Классики без лицензии (fb2)

- Классики без лицензии (Классики без лицензии) 791K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Артур Кангин - Андрей Ангелов - Алик Крамер

Андрей Ангелов, Артур Кангин, Алик Крамер
Классики без лицензии

Андрей Ангелов.
Катя. Роман на 22 страницах

Рис. 1. На фото: Андрей Ангелов.

Домашний кинотеатр показывал мультик. Не умильную историю из бытия кошечек/слонят/львят/утят. Персонажами здесь являлись мужчина и женщина — в костюмах библейской парочки, а их история произрастала из животной похоти.

Женщина широко раздвинула бёдра, подставив партнеру Глубокую Сладострастную Щель.

— Ах! — тоненько постанывала Катя.

Мужчина яростно вдвигал в партнершу Двадцать Сантиметров до упора.

— Рррр! — с тембральной хрипотцой повизгивала Катя.

Она сидела на паркетном коврике и — с помощью звуковой программы «AA» — рожала голоса для неодушевленных героев «Рисованной Порнографии». Дело случилось в «Гостиной комнате с микрофоном».

* * *

Катя. Кареглазка с длинными стройными ножками. Представляла из себя красивую интеллигентку, с которой — между поцелуями — можно обсудить творческое наследие Фридриха Ницше.

Как часто в нашей жизни мы слышим это мягкое, обтекаемое и неприятное «Но»!

«Но» лишило Катю восхищенных мужских взглядов, приятных прикосновений и обсуждения наследия классика философии. Кареглазка не могла ходить, а могла лишь ползать. Лодыжки были скручены «дьявольской восьмеркой», вследствие редкой болезни!

— Такая патология выпадает одному на миллион, — объяснил профессор. — Советская наука пока не знает, откуда берётся патология и… как её лечить.

Мама Кати выслушала мнение светила, лежа после родов в VIP-палате лучшего родильного дома страны.

— Вам лучше сдать малышку в интернат, — как бы между прочим добавил врач. — Спокойней жить будет.

Наталья Николаевна занимала должность первого секретаря в окружном горкоме. Префект по-современному. По роду деятельности ей приходилось много кричать, зачастую нецензурно, на толстокожих партийных членов. Поэтому, она привычными словами сказала доктору всё, что думает: о нём самом, о его роддоме и о его бабушке с чёртовым дедушкой!

Ненаглядную дочку мама забрала домой — в шикарную трехкомнатную квартиру в центре города: рядом с метро и автобусной остановкой.

* * *

Великая и могучая КПСС почила в бозе, единовременно туда же ушла мама. Папа был известен только Господу и Наталье Николаевне, братьями и сёстрами Катю не обзавели, бабка с дедом остались в ГУЛАГе. Кареглазка осталась одна. Совсем.

В связи с рождением ущербной демократии в стране произошла «Эпоха 1990-х годов»: перестали платить государственные субсидии, криминал объявил гражданам войну, Семибоярщина плела интриги, цепляясь за трон с полумертвым самодержцем…

До кареглазки никому не было никакого дела. Кроме тёти Даши — добрейшей души самогонщицы из второго подъезда. Тётка не дала пропасть ребенку: приносила еду, платила за квадратные метры, покупала белье и одежду. И приватизировала Катину квартиру. Сделка не принесла ушлой самогонщице желаемых выгод, так как покойнице квартира ни к чему, а «превращение тёти Даши в труп» случилось аккурат в день подписания договора у нотариуса.

— Апоплексический удар, — равнодушно сказала толстая, дебелая врачиха.

* * *

Когда Кате исполнилось пятнадцать лет, жизнь в Криминальной России стала налаживаться. Престол занял Герой — начали платить пенсии и зарплаты, по тюрьмам распихали жульё и убийц, потенциал страны вырос — правда в обратную сторону, туда — куда обычно растёт регресс… Коридоры Власти заполонили преступники — из числа тех, кого не застрелили в 90-е. Мадагаскар целиком выкупили московские олигархи — вместе с местными тараканами и шлюхами, а Лондон сделался сибирской столицей.

Кареглазке было скучно то, что и как происходило описанное выше. У неё оказались умные мозги, а сосед-алкоголик работал библиотекарем. Он исправно поставлял нашей героине клиенток и требуемые книжки, а девчушка с их помощью зарабатывала: писала контрольные работы по истории, психологии, эстетике и литературе. Нерадивые студентки, вместо университетских курсов, повышали минет-квалификацию — за себя и за Катю, а их выручалочка все более самообразовывалась, плача в подушку некоторыми лунными ночами.

