сзади, он уже перекрыл вход в гараж. Оставалось либо бежать вперед, либо влево, прочь от дома, — в любом случае они попадали под прямой огонь чужаков. Газ бы уже накрыл людей у бордюра, если бы не уходил в гараж. Но когда БХМ выплюнет еще одну капсулу, все будет кончено.

Почти одновременно у Игоря и Курортника закончились патроны, но прежде чем они успели перезарядить, под БХМ что-то взорвалось. 'Танк' сильно качнулся, из-под днища плеснулось пламя, пошел дым. Машина встала. Через несколько секунд она с громким скрежетом поползла назад, и когда проехала пару метров, стало видно, что рвануло прямо под канализационным люком, над которым в тот момент катил 'танк'. Люк подбросило вместе с кусками вывороченного асфальта, тяжелая крышка врезалась в днище.

Опять застучал АК Багрянца. Газ почти заполнил впадину между двумя бордюрами, Сотник уже чувствовал его запах. ПУММ! Еще одна капсула вылетела из ствола, но взорвалась в стороне, ближе к проезжей части. Вспухло пузырем сизое месиво, поползло, быстро расширяясь. Через несколько секунд два газовых облака должны были слиться в одно, большим полукругом окружив людей.

Игорь кинул взгляд на пленника. Тот, стоя на коленях над неподвижно лежащим Хорьком, натягивал ему на голову противогаз, который достал из сумки, валяющейся рядом с пустым ящиком из-под гранат.

Из подъезда далеко впереди выскочил Лабус, побежал вдоль стены, мимо балконов нижнего этажа, стреляя из ПМ. Игорь и Курортник снова открыли огонь — и опустили оружие, увидев, как из дыры на месте канализационного люка показались трое людей с рюкзаками на спинах. Сотник чуть было не снял первого, очень уж напоминающего чужаков: с длинными темными волосами и в кожаном плаще. Но следом вылез другой, в 'горке', с камуфляжной банданой на голове и знакомым оружием в руках, а потом еще толстяк с ружьем. Клубы газа от второй капсулы накатывали на них сбоку. Волосатый в плаще пополз прочь от облака и бордюра, наискось к дому, а человек в 'горке' вскочил, пригибаясь, крутя головой. Сориентировался он на удивление быстро — и начал стрелять по машинам чужаков.

Их огонь почти смолк, звучали редкие одиночные выстрелы. С разбегу через бордюр перемахнул Лабус, огляделся, схватил Хорька на руки и бросился прочь от дома, между двумя сближающимися облаками газа. Одно из них почти целиком накрыло пандус, дышать становилось все труднее. Пленник поднялся, не обращая внимания на повернувшийся к нему ствол АК, поспешил за Лабусом, волоча по асфальту свисающую с наручников цепочку. Крякнув, следом бросился Багрянец.

— Капитан! — крикнул он на ходу. — Товарищ прапорщик, отступаем!

Курортник с Игорем тоже побежали, задержав дыхание, едва успели нырнуть в узкий просвет между двумя сизыми клубящимися стенами в человеческий рост. Газ тек, как жидкое тесто, заполняя улицу перед домом, подземный гараж, заползая в подъезды, бесшумным потоком сбегая в пролом на месте канализационного люка.

Когда облака остались позади, они столкнулись с двумя людьми, так неожиданно появившимися из-под земли. Теперь газ отделил их от чужаков, но останавливаться все равно было нельзя. Кинув короткий взгляд на незнакомцев, Алексей крикнул: 'За мной!', обращаясь и к ним, и к бегущим следом Багрянцу с Сотником. Впереди спешили Лабус с Хорьком на руках и чужак. Далеко сбоку рокотал двигатель БХМ, хотя выстрелы в той стороне смолкли окончательно — чужаки теперь просто не видели беглецов.

Они по диагонали пересекли проезжую часть и нырнули между домами на другой стороне. Игоря мутило. Обежав ряд стоящих вплотную гаражей, он заскочил в пролом ограды вокруг детского садика и остановился за беседкой, тяжело дыша. Вытащил флягу, открыв, начал жадно пить. Рядом Лабус склонился над Хорьком, который пришел в себя и, сидя на дощатом полу беседки, что-то возмущенно мычал из-под противогаза. Курортник выглядывал в дыру, чужак сидел на корточках, с непонятным выражением рассматривая людей.

Игорь повернулся к незнакомцам. Только сейчас он понял, что один — совсем старик, раньше сбивал с толку его боевой наряд, бандана, 'горка' и пластиковые наколенники. Второй, толстый, тоже был в возрасте, хотя и помладше. Старик, из-за плеча которого торчал ствол, кашлял, содрогаясь всем телом, толстяк поддерживал его.

— Кир! — вдруг позвал он и растерянно огляделся. Все посмотрели на него. — Постойте, где Кирилл? С нами был третий, молодой парень, кто-то видел, куда он делся?

— Такой волосатый? — спросил Лабус, помогая Хорьку снять противогаз.

— Да, темные длинные волосы.

Костя махнул рукой.

— Он в суматохе не туда пополз — мне навстречу, а надо было обратно.

— Его накрыло газом?! — ахнул толстяк. Спутник его наконец прекратил кашлять и, держась одной рукой за горло, начал стягивать рюкзак со спины.

Лабус покачал головой.

— Этого не видел. Если рассудить, три варианта есть. Ваш друг мог уползти за дом и сбежать, если в суматохе его не заметили. А могло и газом его накрыть. Либо в плен взяли.

— Мы должны вернуться! — решительно объявил толстяк. — Вернуться и найти его. Отбить, если понадобится.

Костя изумленно воззрился на него, переглянулся с Курортником, с Игорем и покрутил пальцем у виска.

— Ты, отец, извини, псих. Мы тебя держать не станем, конечно, но сами туда не пойдем — это я тебе за всех сказать могу.

— Но его надо найти! — повторил толстяк растерянно. — Вы не понимаете, его обязательно надо найти!

Ему никто не ответил.

Глава 5
ВЫСТРЕЛ В ТЕМНОТУ

I

Одно Кирилл знал точно: сбежать надо как можно быстрее.

Только вот пока что непонятно было — как?

Стук камней, окрики, шум шагов и лязг затворов разносились над Красной площадью и ближайшими улицами. Под длинным навесом, где находился Кирилл, прямо на мостовой двумя рядами лежали матрацы, а на них — раненые варханы. Некоторые спали, кто-то чистил оружие или точил нож, другие, собравшись кружком, играли в кости на расчерченных ромбами досках.

От пролома между Спасской башней и Мавзолеем вереница рабов тащила камни, из которых вокруг лагеря складывали стену. Кир мысленно называл их именно так — «рабами», а не «пленниками». На всех были кожаные ошейники, да к тому же за ними наблюдали надсмотрщики, варханы с плетьми или длинными гибкими шестами, которыми они иногда перетягивали работников по спинам и бокам. Насколько Кирилл мог судить отсюда, из-под навеса, стена высотой по грудь шла большим овалом. С внутренней стороны вдоль нее стояли стулья и табуретки, притащенные из окрестных домов, из Кремля и ГУМа. Последний напоминал муравейник, который сначала хорошенько разворошили, а после облили бензином и бросили в него горящую ветку.

Из-за этой стены удобно отбивать атаки противника… который вряд ли теперь появится. По крайней мере, в таком количестве, чтобы всерьез рассчитывать на захват лагеря.

Кира уже почти не знобило, руки не тряслись — благодаря варханским микстурам организм справился с отравлением. Он поправил грязноватое одеяло, пытаясь улечься поудобнее на матрасе, повторяющем изгибы мостовых камней. На нем были чужие штаны и рубаха, а плащ с кроссовками куда-то подевались, зато возле матраса лежали легкие кожаные мокасины. Искоса разглядывая других раненых, Кир повернулся лицом к Кремлю. Рассчитывать на то, что маскарад продлится долго, не приходилось. До сих пор помогало то, что на Делегатской он дыхнул газа, и первые пару суток ему было совсем плохо, гораздо хуже, чем в доме бабки Пани, во время приступа «акклиматизации». Два дня Кирилл лежал пластом, и никто не пытался с ним заговорить — но теперь вполне могут, и тогда конец.

Варханов в лагере было больше тысячи, отсюда во все стороны разъезжались патрули, обозы с припасами под охраной. Над остатками Спасской башни торчала высоченная мачта семафора, иногда он начинал полыхать ярким светом, посылая во все стороны световые сигналы. Кирилл уже научился определять офицеров, которые сменили плащи на короткие кители с красными полосками, вшитыми в рукава на предплечьях. Как правило полоска была одна, реже — две, и всего пару раз он видел людей с тремя. Примерно на десять-двенадцать рядовых приходился один однополосочный, которых Кирилл окрестил сержантами, а какое соотношение простых бойцов к двух- и трехполосочным, он разобраться пока не мог.

Один из игроков в кости перехватил его взгляд, махнул рукой и что-то произнес, приглашая присоединиться. Остальные уставились на Кира. Он покачал головой, замычал неразборчиво. Прижал ладонь ко рту, развел руками и отвернулся.

Ближе к Лобному месту лежали мешки с цементом, четверо дюжих рабов под наблюдением молодого вархана, сидящего на камнях с «калашом» в руках, замешивали раствор в железной бадье, другие ведрами разносили его вдоль стены. За их работой наблюдал, заложив руки за спину, высокий чужак, из-за плеча его торчал ствол электроружья.

Только высшие чины носили такое оружие. Все офицеры в лагере были смугловатыми брюнетами, с узкими глазами и стальным отливом волос, но среди рядовых смуглые попадались реже, больше половины — люди различной внешности, блондины, брюнеты, рыжие и шатены, худые и полные (хотя настоящих толстяков Кир не заметил ни разу), высокие и нет. Скорее всего, это его и спасало: он немного смахивал на варханов, но не так чтобы очень, и если бы орда состояла только из смуглых, Кира бы почти сразу раскусили бы.

А еще среди чужаков было довольно много женщин, хотя одевались они как мужчины, повадки имели похожие, так что отличал он их не всегда.

На другом конце навеса показался доктор в сопровождении двух помощников в шароварах и грязно-серых фартуках, натянутых прямо на обнаженные торсы. Это были мужчина и женщина, он — угрюмый бородач, она — наголо обритая и с татуировкой, которой щеголяли многие раненные: глазом со зрачком-спиралью. Такие наколки были на спинах, на груди, на запястье или предплечьях… А у медсестры она украшала темя.

Доктор — дородный, высокий и широкоплечий, с большим мягким лицом и большим брюхом, в халате с меховой оторочкой, круглой кожаной шапочке и мокасинах, — медленно двигался по проходу между матрацами. На шее его была цепь с треугольным медальоном шириной в ладонь.

Помощники шли немного сзади и по сторонам, она держала поднос со стаканами, полными какой-то бурды, он нес изящный стул с изогнутыми резными ножками, явно очень дорогой — из Кремля, не иначе. На плече помощника висела большая сумка.

Доктор относился к четвертой, самой малочисленной категории обитателей лагеря. Рядовые бойцы, офицеры, рабы и вот эти, как их назвать… ученые. Их было всего трое, они носили халаты и круглые шапочки, и цепи с необычно большими треугольными медальонами.

Статус ученых был непонятен. Вчера Кир видел, как на площади разбирали большую катапульту, и работами руководил «ученый». Он бегал, раздавая приказы, кричал на варханов и размахивал руками, и они вроде бы слушались его, занятые катапультой бойцы выполняли указания… но вдруг офицер с двумя полосками ударил его. Ударил так, что ученый упал и встал не сразу.

Да и этот доктор со своими помощниками… Они его слушаются, выполняет любой приказ, но не чудится ли Кириллу презрение в их глазах? Хотя, с другой стороны, ученые — не рабы. Ошейников у них нет, а свобода передвижения есть, и ночуют они не в дощатых загонах, как все пленники-москвичи, и едят не баланду, которую тем варят в котлах на разложенных прямо посреди Красной площади кострах дважды в день.

Доктор останавливался возле очередного раненого, говорил с ним, женщина подавала стакан с подноса, в некоторые доктор добавлял что-то из мешочков, висящих в него на поясе. Раненые брали стаканы охотно, выливали в горло мутную жидкость, ахали, кто-то после этого сразу откидывался на спину, кто-то принимался массировать себе грудь или тереть шею, а один, с перебинтованной рукой, даже попытался встать, но помощники доктора быстро и довольно грубо уложили его обратно.

Кирилл был уверен: тогда, после боя, бойцы не обыскивали его потому, что на нем был офицерский плащ. Возможно, в том отряде не осталось ни одного офицера, а рядовые не рискнули копаться в рюкзаке на его спине? Ну а позже его не раскусили именно благодаря этому доктору, который прикрывал Кира в лазарете, который как-то так все повернул, что никто, включая помощников, не заметил, что на теле раненого нет татуировок, в то числе небольшого овала со спиралью, которые украшали запястья, кажется, всех варханов.

Возле неподвижно лежащего на боку бойца доктор сделал короткий жест, и помощник поставил стул. Доктор сел, в то время как медсестра, отдав напарнику поднос, опустилась на колени и тычком в плечо разбудила вархана. Раненый открыл глаза, доктор поговорил с ним, а когда помощники откинули одеяло — осмотрел бойца, достал трубку с раструбом на конце и приставил к его груди. Постучал по ней костяшками пальцев в одном месте, в другом… Вархан сильно закашлялся, доктор заставил его разинуть рот пошире, заглянул в горло. Повернулся к помощникам и заговорил. Медбрата достал из сумки деревянную чашку и несколько снадобий в бутылочках. Доктор сыпанул в чашку из двух мешочков, которые отстегнул от ремня на поясе, медбрат добавил в нее лекарств из своих склянок. В это время женщина за плечи приподняла бойца. Тот отворачивал голову, не желая пить, и медсестра закатила ему оплеуху. Боец приоткрыл рот — доктор ловко вылил в него содержимое чаши. Вархан дернулся, словно это была кислота, и застонал сквозь зубы. Оттолкнув женщину, потянулся к стоящему на полу подносу со стаканами, но она схватила его за кисть и тычком кулака в лоб отправила обратно на спину.

Доктор поднялся, помощник взялся за стул, а медсестра потянулась к подносу, и тут раненый вархан, лежащий через проход прямо напротив Кирилла, громко застонал. Кир и раньше обратил на него внимания — боец явно нуждался в скорой медицинской помощи, он часто вскрикивал от боли, метался и дергался на матраце… и никто из соседей не обращал на него внимания, только иногда игроки в кости поглядывали досадливо, будто он мешал им. Да и на лицах проходящих мимо чужаков, когда они изредка бросали взгляд на лежащих под навесом, не было сочувствия, участия, сострадания — только равнодушие. Или презрение. Может, в орде считают, что плох тот вархан, который позволит себя ранить? И чем сильнее ранение, тем хуже боец?

Троица подошла к мечущемуся в бреду раненому, на одеяле которого в нижней части проступило пятно крови. Доктор сделал жест, помощники сдернули одеяло. Вархан закричал. Отсюда Кирилл не видел раны, но запах, и раньше ощутимый, стал еще сильнее — запах разложения. Что у него там, гангрена?

Доктор отдал несколько приказов. Женщина вернулась к подносу, мужчина поспешил прочь по проходу. Донесся возглас, стон — медсестра каблуком мокасина впечатала в мостовую запястье кашляющего вархана, который снова потянулся к стакану. Взяв поднос, она вернулась к доктору, который, оглядевшись, махнул рукой в сторону Кирилла. Медсестра бросила что-то в ответ, доктор повторил приказ. Она скривила рот, подошла к Киру и поставила поднос у его ног. Грудей у нее почти совсем не было, будто с детства их крепко перетягивали повязкой, чтоб не росли. Женщина показала на стаканы и бросила Кириллу что-то презрительное. Он молчал. Оправив фартук медсестра пошла вслед за напарником. Ягодицы под грубыми шароварами были крепкие и тощие, даже костлявые… Не женщина, а тренажерная доска какая-то.

Проводив помощников взглядом, доктор переставил стул поближе к Кириллу. Сел и, склонившись пониже, отчетливо произнес:

— Артем.

Треугольный медальон на его груди был размером с ладонь, на медальоне — глаз внутри свернувшегося овалом змея, который кусает самого себя за хвост.

— Артема, — повторил доктор, внимательно глядя в глаза Кира. — Ар-те-мей Азенбаг.

Сказать, что Кирилл удивился — значило обозвать Эверест холмом. Он просто офигел, охренел по полной программе… Замер, разинув рот, выпучив на доктора глаза. Этот веснушчатый толстяк только что назвал имя и фамилию олигарха!

Доктор, увидев его реакцию, разволновался. Он задышал громче, бисеринки пота выступили на большом веснушчатом лбу. Быстро оглянувшись, сунул в руку Кира стакан с подноса и сказал:

— Здаро.

Потыкав Кира пальцем в грудь, настойчиво повторил:

— Здаро!

— Я не Здаро, — прошептал Кир, машинально поднося стакана к губам.

— Пай…. Пей! Здаро!

Вархан прижал ладонь к донышку стакана и резко наклонил его, заставив Кира залпом выпить содержимое.

В голове вспыхнуло солнце. Свет его полился из глаз, сделав все вокруг очень четким, ясным, отчетливо видимым. Жидкость раскаленной до звездных температур плазмой стекла по пищеводу, в желудок, где вспыхнул костер — сотни, тысячи ревущих костров… вспыхнули и погасли. И солнце в голове погасло, но свет его не исчез. Сознание прояснилось, звуки стали громче, краски насыщеннее, мозг заработал как новенький, хорошо смазанный мотор.

— Кир, — негромко произнес Кирилл, ткнув себя пальцем в грудь.

— Кыр, — сказал доктор. — Кыр здаро.

«Здоров» — понял Кирилл. Он хочет сказать, что я уже здоров. Или просто так здоровается?

— Ар-те-мей, — сказал доктор. — Был знат Ар-те-мей Азенбаг? Лазарич?

— Артемий, — поправил Кирилл. — Артемий Лазаревич.

— Лазарич! Был знат Лазарич?

— Да, я его знал.

Глаза доктора блеснули, он наклонился еще ниже, внимательно слушая.

— Кыр был знал Артемий, — раздельно повторил Кирилл. — А ты… Имя? Как звать? Я — Кир, ты?.. — украдкой оглянувшись, он коснулся пальцем груди доктора и сразу убрал руку. Я — Кир, ты…

— Явсен, — сказал доктор и добавил что-то непонятное, «пеор» или «пеон». Не то фамилию назвал, не то свое звание.

— Явсен Пеор? — переспросил Кир. — Ты — Пеор?

— Пеон, — поправил доктор. Он похлопал себя ладонью по груди, повторив несколько раз: «Явсен… Явсен…», затем потыкал пальцем вокруг, говоря: «Пеон, пеон, пеон…»

Кирилл понял это так, что «пеон» — не фамилия или второе имя Явсена, а звание, должность или статус, и в лагере есть другие пеоны. То есть — ученые?

— Можно мне еще? — спросил он и потянулся к стаканам на подносе, но доктор отвел его руку. Потер ладонью выпуклый лоб, пошевелил губами и спросил:

— Где Артемей Лазарич? Кыр знат где Артемей?

— Кыр знат, — ответил Кирилл. — Зачем Явсену Артемий?

Доктор замер, уставившись на него. Снова пошевелил губами и пробормотал:

— Беда… опасно… Важно. Важно! — он кивнул. — Много. Много важно Артемей. До Артемей. Идет до Артемей. Кыр идет Явсен до Артемей? Помоч. Помоч Явсен до Артемей. Будет вод… — он насупился, пытаясь подобрать слова. — Бузбарос ест вод! Вод… — Явсен широко развел руками. — Вод! — ткнул пальцем в змею на своем медальоне. — Бузбарос. Вод — Змля. — Он показал одну ладонь, затем вторую. — Вод — Териана. Териана, Змля — быхх! — Явсен свел ладони вместе, потер ими друг о друга. — Змля, Териана. Беда! Помоч!

Доктор снова оглянулся, когда на другом конце прохода появились его помощники с кожаными носилками.

— После. — Он похлопал себя ладонью по губам. — Явсен здес после.

Помощники быстро приближались, доктор начал привставать, и Кир спросил шепотом:

— А мои вещи? Рюкзак… — он руками изобразил рюкзак, показал себе за спину, повел плечами.

— Клум? — спросил доктор.

— Там катана, ну, сабля, и лэптоп… Главное — катана!

— Клум — кышта манкурат. Манкуратня. После.

Он повернулся навстречу помощникам, который положили носилки рядом с мечущимся на матраце раненым. Женщина пристально посмотрела на Кирилла — то ли недоверчивость была в ее глазах, то ли подозрительность, то ли все это вместе — и перевела взгляд на доктора. Лишь сейчас Кир заметил, что у обоих помощников на ремнях висят ножи, а у этой тетки еще и пистолет в кобуре на тощем заду. А вот у Явсена оружия не было.

Пеон, значит? Напоминает «пион», то есть «пи-мезон», элементарная частица такая. А еще цветок. А еще… он же где-то читал… Ну да, у Джека Лондона в «Сердцах трех» — там пеонами называли зависимых крестьян, не рабов, но и не свободных, то есть «пеон» — это, кажется, вроде сокращения от какого-то испанского слова, «пионажа», что ли. И еще — манкураты, манкуратня. Почему-то Кирилл выделил эти слова из других, чем-то они ему не понравились. И тоже показались знакомыми.

Под руководством Явсена помощники переложили раненого на носилки, подняли и унесли. Доктор тоже ушел, взяв поднос и стул, Кир проводил его взглядом. Он пока мало что понимал. Очень это все неожиданно и странно… Но ведь Явсен точно спрашивал про Артемия Лазаревича Айзенбаха, ведь так? Если предположить, что это не ошибка, что Кирилл не перепутал имя олигарха с какими-то другими словами из языка варханов, или из русского, просто неправильно заученного доктором… вдруг тот хотел сказать «артель» или «артикль», «лазарет» и «айсберг»… Ну, глупость, понятно, он имел в виду именно бывшего работодателя Кира. Доктор знает про того и хочет с ним встретиться. «Кыр идет Явсен до Артемей», а? Ладно, пусть Кыр идет — но почему этот Явсен заговорил про Айзенбаха именно с Кириллом?

Потому что, когда отравившегося Кирилла притащили в лазарет, доктор быстро определил, что раненый не из орды, а местный. Но не выдал его. Почему? Потому что у него какие-то свои интересы. Ему нужно увидеть Артемия Лазаревича. И доктор предположил, что кто-то из местных его знает. Может, если выдавалась возможность, он любому попавшему в лагерь москвичу задавал такой вопрос? В конце концов, откуда ему знать, сколько людей в Москве, и что шансы на то, что кто-то из попавших именно в этот лагерь знаком с Айзенбахом, ускользающе малы? Хотя, может, не так уж и малы? То есть случайно повстречать того, кто лично знает олигарха, конечно, нелегко, но если тот довольно известная личность, пусть и не любившая светиться перед прессой, то встретить человека, который мог бы указать место, где находится центральный офис «Старбайта», гораздо легче. Но тогда выходит — доктор знает, что из себя представляет Артемий Лазаревич? Но откуда?

И как это все связано с тем, что именно олигарх хотел выкрасть информацию по эксперименту, в результате которого началось нашествие, да не просто выкрасть, он желал еще и стереть все данные из лабораторных компьютеров? В который раз Киру вспомнились слова Якова Афанасьевича: «Какая-то игра там велась, большая игра».

Он потер виски. Слишком мало данных, трудно систему из всего этого выстроить, остается только предполагать. Куча вопросов… Явсен сам по себе или представляет какую-то силу? Может, всех пеонов? Или только часть? Зачем ему встречаться с Артемием? Какие вообще у него цели?

Как он может помочь Кириллу?

Что Киру надо?

Сбежать. Отсюда надо сбежать, прежде чем его раскроют, — а ведь обязательно, рано или поздно, раскроют, причем скорее рано. Этот Явсен не может держать Кира в лазарете долго, помощники вот-вот поймут, что тот здоров, тетка вон уже странно глядит. А может наплевать на доктора и попытаться сбежать самому этой же ночью? Если Кира пока что принимают за вархана, то передвигаться по лагерю он может относительно легко… Но выпустят ли его за периметр?

Под навесом показались трое рабов в ошейниках, со скованными ногами: веснушчатая девушка с короткими русыми косичками, сильно хромающая пожилая женщина и крупный усатый мужчина. Лицо его показалось Киру смутно знакомым… писатель какой-то, что ли? Вроде, в Сети это лицо мелькало на сайтах, связанных в фантастикой. Звеня кандалами, рабы стали собирать накрытые крышками железные горшки, стоящие возле некоторых матрацев — и, в том числе, возле того, на котором лежал Кирилл, ведь первые пару дней он не мог ходить. Вообще-то варханы отправляли естественные нужды где-то за проломом, в кремлевском дворе, но часть раненых не могли доковылять туда.

Рабы выносили горшки наружу, возвращались, ставили их возле матрацев и брали другие. Кир натянул одеяло до плеч и лег на бок, спиной к проходу. Этим троим он ничем помочь не мог, и смотреть на них не хотел, а особенно на усатого, который являл собой совсем жалкое зрелище.

Вдалеке от лагеря виднелись остатки дома: фасадная стена с просветами окон торчала из груды обломков. Там на третьем этаже он прятался с мальчиком Костей и его мамой, где-то там, возможно, до сих пор лежит его лэптоп…

Над изломанной верхней частью стены что-то блеснуло. Словно две крошечные искорки мигнули — и пропали. Кир прищурился, глядя в том направлении, но искры больше не возникали. Услышав шарканье ног прямо за спиной, он натянул одеяло на голову.

А ведь Явсен может быть шпионом. Вдруг он просто хочет выведать у Кирилла место жительства Артемия Лазаревича, который зачем-то нужен варханам? Может так, а может и нет… В любом случае, у Кира свои планы. Надо дождаться ночи.

Надо поспать. А ночью, при помощи Явсена или нет, бежать отсюда.

* * *

— Смотри, чтоб окуляры не отсверкивали, солнце сместилось, — сказал Курортник, и Лабус опустил бинокль.

— Зря торчим тут, — заметил он. — Даже если объект в лагере, как его заметить? Там пленников больше сотни.

Стена с оконными проемами без стекол и несколькими целыми балконами оказалась самым удобным наблюдательным пунктом в округе. Они пробрались сюда ночью, обойдя два вражеских патруля и стационарный пост охраны на Ильинке, и лежали теперь на чудом сохранившемся куске перекрытия верхнего этажа, торчащим из стены со стороны двора. На перекрытии даже остался паркет и упавший на бок шкаф, из которого высыпался ворох женского белья.

— Яков говорил, у него волосы длинные, — припомнил Алексей. — А таких пленников может быть не очень много.

— Ну и что, зато среди захватчиков много волосатых. Да и парень этот был в их одежде. Вдруг он вражеского бойца теперь изображает? Как там их старики называют… варханина? Может среди них надо его выглядывать?

— Вархана, — поправил Курортник. — По-моему, так правильней. И что-то не верится мне. Это какое самообладание надо иметь, и как ему повезти должно было, чтобы после боя сходу чужака из себя разыграть?

До них донеслись одиночные выстрелы, и Лабус снова поднял бинокль. Под входом в Мавзолей стояли кожаные щиты, за возле которых постоянно дежурили варханы. А в Мавзолее был оружейный склад. Туда доставляли стволы, отбитые у защитников города, складировали, наверное, пересчитывали там, как-то учитывали… Со склада оружие в небольшом количестве выдавали бойцам орды, и как раз сейчас семеро обучались стрельбе из АК.

Руководил дюжий мужик в порванном камуфляжном комбезе и кожаном ошейнике, босой, с перебинтованным плечом. Неловко двигая левой рукой, он показывал, как снаряжать магазин, беря патроны со столика, стоящего прямо на мостовой. Потом стал демонстрировать работу с пистолетом. За здоровяком никто особо не приглядывал, серые увлеченно палили по деревянным мишеням, стоящим со стороны бывшего музея Ленина, и он вполне мог бы скосить чужаков очередью да и дать деру… но почему-то не делал этого. Может, семья его у варханов в плену. А может думает, что бежать теперь вообще некуда.

Справа от Мавзолея над мостовой лениво вращалось большое дымно-зеленое облако. Лабус еще раз осмотрел лагерь: овал стены, которую строили пленники, около двадцати разномастных машин, шатры, множество чужаков между ними… Возле лобного места стоял шатер необычной формы, длинный прямоугольник с почти прямым потолком.

— А ведь по описанию Якова, лэптоп где-то в этом районе потерян, — заметил Курортник. — Может, прямо тут, под нами. Поискать, что ли?

— Это когда вражеские патрули вокруг шастают? И вообще, черт его знает, где именно он потерян, Кирилл этот толком не описал место.

— А ты заметил, что порталов последнее время почти не стало?

Костя кивнул, не отрываясь от бинокля:

— Да, раньше постоянно в разных местах загорались и гасли, а теперь не видно их. Ну, кроме этого, большого. И еще рогачи исчезли.

— Рогачи… а, коровы те. На это я не обратил внимания.

— Ясное дело, ты от сельских реалий далек, горожанин. А я вот заметил: раньше их много было, а теперь совсем нет. Почему?

— Потому что в городе их нечем кормить?

— Точно. Скорее всего, рогачей перегнали куда-то в область. Весна вон в самом разгаре, трава уже появилась, да и по деревням можно корма всякие найти. Ну что, снимаем наблюдением?

— Угу, пора возвращаться.

Костя привстал, но снова улегся, когда со стороны лагеря полился гул.

— Леха, на портал гляди!

— Вижу.

Огромная дымная спираль клубилась, из центра ее били трескучие молнии. По всему лагерю чужаки поворачивались к порталу, опускались на колени, потом укладывались на мостовую, лицами вниз, скрещивая ладони на затылках.

— Подожди, они что, молятся? — удивился Курортник.

Сквозь гул портала донесся хор что-то напевно завывающих голосов.

— Ага. Или просто защитная поза у них такая.

Облако полыхнуло режущим глаза изумрудом, и воздух со всех сторон устремился к порталу. Засвистел ветер, упал стоящий ближе к эпицентру шатер, кого-то поволокло по асфальту… Центр спирали вскипел, в нем набух дымовой пузырь. Лопнул, выпустив сноп молний. Громовое «ГРУУХ!» разнеслось над Красной площадью — и портал исчез.

Скрипнув, слегка качнулась стена с огрызком перекрытия, на котором лежали напарники. Где-то посыпались остатки стекла.

— Э, а ну давай-ка вниз! — засуетился Лабус, вешая СВД за спину. — А то я, ты знаешь, высоту не очень…

Один за другим они нырнули в проем и полезли вниз по пожарной лестнице, идущей сбоку от ряда окон. Теперь напарников можно было легко заметить с улицы, да и с площади, стоит кому-то кинуть взгляд в их направлении. С утра мимо наблюдательного пункта трижды проезжали патрули, недавно под охраной двух БПМ прополз грузовик с прицепом, пушкой на колесном лафете, а следом проехала машина с кожаной цистерной — Курортник предположил, что в ней перевозят газ, из которого заправляют БХМ. А может воду, возразил на это Лабус. Или горючку. Или… да черт их знает, что там может быть. Вообще, чувствовалось, что центральный район Москвы вокруг большого портала, который теперь так внезапно и громко исчез, варханы заняли основательно.

Лабус с Курортником достигли второго этажа, когда сзади донесся гул мотора. Они замерли, повернув головы.

Мимо дома катил броневик, над люком которого торчала короткая мачта с тремя направленными в разную сторону рупорами. От них вдоль мачты сбегали провода. За броневиком ехала пара тачанок с варханами-водителями, а впереди шли четверо людей в обычной городской одежде. Поверх нее были накинуты кожаные куртки, которые носили рядовые бойцы орды. У троих на правой руке — фиолетовые повязки.

Пятый москвич, крупный светловолосый мужчина в джинсовом комбинезоне и безрукавке, с повязкой прямо на толстом бицепсе и с микрофоном в руках, сидел на краю башенки, привалившись спиной к мачте. Все столичные жители были в кожаных варханских шапках, и под одной зоркий Лабус углядел что-то белое, похожее на край повязки. А еще ему показалось, что четверо из пяти, включая мужика на башенке, наголо обриты, во всяком случае, из-под шапок не торчали волосы.

Машины миновали остатки здания, направляясь к Москворецкой набережной, когда из рупоров полился грубоватый сиплый голос:

— Москвичи! Теперь вам нечего бояться! Незачем скрываться, не прячьтесь в развалинах! Война окончена! Вступайте в Силы Городского Правопорядка! Вы получите пищу, кров, оружие и уверенность в завтрашнем дне! Не прячьтесь, выходите на улицы, идите в отряды СГП! Конец страху и голоду! В наших лагерях вас ждут горячая пища и вода, а так же спокойствие и уверенность в завтрашнем дне!

Голос смолк. Машины начали поворачивать, когда он зазвучал вновь:

— Москвичи! Теперь не надо бояться, не надо прятаться! Выходите из развалин, война закончилась! Силы Городского Правопорядка ждут вас, вы получите еду, крышу над головой, вам выдадут оружие и…

Слова далеко разносились по пустынным улицам, отражались от стен, эхо повторяло их в лабиринте развалин. Машины с людьми уже скрылись из виду, а Костя с Алексеем все еще слышали отголоски призывных выкриков.

Лабус спрыгнул с лестницы первым, выхватив ПМ, взбежал на кучу, состоящую из кусков бетона, гнутой арматуры и части ограждения — остатков балкона. Посмотрел вдоль улицы влево, вправо.

Курортник встал позади кучи, Костя оглянулся и кивнул:

— Чисто.

Большой бетонный осколок под его ногами зашатался, когда Костя начал поворачиваться. Из-под осколка торчало что-то покатое, пластиковое, на нем была эмблема: надкусанное яблоко. Костя присел, схватился за край осколка. Пальцы почти коснулись пластика.

— За мной! — Алексей побежал вдоль стены, и Лабус спрыгнул на землю. Прислушался — и поспешил вслед за напарником, так и не заметив лежащего под бетонным осколком лэптопа.

Они нырнули во дворы возле улицы Варварки, потом спустились в подземный переход метро «Китай-город», после него прошли еще метров сто и свернули на север по Спасоглинищевскому переулку.

— Как думаешь, выяснил полковник что-то у «языка»? — негромко спросил Лабус, выглядывая над «тойотой» с обгоревшими колесами. — Чисто.

— У него мало времени было, — ответил Курортник и перебежал к здоровенному зеленому «форду».

— Ну, мало… Зато он лингвист, военный переводчик. Семь языков знает — сам говорил. Полиглот! А варханы болтают похоже, в смысле, на нас похоже, я вроде многие слова узнаю. Хотя все равно ни черта не понимаю.

— Говорю тебе: толком он пока ничего узнать не мог.

Прячась за машинами, они пересекли улицу, из-за поворота которой эхо донесло монотонный сиплый голос:

— …Не прячьтесь, выходите к нам! Конец страху и голоду! Силы Городского Правопорядка…

— Вот же тоскливо они как… — пробормотал Лабус и вдруг усмехнулся. — А друг у Якова — ну, смешной старикан! Вчера, когда ты дежурил, рассказывал мне, как в Ливии еще в семидесятые консультировал тамошних армейских, когда они с Египтом сцепились. Там такие случаи были…

— Ладно, не отвлекайся. Чисто, пошли.

Впереди между домами была небольшая школа, во внутреннем дворике ее стоял спец-автобус, а рядом, наполовину в проломе стены, — отремонтированный броневик.

После атаки варханов было решено покинуть схрон в подземном гараже — зачистив территорию, чужаки устроили лагерь прямо за поворотом, в Самотечном переулке, и возле шестнадцатиэтажки стало опасно. Другие известные эфэсбэшникам «объекта укрытия» находились в дальних районах Москвы. Сутки ушли на то, чтобы найти новое пристанище и потихоньку перевести машины туда. Из помещений в гараже забрали все, что можно, Костя при помощи Багрянца, инструментов и отборных матов сумел даже размонтировать генератор, который теперь стоял в столовой школы, снабжая электричеством холодильники и электроплиту.

Когда спецы, удостоверившись, что поблизости никого нет и за ними не наблюдают, через калитку вошли во внутренний двор, из разбитого окна второго этажа высунулся Павел Багрянов с автоматом наготове. Он кивнул, и Лабус негромко спросил:

— Что здесь?

— Тихо, — откликнулся Багрянец.

— Кто на втором посту?

— Сурок.

Курортник вскинул голову:

— Вы о чем все думаете? Мальчишку часовым поставить!

— Да он теперь поспокойнее стал, — возразил Павел. — И такой вроде как… ответственный. Все ж устали, все уже дежурили подолгу, а он отсыпался. Сейчас тихо, пусть покараулит.

Алексей лишь головой покачал в ответ.

— «Языка» в спортивном зале допрашивают, — добавил Багрянец и отодвинулся от окна.

В это время на другой стороне школы Хорек, сжимая в каждой руке по банке «кока-колы», шурша упаковками печенья и шоколадок в карманах штанов, выбрался на большой бетонный козырек над центральным входом в здание. «Колу» и остальное он нашел еще вчера в холодильной установке позади школьной столовой, и с тех пор потихоньку таскал оттуда.

Старые спортивки мальчик сменил на штаны из грубой плотной ткани, которые нашел в кабинете труда и подпоясал ремешком с кобурой, где лежал ПМ. Хорек оглядел пустую улицу, сел по-турецки, открыл банку и в три присеста ее выдул. Съел два печенья, развернул шоколад. Его Хорек не любил, плитка была нужна для другого — он принялся натирать ею вогнутое донышко банки. Достал из кармана пук сухой травы и тетрадку в клеточку, вырвал несколько страниц, смял, порвал на клочки, сложил вместе с травой горкой на бетоне. Сосредоточенно высунув язык, поглядел на солнце, висящее позади прозрачно-зеленого купола, и повернул банку так, чтобы отраженные надраенным серебристым донышком лучи сходились на заготовке для мини-костра. Этот способ Хорек узнал от бати, тот рассказывал, что они так делали когда-то в стройотряде. Батя у него был умный… но дурак. Зато добрый. Иногда. А иногда такой злой, что потом синяки не сходили неделями. И сильный очень, самый сильный на свете. Только пьяница запойный. Скотина, гад — он тоже Хорька бросил, как и мать! Хотя нет, не бросил — его варханы увели, мать бросила, а батя нет, он хороший… Только злой. Злой и добрый разом. В общем, Хорек испытывал к бате очень противоречивые чувства. Иногда ненавидел его, так ненавидел… даже ножом как-то едва по горлу не полоснул, когда тот напился и заснул на полу в ванной… А иногда любил. И очень хотел, чтобы батя к нему вернулся, потому что тот был самым сильным на свете, и не бросал его, и зазря никогда не обижал… Хотя все же обижал, очень даже обижал, и именно что зазря — если напивался. А напивался он часто. Но все же, когда трезвый, он был к Хорьку добр — по-своему, грубовато, но искренне добр. И за это его Хорек любил. Но ненавидел за то, что батя был пьяницей, и когда напивался…

Хорек и сам не заметил, как от кучки травы и бумажек на бетоне пошел дымок. И, заметив, ощерил острые зубы — ага! Прав был батя, а Генка с Васьком смеялись над Хорьком, когда он стал рассказывать, что огонь можно по-всякому добывать, еще — при помощи презерватива его разжечь, если водой чистой наполнить… Смеялись тогда, сказали: батя твой дурак и пьяница, все мозги пропил, а Хорек, хотя в душе и был с ними согласен, но рассердился и полез на них, и Ваську всю мордень расколошматил, и Генке бы тоже расколошматил, но тот на два года старше, и потому Генка ему самому расколошматил, нос разбил, губы разбил, глаза подбил, ухо набил… А Хорек тогда как схватит арматурину, да как побежит за всеми мальчишками, которые были с ними на крыше, а они как чесанут от него врассыпную по той крыше, а он — Васька по спине, да между лопаток, да по затылку… Хорек, он такой, он за батю горой, потому что тот его не бросил, как мамка!

Горело уже вовсю, и он опустил жестянку. Удивленно прислушался — что это за голос?

Голос говорил:

— Москвичи! Приходите в лагеря Сил Гражданского Правопорядка, у нас вас ждут горячая еда и вода!

Хорька как током ударило — он вздрогнул, подскочил. Это же батя! Его голос! Встав на четвереньки, мальчик высунулся над краем козырька. Через двор между домами медленно катила процессия: две тачанки с варханами, впереди броневик с мачтой и рупорами. Перед броневиком шли четверо людей, а на башне сидел… Там сидел…

— Вам нечего бояться! Незачем скрываться! Вступайте в Силы Городского Правопорядка…

— Батя! — охнул Хорек и вскочил. — Батя!!!

Он метнулся на угол козырька, всхлипывая от переполнивших его чувств, упал пузом на край, свесил ноги и обхватил ими поддерживающую козырек колонну.

— Приходите к нам, в лагерях СГП вас ждет горячая едва и горячая вода, вам выдадут оружие…

— Батя, я иду!

Сопя как сто вскипающих чайников, Хорек скользнул вниз по колонне, на середине сорвался, шмякнулся копчиком на плитки, взвизгнул, вскочил и, прихрамывая, бросился вниз по ступеням, к броневику, тачанкам и людям вокруг, и к своему бате, сидящему на башне с микрофоном в руках. Пистолет в кобуре колотил его по бедру.

II

Миновав раздевалку, Костя с Алексеем подошли к спортзалу, большому помещению с баскетбольными стояками, брусьями и турниками вдоль стен. При их появлении дежуривший у двери Леша встрепенулся, взявшись за АК на плече, потом кивнул и снова привалился к косяку, сложив руки на груди.

У стены спортзала стоял большой учительский стол, рядом с сигаретой в зубах сидел Яков. Перед ним лежала кожаная трубка, из которой торчала широкая полоса с текстом на варханском языке. Чтобы кожа не сворачивалась, Яков придавил ее гантелью.

На лавке под стеной сидел Игорь, а перед столом, будто провинившийся ученик, — пленный чужак.

Его звали Гярд. Это было первое, что выяснил полковник в отставке. Он был пеоном — это Яков выяснил вторым. Кто такие пеоны, пока что оставалось не ясно, но точно не военные. Скорее уж научники, такой вывод сделал Костя. Ему Гярд не нравился, невзирая на явную доброжелательность и готовность к сотрудничеству, которую тот проявлял. Еще, по словам Игоря Сотника, пленник нацепил на Хорька противогаз во время боя на Делегатской… и все равно Лабус чужака конкретно невзлюбил.

Сунув окурок в пепельницу, Яков вскочил навстречу спецам.

— Нашли?!

Он увидел ответ на их лицах и, расстроено махнув рукой, плюхнулся обратно на стул.

— Эх… пропал Кирилл. А ведь умный пацан был, нестандартный такой — и пропал! По моей вине!

— Да глупости, Якуша! — Леша зашагал к ним от двери. — Ты тут при чем? Молодежь, докладывайте, что видели?

Пленник сидел на прежнем месте, внимательно слушая разговор. Руки он держал на коленях — теперь при допросах Гярда не сковывали. Да и допросами это, по мнению Кости, трудно было назвать, скорее неторопливыми разговорами двух иностранцев, пытающихся понять друг друга.

— Портал рассосался, — объявил Курортник. — Тот, что над Красной площадью, большой. При этом мы наблюдали довольно странный ритуал.

— Что ж в нем странного? — Лабус все еще неприязненно разглядывал пленника. — Улеглись мужики мордами книзу и давай молиться.

Он присел на лавку рядом с Игорем, положив СВД на пол возле ног.

— Нет, Костя, ты недопонял. — Алексей, опершись о стол кулаками, помолчал, подбирая слова. — В общем, это был такой практичный ритуал. При схлопывании портала локально меняется давление, он с силой засасывает в себя воздух. Недолго, но в этот момент тебя может подхватить ветром. Что делают варханы? Ложатся на землю. И при этом они еще и молятся. То есть у них, как бы сказать…

— Религиозное отправление сопряжено с чисто практической мерой безопасности, — подсказал Яков.

— Религиозное отправление, — повторил Курортник. — Ну да, наверное, так можно сказать. Вернее даже не сопряжено, а является одновременно и тем, и тем.

— Это интересно, да! — Яков энергично закивал и пыхнул табачным дымом в сторону чужака. — И еще вот что важно: порталы исчезают. Теперь их почти не осталось… Хорошо, и как же неприятель собирается перебрасывать в город новые соединение?

— Возможно, все уже переброшены, — сказал Игорь. — Или где-то порталы еще остались. Мы пока не знаем главного: варханы способны как-то управлять ими, или под куполом порталы возникают и пропадают сами собой?

— То, что спонтанные порталы есть — это как раз известно, — возразил Яков. — Мы, допустим, с Кириллом видели один, который прямо на уровне асфальта возник. Зачем противнику такой? Другой вопрос, что часть порталов могут быть неподконтрольными, а часть как-то управляются.

Костя оглядел стол. Там, помимо кожаного футляра, лежали карточки со всякими словами и рисунками: домик, человечек, автомат, солнце… Ну прямо как урок школьный, только училки с указкой не хватает. Лабус даже поежился слегка — он в детстве ненавидел школу, предпочитал вместо уроков ходить с мальчишками на заброшенную военную базу в лесу неподалеку от родного городка возле Клязьмы, выискивать гильзы на стрельбище, разглядывать выцветшие фотографии на стенах в учебных помещениях: плацы, ряды солдат, Красная площадь с Мавзолеем, с которого машут руками солидные мужи из Политбюро ЦК КПСС, а мимо катят танки… Наверное, в то время маленький Костик Гордеев и захотел стать военным. И стал им, поскольку, как и Леха Захаров, привык добиваться своего.

— А у вас что, товарищ полковник? — спросил он, обращаясь к Якову по званию, хотя тот давным-давно ушел в отставку.

— Ну что же, есть кое-что! — чувствовалось, что эта тема бывшему полковнику близка и интересна. — Двигаемся мы, продвигаемся. Хотя и медленно. Я, товарищи прапорщики… и товарищ капитан, понимаете ли, не просто лингвист, я интересовался сравнительным языкознанием в свое время, хотел даже преподавать, да не разрешили тогда…

— А чего ж, — перебил Костя, которого уже давно снедало любопытство, — то есть, извините, товарищ полковник, давно спросить хочу: почему агрономом стали?

Яков ладонью провел по столу, перемешивая карточки.

— Так уж вышло, Костя. После развала СССР всякое с людьми случалось, а у меня разочарование было громадное: в жизни, я ведь как раз развелся, в системе, во всем человечестве… Понимаете, мы ведь с Лешей раньше были уверены, что занимаемся чем-то действительно важным, делаем очень нужное дело. Мы коммунистами настоящими были. Но потом, постепенно, разочаровывались, ну а когда Союз рухнул… Я и до того прозревать начал, а к тому моменту окончательно понял, что на самом деле всю жизнь не был причастен ни к чему важному, что все это только игры политиков, в которых мы простые пешки. Ну, пусть мы с Лешей не очень простые, но все равно. Мне тогда хотелось забиться куда-то, в глухую щель, заняться чем-то и правда простым, простым и понятным. Приносить людям вполне конкретную, зримую пользу, чтобы далеко от политики, от всего, с чем я раньше был связан. Вот я и получил второе образование… Ну ладно, я долго про это говорить могу, в общем, не сбивайте вы больше меня.

— Рассказывай, — вставил Леша. — А ты, Костя, помолчи пока.

— Я молчу, молчу, — согласился Лабус.

— Так вот, — продолжал Яков, — в языках индоевропейской группы, к которой относится и русский, есть различные ветви. Но в этих ветвях, в разных группах внутри языковой семьи сохраняется общее ядро, идущее от праиндоевропейского языка. То есть термины родства… Костя, по лицу твоему вижу, что как-то не очень ты понимаешь, а?

— Нет, праиндо это — все понятно! — бодро кивнул Лабус. — А что такое термины родства?

— Ну вот, брат — бразер, фрит, фра, бродар, фратр… во многих языках звучание слова схожее. Знание языковых законов, формул изменения слов помогает мне понять Гярда.

— И что вы поняли, товарищ полковник?

Яков жизнерадостно развел руками.

— Да практически ничего! Но вопрос в другом. У русского и варханского общие корни. Очень, очень древние корни. Вот чего я не могу понять! Как, почему они схожи? Выходит, мы уже пересекались?

— И варханы обучили древних индийцев своему языку? — добавил Курортник.

Лабус с легким удивлением покосился на напарника — надо же, знает, что именно древние индийцы на этом праязыке шпрехали? Хотя ведь если он «индо», так можно догадаться.

— Нет, это вряд ли, — покачал головой Яков. — Русский язык — отдаленный потомок индоарийской ветви праязыка. Арийцы — наши дальние предки. А с ними далеко не все понятно. Эзотерика, в которую я отродясь не верил, утверждает, что арийцы — последние представители какой-то исчезнувшей цивилизаций, что прилетели на Землю из созвездия Большой Медведицы, что они основали технократическое государство Гиперборея, которое позже разрушилось… В общем, много чего утверждает эзотерика, наверное, в библиотеке этой школы можно что-то найти по этим вопросам, так что если кому интересно — туда идите. А я другое хочу сказать: санскрит сам по себе тоже был ветвью какого-то еще более древнего языка. И потому: не в том дело, что наши языки от варханского произошли, или наоборот, а в том, что корни одинаковые. То есть когда-то — четыре, пять тысяч лет назад был уже некий… контакт. И в то же время — письменность у варханов развивалась совсем иначе, она ближе к египетской, что ли.

Хмыкнув в усы, Лабус поднялся.

— Ну ладно, в общем, пока результатов нет. Устал я и жрать хочется, надо перекусить. Леха, давай…

— Надо решить, что делать, — бросил Игорь, и все замолчали, глядя на него.

Как-то так получилось, что все, даже энергичный старик Леша, ушедший в отставку, как и Яков, в звании полковника, и Курортник с Лабусом тоже — все быстро приняли его за старшего. Хотя Алексей с Костей сомневались поначалу, долго на эту тему между собой дискутировали, но после решили: если Сотник из общевойсковой разведки, да к тому же капитан, то пусть и командует, в конце концов, сейчас это главное — собирать разведданные.

— Яков Афанасьевич, сколько времени пройдет прежде чем вы начнете его хоть как-то понимать? — спросил Игорь, поднимаясь. — Понимать и получать более-менее ясные сведения?

Полковник думал недолго.

— Три недели минимум. Самый минимум.

— То есть хотя бы месяц, чтоб получить первую внятную информацию. — Игорь обвел всех взглядом. — Нет, долго. Значит, надо решать сейчас. Вернуть этого вашего Кирилла мы не можем, да и вообще неизвестно, жив ли он. Где лэптоп — тоже неизвестно. У нас остается два пути, то есть две точки, где возможно быстро получить какую-то информацию о нашествии, о противнике, о причинах всего происходящего. Это научный центр в Подольске и база Айзенбаха.

— До Подольска далеко, — заметил Леша. — Километров пятьдесят. Главное: неизвестно, что на пути.

— А до офисного центра этого Артемия Лазаревича — рукой подать, — подхватил Лабус. — Ну, не совсем, учитывая все обстоятельства, но…

— Только мы не знаем, там ли он, и если да, то как его охраняют, — возразил Курортник. — Хотя вообще надо, конечно, туда отправляться. Сегодня же, я считаю.

— Согласен, — кивнул Леша.

— Да, — поддержал Яков.

Раздались шаги, все поглядели на пленника. Улыбаясь, тот подошел к столу и протянул руку к фляжке Якова.

— Ну, ты! — Лабус пихнул его кулаком в грудь, пленник отшатнулся. — Тебе кто встать позволил?

— Костя, прекращай, — сказал Курортник.

— Костик! — поддержал Яков. — Не надо так делать, если Гярд пить хочет — так пусть напьется.

Пленник обескуражено переводил взгляд с одного на другого, потирая грудь.

— Добренькие все какие, — проворчал Лабус, отступив на шаг.

Гярд улыбнулся им, снова потянулся к фляге. Открыл, сделал несколько глотков, положил на место и, попятившись, опустился на стул.

— Значит, выступаем этой же ночью, — заключил Игорь. — Осталось разобраться с маршрутом.

— Под землю мы с Лешей ни ногой! — тут же произнес Яков, быстро покосившись на друга. — Ему там хуже становится, и к тому же там крысоедов этих желтоглазых все больше. Они ведь действительно крыс жрут, те с писком разбегаются, будто мыши от кошки. Страшно подумать, что теперь внизу делается.

— Значит, разработаем наземный маршрут, — кивнул Игорь. — И автобус и броневик на ходу, так что поедем. Багрянец дежурит в кабинете географии, там есть карта Москвы. Костя, Алексей, пойдемте, это лучше с вашей помощью.

— Хорь давно дежурит? — спросил Лабус, вставая.

— Их обоих пора сменить, — Игорь вопросительно повернулся к старикам.

— А чего, подежурим, пусть пацан с курсантом отдыхают, — кивнул Леша. — Так, Якуша, пленника зови, в кладовку его опять. А вы трое пока маршрутом занимайтесь.

* * *

Перед броневиком шли четверо в обычной городской одежде, в варханским куртках и круглых кожаных шапочках. У троих под шапочками виделись края бинтов, а на руках были фиолетовые повязки; четвертый, худосочный молодой человек в очках, повернулся к Хорьку, как только тот выскочил навстречу.

Хорек попытался сходу проскочить между ними, но очкастый схватил его и зашептал:

— Мальчик, беги! Беги отсюда! Не верь им…

— Пусти, дебил!!! — взревел Хорек.

Этот, в очках, был типом вроде тех, кого батя презрительно называл «интелихерами». Нервно оглянувшись, он продолжал:

— Это я речь написал, заставили, не верь, они…

Остальные трое глядели на них с непониманием и детским любопытством. Схватить Хорька они не пытались и ничего не говорили, вообще на его появление никак, кроме поворота головы, не отреагировали.

— Беги, мальчик… — снова завел свое очкастый, толкая Хорька прочь от броневика, с башни которого на происходящее равнодушно взирал отец. Наверное, не узнал сына — волосы ведь у того отросли, да и одежда новая.

— Ну же! — интелихер толкнул его сильней.

Хорек пнул его в колено, а после применил излюбленный прием: укусил за руку. Очкастый вскрикнул, мальчик вырвался, обежал его и взлетел на броневик, хватаясь за скобы.

Отец сидел на краю башни, свесив ноги, плечом упираясь в штангу с рупорами.

— Батя, ты как? — Хорек присел на корточки по другую сторону раскрытого люка. Отсюда были видны две тачанки за БМП, в каждой ехали по трое варханов, а в одной сидела еще перепуганная женщины с ребенком на руках, и у борта лежал накрытый пальто старик.

— Чего молчишь? — Хорек дернул отца за повязку на правой руке. — Это зачем у тебя? Почему ты меня бросил?! Ты дурак! Бросил меня, где ты был?!

Отец сидел, широко расставив толстые ноги, одной рукой держал большой черный микрофон, от которого к мачте уходил провод, а другую положил на колено. И смотрел на сына пустыми глазами. Не совсем пустыми, в них была жизнь, и какая-то мысль — но последняя еле теплилась. А еще в них была эмоция: легкое любопытство. И выражение лица какое-то детское.

Хорек, заглянув глубже ему в глаза, отпрянул. А батя, отвернувшись от сына, поднес микрофон ко рту.

В озаренном бледно-синим светом отсеке под люком что-то сдвинулось. За БМП один вархан соскочил с телеги и стал догонять броневик. Вместо кожаной куртки на нем был китель с красной полоской на левом предплечье, а за спиной — пьезо-ружье.

— Москвичи! Хватит прятаться по развалинам… — произнес отец Хорька незнакомым голосом. То есть сам по себе голос был знакомый, грубый и сипловатый, но говорил батя совсем иначе, равнодушно и с какими-то наивно-детскими интонациями.

— Что ты делаешь?! — закричал Хорек и заехал ему кулаком в плечо. А потом — по лицу. И еще раз.

— Ты что, меня не узнаешь?!

Он ударил в четвертый раз, наотмашь, со всей силы, — а силы у Хорька для его возраста было много — и голова отца качнулась, шапочка слетела с нее, открыв повязку из серых бинтов. Наложили ее неумело, а может поспешно, она сбилась, открыв череп над ушами. Там были дырки, залепленные чем-то густым и желтым. Дырки прямо в черепухе! Хорек ахнул от гнева и обиды: эти козлы, гниды, уроды просверлили бате череп!

— Ребенок, зачем меня бьешь? — спросил человек с дырявой головой, и этим окончательно вывел Хорька из себя.

Ребенок?! Ребенок?!! Нет, это не его батя! Это какой-то чужак, вернее, полу-чужак, он не как варханы — но и не как нормальные люди, он…

— Что вы с ним сделали?! — завопил Хорек.

Вархан с пьезо-ружьем, забравшись на корпус броневика, шагнул к башенке.

— Держать! — произнес он. — Держать!

Дырявоголовый незнакомец попытался сграбатать Хорька за плечо. Выхватив пистолет, тот вмазал ему стволом по скуле и отскочил.

Лицо вархана, взбирающегося по скобам внутри башни, возникло из синей полутьмы под люком, и Хорек, тихо застонав от душевной боли, от обиды и от чувства одиночества — его бросили все, кинули, ни одного близкого человека во всем мире не осталось — выстрелил в это лицо. Повернул пистолет — и пустил пулю в вархана на броневике, но тот пригнулся, она прошла выше. Тогда Хорек прицелился в батю, то есть уже не в батю, а в этого незнакомца, прямо ему в сердце… но не смог вдавить курок. Громко засопев, он опустил ствол ниже и выстрелил в башню. Пуля, срикошетив от брони, впилась в обтянутую голубой джинсой толстую ляжку.

Человек вскрикнул. Откинулся назад, выпустив микрофон, схватился за ногу — и соскользнул с башни. Когда он закричал от боли, то на миг снова стал батей Хорька, знакомое выражение проступило на большом грубом лице, но длилось это только мгновение, и на асфальт у колес броневика свалился уже дырявоголовый незнакомец: чужой, равнодушный и страшный.

На Хорька нацелился ствол пьезо-ружья, и тут же сзади его обхватили за поясницу.

— Отвали! — взвизгнул он, едва не выпустив пистолет.

Оглянувшись, увидел очкастого интелихера, тоже забравшегося на броневик. Тот рванул мальчика на себя и свалился на асфальт. Хорек упал сверху и потому совсем не ударился, но очкастый под ним охнул от боли.

— Отпусти!

Интелихер поднялся, прижимая к себе Хорька. Броневик ехал мимо. Над краем башни показался вархан с ружьем, мальчик выстрелил, попал в плечо, вархан отпрянул.

Очкастый повернулся к школе, и машины чужаков пропали из виду.

— Отпусти, педик!

— Не дергайся!

Интелихер побежал, и Хорек задергался что было сил.

— Мальчик, надо прятаться! Они как зомби, они просто…

Про зомби Хорек знал. Видел их в фильмах: корявые парни с гнилыми мордами, ковыляют, вытянув перед собой руки, и жрут мозги. Его батя, то есть уже не батя, совсем не такой, но все равно — он и правда теперь зомби! Только целый, не гнилой.

Интелихер добежал до лестницы, ведущей на школьное крыльцо под бетонным навесом, когда в них выстрелили из пьезо-ружья. Хорька как-то ударило током на стройке — он тогда едва коньки не отбросил. Надолго запомнил ощущение, будто тебя схватили сразу двадцать очень сильных рук и начали что было сил дергать в разные стороны. Сейчас произошло что-то подобное, только хуже. У него чуть зубы не посыпались из десен, глаза вылезли из орбит, все тело завибрировало, словно хотело распасться на кусочки. Если бы это продлилось хоть на пару секунд дольше — маленькое сердце Хорька разорвалось бы.

Интелихер свалился под лестницей, подмяв мальчика под себя, и замер.

Хорек полез из-под него, протянув руку к пистолету, который улетел вперед и лежал на второй снизу ступени. Сотник учил, что надо считать выстрелы, и мальчик не забыл, даже в этой ситуации добросовестно считал их, и теперь знал: в коробчатом магазине осталось восемь патронов, да еще запасной магаз есть в кармашке на кобуре, патронов хватит перебить всех варханов в отряде — и Хорек тянулся пистолету, пытаясь выбраться из-под своего спасителя, который хоть и худой с виду, а оказался тяжелым, гад, и не выдерешься из-под него, а сзади гудели моторы, и причитала женщина в тачанке, и ревел младенец, и что-то кричали на незнакомом языке, и мягко, вкрадчиво стучали подошвы мокасин об асфальт, они были все ближе, а Хорек тянулся, и уже пальцы коснулись рукояти, в которой ждали своего часа восемь латунных цилиндров, снаряженных полукруглыми комочками свинца калибром девять миллиметров, но тут на него упала тень… Так и не схватив ПМ, он повернулся — вархан стоял над ним. Поднял ружье, но сразу опустил и вытащил нож. Узкий извилистый клинок тускло блеснул в свете солнца. Хорек задергался под оплывающим кровью телом, вархан шагнул ближе, взял нож обратным хватом и, нагнувшись, ударил его в шею.

Мальчик в последний миг отпрянул — клинок, скользнув по коже, цокнул о нижнюю ступень. Схватив пистолет, Хорек выстрелил вархану в живот, потом в грудь. Чужак отшатнулся, шагнул назад, но не упал. За ним броневик и тачанки, повернув к школе, разъезжались, будто хотели окружить здание. Вархан, выпустив нож, стянул с плеча ремень ружья, которое висело стволом книзу, начал поднимать его, но третья пуля из ПМ попала ему в голову.

Рука чужака судорожно сжала ружье, алый разряд вырвался из него, впился в интелихера, мешком лежащего на асфальте.

Тело взорвалось красным. Стоящего на коленях Хорька заляпало с ног до головы, темное и густое потекло по лицу, он завопил, выпуская последние пули по варханам, соскочившим с тачанок.

Над головой застучал автомат. Раздался дребезжащий голос:

— Пацан, сюда!

Сунув пистолет в кобуру, мальчик потянулся к пьезо-ружью. Пуля ударила в асфальт, другая — в мертвого чужака, третья в ступеньку.

— Хорек, сюда!!!

Он схватил ружье и метнулся по лестнице к крыльцу.

Увидев, что появилось подкрепление, варханы попрыгали обратно в тачанки. Трое москвичей возле броневика остановились и крутили головами, явно не понимая, что им делать; дырявоголовый в джинсовом комбинезоне остался где-то за машинами, видно его не было.

Когда Хорек добежал до раскрытых дверей, за которыми на одном колене стоял Леша с автоматом в руках, со второго этажа школы донеслись выстрелы.

Пушка приближающегося к лестнице броневика нацелилась на двери, и Леша вскочил.

— За мной, пацан! — приказал он, ныряя в коридор.

* * *

Над центральным входом в школу находился актовый зал. Игорь с Лабусом и Курортником бегом пересекли его и сквозь окна с разбитыми стеклами открыли огонь по машинам, приближающимся к зданию. Броневик катил прямо ко входу, левее ехала тачанка, еще левее другая круто поворачивала к дальнему углу здания. Вдруг над ней взлетел, стреляя искрами и оглушающе шипя, шар синего огня.

— Ствол поднимается! — крикнул Сотник, увидев, как сдвинулась пушка на башне БМП. Кажется, поначалу чужаки хотели выстрелить в центральные двери, но когда со второго этажа тоже открыли огонь, передумали.

— Ложись! — Лабус первый повалился на усыпанный теплыми гильзами пол, пополз в глубину зала.

Когда Курортник с Игорем последовали за ним, внизу хлопнула пушка. Звякнули остатки стекол в рамах, и через мгновение стена под окнами взорвалась. Если бы они остались на прежнем месте, их бы оглушило, опрокинуло на пол и завалило обломками.

У двери Сотник оглянулся. Сверху стена была, а снизу — нет, только бетонные огрызки торчали из пола, в широкий просвет задувал ветер и влетали пули.

Новый звук полился снаружи: «гул-гул-гул»… Лабус крикнул:

— Слышите, как оно?.. Это ПК!

— Отступаем к машинам, — решил Игорь, вскакивая.

По второму этажу они побежали к кабинету географии, где дежурил Багрянец. Оттуда через пролом можно было спрыгнуть на крышу броневика, стоящего во внутреннем дворе вместе с автобусом.

В это время на первом этаже, возле спортзала, Яков распахнул дверь кладовки и сказал Гярду:

— Выходи!

Все они, кроме Лабуса, относились теперь к пленнику менее настороженно, хотя статус его оставался прежним. Последние дни «язык» проявлял готовность к общению, очень старался понять тех, кто пленил его, и помочь им понять его самого. Хотя это вовсе не значило, что Яков доверял чужаку.

— Передо мной, быстро! — приказал он.

Пленник закивал, выйдя из кладовки, заспешил вперед по просторному коридору, ярко озаренному солнечным светом, льющимся из широких окон. Яков, пыхтя и отдуваясь, бежал за ним, локтем прижимая к боку висящий на плече «калашников».

Леша, успев пересечь здание по первому этажу раньше Якова с пленником, оказался во внутренним дворе одновременно с растерянным Багрянцем.

— Так, курсант, ты броневиком уже рулил — быстро туда! Выводи наружу! — скомандовал он и поспешил к автобусу, но остановился, когда через пролом на башню БМП спрыгнули Лабус и Курортник и Сотником.

— А, молодежь!

— Где Яков? — спросил Игорь.

— Гярду должен сюда вести.

— Один, что ли? — уточнил Лабус.

— Справится, Гярда смирный.

Внутренний двор был квадратным, с одной стороны — ворота и раскрытая калитка, с другой — пролом, где, передней частью в сторону ворот, стоял броневик. Автобус находился сбоку, на клумбе. Во двор доносились частые выстрелы, они звучали все громче. Неподалеку загудел мотор.

— Вы все — в автобус! — приказал Леша. — Пленника к вам, а мы с Павлом и Яковом в броневик сядем.

БМП зарокотал и стал выползать из пролома. Курортник с Игорем полезли с него вниз, а Лабус крикнул:

— Надо полковнику с «языком» помочь!

За калиткой показалась медленно движущаяся вдоль ворот тачанка, оттуда ударил пулемет Калашникова. Все попадали: Леша повалился за автобус, Курортник с Игорем — по сторонам от БМП, Лабус растянулся на башенке. В броневике Павел Багрянов, удерживая руль одной рукой, приставил ствол к смотровой щели и дал очередь по тачанке.

Пули, пролетая сквозь калитку, барабанили по железному борту. Взревел мотор, и тачанка унеслась вбок, мгновенно исчезнув из вида.

Броневик остановился на середине двора. Вскочивший Курортник нырнул в автобус следом за Игорем, крикнул:

— Костя!

Из глубины пролома донеслось:

— Заводи, я полковнику помогу!

— Прапорщик, куда?! — окликнул Леша, успевший забраться на броневик и теперь перекидывающий ноги в люк.

— Он с пленником один, я нервничаю! — прокричал Лабус. — Выезжайте, противник сигнал дал, сейчас подмога будет!

Броневик дернулся, и Леша свалился вниз, не успев ответить.

Когда Игорь с Курортником оказались в автобусе, Алексей крикнул:

— У нас две трубы только!

— Знаю! — Курортник побежал к железному ящику, стоящему в конце салона.

Вообще-то после боя на Делегатской у них оставались три одноразовых «Нетто», но Багрянец углядел в одной трубе дырку от пули. Пластик вокруг отверстия не треснул (поэтому сразу повреждение не заметили), а покрылся ворсом, словно шерстяной платок. Стрелять этой РПГ теперь было нельзя, но хозяйственный Лабус запретил ее выбрасывать, сказал, что найдет применение.

Сотник схватил обе целые трубы и побежал обратно, в то время как Алексей, нырнув в водительскую кабину, упал на сидение и завел мотор.

Яков с Гярдой пересекли половину длинного коридора, когда снаружи по ним открыли огонь из автомата.

Стрелял крупный мужик в джинсовом комбинезоне, сидящий на башне броневика, который ехал вдоль боковой стены здания. Стрелял неточно, неумело, но окна в коридоре были большие, и часть пуль, пробив стекла, залетела внутрь.

Яков крикнул «Ложись!», в плечо его ударила пуля, он охнул и покачнулся. Присел. Автомат рванули из его рук.

АК висел на обычном, не трехточечном ремне, и чужак, легко завладев оружием, прикладом врезал конвоиру по темени. Потом развернул автомат стволом вперед, прицелился растянувшемуся на полу человеку в голову и вдавил спусковой крючок. В конце коридора сухо, хлестко заговорил «бизон». Рядом с Гярдом пронеслись пули; чужак снова попытался выстрелить, — но он не знал, для чего предназначена тонкая железная планка с выступом для пальца справа на корпусе оружия, и не снял АК с предохранителя.

Решив, что автомат не работает, Гярда отшвырнул его и рыбкой нырнул в окно. Перекатившись, вскочил, побежал к грузовику. Манкурат в джинсовом комбинезоне на башне нацелил было на пиона автомат, но узнал по одежде своего и не стал стрелять.

Гярда скрылся за броневиком, продолжавшим катить вдоль здания. Лабус подбежал к Якову.

— Товарищ полковник, как? Да у тебя кровь!

— Нормально!

Яков встал, прижимая ладонь к плечу.

— Стрелок с БМП попал… Идем.

— Нет — бежим!

Схватив Якова под локоть, Костя потащил его обратно.

В башне трофейной БМП Леша схватился за рукоять под казенником пушки, толкнул от себя. Клин-затвор отъехал вниз, открыв ствол. Старик вогнал в него снаряд и дернул рукоять обратно. Затвор лязгнул. Повернувшись на узкой полке, Леша перекинул рукоятку механического привода — заскрипели шестерни, и башня начала поворачиваться.

— Ворота! — донеслось снизу.

— Не тормози, Павлуха!

Башня повернулась вправо градусов на шестьдесят. Шестерни тяжело скрипели, медленно вращалась уходящая вниз толстая ось. С лязгом БМП вышиб ворота, опрокинул наружу и покатил по ним. Сбоку Леша увидел подъезжающий вдоль стены школы неприятельский броневик с торчащей вверх рупорной мачтой. Ствол чужой пушки смотрел точно в башню, из которой высунулся старик.

— Ходу, Павлуха! — закричал Леша, борясь с острой болью в горле. — Полный ход, курсант!!!

— Есть, товарищ полковник! — гаркнул Багрянец.

Мотор взревел, БМП рванул вперед. Из другого выстрелили, снаряд пронесся прямо за башней и взорвался где-то дальше.

Броневик с Павлом и Лешей, сломав лавку, выехал на школьный стадион. Что-то захрустело, зашипела ось, на которую была насажена большая шестерня, и башня перестала вращаться.

— От же чудо враждебной техники!! — Леша рванул рукоять обратно, снова перекинул — но башня, повернувшись примерно на девяносто градусов, больше не двигалась.

Чужая машина оказалась почти точно сзади. Она стала поворачивать, ее ствол нацелился на уезжающий броневик, и тут выкатившийся из двора автобус врезался в нее сзади.

БМП остановилась. Автобус со слегка вмятым передком дал задний ход, из него по пояс высунулся Игорь Сотник с трубой гранатомета на плече.

— Близко! — крикнул ему Алексей. — Мы слишком…

Игорь и сам видел, что они слишком близко, но он понимал, что если промедлит, второй снаряд из пушки настигнет трофейную БМП — и все равно выстрелил.

Он успел нырнуть внутрь, но не успел закрыть дверь, поэтому ударная волна близкого взрыва не размазала его по бортовой броне, зато оглушила почти так же, как возле шестнадцатиэтажки на Делегатской.

Автобус качнулся, скрипнули рессоры. Алексей крутанул руль, зад пятящейся машины занесло вправо. Броневик перед ней стал меньше на высоту башни. Из дымящегося пролома высунулся человек в джинсовом комбинезоне, тут же исчез, его место занял вархан с ПК. Мачта, после взрыва ракетой взмывшая в небо, рухнула на асфальт сбоку. Разлетелись обломки рупоров.

Автобус остановился. Сбоку в него впилась молния, Алексея с Игорем тряхнуло током. Вдоль школы тем же курсом, как до того броневик, ехала тачанка, позади водителя стояли двое, с пьезо-ружьем и пулеметом. «Гул-гул-гул…» — пули ударили в борт автобуса. Полыхнула алая молния разряда.

Впереди трофейный броневик преодолел уже треть стадиона, когда сбоку к нему, проехав между штангами футбольных ворот без сетки, вынеслась вторая тачанка.

Леша выстрелил из пушки, но тачанка вильнула, и снаряд разорвался рядом. С нее открыли огонь — пулемета там не было, стреляли одиночными, в три ствола. Тачанка начала выруливать так, чтобы оказаться позади броневика, возможно, противники решили догнать его и перепрыгнуть на корпус. Броневик катил по прямой, приближаясь к дальнему краю стадиона.

Другая тачанка, с которой стреляли из ПК и пьезо-ружья, разогнавшись, промчалась прямо позади набирающего ход автобуса. Еще одна молния впилась в него, но Курортник держался за обтянутый кожей руль, сидел на кожаном сидении, одна нога была на педали, вторую он приподнял — в общем, током его не ударило, в отличие от Игоря, которого снова дерануло так, что мозги заскрежетали в голове.

Сцепив зубы, он нагнулся за второй гранатометной трубой.

На тачанке, преследующей трофейную БМП, увидели, что их нагоняет еще одна вражеская машина, и предпочли изменить курс. Водитель свернул. Описав большой круг, тачанка оказалась позади автобуса, и вместе со второй, откуда вели почти непрерывный огонь, начала преследовать его.

Игорь, повернувшись спиной по ходу движения, снова высунулся наружу с гранатометом на плече. И понял, что не попадет. Автобус качало, его самого мотало в проеме, тачанки виляли — толком прицелиться было невозможно.

Броневик Леши и Багрянца, проломив сетчатое ограждение за стадионом, исчез из виду между домами. Курортник до предела увеличил скорость и крикнул:

— Закрой двери! Привод сломан, отсюда не могу!

Тачанки догоняли. Та, где были пулеметчик и офицер с пьезо-ружьем, объезжала автобус со стороны раскрытых дверей, вторая — с другой. Пулеметчик дал очередь вертикальным веером, пули пошли вскользь к борту, и Сотник отпрянул, схватившись за рычаг, который сдвигал тяжелую металлическую плиту двери.

— Осторожно! — заорал Курортник.

Заезжая на стадион, броневик сломал одну из стоящих вдоль него лавок, и Алексей хотел проехать в пролом. Но из-за стрельбы с тачанки не смог повернуть — тогда пули бы начали влетать внутрь салона сквозь проем. Врезавшись в лавку, автобус сильно качнулся. Игорь упал, выпустив РПГ, труба вылетела в дверной проем. Ругаясь, он приподнялся, но снова упал, когда из тачанки начали стрелять внутрь салона.

Еще одна молния врезалась в борт. Игорь скрипнул зубами, отползая от проема. Они неслись через стадион, впереди маячила широкая дыра в сетке, оставленная броневиком.

Автобус начал забирать влево, уходя от пулеметного огня. Тачанка поднажала. ПК смолк.

Вторая тачанка оказалась прямо под бортом, вархан на ней выпрямился и почти в упор начал стрелять из оружия с кривым рычагом по боковому окну. Всего в полуметре от левого виска Алексея пули врезались в бронированное стекло, оставляя на нем белые пятна, от которых расходились паутинки тонких трещин.

Он крутанул руль, автобус надвинулся на тачанку, и водитель не успел отвернуть — хрустнули оси, она просела набок, потом резко встала, сильно накренившись.

Но вторая продолжала катить рядом, и когда Курортник попытался бортануть ее, вильнула, отъехав немного дальше. Игорь, подняв АК, высунулся в дверь, но сразу отпрянул, потому что стоящий на коленях позади водителя вархан в узком кителе прицелился из пьезо-ружья. Третий склонился над лежащим на дне машины ПК. Если пулемет не чищен, если из него много стреляли, то затвор может заклинить… Наверное, с этим у чужака и проблемы?

Сквозь окошко он увидел, как вархан в кителе и пулеметчик, наконец справившийся с оружием, подняли стволы, целясь прямо в него. Такого удара стекло не выдержит! Сотник поднял АК, чтобы высунуться в дверь и дать по тачанке очередь, рискуя получить в грудь электроразряд или несколько пуль.

— Осторожно! — снова крикнул Курортник.

Тачанка вильнула ближе к автобусу, оказавшись почти вплотную к нему. Они пронеслись сквозь оставленную броневиком дыру в ограде и с ходу проехали мимо торца девятиэтажного дома.

Прямо за ним стояла трофейная БМП. Ствол на башенке был опущен, потому что многоопытный Леша, велев Багрянцу остановить броневик, выскочил оттуда, глянул из-за угла на приближающиеся машины и, вернувшись обратно, повернул пушку под нужным углом.

Он все рассчитал точно, и в нужный момент дернул рычаг над казенником.

Взрывом пробило днище, тачанка проломилась в середине, откуда поднялся столб дыма, огня и обломков. Они со стуком попадали на асфальт, на крышу автобуса и броневик.

Прокатившись еще немного, автобус встал. Курортник с Игорем выбрались из него. Откинулся люк на башне, наружу высунулась голова с всклокоченными седыми волосами.

— Так! — продребезжал знакомый голосок. — Противник уничтожен? Вижу, всмятку… Ладно, где остальные?

Леша сел на краю башенки, из люка высунулся Багрянец.

Раздались шаги, из-за дома показались Лабус, помогающий идти Якову.

— Якуша! — Леша полез вниз. — Ты ранен?!

— Ничего, ничего… — Яков, отойдя от Лабуса, привалился к броневику. — Шальную поймал, но в мясо, кажется, кость не задело…

— Да ты откуда знать можешь? Пошли в автобус, там аптечка большая.

— По ощущениям догадываюсь, Лешенька. Пошли, пошли… А Гярда-то наш сбежал, упустил я его, расслабился. Годы, годы, Леша — они берут свое.

Леша, поддерживая Якова, у которого слегка заплетались ноги, направился к раскрытым дверям автобуса, и тут его одолел приступ кашля. Он едва не уронил друга на асфальт, присел, мучительно содрогаясь, держась за шею. Вид у стариков был совсем несчастный, Игорь даже сморщился от жалости к этим двоим, таким энергичным, опытным… и слабым.

Он взял Якова за плечи, повел к автобусу. Навстречу из дверей выпрыгнул Курортник, поспешил к Леше, на ходу спрашивая:

— Товарищ полковник, может воды? Что вам помогает во время прис…

Лабус перебил:

— А где Хорек?

Игорь с Яковом остановились, все заозирались. Леша даже перестал кашлять. Выпрямился, продолжая держаться за горло, повернулся в сторону школы и хлопнул себя по морщинистому лбу.

— Он тогда еще пропал! В горячке я не… Возле входа, еще в самом начале — побежал за мной, но сразу пропал куда-то. Я думал, он в автобусе с вами.

— А мы думали — с вами в броневике. — Игорь подсадил Якова на подножку.

— Так что, в школе пацана оставили? — повысил голос Лабус. — Забыли хлопца, а?!

Кажется, он не на шутку рассердился, и Курортник, отдавая Леше флягу с водой, сказал:

— Ты его так же там оставил, как и мы.

— Надо его найти!

— Где искать? — спросил Сотник, выглядывая из автобуса. — Он теперь где угодно может быть. И потом, ты разве не слышишь?

Со стороны школы доносился гул моторов.

— К варханам подкрепление приехало. Все по машинам, надо уезжать. Отсюда двигаемся прямо по адресу, где этот Айзенбах обосновался. Будем надеяться, с Хорьком все в порядке.

Лабус посмотрел на Курортника, который, пожав плечами, показал на автобус. Оглянулся на школу, плюнул в сердцах и полез в спецмашину, где Сотник уже занимался плечом Якова.

— Я — в БМП! — крикнул вслед Курортник. — Вы впереди, старайтесь держаться дворов!

— Понял! — откликнулся Костя.

Солнце сползало за крыши, когда машины остановились в небольшой арке под светло-серым шестиэтажным домом. Впереди тянулась восьмиполосная асфальтовая лента. По краям стояли припаркованные автомобили, часть — сожженные, другие с выбитыми окнами и спущенными шинами, третьи с виду вполне целые. На остальных полосах автомобилей тоже хватало — проехать никак, разве что по тротуарам.

Автобус стоял впереди, БПМ за ним. Раздался стук, Сотник отодвинул дверь, и внутрь сунулся Леша, следом вошел Курортник.

— То место? — спросил он.

Бледный Яков с забинтованным плечом, стоя возле Лабус, сидящего на водительском сидении, смотрел в лобовое окно.

— Сзади Гиляровского, слева Орлово-Давыдовский переулок, — прикинул он. — Да, то.

— Якуша, как плечо? — спросил Леша. — Вы пулю не доставали?

— Достали, — возразил Игорь. — Она прямо под кожей была. Яков, точного адреса вы не знаете, так откуда…

— Кирилл мне описывал: желтое двухэтажное здание в сотне метров от поворота на Орлово-Давыдовский переулок, если ехать от центра. Точного адреса он сам не помнил, вернее, говорил: никогда его не знал. Ну, значит, вот оно.

Все снова посмотрели в окно. Почти точно напротив арки за машинами виднелась приземистая ярко-желтая двухэтажка в старинном стиле.

— Так, сейчас… — Костя достал бинокль, поднес к глазам.

— Стар… байт, — медленно прочел он. — Старбайт, так над входом написано.

— Он! — кивнул Яков.

— Ну хорошо, тогда что мы имеем, — Курортник сощурился. — Два крыла, по сторонам просветы между другими домами, там пройти можно… На окнах решетки. По центру проход во двор, за ним парковку вижу, перед зданием тоже парковка. А… — он замолчал. — Слева решетки на окне нет, то есть она пробита. И стекла…

— Стекла в некоторых окнах разбиты, — подхватил Лабус, не отрываясь от бинокля. — И за ними… Ну, плохо видно, конечно, темновато там, но, кажется, в некоторых помещениях уже мародеры похозяйничали.

— Так что, выходит, брошено оно? — спросил Леша. — Ладно, все равно проверим. Стоп!

Они посмотрели на старика.

— Стоп! Стоп! — повторил тот.

— Что, Лешенька? — спросил Яков.

Леша потер горло, покашлял. Они ждали.

— Да вы что, ослепли? — воскликнул он наконец. — Вон же, справа, фонарь за машинами, сломанный, накренился… Что там на нем, а?!

— Твою мать! — высказался Лабус, опуская бинокль. — Он прям на виду, потому не… Повешенный. Это варханин?

— Вархан, — поправил Игорь, разглядывая человека на свисающей с фонаря веревке. — Нет, не вархан, горожанин обычный. Парень какой-то молодой. И еще — я теперь заметил, вон, в просвете… Костя, там ведь тоже вроде?..

Лабус вновь поднял бинокль.

— Ага… — протянул он. — Там тоже какой-то мужик висит. И в глубине, за парковкой во дворе этого «Старбайта». И все — наши. Слушайте, это… Это что…

Лабус замолчал. Солнце садилось, вечерело. Тело, висящее на фонарном столбе, качнулось в порыве ветра.

— Предупреждение, — сказал Леша.

— Думаешь… — начал Яков.

— Уверен. Вспомни, как негры, если хотели показать, что деревня под контролем их клана, вешали возле нее несколько человек из соперничающей группировки.

— Как пиратов в старину возле портов вешали, да? — заговорил Лабус. — А тут… это мародеры, наверно. Кто-то, кто попытался сунуться в здание.

После этих слов все опять надолго замолчали. Игорь Сотник первым нарушил тишину:

— Машины надо отогнать назад во двор. Потом мы с Курортником и Лабусом пойдем на разведку.

III

Запах гречки висел над лагерем. На глазах Кира в котел над костром высыпали килограмм пятнадцать, не меньше. Упаковки крупы притащили из какого-то магазина, может, из ГУМа, до того как его сожгли. Больше десяти кило гречки! Когда разварится, наполнит весь котел с горкой, на всех рабов хватит. А может и варханы ее едят.

Днем Кирилл несколько раз видел, как к Мавзолею подъезжали небольшие обозы с продуктами — всякими крупами и консервами, мешками, коробками сухарей и бутылированной водой; под окрики надсмотрщиков рабы заносили их в Мавзолей и складывали там вместе с оружием.

Близился вечер, ему надоело лежать, да к тому же хотелось есть и еще больше — курить. Некоторые пленные смолили вовсю, и при виде того, как они достают траву из кисетов, неторопливо делают самокрутки (большой морщинистый листок — вместо бумаги, мелкая травяная труха — вместо табака), смачно затягиваются и пускают струи дыма с терпким непривычным запахом, курить хотелось еще больше.

Когда дальше лежать под навесом совсем не стало сил, Кирилл сел, откинув одеяло, принялся натягивать мокасины.

Донеслись тихие шаги, и под навес с той стороны, где он находился, вошел Явсен.

Оглядевшись, присел, вытащил из-под халата тряпичный сверток, положил рядом с матрацем и тихо сказал:

— Есть.

От свертка пахло съестным. Кирилл потянулся к нему, но Явсен схватил его за руку. Кинул быстрый взгляд на раненых — в сторону доктора никто не смотрел — и вытащил короткий черный стилет. Кир дернул рукой, но сообразил, что это не стилет, а карандаш, и расслабился.

Явсен, прижав острый конец к тыльной стороне правого запястья, нарисовал овал. Кирилл зашипел сквозь зубы: стало больно. Темная крошащаяся линия на коже пекла, словно огнем. Пеон изобразил в центре глаза зрачок-спираль и убрал карандаш в карман.

Жжение поутихло. Кожа вокруг рисунка порозовела, потом покраснела. Когда доктор, раскрыв мешочек на поясе, вытащил смоченную каким-то травяным настоем тряпицу и приложил к запястью, боль совсем прошла.

— Что, у всех такие татуировки? — тихо спросил Кирилл, понимая, что Явсен не разберет, о чем он. — Или это только мне ты нарисовал, а у них обычные наколки?

Явсен вместо ответа вытащил из-под халата серую повязку и накинул ее Киру на голову.

— Ты что… — начал тот, но пеон стянул повязку под подбородком, перехлестнул через голову раз, второй, потом стал завязывать узел на макушке.

— Да зачем… — промычал Кирилл и смолк, сообразив: вслед за татуировкой Явсен имитирует ранение. Такое, из-за которого Кир якобы не может толком говорить.

Закончив с повязкой, пеон нахлобучил ему на голову круглую кожаную шапку и довольно кивнул.

— Здесь! — объявил он, украдкой кинув взгляд на раненых под навесом. — Кыр быть здесь. Явсен быть здесь. Долго… назад… — он помолчал, шевеля губами. — Позже… Позже! Кыр быть ждать. Явсен позже, идти Айзенбах. Да?

— Хорошо, — ответил Кирилл, до сих пор совсем не уверенный в том, стоит ли помогать доктору попасть к Артемию Лазаревичу: вдруг Явсен — агент какой-то варханской разведслужбы, желающей выйти на олигарха?

— Хорошо, хорошо! — довольно закивал пеон и выпрямился, когда со стороны лобного места загудели моторы.

Раненые зашевелились, кто-то заговорил, другой, затушив самокрутку о мостовую, поднялся и поковылял из-под навеса.

Не обращая больше на Кира внимания, пеон прошел между матрацами и скрылся из виду.

Рокот моторов стал громче. Кир развернул тряпицу — под ней лежала краюха темного хлеба, тонкие ломти вяленого мяса и два клубня, похожих разом на луковицы и яблоки.

Он взялся было за мясо, но на ощупь оно казалось совсем твердым, и Кир передумал жевать его сейчас. Оставив один клубень и кусок хлеба, все остальное сунул в карман. Приоткрыв рот так, что повязка натянулась, откусил от клубня маленький кусочек. Пожевал осторожно, проглотил — ничего, даже вкусно. Похоже на моченое кисло-сладкое яблоко, только потверже.

С трудом двигая стянутыми повязкой челюстями, он встал и вышел из-под навеса.

В лагере суетились, варханы сгоняли рабов поближе к лобному месту, возле которого стоял длинный шатер, заставляли сесть на мостовую. Вокруг толпы прохаживались надсмотрщики с плетками и палками. Другие варханы выстроились клином. Кирилл медленно пошел прочь от лазарета, глядя поверх голов.

В стене впереди был широкий просвет, по краям которого постоянно дежурили два броневика. Между ними в лагерь въезжала вереница машин. В центре двигалась большая, на шести высоких колесах, тачанка, сзади накрытая броней, из-за чего она напоминала не то открытую карету, не то старинный автомобиль с покатым навесом в задней части. Возле водителя сидели двое варханов в кителях. Вместе с «каретой» в лагерь въехали три кожаные цистерны, несколько тачанок и покрытый листами клепаного железа трактор с широченным скребком, между зубьями которого застряли куски бетона и битых кирпичей. Над кабиной торчала стрела крана, на тросе висели сваренных в виде «кошки» крюки.

Еще на территории лагеря показались несколько машин такого типа, который раньше Кирилл у варханов не видел — вроде мотоциклеток, накрытых кубическими броневыми колпаками, с прорезями впереди и по бокам. То есть бронециклетки… или бронециклы? Кирилл решил, что у них должно быть по три колеса, на двух такую штуковину не очень-то поводишь.

Он отошел от навеса, приостановился, когда несколько варханов прогнали мимо толпу пленников, и направился дальше. Большинство чужаков выстроились длинной дугой, спинами к лазарету, лицами к тачанке. Цистерны поставили под кремлевской стеной, к одной сразу подъехала БХМ, их соединили толстым шлангом. Во второй был вода, возле нее уже стояли варханы с ведрами, и выбравшийся из кабины чужак, открыв кран на боку машины, наполнял их.

Двое, сидевшие рядом с водителем «кареты», вышли наружу. Кирилл подошел еще ближе, теперь он стоял недалеко от длинного шатра, стараясь не привлекать к себе внимание, но так, чтобы видеть все происходящее.

Эти двое были офицерами — бледно-зеленые кители и брюки, короткие блестящие сапоги, на круглых шапках — козырьки. У одного, вернее, у одной (это оказалась низенькая черноволосая женщина в возрасте) на рукаве три красные полоски, а у ее спутника четыре. Он свою фуражку сразу снял, открыв блестящий выпуклый череп.

Когда женщина распахнула дверцу в броневом колпаке, оттуда выбрался первый настоящий толстяк, которого среди варханов увидел Кирилл.

Тоже в бледно-зеленом кителе и брюках, но с золотистыми лампасами. И полоски на рукаве были золотые — целых пять. Вот это да! Кирилл шагнул ближе, приглядываясь.

За Толстяком показались двое варханов в широких темных плащах. Пятиполосочник оправил круглую фуражку с золотой кокардой в виде овального глаза и зашагал к полукругу рядовых. Охранники пошли за ним, Лысый и женщина-офицер — по сторонам.

Навстречу вышел комендант лагеря, на кителе которого были три полоски, чужаки остановились лицом к лицу. Никаких козыряний и других армейских жестов не было. Офицер заговорил, но толстый слушал недолго. По широкому красному лицу было видно, что ему все это не очень-то интересно. Отстранив коменданта, он огляделся и пошел вдоль строя, потом свернул прямо к нему, не глядя на расступившихся бойцов, зашагал в сторону длинного шатра. Офицеры и охранники спешили за ним.

Толстяк остановился, отдал приказ Лысому. Тот повернулся к коменданту, который поднял руку и прокричал что-то. Из-за шатра показался Явсен, а с ними — четверо вооруженных москвичей с фиолетовыми повязками на руках. Явсен широко вышагивал впереди, москвичи послушно, как цыплята за курицей, шли следом. Охранники в плащах выскочили из-за Толстяка, один поднял руку ладонью вперед, у другого из-под плаща высунулся ствол. Толстяк недовольно заговорил с охранниками, один из «темных плащей» ответил ему. Кириллу показалось, что разговор ведется на повышенных тонах, хотя отсюда трудно было судить. Кажется, Толстяк в конце концов смирился. Охранники подступили к пеону с москвичами и отобрали у последних оружие с торчащими вбок кривыми рычагами. Разрядили их, отдали и вернулись на свое место за спиной Толстяка. Тот поманил Явсена, и пеон подошел, протягивая скрученный трубкой лист бумаги. Гость его развернул, проглядел, поднял голову и выкрикнул: «Лежать!».

Москвичи попадали на землю.

«Встать!»

«Сесть!»

«Стрелять!»

Клацнули затворы.

Толстяк снова посмотрел на лист, подозвал пеона и отдал приказ. Доктор громко сказал: «Бежать! Влево!» — и показал рукой, какое именно направление имеет в виду. Люди с фиолетовыми повязками устремились туда.

«Лежать! Стрелять!» — зычно проорал Толстяк. Москвичи попадали, заклацали затворы — они дергали спусковые крючки, выставив перед собой стволы, будто палили по врагу впереди.

Заложив руки за спину, пятиполосочник наблюдал с брюзгливым выражением на красном лице. Развернулся и пошел вокруг шатра, будто позабыв и про москвичей и про пеона. Офицеры с охраной направились за ним. Явсен подошел к москвичам, поднял их с мостовой и увел куда-то.

Кирилл попятился, когда понял, что весь командный состав направляются прямиком к нему, но бежать было поздно: четыре офицера и двое охранников были уже рядом

Он замер спиной к шатру. Компания прошла мимо. Охранники скользнули по нему взглядом, двое трехполосочников и Толстый вообще не обратили внимания, а Лысый, повернув голову, глянул в упор. Кирилл стоял по стойке «смирно», хотя ни разу не видел, чтобы чужаки принимали ее, и смотрел прямо перед собой. Остальные шли дальше, а Лысый остановился и что-то сказал Кириллу. Тот не моргал и даже не дышал, выкатил глаза, пытаясь изобразить доблестного и страшно тупоумного вояку. Офицер шагнул к нему, снова произнес несколько слов. Надменное лицо с туго натянутой, гладкой кожей и далеко выступающим вперед волевым подбородком оказалось прямо перед Кириллом. Кир мекнул что-то неразборчиво, коснулся пальцами повязки, показывая, что не может говорить. Офицер скривил тонкие губы и брезгливо ухватился за нее, собираясь сорвать с головы, но тут его окликнул Толстяк. Тут же потеряв в Киру интерес, Лысый быстро зашагал следом за остальными.

Кирилл тихо перевел дух. Все это время в шатре позади него неразборчиво бормотал испуганный детский голос, иногда раздавались другие звуки, похожие разом на всхлипывания и смешки, они были до того необычными, такими жалкими и будто отрешенными, что всякий раз дрожь пробегала по спине. Поведя плечами, он шагнул прочь от шатра, искоса наблюдая за офицерами. Те остановились возле толпы сидящих на мостовой рабов, окруженных надсмотрщиками, толстый отдал приказ, и пленных начали пересчитывать.

Кирилл, стараясь шагать ровно и неторопливо, отошел от шатра и присел возле костра с большим котлом, где варилась гречка. Рядом стояла варханка с длинным деревянным черпаком, делившая свое внимание между котлом и приехавшими в лагерь гостями. На Кирилла она не смотрела.

Раздались окрики, щелканье плетей. Надсмотрщики поднимали рабов, выстраивали шеренгами, закрепляли на ошейниках длинные ремни — из лагеря собирались увести примерно три четверти пленников. Комендант показал гостям на стол, который поставили возле Мавзолея (пятеро рабов под надзором двух варханов носили к нему тарелки), но Толстый сделал решительный жест и зашагал назад к карете. Перед ней остановился, сказал что-то Лысому, тот ответил. Лагерный комендант остался сзади, вид у него был растерянный.

Толстяк и женщина-трехполосочница сели в «карету», а Лысый пошел к тачанкам, приехавшим вместе с гостями.

Вскоре «карета» медленно поехала к Васильевскому спуску, оставив в лагере одну БМП и три бронецикла. Следом потянулась вереница рабов, конвоируемая тачанками и пешими. Лысый, собрав вокруг себя с десяток рядовых, расхаживал между ними и отдавал приказания сухим каркающим голосом.

Остальные начали расходиться, кто-то направился к столу возле Мавзолея, кто-то зашагал в сторону костра с котлом, и Кирилл прогулочным шагом вернулся к длинному шатру. Суета в лагере спадала. На него по-прежнему не обращали внимания — со своими волосами, в плаще и широких шароварах он совсем не выделялся среди вархан, тем более, начинало темнеть.

Не дойдя до шатра, Кир остановился. Зачем ему туда? Надо бежать — немедленно. Он посреди лагеря чужаков, но вместо того чтобы воспользоваться первой же возможностью к побегу, шастает туда-сюда… И все-таки что за странные звуки доносились из шатра? Если там ребенок, его надо как-то вывести отсюда. Только как? Тут бы самому выйти…

Кир поглядел вдоль стены. Через каждые пятнадцать-двадцать метров за ней прохаживались часовые, в некоторых местах стояли пулеметы, обложенные мешками с песком. Просто перелезть через стену не выйдет, на него сразу обратят внимание, окликнут. Значит, выходить надо через проем? Как он охраняется? Два броневика, возле одного стоит бронецикл; в БМП наверняка сидят чужаки — пушки направлены в сторону от лагеря, и внутри каждого должен быть как минимум один стрелок, чтобы сразу открыть огонь по врагу, если тот попытается прорваться в лагерь.

За день Кирилл несколько раз видел, как в обе стороны через проем ходили варханы. Может он просто покинуть лагерь? Или его окликнут, остановят, захотят узнать, что рядовому-одиночке надо за периметром?

Мучительно хотелось курить. А еще ему очень не хватало катаны. Это была вторая после странных звуков, доносящихся из шатра, очень важная причина, почему он не хотел прямо сейчас попытаться выйти из лагеря. Рюкзак и катана… в нем еще и лэптоп, и «Король джунглей», но главная — катана. Киру казалось, что если он бросит ее здесь, в нем что-то изменится в худшую сторону, сломается, причем навсегда.

Явсен сказал: «клум» находится в «кыште манкурат». То есть в «манкуратне». Что за манкуратня? Уж не этот ли длинный шатер?

Поправив кожаную шапку, он зашагал к шатру. Торцом тот почти примыкал к лобному месту, с другой стороны был вход. Сначала Кир прислушался, потом откинул шкуру и шагнул внутрь, на кожаный пол, под которым поскрипывали настеленные на мостовую доски.

Прямо перед ним поблескивала серебром машина размером с гроб, в форме капли: широкая и покатая с той стороны, где стоял Кир, и сужающаяся к другому концу.

Машина так разительно отличалась от всего остального в этом лагере, от всей техники вархан, что казалось: она сделана инопланетянами. «Капля» покоилась на четырех тонких изогнутых ножках и сплошь состояла из выпуклостей и углублений. Плавные перекаты серебристого металла посверкивали мириадами искр.

С узкой стороны из машины торчали три серебряных провода. Головой к ней на медицинской койке с колесиками лежал наголо обритый пожилой мужчина, над ушами и на темени его были прилеплены три большие круглые присоски, которыми заканчивались провода.

Помещение озарял свет нескольких синих светильников. По сторонам стояли койки, на которых, пристегнутые ремнями, лежали трое подростков, молодой парень с синяками под обоими глазами, русая девушка и две женщины. Все спали.

Мужчина, к голове которого тянулись провода, заговорил неразборчиво, потом захныкал, словно ребенок. Кир подошел ближе. Человек лежал лицом кверху, уставившись в потолок немигающими глазами, и когда Кир несколько раз провел над ними ладонью, не пошевелился.

— Помогите!

Он развернулся. На дальней койке, стоящей возле свисающих с потолка шкур, что отделяли это помещение от следующего, лежала веснушчатая девушка с русыми косичками. Кирилл вспомнил, что видел ее — та самая, которая вместе с пожилой женщиной и усатым мужиком собирала горшки в лазарете.

— Помогите! — повторила она, когда Кир склонился над койкой, и вскрикнула, разглядев его.

— Не бойся, — прошептал он. — Я не вархан, свой.

— Уйдите, не трогайте меня!

— Послушай, я не чужак. Москвич, я тебя освобожу!

— Ты… но… Ремни, там ремни! Пожалуйста, расстегни ремни!

На ремнях поблескивали большие железные пряжки, Кирилл рванул одну, расстегнул ремешок на левой руке девушки, схватился за второй. Шкуры, возле которых он стоял, раздвинулись, и в комнату шагнула медсестра в шароварах и сером фартуке, с татуированным глазом на бритом темени. В руках ее был железный поднос, где лежали скальпели, пинцеты, молоточек и механическое сверло, похожее на штопор с двумя рычажками, которые надо поднять, чтобы вытащить пробку из горлышка бутылки.

— Сукач! — воскликнула женщина и швырнула поднос Киру в лицо. Он ладонью отбил его, инструменты разлетелись по кожаному полу.

Русоволосая девушка закричала. Кирилл ударил варханку в подбородок, она отшатнулась и, развернувшись на носке левой ноги, словно какая-то балерина-каратистка, ступней правой вмазала ему по уху.

Кирилла от удара качнуло в сторону, он свалился на девушку. Она пыталась сесть, свободной рукой расстегивая второй ремень.

Сзади Кира схватили за волосы и рванули, воткнув острое колено в поясницу. Вскрикнув, он развернулся и локтем ударил варханку по голове. И увидел прямо перед собой ее напарника.

Женщина держала Кира одной рукой за волосы и тянула назад, а второй упиралась ему в спину между лопаток, отгибая голову. А медбрат, не долго думая, всадил кулак ему в солнечное сплетение.

Дыхание перехватило, жужжащие огненные пчелы засновали перед глазами. Кирилл поджал ноги, женщина позволила ему опуститься на корточки, отпустила волосы и ударила ладонями по ушам.

После этого в голове у него осталась одна мысль: говорил тренер — надо стричься. Длинные волосы — последнее дело в уличной драке. Где-то причитала девушка, подвывала от ужаса, неразборчиво бормотал голос с детскими интонациями… Кирилл пришел в себя на койке, пристегнутый ремнями. Пожилого мужчины рядом с серебристой машиной уже не было, его место заняла русоволосая. Она скулила, как испуганный щенок, плакала и тихо выла. Варханка стояла над ней с механическим сверлом в руках.

Кирилл оказался на другой стороне помещения, рядом со спящими людьми. Он мог только вертеть головой и наблюдать. Повязку с его головы сорвали, варханский плащ валялся на полу.

Качнулись шкуры, из-за них появился медбрат с миской, полной белой пены, и ножиком, смахивающим на опасную бритву. Откатив от стены койку с девушкой, варханы с двух сторон подступили к ней. Русоволосая зарыдала от ужаса, забилась в ремнях. Медсестра положила сверло, прижала ее голову к койке, медбрат достал из кармана на фартуке маленькую фляжку, раскрыл и сунул девушке под нос. Она подергалась еще немного, проскулила что-то просительно — и затихла.

Вдвоем они быстро срезали косички, потом обрили голову. Подкатили койку ближе к серебристой машине. Варханка повернула голову девушки на бок и приставила сверло к черепу над ухом.

Кирилл отвел взгляд. Некоторое время до него доносились жужжащие и скребущие звуки, постукивание, затем раздались шелест и пиканье. Он снова повернулся голову к установке.

Она мигала огнями — свет проступал прямо сквозь металл. Медсестра взялась за провода. Из центра присосок, если это вообще были присоски, торчали штырьки длиной сантиметров пять, с красными тонкими головками. Варханка вставила их в дыры, плотно прижала кругляши к черепу. Медбрат ушел за шкуры, а женщина стала вытирать фартуком кровь со сверла. Обритая девушка лежала неподвижно.

Вархан опять появился с миской, полной пены, и бритвой. Вдвоем они направились к Кириллу. Когда подошли ближе, он задергался, и женщина ударила его кулаком по лицу. Кир плюнул в медсестру кровью, она ударила опять. Медбрат схватил его за волосы, потянул книзу, вдавив затылок в койку, и вылил на темя пену из миски. Широкими круговыми движениями размазал ее по голове, взялся за кривой нож. Раздались шаги, они повернули головы. Медбрат при этом не отпустил волосы Кира, и тот мог лишь скосить глаза.

Вошедший в помещение Явсен посмотрел на него, на варханов и быстро заговорил. Женщина бросила в ответ несколько слов таким голосом, будто она обвиняла в чем-то пеона. Тот снова заговорил, гневно и повелительно, но на варханку его тон не произвел впечатления. Явсен оттолкнул медбрата, взялся за ремень, стягивающий ноги Кира, и тогда медсестра крикнула «Сукач!» — и ударила пеона механическим сверлом по голове. Явсен отшатнулся, снова заговорил, она закричала, сильно толкнула его ладонью в грудь. Он присел, исчезнув из поля зрения.

И тут же появился опять. Рука взлетела, темно-красное облачко плеснулось из шеи варханки. Медбрат рванулся в обход койки, Явсен ударил по ней, и она углом заехала вархану между ног. Тот схватился за причинное место, разинув рот от боли, и тогда пеон воткнул скальпель ему в небо. Медбрат отшатнулся. Скальпель вошел глубоко — лишь половина рукояти торчала из рта. Зубы клацнули о металл, вархан захрипел, взялся за скальпель, но так и не сумел вытащить его — спиной сполз по шкурам, сел, забил ногами, ударяя по койке, отталкивая ее от себя, и затих. Голова склонилась на грудь, по подбородку и фартуку потекла кровь.

Явсен начал отстегивать Кирилла. Лицо пеона заливал пот, глаза блестели слегка безумно, руки тряслись. Он освободил одну ногу, потом вторую, принялся за руки, хотя надо было начать именно с них. Когда левая оказалась на свободе, Кирилл, оттолкнув пеона, сел, сбросил с койки ноги и сам взялся за последний ремень.

Варханка лежала на полу, вархан сидел под стеной из шкур. Кирилл, подхватив с пола свой плащ, показал на машину. Она тихо стрекотала, словно насекомое, по серебряным проводам к присоскам на темени и висках девушки текли пятнышки света.

— Помочь? — спросил он. — Можно помочь?

Пеон, пытающийся стереть с халата попавшую на него кровь, оглянулся и сказал:

— Нет. Нет! Идет. Кыр, Явсен идет.

Схватил Кирилла за плечо и потащил к стене из шкур. Тот оглянулся, сказал:

— Но она…

— Не помочь! Не помочь! Идет!

Они пробежали через два темных помещения, заставленных ящиками, и в третьем, последнем, остановились. На другой стороне шкуры были откинуты, за ними виднелось ступени лобного места.

Судя по лежащему на полу матрацу с одеялом, паре стульев и столу, Явсен обитал здесь. Сбоку от стола был большой сундук, обитый рыжей кожей, дальше стояла грубо сколоченная вешалка с одеждой. Под ней лежал рюкзак Кира.

Нацепив плащ, он шагнул к вешалке, вырвал из-под клапана ножны с катаной.

— Кыр, Явсен идет! Идет быстро! — сказал пеон, вытаскивая из-под стола котомку с широкими лямками, как у рюкзака

— Да, да, идем… — Кирилл стал вешать катану на пояс. — Рюкзак… То есть клум свой я тоже возьму. Кыр брать клум.

— Нет! Кыр — клум — опасно!

— Но там мои…

— Клум другой!

Явсен подскочил к вешалке, сорвал с нее вторую котомку, пустую, сунул в руки Кириллу. Меньше минуты ушло на то, чтобы переложить туда самое необходимое, потом они бросили полупустой рюкзак за стол и вышли наружу.

— Тишь, — прошептал пеон, шагая вдоль шатра. — Кыр — тишь, Явсен — тишь.

Стало темнее, в лагере горели костры и синие светильники. Они подошли к проходу между броневиками, и доктор поднял руку, приветствуя двух рядовых бойцов, сидящих на башне с самокрутками в руках. Они равнодушно глянули на него, на Кира — и отвернулись. Возле второй БМП стоял бронецикл с раскрытой дверцей в боковой части бронеколпака, из проема торчал зад по пояс всунувшегося внутрь чужака. Он чем-то лязгал и вполголоса ругался.

Донесся окрик, и Явсен с Киром оглянулись. Сзади к ним шагал лысый офицер, сопровождаемый двумя рядовыми.

Лысый повелительно бросил что-то. Кирилл покосился на Явсена. Пеон повел подбородком в сторону бронецикла и произнес одними губами:

— Бить. Бить!

Троица быстро приближалась. Явсен вытащил из-под халата пистолет, локтем толкнул Кирилла, который бросился к машине, и выстрелил.

Стрелок он был никудышный. Хотя и расстояние для дробовика великовато. Наверняка пеон метил в четырехполосочника, — но большая часть дроби досталась идущему правее вархану. Боец повалился навзничь, а Лысый зашатался и упал на колени. Но не вскрикнул — только глухо, коротко промычал что-от. Это явно был очень сильный человек: хотя его лоб справа, скула и глаз превратились в темно-красную кашу, он потянул из кобуры револьвер с тонким стволом, поднял и выстрелил.

У вархана, копающегося в бронецикле, были длинные, как у Кирилла, темные спутанные волосы. Быстро смекнув, что происходит, он развернулся, вскидывая извилистый нож. Клинки катаны и ножа с лязгом столкнулись, чужак прыгнул на Кира, тот ударил слева, справа, оттесняя противника, отбил выпад в грудь — и кончиком катаны чиркнул ему по лбу. Чужак отшатнулся, спиной налетел на бронецикл, а Кир в длинном выпаде воткнул катану в его левое плечо прямо под ключицей. Нож полетел на мостовую, Кирилл выдернул катану, ребром левой ладони стукнул вархана сбоку по шее, схватил за волосы и рванул на себя. Шагнув в сторону, выставил ногу — чужак, перелетев через нее, растянулся на мостовой.

Явсен, из запястья которого хлестала кровь, с разбегу перепрыгнул через раненого. Убрав катану в ножны, Кирилл сунулся в бронецикл. Как управлять этой штукой? Вряд ли сложнее, чем квадроциклом. За ним с пыхтением полез Явсен. Позади кричали, слышался топот ног.

Где тут ключ?! Ни черта не видно под этой броней! Прищурившись, Кир окинул взглядом рулевую вилку, напоминающую большую подкову, угловатую, с резиновыми насадками на концах. Вот! Он повернул узкую рукоятку — как комар запищало магнето под сиденьем.

— Идти! — заорал Явсен над ухом, захлопывая дверцу прямо перед носом подбегающего бойца.

Кикстартер торчал под рулем слева, Кир передернул его, крутанул одну насадку на «подкове» — ничего не произошло — другую… Машина, тихо урча, поехала.

В броню ударили кулаком, потом звонко застучали пули. Загудел двигатель БМП.

В бронецикле спереди были три щели на высоте лица, сбоку — по две. Над передними узкая полка, на ней лежало оружие с торчащим вбок кривым рычагом и стояла жестяная коробка, полная патронов.

Кир подался вперед, увидел возле рукоятки зажигания тумблер, перекинул его — мутно-желтый, тусклый луч фары выстрелил перед бронециклом. Машина выкатила из лагеря. Позади кричали чужаки и гудели моторы.

IV

— Не понимаю, — произнес Костя, опустив «бизон».

Он стоял посреди пустого кабинета на первом этаже «Старбайта» и оглядывался. Курортник привалился к дверному косяку, Игорь Сотник был в другом крыле, которое они осмотрели первым и где не обнаружили ни единой живой души.

— По некоторым комнатам явно пошастали, но по другим — нет. Если мародеров кто-то отпугивал — так где он?

Шурша устилавшими пол бумагами, Лабус обошел стол с компьютером и выглянул в окно. Почти стемнело, автобус в арке напротив был еле виден. Он раскрыл окно, встав коленом на подоконник, просунул руку между прутьями решетки и сделал жест: чисто, идите сюда… Подождал. В автобусе приоткрылась передняя дверь, наружу высунулась седая голова. Костя снова отжестикулировал. Голова несколько раз кивнула и убралась обратно.

Он повернулся, окликнул:

— Леха!

Алексей стоял в полооборота к нему. Стоял и молчал. Насторожившись, Костя пошел назад. У двери замедлил шаг, поднял оружие, а возле Курортника опустился на одно колено. Резко качнулся вперед, выставив ствол «бизона» наружу.

В конце длинного коридора, практически в таких же позах, в которых находились спецы, стояли двое. Темно-синяя форма, желтые полоски на брюках и куртках… У обоих, насколько мог разглядеть Костя — АКСУ. Один, опустившийся на колено, — моложе и худее, второй круглолицый и постарше.

Некоторое время было тихо, четыре ствола не шевелились, как и четыре человека. Потом Лабус спросил:

— Вы кто такие?

Молодой глянул на старшего и произнес:

— Это не мародеры.

— А то я не вижу, — проворчал тот.

— Ясно, кто они такие, — ответил на вопрос напарника Алексей. Его «бизон» тоже был поднят. — Охранники. Наверное, здесь есть система, которая сигнализирует, если кто-то появился. Тогда они снизу вылезают и… Вот откуда повешенные: отпугивали таким способом других желающих пошмонать в здании, как мы и думали.

— Это значит, у них генератор внизу, — ответил Костя. — Иначе ни черта работать не будет.

— Точно. Где ваш шеф? — повысил голос Алексей.

— Какой еще шеф? — спросил молодой.

— Не дури. Артемий Лазаревич, так его звать, мы знаем.

Старший переступил с ноги на ногу, молодой шумно втянул ноздрями воздух.

— Ну, так, и дальше что?

— Он в этом здании? Или где? Короче, нам к нему надо.

— Вам? — спросил старший. — Кто это — «вы»?

— Заинтересованные лица, — отрезал Лабус, осторожно поднимаясь с колена. — Нам с вашим шефом надо поговорить, что неясно? Приведите его сюда или отведите нас к нему.

Молодой охранник тоже выпрямился. Попятился за спину старшего, что-то прошептал. Напарник, слегка повернув голову, ответил. В конце коридора была глухая железная дверь, Костя с Алексеем точно это знали — мимо двери они проходили уже трижды, с Игорем и без него, но вскрыть ее даже не попытались, потому что по ней было хорошо видно: без взрывчатки пыхтеть придется очень долго.

— А ведь Яков Афанасьевич упоминал, что парень тот, Кирилл, ему говорил, будто здесь не просто офисное здание, — громко, чтобы охранники слышали его, обратился Курортник к Лабусу. — Еще и лаборатории, то есть вроде научного центра. Но приборов мы нигде никаких не видели… значит — что?

— Значит, все внизу, — кивнул Костя. — Там и приборы, там и Айзенбах, и все его люди, кто выжил. Парни, хватит морозиться, делайте уже что-нибудь.

Молодой снова зашептал второму, тот кивнул, и парень исчез за дверью.

— Если он за подмогой… — начал Костя, но замолчал, услышав тихий-тихий звук шагов.

Круглолицый тоже его услышал, но повернуться не успел — ему в затылок ткнулся ствол АК.

— Стой ровно! — приказал Сотник, появившийся из двери, ведущей во двор со стоянкой позади здания. — Повернись к стене. Встань на колени. Медленно!

— Медленно и печально, — добавил Лабус и, дернув себя за ус, вместе с Алексеем зашагал через коридор.

— …Положи ствол, — продолжал Сотник. — Теперь руки за голову. И не шевелись.

Когда спецы пересекли коридор, за Игорем показались Яков с перебинтованным плечом, потом Леша и Багрянец.

— Долго вы, — заметил Лабус.

— Долго, потому что машины во двор отогнали и спрятали как могли, — с энтузиазмом задребезжал Леша. — А тут на входе с капитаном нашим столкнулись. Что это за хлопчик?

«Хлопчик» стоял лицом к стене, сцепив на затылке пальцы. Рядом темнел прямоугольный проем, за которым едва угадывались ступени ведущей вниз лестницы.

— Охрана местная, — пояснил Алексей тихо. — Айзенбах, судя по всему, внизу.

— А сейчас узнаем. — Лабус наклонился к круглолицему, положил руку ему на плечо.

— Ничего не скажу, — предупредил тот хрипло.

— Да у тебя выбор-то невелик, брат, — заметил Костя. — Вот смотри: мы по-любому туда спускаемся. У нас гранаты со слезоточивкой, противогазы. Если ты сейчас рассказываешь, что нас внизу ждет — спускаемся по возможности мирно. Если отмалчиваешься — тебя тут валим, вниз бросаем гранаты, потом врываемся, валим всех, кто сопротивляться будет… Бессмысленные жертвы, брат. Так что выбирай. И говори тихо, чтоб внизу не услышали.

Костя достал нож и приставил клинок охраннику к горлу. На самом деле он не собрался убивать круглолицего: во-первых, в этом не было прямой необходимости, а Лабус не отличался кровожадностью, во-вторых, обученный обращению с оружием и хоть какой-то дисциплине взрослый мужчина, не мародер и бандит, в той ситуации, в которой все они находились с начала нашествия, был полезен. Да и слезоточивых гранат у них не было.

Охранник молчал.

— Ну! — Сотник ткнул его стволом в затылок. — Сколько людей внизу? Тихо отвечай.

— Восемь… то есть семь, — прошептал круглолицый.

— Охрана, гражданские?

— Мы теперь все граждан… Да не тычь ты в меня! Пять охранников, двое умников и шеф.

— Умников?

— Ну, мы так их… Лаборантов, ученых.

— Ты считать умеешь? — спросил Курортник. — Пять плюс два и один — восемь, а не семь.

— Но я-то здесь! Внизу четверо из охраны, то есть трое и Борисыч, шеф наш.

— Какие там помещения?

— Большой зал, вокруг комнаты. Под лестницей холл отдельный, закрытый. Дверь плотная, в зал звуки не…

— Вооружение? — перебил Алексей.

— АКСУ у всех. ПМ, дубинки, ножи.

Курортник поднял глаза на Игоря, который кивнул Якову:

— Охраняйте с Багрянцем. Павел — у товарища полковника правая рука плохо действует, будь на чеку. Мы вниз.

Он, Лабус, Курортник и Леша, двое — с «бизонами», а двое с АК — тихо пошли вниз по лестнице. Она оказалась на два пролета, ниже стало совсем темно, но фонарики не включали. Впрочем, за крошечной бетонной площадкой ступени были озарены тусклым светом, льющимся из проема, которым заканчивалась лестница.

Игорь с Курортником двигались впереди, каждое мгновение ожидая, что навстречу появятся люди, предупрежденные молодым охранником о появлении наверху вооруженных незнакомцев. Но на лестнице они никого не встретили, зато услышали голос, который говорил с добродушными интонациями:

— Ну ты, Костик, глупый: так и не определил, кто это? Какой камуфляж хоть?

Никакого «закрытого холла», о котором толковал круглолицый, внизу не оказалось — он соврал, чтобы сбить их с толку. Лестница вывела на квадратную площадку в углу просторного помещения со столами, уставленными всякими приборами. Площадка, от которой вниз вела лесенка, была приподнята метра на полтора над полом зала.

Под потолком горели несколько тусклых лампочек. За длинным столом стоял молодой парень в лабораторном халате, с большими круглыми очками на носу. В руках его был паяльник, над которым поднимался сизый дымок.

Когда Сотник и Курортник шагнули на площадку, из раскрытой двери недалеко от площадки в зал вошел высокий полноватый мужчина со светлыми волосами, в остроносых штиблетах, темных костюмных брюках и белой рубашке с закатанными рукавами, с кобурой под мышкой и сбившимся набекрень приспущенном галстуком. За ним следовали трое парней в синем, среди них уже знакомый, появившийся наверху вместе с круглолицым. Остальные двое были похожи друг на друга почти как близнецы: тяжелые квадратные лица, низкие лбы, туповатые глазки и грузные широкоплечие фигуры.

Курортник с Игорем упали на одно колено, над ними подняли автоматы Леша с Лабусом, все направили стволы в сторону четверых незнакомцев, которые, остановившись, тоже вскинули оружие — то есть пистолеты и укороченные «калаши» с глушителями.

Несколько секунд стояла тишина, нарушаемая тихим стрекотом какого-то прибора да потрескиванием лампочки. Потом человек в халате с громким стуком уронил паяльник на стол.

Светловолосый, шедший во главе охранников, открыл рот, но Лабус заговорил первым:

— Парни, мы с мирными целями. Хотим поговорить с Айзенбахом.

— И о чем же? — спросил светловолосый. Голос у него был добродушный, чуть ли не ласковый.

— О важном, — сказал Костя. — Если сейчас начнем палить друг в друга, хуже всем будет. Правильно я говорю, товарищ полковник?

Взгляд светловолосого метнулся к Леше, который после обращения Кости шагнул вперед.

— Правильно, прапорщик, — продребезжал он. — Мирно давайте. Всем опустить оружие… Не приказываю — предлагаю. Но предлагаю настоятельно. Медленно, без резкостей.

Охранники ждали. Светловолосый медлил, взгляд перебегал с одного непрошенного гостя на другого.

Наконец, он сказал: «Хорошо» и опустил пистолет.

С лестницы в зал проник приглушенный рокот, секунду спустя донесся бас Багрянца:

— Эй, там! Варханы! Сюда давайте!

Леша с Лабусом попятились, Сотник и Курортник поднялись с колен. Рокот стал громче.

— Ну, чего на пути стали? — беззлобно прикрикнул на них светловолосый и поспешил через зал. — Полковник, говорите, прапорщик?.. Ладно, поднимемся и поглядим, кто там пожаловал. Манкевич, Партизанов — за мной, Григоренко — здесь.

Молодой охранник остался на месте, двое «быков» вслед за шефом устремились к лестнице.

Круглолицый и Багрянец с Яковом выглядывали из окна в конце коридора первого этажа, причем ствол АК в руках Якова Афанасьевича упирался в бок охранника.

— Миша! — укоризненно протянул светловолосый, когда они оглянулись.

— Ростислав Борисович, я…

— Ладно, помолчи теперь.

Вежливо улыбнувшись Якову и окинув взглядом крепкую фигуру Багрянца, шеф охранников первым подступил к окну, отстранив в сторону круглолицего Мишу.

— Это что за чудило? — весело удивился Ростислав Борисович, выглянув.

Окно было широкое — Сотник, Лабус, Курортник и Леша смогли встать перед ним, рядом со светловолосым. Яков с Багрянцем отошли к стене, поглядывая на «бычков» и круглолицего, вставших у железной двери. Яков левой рукой сжимал автомат.

Игорь негромко произнес:

— Скажи своим парням, чтоб смирно себя вели.

— Так и вы смирно себя ведите! — со смешком откликнулся светловолосый. Оглянулся и добавил: — Слышали? За стволы не хватайтесь.

По тротуару вдоль ряда брошенных автомобилей к зданию катила небольшая машина, которую лучше всего можно было описать, как «железный куб на колесах». Впереди горела фара. Машина громко тарахтела, звук далеко разносился по темнеющей улице.

— Такого у них раньше не видел, — сказал Курортник.

— Варханская техника, — проворчал Лабус. — Щели впереди смотровые… Я бы из СВД смог попасть, но она в автобусе.

Машина остановилась, фара погасла. Раскрылась дверца в броневом колпаке, наружу вышли двое вархан, огляделись и стали вручную закатывать машину за угол соседнего со «Старбайтом» дома. На одном чужаке был длинный халат с меховой оторочкой, на втором, обладателе лохматых темных волос — плащ, а под ним широкие шаровары. У обоих за спинами рюкзаки, оружия не видно, хотя оно могло прятаться под плащом и халатом.

Они поспешили к «Старбайту», на ходу оглядываясь. Лабус поднял «бизон» к плечу, Ростислав Борисович потянулся к пистолету в кобуре, и тут Леша воскликнул:

— Это ж Кирюха! Якуша, глянь!

Яков протиснулся между ними, достал из кармана очки, нацепил на нос.

— Зрение у меня уже не… Да, он! Не стрелять!

— Кирилл Мерсер? — удивленно произнес светловолосый. — Откуда вы его знаете?

Двое снаружи свернули к дверям, исчезнув из поля зрения.

— Откуда? — повторил Ростислав Борисович, отворачиваясь от окна.

— Просто столкнулись с ним, — пояснил Яков. — Кирилл и указал нам это мес…

Хлопнула дверь, раздались шаги. Сотник, Курортник и Лабус, разом включив фонарики, пустили лучи в лица двоих, появившихся в коридоре.

Кирилл сощурился, Явсен прикрыл глаза левой ладонью — правую руку, кое-как перемотанную куском тряпки, он сунул за пазуху.

— Кирюша! — оттолкнув охранников, Яков бросился к нему, схватил за руку и потащил в сторону от Явсена. — Я думал, ты погиб! Молодец, выжил, не запропал в кутерьме этой!

— Я… — начал Кир. — Что они делают?!

— Лежать! Мордой в пол! Не шевелиться!

Курортник с Лабусом одновременно бросились к чужаку, который недоуменно заморгал — и, получив подсечку, свалился на колени. Тычок прикладом в затылок опрокинул его лицом вниз; Костя присел, вывернул его руки за спину и щелкнул наручниками, в то время как Алексей контролировал, целясь вархану в голову.

— Эй, вы чего! — закричал Кир. — Это не… Он — пеон, он мне помог!

— Знаем, что пеон, — отрезал Сотник.

Кирилл недоуменно повернул к нему голову.

— Откуда?

— У нас, Кирюха, уже один был, тоже так доброжелательно себя вел, улыбался, падла, — вступил в разговор Леша. — А потом сбежал, чуть Якушу не пришиб.

— Но он помог мне сбежать из их лагеря! И он Айзенбаха откуда-то знает — спрашивал про него, хотел встретиться! И… Лагойда?

Кир замолчал, наконец разглядев светловолосого мужчину, стоящего за спиной Игоря Сотника, в полутьме в углу коридора.

— Да, Кирилл, — улыбаясь ответил тот, и Яков заметил, как Кир сжался, подавшись назад.

Ростислав Борисович Лагойда вышел из-за Игоря, продолжая улыбаться. Только теперь в улыбке этой появилось что-то неприятное, почти отталкивающее.

— Так что ты говоришь: этот вархан спрашивал про шефа? — Лагойда шагнул к Кириллу. — И ты привел его сюда?

Все обернулись к окну, когда с улицы донесся рокот. Там зажглась фара, потом другая, третья, четвертая… Машины одна за другой выруливали из-за поворота впереди двигался трактор с массивным, немного приподнятым скребком, в котором лежали обломки скамейки, урна, куски асфальта и поверх всего этого — большой мотоцикл.

— Тачанки там, — объявил Багрянец, прижавшийся лбом к стеклу. — Три штуки… нет, четыре! И еще такие ж маленькие тачки, ну, вроде той, на которой эти двое прикатили. О, и БТР за ними, прям по тротуару, надо ж, втиснулся!

Лагойда схватил Кира за шиворот, потянул на себе и прошипел:

— Ты их за собой привел.

— Нет! — ответил Кирилл. — Они не могли… Не за нами, мы оторвались — они не могли нас проследить!

— Врешь. Ты и этот, который с тобой пришел, вы оба шпионы! Предатели!

Ростислав Борисович охнул, когда Кирилл указательным пальцем ткнул в локоть той руки, которой Лагойда сграбастал его за шиворот. Пальцы светловолосого разжались сами собой, он схватился за локоть. Кир отступил на шаг, взявшись за катану.

— Мы не приводили их за собой! — громко повторил он, переводя взгляд с Лагойды на Сотника, с того — на Якова, а после на Лешу. — Но Явсен, то есть этот пеон, знал про Айзенбаха. Это значит, что про него могут знать и другие… Только почему? — голос его стал недоуменным. — Что им всем надо от Артемия Лазаревича? Это он послал меня выкрасть инфу, он хотел, чтобы я запустил в лабораторные машины вирус… Что все это значит?

Снаружи гудели двигатели и раздавались голоса вархан.

— Отступаем, — сказал Игорь. — Через парковку во дворе, потом…

Его голос заглушили взревевшие моторы. Три тачанки и четыре бронецикла рванулись вперед, разъезжаясь, из других машин посыпали чужаки. Две тачанки сразу свернули во двор, и спустя несколько секунд здание было окружено. Со всех сторон лучи фар уперлись в него — стоящие в коридоре присели, чтобы их не было видно в окно.

Явсен, лежащий со скованными за спиной руками, поднял голову.

— Лазарич! Явсен, Лазарич — говорить! Важно! Важно говорить!

Манкевич с Партизановым и Миша нырнули в проем железной двери. Сидящий на корточках Курортник, заглянув на темную лестницу, спросил у Лагойды:

— У вас есть гранатометы? Ручные гранаты, какие-то пулеметы?

— Нет, — сказал тот. — Из автоматики только АКСУ и ПМ.

— А другой выход из подземного этажа?

— Один есть. Только его завалило.

— Капитан, мы там в ловушке будем, — сказал Костя.

— Мы уже в ловушке! — отрезал Игорь. — Все вниз, запремся. Могут не найти, хотя если они специально именно сюда приехали… Все равно нам сейчас больше некуда. Лабус, Курортник — тащите пленного.

* * *

У Хорька был бинокль, пьезо-ружье, АКСУ, пистолет, несколько запасных магазинов, кока-кола и печенье — а значит, Хорек был во всеоружии.

Когда он вместе с Лешей бежал по школьному коридору, то вдруг понял, что сделал. Из-за него враги узнали, что в школе кто-то есть, из-за него все могут погибнуть — и Леша, и Лабус, и Сотник тоже! Командир погибнет из-за Хорька! А если спасутся — как он покажется им на глаза? Лабус молча дернет себя за ус, Сотник глянет хмуро и отвернется… а потом они прогонят Хорька. Кинут его, как кинула мамка, а за ней и батя, уйдут — навсегда! И снова он будет один.

Снаружи донеслись выстрелы, потом рвануло. Леша спешил дальше, кашляя, прижимая кулак ко рту. Хорек приотстал. Потом еще. А когда старик достиг конца коридора, нырнул в дверь одного из классов.

Ряды парт, чистая доска, учительский стол с деревянным стаканом, из которого торчат карандаши с ручками. Хорек ненавидел школу. Ненавидел почти так же, как батю, когда тот напивался.

Звуки выстрелов стали тише, но тут же снова усилились. Зарокотали моторы. Пыхтя под весом оружия, он пересек класс, отдернул занавеску. И присел, когда мимо, совсем рядом, пронеслась тачанка с тремя врагами. Машина мгновенно исчезла из виду, но он разглядел силуэты варханов и оружие в их руках… Демоны, вот, кто они такие. Городские демоны. Про них говорил сын заводского электрика, нервный дерганый Димон, самый умный в их компании, когда они сидели на чердаке и резались в карты, пока не начало вечереть, и когда карт уже стало совсем не видно, Димон под шелест дождя и тихий клекот голубей где-то в глубине большого бетонного чердака стал рассказывать про городских демонов. Они выглядят как люди, только странные. Они маскируются — часто и не отличишь. Некоторые бомжи — демоны. Они живут в канализациях, в подвалах, выходят на свет вечером, рано утром, во время дождя. В сумерках. Крадут людей, чаще — детей. Пьют их кровь и едят мозги.

Еще Димон говорил, что демоны ждут Знака. Знак будет означать, что началось Время Демонов. Тогда они захватят город.

Тут как раз в темных глубинах чердака что-то зашелестело, всем стало страшно и, чтобы скрыть это, над Димоном начали смеяться. А потом Хорек, Генка и Васек принялись его бить, чтоб отомстить за страх. У Димона, конечно, тут же случился приступ э-ли-пепсии, и Хорьку с Васьком пришлось потом вести его домой. А через два месяца старший брат Димона кого-то покалечил в драке на пустыре, его посадили, и вскоре семья их куда-то переехала.

После этого городские демоны иногда снились Хорьку. Причем часто они были в противогазах (Димон упоминал, что некоторые демоны, особо долго прожившие в канализации, разучились дышать обычным воздухом и на поверхности ходят в масках). И вот теперь — демоны напали. Купол — это Знак. Началось Время Демонов. Они убили много людей, других увели куда-то, а еще забрали батю и переделали его в зомби.

Хотя Димон говорил, что демона очень трудно убить, для этого ему надо отрезать голову. Но тут Димон он оказался неправ, Хорек уже видел: демонов убить легко, если они без бронекожи, то не тяжелее обычных людей.

Окна в рамах зазвенели, когда с другой стороны школы прозвучал взрыв.

Хорек раскрыл окно, забравшись на подоконник, выставил вперед ствол ружья и как заправский истребитель демонов быстро повернул его влево-вправо. Никого. Мальчик полез вниз. Демонское ружье было не очень тяжелое, а вот АКСУ — тяжелый, плечо под ремнем уже болело. Хорек спрыгнул на газон и побежал вокруг здания. Сотник с Лабусом и Лешей, и остальные, может быть, умирают сейчас — он должен их защитить! Защитить и спасти.

Нет, они не умирали. Они ехали прочь через стадион, и за ними мчали демоны на своих машинах. Откуда те могли у демонов взяться — из канализации, что ли? — про это Хорек не думал, он не очень умел думать над происходящим, анализировать, делать выводы.

Зато он твердо знал одно: надо защитить командира с остальными.

Хорек припустил вдоль края стадиона, в сторону, куда укатили машины. Сердце колотилось в груди, он с сипом вдыхал воздух и с хрипом выдыхал его, перед глазами кружились темные точки, но при всех его недостатках, у Хорька было одно неоспоримое достоинство: он был сильным человеком. И он бежал вперед.

…И вот теперь мальчик сидел на почтовом ящике под окном на площадке между первым и вторым этажом большого дома, наблюдая, как демоны окружают желтое здание, в котором спрятались командир, Лабус и остальные. Хорек решил, что отныне он будет защитником. Защищать и спасать — вот его девиз. Он всегда будет рядом, невидимый для друзей. Чтобы когда-нибудь выйти к ним из развалин, повзрослевшим, небритым… похожим на батю. Выйти и по-братски обняться с Сотником.

Демоны окружили здание. Хорек положил ружье на подоконник, прицелился в одного, самого главного — тот стоял прямо на кабине большого трактора со скребком и подъемным краном, скрестив руки на груди. Башка демона была обмотана бинтами.

Но мальчик не выстрелил. Командир много раз повторял ему: сначала думай, потом делай. За то немногое время, пока они были знакомы, Лабус тоже кое чему научил Хорька. И тот вдруг подумал: он ведь не убьет всех, успеет выстрелить несколько раз, но демонов вон сколько — они вбегут в здание, и ему некуда будет деться, выход-то один, демоны его поймают, выпьют кровь и съедят мозги. Значит надо перебраться на другое место, лучше всего — на крышу вон того магазина позади дома, где спрятались друзья. Оттуда лучше видно, а сбежать из магазина можно разными путями.

И Истребитель Демонов, забросив пьезо-ружье на плечо, сгибаясь под весом оружия, тяжело дыша и посапывая, поспешил вниз. Его маленькое сердце колотилось быстро и зло. Его маленькую душу наполнял страх. Но в его маленькой и до сих пор совсем бестолковой жизни появился очень важный смысл.

* * *

Командер Максиан тяжело спрыгнул на асфальт. Голова раскалывалась, правая половина лица горела огнем. Он не был уверен, что скрытый под бинтом глаз еще видит. Казалось, в глазницу вставлен пышущий жаром уголек. Жгучая боль пульсациями шла от него — под череп, в глубину, раскаляя мозг командера, наполняя его гневом и яростью.

Очень хорошо контролируемой, сдержанной яростью.

Горели синие светильники, в полутьме переговаривались солдаты, гудели моторы. Он по привычке сцепил руки за спиной. Максиан не сказал ни слова и не сделал ни единого жеста, но из темного дверного проема тут же вынырнул мастер-капитан Сафон.

— Здание оцеплено, проверено. На этажах пусто.

Показалось, или в голосе капитана действительно сквозит презрение? Здоровым глазом Максиан впился с его лицо, и Сафон едва заметно подался назад. Глаза у командера были словно из синего льда — глубокого, темного и холодного.

Уголек в глазнице ярко вспыхнул, и Максиан сцепил зубы. Был бы он обычным человеком, то закричал бы от боли и, возможно, упал… Но Максиан бар Крон — потомственный барсар, воин Орды, лучший из лучших, рожденный убивать и быть убитым, дальний родственник самого Бар-Хана. Никакая боль, вообще ничто в мирах не способно вырвать крик из его рта и выдавить слезы из его глаз.

Хотя теперь он осквернен. Какой-то пеон подстрелил его, яд с картечи проник в тело. Если бы тёмник, приехавший с ними в главный лагерь, не использовал свои снадобья, командер был бы уже мертв.

А ведь он рассчитывал стать комендантом нового Бастиона, который скоро возникнет в центре оккупированной зоны, оттеснить ленивого жирного ублюдка Костия, любителя браги, жратвы и мальчиков. Теперь этому не суждено случиться — как бы ни были сильны покровители клана Кронов в Ставке, они не могут сделать комендантом того, кто был ранен не в бою, не рукою сильного вражеского воина, а в собственном лагере — выстрелом презренного пеона! Теперь место, на которое может претендовать Максиан, это мастер охраны Бастиона, не выше.

Сафон ждал приказа. И все вокруг ждали — три десятка солдат и трое сержантов. Максиан медлил. Он не знал точно, за кем прибыл сюда с отрядом. От агента на Териане поступили лишь координаты, по которым в этом мире должен был находиться тот, с кем терианские еретики, называвшие себя повстанцами, поддерживали связь. Они поставили под удар все свое подполье, потому что знали: Земля — последний мир на великом Пути, и когда сияющий змей Бузбарос укусит себя за хвост, когда Путь Орды замкнется в кольцо — тогда необходимость поддерживать работу портальных машин исчезнет, и миры сольются в единое суперпространство, подчиненное Орде.

Уголек в глазнице будто задрожал, рассылая вокруг пульсации боли, но изуродованное ядовитой картечью лицо Максиана бар Крона осталось невозмутимым. Капитан Сафон отступил, глядя за спину командера. Зашевелились солдаты, вскинул голову появившийся в дверях дома сержант.

Так вот, в чем дело. Неподалеку вот-вот раскроется Око, и поврежденный глаз командера ощущает рябь на ткани пространства.

Солдаты начали опускаться на колени, кто-то лег, хотя по силе ряби было понятно, что Око совсем небольшое, а значит не требует того варианта ритуала, когда надо лечь навзничь. И, как понял преклонивший колена Максиан, Око не относилось к мерцающим, то есть тем, что сами собой возникают и пропадают в зоне оккупации вскоре после ее открытия. Особый звук — не обычный гул, но тонкое, едва различимое гудение — сказал ему, что это Око открывается при помощи одной из мобильных машин, которыми во всей Орде могли пользоваться только тёмники.

Максиан бар Крон оказался прав. Око длиной не больше полутора метров раскрылось прямо над тротуаром неподалеку. Упругая, но не слишком сильная волна воздуха качнула командера. Как и все, он склонил голову, но, в отличие от других, сразу поднял ее. Выпрямился.

Из Ока вышел тёмник — сутулый старик в черных одеждах и сапогах с острыми, загнутыми кверху носками. В руке его был свиток.

Тёмник! Максиан недолюбливал их, как и многие барсары, потомственные воины, с детства обучавшиеся искусству войны. Тёмники загрязняют мозги древними знаниями. Но они, без сомнения, нужны Орде. Пеоны, так же владеющие сведениями, оставшимися со старых времен, по натуре предатели, потому что являются потомками чужой расы, но тёмником может стать лишь потомственный барсар.

Приблизившись к Максиану, старик поджал губы и удивленно оглядел его.

— Бар Крон… ты осквернен.

Командер молчал. Тёмник качнул головой, отступил немного, всматриваясь в лицо Максиана, вернее, в половину лица, не скрытую бинтами, задумчиво похлопал свитком по ладони и заговорил вновь:

— Мое имя Эйзикил, бар Крон. Я направлен сюда нашими друзьями в Ставке, чтоб помочь тебе в восхождении на Бастион, но теперь… — Он покачал Свитком, твердой кожаной трубкой, в которой тёмники и пеоны хранили древние знания, сведения про портальные машины и другие устройства. — Но теперь, думаю… Что ж, вопрос с Бастионом мы оставим на потом. Координаты, переданные нашим человеком из стана терианских еретиков, подтверждены. Это Око намеренно раскрыто рядом с логовом их агента.

Какое-то движение произошло позади него. В дымных зеленых спиралях Ока мелькнули тени, потом в нем что-то плеснулось.

А после Око сдвинулось. Максиан бар Крон моргнул. Он впервые видел такое!

Вновь рябь прошла по ткани пространства. Подул ветер. Тёмник по имени Эйзикил оглянулся и коротко вскрикнул. Бросился к Оку, подобрав полы черных одежд, — но в этот момент оно с тихим хлопком исчезло. Старик остановился, вскинув руки, словно в ритуальном приветствии. Удивленные голоса солдат раздались с разных сторон. Максиан бар Крон сделал шаг вслед тёмнику. Тот повернулся — худое морщинистое лицо его подергивалось.

— Что? — спросил Максиан.

Старик быстро заговорил:

— Я понял, командер! Чтоб раскрыть Око неподалеку от места, координаты которого передал наш агент в стане еретиков, мы были вынуждены отвезти машину далеко от терианского Бастиона. Сейчас на Териане… — Эйзикил ткнул большим пальцем себе за спину… — машина стоит посреди кварталов Дикого города. Воспользовавшись этим, еретики напали на нее. Напали и захватили одну из наших мобильных машин!

— Сколько людей было у вас с собой? — спросил Максиан.

— Больше двух десятков солдат, из них восемь барсаров. Четыре боевые повозки, а еще… Теперь это неважно, командер. Если машина захвачена, если еретики решились на такое, то лишь с единственной целью — чтобы вывести своего агента из этого мира прежде, чем мы доберемся до него. Твои люди уже обыскали здание, командер?

Максиан кинул взгляд на капитана, который доложил:

— Внутри никого, но там есть подвал. — Сафон сделал короткий жест стоящему в дверях сержанту, и когда тот подошел, спросил: — Что с подвалом?

— Пробиться сходу не смогли, — сказал сержант. — Надо долбить.

Судя по щекастому лицу и рыжеватым волосам, сержант вел происхождение из какой-то колонии. Обращался он только к капитану, потому что за прямой взгляд в лицо мастера-барсара или тёмника его могли убить на месте.

Максиан и Эйзикил посмотрели друг на друга.

— Если еретики решились атаковать наш отряд, чтобы захватить портальную машину, то они уже… — начал тёмник, но командер не дослушал.

Развернувшись, он приказал:

— Все внутрь! Надо пробиться в подвал.

* * *

— Эту дверь трудно сломать, — сказал Лагойда, входя в зал с длинными столами, уставленными приборами. — А слой бетона над нами — восемьдесят сантиметров. И там не обычная арматура, усиленная. В общем… Денис, что здесь?

Молодой человек в лабораторном халате и больших круглых очках поднял глаза на появившихся в зале людей. Стекла в очках были затемненными, хотя лампочки не слишком ярко озаряли помещение.

— А что здесь может быть? — произнес Денис и пожал узкими прямыми плечами. — Я, как и прежде, ничего не могу настроить после…

— Лазарич! Лазарич — говорить! — пеон попытался протиснуться между Кириллом и Яковом с Лешей. — Явсен, Лазарич, надо…

Лаборант едва не подскочил, увидев его.

— Это же пеон!

— Откуда такое слово знаешь, парень? — спросил Леша.

— Я…

— Лазарич!

Они остановились посреди зала: Яков, Леша, между ними Кирилл, слева Курортник и Лабус за спиной у Явсена, справа Игорь с Багрянцем. Лагойда со своими людьми стоял перед ними. По знаку Ростислава Борисовича «быки» Манкевич с Партизановым и молодой Григоренко, обойдя гостей, вернулись к площадке с лестницей, хотя круглолицый Миша остался стоять возле шефа. Игорь кивнул Багрянцу, тот отошел к стене, повернулся спиной к ней, чтобы видеть всех находящихся в подвале. Оружия никто не поднимал и не доставал из кобуры, но в зале висело напряжение.

— Явсен очень хотел поговорить с Артемием Лазаревичем, — произнес Кирилл, ни к кому конкретно не обращаясь. — Что-то сообщить ему.

— Он хотел навести на нас варханов, — отрезал Лагойда. — И навел!

— Нет. Он помогал мне в лагере. Помогал маскироваться, а потом — сбежать.

— Кирилл, у нас был «язык», — сказал Яков, осторожно трогая раненое плечо. — Он тоже вел себя мирно. Хотел сотрудничать, даже помог мальчику во время газовой атаки. А потом…

— Потом набросился на Якушу, едва не убил, только прапорщик и спас, — вставил Леша, поведя подбородком в сторону Лабуса, который, хмыкнув, потянул себя за ус. — Так что, Кирюха, не будь наивным.

— Я не наивный! — повысил голос Кирилл. — Но я видел в лагере: пеоны вроде рабов. Не совсем, но похожи. И среди них могут быть такие, которые действует против хозяев. Явсен — из них.

— Интересно, почему ты так его защищаешь? — спросил Лагойда.

С лестницы донесся глухой быстрый стук — колотили в железную дверь наверху.

— О, как бьются, — заметил Леша. — Слышь, как тебя… Борисыч, какая б там толстая дверь не была, а все равно они ее раздолбают. Или взорвут. Ты сказал, отсюда другой выход есть?

Ростислав Борисович еще пару секунд в упор глядел на Кирилла, потом отвел взгляд и махнул рукой на другой конце зала.

— Там. На краю нашей стоянки есть будка, ход ведет туда. Но дальше стоит магазин, два дня назад между ним и стоянкой начался бой, кто-то напал на варханский патруль. Мы не вмешивались, но было несколько взрывов, и будка обрушилась.

— Ну так можно там выйти или нет? — спросил Леша.

— Можно, но надо разгребать.

Глухие удары смолкли, наступила тишина. Явсен повторил, просительно заглядывая в глаза Кирилла:

— Лазарич!

— Ты ведь почти не умеешь по-русски… — начал Кир.

— Зато я знаю их язык, — негромко произнес Денис за спиной Лагойды.

Вверху что-то обрушилось, и всё вокруг дрогнуло. Замигали лампочки, скрипнули столы, присевшие люди схватились за них. Проникший сквозь перекрытие грохот заглушил голос Дениса, и Кир подумал, что ослышался.

Удары в дверь прекратились, сверху полился тяжелый низкий рокот. Лабус по-прежнему караулил Явсена, а Игорь с Алексеем повернулись к тому углу, где была площадка с дверью, за которой начиналась лестница. Перед площадкой, подняв оружие, стояли охранники «Старбайта».

— Ростислав Борисович, что нам делать? — громко спросил Григоренко, не оглядываясь.

— Караулить и молчать! — отрезал Лагойда.

Выпрямившись, Кирилл обратился к Денису:

— Ты знаешь их язык? Или я не так тебя понял?

— Точно ты понял, Кирюха! — вскричал Леша. — Так он и сказал!

— Немного, — кивнул Денис. — Совсем немного.

— Где Айзенбах? — спросил Игорь у Лагойды. — В какой комнате? Слушай, Ростислав, у тебя нет выбора — веди нас к нему.

— И нет времени, — добавил Курортник. — Веди, иначе мы сами пойдем.

Лагойда быстро переводил взгляд с одного на другого. Наконец, сказал:

— Ничего это вам не даст. Шеф…

Вверху грохнуло, и снова все содрогнулось. Две из пяти лампочек погасли, в зале стало сумеречно. Последовал второй удар, за ним третий.

— Сломали фасадную стену, — объявил Лабус. — Наверное, трактор свой загнали прямо в дом. На нем кран, видели? На крюки подвесили что-то тяжелое, поднимают и…

Очередной удар заглушил его голос. Теперь в потолок колотили с периодичностью в четыре-пять секунд, и Кирилл очень живо представил себе стоящую в проломе стены варханскую машину, стрелу крана, трос и тройной крюк, на который подвешено что-то тяжелое, железное… Водитель двигает рычаг, прижимает и отпускает педаль, гудит лебедка, трос с грузом поднимается — и обрушивается на пол.

— Манкевич, Партизанов, Григоренко! — крикнул Лагойда. — Ко второму выходу, разбирать завал! Миша — со мной. Ты! — он показал на Багрянца. — Тоже к завалу, быстро!

Павел глянул на Сотника, тот кивнул, и курсант поспешил к дальней двери вслед за охранниками.

— Так что с шефом твоим, Борисыч, я так и не понял? — спросил Леша. Он и Яков по-прежнему стояли по сторонам от Кирилла.

— Сейчас увидите, — сказал Ростислав Борисович, направляясь к двери.

— Явсен Лазарич идти! — заявил пеон и широко зашагал следом.

Пересекая вместе с остальными короткий коридор, Кирилл, слегка приотстав, поравнялся с Денисом.

— Ты сказал — знаешь их язык. Откуда?

Лаборант казался парнем слегка не от мира сего — глядел прямо перед собой, не моргал, губы поджаты, движения скупые, сдержанные, словно он постоянно боится что-нибудь зацепить, опрокинуть, разбить. И очки эти темные… зачем, при таком-то освещении? Хотя Кирилл понимал, что и сам не слишком обычный человек, и поэтому снисходительно относился к чужим странностям.

— Откуда? — повторил он.

— У нас ведь была связь, — ровным голосом произнес Денис, не глядя на него. — Через передатчик. Я изучал, вникал.

Прежде, чем Кир успел задать следующий вопрос, коридор привел в длинную комнату «Г»-образной формы. Здесь была мебель, сервант с телевизором, стол и стулья. Ближе к дальнему концу помещения стояла металлическая койка на высоких ножках с колесиками.

Там под одеялом лежал Артемий Лазаревич Айзенбах. Голова замотана бинтами, рядом капельница, от нее трубка идет к катетеру на сгибе локтя. Лежащая поверх одеяла рука была неестественно худой, да еще и с легким синеватым отливом — казалось, она принадлежит мертвецу.

Кирилл быстро подошел к койке, заглянул в лицо Айзенбаха. Совсем бледное, и глаза закрыты… Он поднял вопросительный взгляд на Лагойду, за спиной которого маячил Миша, но начальник службы безопасности «Старбайта» смотрел на Сотника с Курортником и Лабусом, вставших по другую сторону кровати.

— Что с ним? — спросил Кирилл.

Сзади зашуршали, он повернул голову. Во второй половине комнаты, невидимой от входной двери, возле прикрученной к стене раковины с краном стоял стеклянный медицинский шкаф, полный склянок и флаконов. Перед ним на стуле спала, тихо посапывая, красивая темноволосая женщина в таком же, как у Дениса, халате.

— Лазарич? — громко спросил Явсен.

Женщина вздрогнула, подняла голову. Протерев глаза, вскочила и бросилась к гостям со словами: «Вам нельзя сюда!»

— Виктория, помолчи, — сказал Лагойда, но она оттолкнула его.

— Уходите! Тёма болен, его нельзя…

— Артем не просто болен, он вот-вот умрет, — безжалостно отрезал Лагойда. — Не мешай нам.

— Что с ним? — спросил Игорь.

— Мы были снаружи, когда все началось, — ответил Ростислав Борисович. — В нескольких кварталах, как раз ехали в офис, потому что вскоре должен был появиться… Этот. — Он кивнул на Кирилла. — Машина встала. Потом появились варханы. Когда мы прорывались к офису, во время перестрелки шеф попал под их машину. Получил переломы и очень сильное сотрясение.

— А вчера вечером произошло кровоизлияние! — всхлипнула Виктория. Она держала Айзенбаха за руку, гладила ее, кусая губы.

Яков переглянулся с Кириллом.

— Немного совсем опоздали, Кирюша, если бы вчера…

— Ростислав Борисыч! — зычно крикнул один «бычок» из зала. — Мы расчищаем, но они дверь почти сломали!

— Он может говорить? — Кир нагнулся над койкой, заглядывая в лицо Айзенбаха. — Что это была за программа? Та, которую я должен был залить на лабораторные машины? Это вирус? Зачем…

— Прекратите, Тёма ничего не слышит! Он в коме, вы что, не понимаете? — Слезы покатились по лицу Виктории. — Тёма на грани смерти. На грани! Нужен хороший медицинский центр, оборудование, лекарства, врачи! Мы должны вывезти Тёму отсюда! Я говорила им, но они не хотят!

— Из-под купола не выйти, — возразил Кирилл и потребовал у Лагойды с Денисом: — Если он не может ответить — отвечайте вы! Что все это означает? Откуда ты знаешь их язык? Как…

— Да заткнись ты! — бросил Лагойда презрительно. — Из-за тебя, падла, все произошло! Это я тебе сейчас вопросы задавать буду!

Позади него раздался звук удара, короткий крик охранника Миши, и через мгновение в затылок Лагойды уперся ствол «грача».

— Не стреляйте! — крикнула Виктория, пытаясь закрыть Айзенбаха от Игоря Сотника.

— Ты будешь отвечать на вопросы, а не задавать их, — сказал Игорь. — Как варханы связались с вами?

Леша с Яковом и Кириллом остались на месте, а Курортник быстро переместился вбок, нацелив «бизон» в голову стонущего Миши. Лабус тем временем оттащил Явсена к изголовью кровати, чтоб видеть и пеона, и Лагойду с охранником.

— Ничего я вам не скажу! — бросил Лагойда, скривившись.

— Пусть этот отвечает, — Кирилл ткнул пальцем в Дениса.

— Да, они связались с нами, — произнес тот, ни на кого не глядя. — То есть не барсары, а…

— Барсары? — перебил Яков. Он подался вперед, внимательно слушая.

— Мне кажется, слово звучит именно так. Варханы — так называется все их племя. А барсары — это их военные. Они из Ангулема, который… не знаю, как сказать. Трудно было перевести, в общем, Ангулем — это Столбовой мир, так они его называют. Еще в орде есть…

— Орда? — теперь его перебил Игорь.

— Если вы будете постоянно прерывать меня, я прекращу рассказывать, — произнес Денис, ни на кого не глядя. — Да, это орда. Орда из места под названием Ангулем. По дороге сюда они пришли через другие… другие реальности. Это длится… Вот со временем самые большие проблемы. Очень трудно было понять, возникали странные нестыковки. Но это длится веками — орда захватывает реальности. Она состоит из барсаров, то есть потомственных солдат, воинов Ангулема, и тех, кто присоединился к ней, обитателей других реальностей. Почему-то захватчики считают Землю «крайним миром». Не знаю, что это значит.

Прежде, чем Кирилл успел задать вопрос, заговорил Яков:

— Почему наши языки схожи?

Денис сказал что-то, но в этот момент вверху громыхнуло особенно сильно, и грохот заглушил его слова. Струйки пыли серым серпантином посыпались с потолка, Виктория, охнув, низко склонилась над Айзенбахом, остальные пригнулись.

— Что ты сказал, малый? — спросил Леша.

— Кажется, варханы считают Землю своей колонией. Потерянной колонией.

Все недоуменно воззрились на лаборанта.

— Потерянной колонией… — растерянно повторил Кир.

— Вроде того. Когда-то они были здесь… Или не они. Это трудно понять, но кто-то из Ангулема побывал на Земле и оставил поселение.

— Лежать! — Курортник, быстро нагнувшись, ткнул Мишу стволом в затылок. — Лежать, не шевелиться!

— Ты сказал, они связались с вами, — напомнил Кир.

— Денис, молчи! — крикнул Лагойда. — Если ты…

— Заткнись! — Игорь вдавил ствол «грача» ему в шею.

Ростислав Борисович громко скрипнул зубами.

— И что, убьешь меня?! Когда у всех нас есть общий враг, просто возьмешь и пристрелишь кого-то из своих?!

Игорь промолчал, вместо него ответил Курортник:

— Если не хочешь делиться информацией — значит ты не «свой».

И вновь Денис заговорил ни на кого не глядя:

— У нас много различного оборудование, Артемий Лазаревич всегда закупал самое новое и дорогое. Ну и… Мне опять сложно объяснить. В общем, некоторое время назад мы стали регистрировать поток частиц. Понимаете, частицы высокой энергии…

— Денис! — крикнул Лагойда. — Если скажешь еще хоть слово…

Удар в голову бросил его на колени, Игорь упер ствол «грача» ему в темя, и Лагойда замолчал.

— Поток был определенным образом модулирован, — продолжал Денис, — нам словно передавали что-то. Мы занялись расшифровкой. Дали обратный сигнал. В конце концов, смогли наладить… Это как межпространственное радио, понимаете? Как будто говоришь по радио с иностранцем, чей язык плохо понятен, но все же… все же немного понятен. Я изучил его. Немного. И я могу… могу попробовать… — он повернулся к Явсену и что-то произнес.

Пеон вскинул голову. Подался к Денису, звякнув наручниками за спиной, и выпалил в ответ несколько слов.

— Освободите ему руки, — сказал лаборант. — Он просит, чтобы ему освободили руки.

— Сними наручники, — обратился Кирилл к Лабусу.

— Кирюха… — начал Леша.

— Я говорил вам — он не предатель! Думаете, я такой наивный? Вы хотите, чтобы он помогал нам, или нет? Он же многое может рассказать! Снимите наручники.

Леша с Яковом переглянулись, и старик сказал:

— Слышь, прапорщик… Костя, ладно, сними наручники свои.

Лабус поглядел на Курортника, на Игоря, пожал плечами. Щелкнул замок, звякнула цепочка. Явсен потряс руками и снова заговорил с лаборантом на своем языке.

— Он говорит, что принадлежит к той группе, которая связалась с нами, — пояснил Денис. Спросил что-то у Явсена, внимательно выслушал ответ, задал еще несколько вопросов — на чужом языке лаборант говорил медленно, сбиваясь и поправляя самого себя. Помолчав, он обдумал рассказанное пеоном и стал пояснять:

— Они называются… трудно перевести, но это похоже на «еретики». Еретики выступают против Орды. Это… это как…

— Подполье, — предположил Игорь.

— Да, наверное. Сейчас, подождите еще немного. — Денис снова заговорил с пеоном. Кирилл, поймав на себе пристальный взгляд, повернул голову к Ростиславу Борисовичу, который не моргая смотрел на него.

— Что? — спросил Кир. — Думаешь, из-за меня все произошло?

— А из-за кого? — спросил Лагойда. — Если бы ты тогда слил программу на их машины…

— Так что это была за программа? Денис, слышишь? Меня посылали в лабораторию Буревого. Буревой Вениамин Павлович, начальник лаборатории, где была запущена та машина, из-за которой возник купол. На моем лэптопе была программа, которую я должен был…

Серия быстрых ударов в потолок прервала его. Потом грохочущие звуки вновь стали размеренными, с перерывами в четыре-пять секунд. Денис сказал:

— Знаю, я был в группе, которая конвертировала код.

— Конвертировала код? — не понял Кирилл.

— Еретики переслали нам эту программу в виде длинного кода. У них другие машины. Фотонные кристаллы, компьютеры Ангулема основаны на них. Программа изначально была написана на таком компьютере. Мы перекодировали… Это сложный метавирус, он должен был уничтожить софт машин в лаборатории Буревого. По словам еретиков, там готовился проект, который открыл бы… Нет, не так: он надломил бы пространство. — По мере того, как Денис говорил, голос его становился все более воодушевленным, исчезала скованность движений, он даже начал жестикулировать. — Когда я разъяснял все это Артемию Лазаревичу, то придумал аналогию. Представьте, что наш мир — как яйцо. Покрыт скорлупой. Варханы хотели проникнуть сюда, но не могли пробиться. Им надо было, чтобы яйцо надкололи изнутри.

— Чтобы кто-то отсюда включил установку? — понял Кир. — Они связались с Буревым, как еретики связались с вами, только раньше, передали схему машины, по ней он построил… Но зачем? Он что, не понимал, к чему это приведет?

— Я не знаю, что он понимал, а что нет, — ответил Денис. — Но я точно знаю: еретики хотели, чтобы мы помешали включению установки. Объяснили нам последствия. Купол — это как пузырек на поверхности яйца. Под ним пространство становится более тонким и ломким. Это связано с «квантовым супом» и… Я не смогу объяснить. Под куполом начинают возникать так называемые мерцающие порталы, и тогда…

Он замолчал, когда после особо сильного удара с потолка вновь посыпались струйки цемента, а свет в подвале мигнул.

— Ростислав Борисович, сюда! — завопил снаружи Григоренко. — Мы почти…

Новый удар прервал его. Вверху громко хрустнуло, и по потолку пробежала трещина.

— Выходим! — Курортник схватил за шиворот Мишу, поднял на ноги и толкнул к дверям. — Кто понесет раненого?

— По-моему, он мертв, — сказал Кирилл, во время рассказа Дениса искоса наблюдавший за Айзенбахом.

Виктория все это время держала Артемия за руку и, кусая губы, переводила взгляд с одного мужчины на другого. Теперь она вскрикнула, склонилась над телом, сжала бледно-синее запястье, ища пульс.

Явсен заговорил на своем языке, Яков принялся отступать к дверям вслед за Игорем, который поднял с колен Лагойду и толкал его перед собой, Леша задержался возле Кира.

— Кирюха, уходим! — скомандовал он. — Дамочка, вы тоже давайте.

— Я никуда не пойду! — закричала женщина.

Стена в торце комнаты за спиной Кирилла проломилась, со звоном упал медицинский шкаф, вокруг мелкой прозрачной волной разлетелись осколки. В клубах пыли возникли силуэты, часто застучали выстрелы, мелькнули вспышки. Кир свалился на пол и пополз, над ним пули ударили в спину Виктории, бросили ее на койку. Закричав, женщина обхватила ее, прижалась к мертвецу. Заскрипели колесики, койка поехала — и перевернулась набок. Два тела растянулись на полу в ворохе простыней и одеял, которые быстро темнели от крови.

Из пролома ударили желтые лучи света. У двери застучали автоматы Курортника и Лабуса.

Кир встал на четвереньки, схватил за халат присевшего возле стены Дениса и потянул прочь от той части комнаты, где чужаки пробили стену. Лаборант, оттолкнув его руку, пополз сам.

— Кирюха, осторожно!

Кто-то подскочил к нему, Кир увидел ноги в широких шароварах прямо перед собой и встал на колени, выдергивая катану из ножен. Ствол пьезо-ружья уперся ему в лоб, но вархан не выстрелил — отлетел к стене, когда сбоку на него прыгнул Леша.

В комнате клубилась пыль, лучи света качались, вспыхивали и гасли. Из пролома лезли варханы, стучали выстрелы, кто-то кричал.

Кирилл выхватил катану. Леша, надрывно кашляя, сжимал горло невысокого рыжеватого чужака, который в свою очередь душил его. Кир полоснул вархана по ногам, и двое упали — Леша повалился сверху, привстав, ударил противника затылка о пол. Где-то рядом взревел Багрянец. Из коридора донесся крик Якова.

— Якуша! — Леша вскочил на колени, в руке его возник большой армейский нож, опустился — клинок вошел в шею вархана.

Кирилл начал выпрямляться, рядом, упираясь в стенку, встал Денис. От двери полилось гудение, и лаборант крикнул:

— Портал! Они…

Вбежавший в комнату Багрянец дал короткую очередь из АК над их головами, подскочил к серванту и с хриплым ревом опрокинул его. Сверху он перевернул стол, присел за баррикадой и начал стрелять в лезущих из-за угла чужаков. Почти сразу в автомате закончились патроны, и он стал хлопать по карманам, ища запасной магазин.

— Отходите, мы там разгребли! — крикнул Павел. — Я за вами, где капитан?!

— Он уже снаружи! — ответил Кир.

— Как это?! Почему я не видел?!

Пыль заклубилась, плеснулся зеленый свет — и Кирилла едва не опрокинуло потоком воздуха. В волосах затрещали искры. Прямо перед дверью, за которой был ведущий в большой зал коридор, в полуметре над полом повисло зеленое овальное облако. Сквозь дымные спирали что-то проглядывало, какие-то тени сновали там, одна стала четче — и наружу выпрыгнул человека с длинными светлыми усами и кудрявыми волосами, в широкой куртке-балахоне до колен, в светло-желтых сапогах и брюках-галифе. Вскинув оружие с торчащей вбок кривой рукоятью, он выстрелил в вархана, показавшегося из-за угла, за которым был пролом в стене.

— Хлар! — выкрикнул усач, призывно махая рукой. — Ача хлар!

Он передернул затвор. Оглянувшийся Багрянец решил, что к чужакам пришла подмога, и бросился на незнакомца, клацая разряженным АК. Врезался в грудь усача, отбросил назад и вместе с ним исчез в зеленом дыму.

Сразу трое вархан высунулись из-за угла, Кирилл упал на колени позади баррикады, заставив Дениса присесть, рядом на корточки опустился Леша, перезаряжая пистолет. Из портала на другом конце комнаты показался старик, одетый так же, как и усач, следом высунулся морщинистый здоровяк с ежиком белых как снег волос. В руках первого было оружие с кривой рукоятью, у белобрысого — два больших пистолета. Выкрикнув что-то, он вскинул их; Кирилл, Леша и Денис повалились на пол, над головами взвизгнула картечь.

Денис вскочил и бросился к порталу.

— Это еретики! — крикнул он, не оглядываясь. Чужаки расступились, лаборант прыгнул между ними — и пропал из виду.

В этой части комнаты, кроме Кирилла с Лешей и двух незнакомцев в светлой одежде, никого не осталось. Из-за угла то и дело высовывались варханы, стреляли и прятались, пули били в сервант, в столешницу. Из зала доносились крики и грохот — кажется, чужаки наконец сломали железную дверь. Здоровяк перезаряжал пистолет, старик, встав на одно колено, целился над столом. Он трижды выстрелил, быстро передергивая кривой рычаг. Между ним и здоровяком из портала высунулся усач, закричал, делая призывные жесты.

— Кирюха, давай туда! — крикнул Леша, на корточках ковыляя к порталу.

— Но мы не знаем… — начал Кир.

— Здесь нельзя оставаться!

— Мы не знаем, что за ним! Там же другой мир, я не…

— За мной, говорю, кончат нас здесь!

— Мы понятия не имеем, что там!!! — в отчаянии завопил Кирилл. — Это… это как выстрел в темноту! В полную темноту — мы вообще не знаем, что там может ждать!

— Разберемся, парень! За мной!

Пуля ударила в край стола, вырванная ею щепка впилась в щеку. Портал подернулся рябью, цвет его изменился, стал мутноватым. Усач снова закричал, маня их к себе, попятился.

Из двери за порталом выпрыгнул вархан, перекатившись, встал на одно колено, вскинул АК.

Теперь чужаки были с двух сторон — отступать некуда. Кирилл бросился вслед за вскочившим Лешей. Пуля чиркнула по волосам, он пригнулся.

И прыгнул в портал.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

Примечания

1

Утилита (utility или tool) — компьютерная программа, расширяющая стандартные возможности оборудования и операционных систем, выполняющая узкий круг специфических задач

(обратно)

2

Автозак — автомобиль для перевозки заключенных.

(обратно)

Оглавление

Глава 1 ВТОРЖЕНИЕ

  I

  II

  III

  IV

  V

Глава 2 ПОПЫТКА К БЕГСТВУ

  I

  II

  III

  IV

Глава 3 НЕБО АРМАГЕДДОНА

  I

  II

  III

  IV

Глава 4 ГОРОДСКИЕ БОИ

  I

  II

  III

Глава 5 ВЫСТРЕЛ В ТЕМНОТУ

  I

  II

  III

  IV