* * *

Житейские проблемы Кати с недавних пор решала фееричная Ася — девочка с зелёными глазами и без возможности говорить. Когда-то Асю похитили боевики Шамиля Басаева, саму превратили в рабыню, а её язык отрезали. Басаев вскоре подавился мышьяком, его банду зачистил спецназ ФСБ, и Ася вернулась домой, к пьющему аки адская белочка — дядьке, который и работал библиотекарем.

Знакомство произошло так. Ясным апрельским днем Катя расположилась у окна своей квартиры, с целью высмотреть знакомое лицо с просьбой сходить за хлебом. Но вмешалась Случайность — вместо знакомого лица кареглазка увидела незнакомое — лицо Аси. Спустя секунду нарисовался Symbiosis и нагло толкнул девушек друг к другу. Через минуту Катя и Ася стали подружками, а по истечении часа — любовницами.

* * *

Однажды Кате повезло и сразу по-крупному! Журналисты, в непрестанных поисках сенсаций, узнали о кареглазке с «дьявольской восьмеркой» на лодыжках, мигом примчались и сделали сюжет. В эфир сюжет в итоге не вышел: руководство канала посчитало, что на порядочную сенсацию репортаж не тянет.

Тем не менее, за эксклюзивный репортаж Катя успела получить гонорар — домашний кинотеатр со звуковой программой «АА».

Продюсер съёмок, говоривший по-русски с американским акцентом, помог установить и настроить машину. Катя напоила мецената пуншем. А мистер Билли Смит, залихватски подмигивая и гылясь, рассказал десятку комиксов пошлого содержания. Кареглазка млела от внимания заморского самца, и бессчётно рассыпала по кухне колокольчики беззаботного смеха.

На другой день Билли пришёл вновь.

Катя проводила его в «Гостиную комнату без микрофона». Смит отказался от пунша, опустился на высокий пуфик, без предисловий достал диск и попросил его вставить в дисковод.

— Что там, Билл?

— This is *****o, — кратко выразился янки.

Кареглазку проняло и она покраснела. Билли закурил и чётко сказал по-русски:

— Кэтти, я предлагаю тебе работу — дубляж порномультфильмов.

Затрепыхало сердце.

— Один час экранного времени — тысяча долларов.

Катя признала, что ей все нравится, а сердце замерло, предвкушая.

— Oll Right! — усмехнулся янки. — Я приду завтра, принесу микрофон и паркетный коврик.

Смит поднялся с высокого пуфика и пошел к выходу, кареглазка поползла его провожать.

На пороге Билли задержался, опустился на корточки, положил руку на плечо Кати и интимно шепнул:

— Детка, у тебя редкий тембр голоса, такой встречается у одной на миллион!

— У меня редкий паралич ног, который встречается у одной на миллион.

Две констатации не противоречили друг другу, и всего лишь констатировали.

— Я сделаю тебя порноактрисой! Тебя никто не будет знать the face, но все будут знать твой чудный голос. Ты… ведь ты хочешь этого?

— Хочу.

— Мы с тобой разбогатеем, детка. Goodbye, — Билли поцеловал Катю в губы, поднялся и быстро вышел.

* * *

В какой-то момент жизни кареглазка услышала мелодичный глас:

— Ты Катенька?

Вопрос изошёл от священника в сиреневой скуфье.

— Я… — такой глас кареглазка ждала всю жизнь, но все как-то была не судьба.

— Я — отец Михаил, протоирей церкви Святой Троицы. Это за углом. Я хочу тебе помочь, — священник ободряюще смотрел ласковыми глазами.

Михаила одарили растерянной улыбкой и с честью посадили на высокий пуфик в «Гостиной комнате с микрофоном». Там святой отец проникновенно сказал:

— Господу все по силам, кроме человеческой души!

Катя с надеждой взалкала. Унеслась душа в рай! Проповедь Михаила пестрела библейскими стихами и была окутана Высокопарным Пафосом.

— Иметь себя — это скучно! — авторитетно подытожил священник. И Катя стала прихожанкой церкви Святой Троицы. Михаил назначил себя её исповедником.

* * *

Ночи с Асей не прошли просто так — Катя «на отлично» справилась с тест-дубляжом! Билли Смит одобрительно пыхнул сигаретой и работа закипела!

Ася — на правах верной подруги — получила возможность увидеть кареглазку за микрофоном. Зрелище её так возбудило, что Катя была тотчас же повалена на паркетный коврик и сексуально обработана целиком. После этого случая Ася получила строгий запрет на своё присутствие во время озвучания.

«Бизнес и любовь — Понятия несовместимые!» — мыслила кареглазка.

* * *

— Искренность — та материя, что занесена Господом в «Красную Книгу Дивных Редкостей», — как-то раз поделился с Катей священник.

Тогда кареглазка рассказала батюшке о том, как она зарабатывает деньги.

Михаил отметил, что злато от греха и сие плохо. Однако оно тратится на доброе дело — а именно на храм Святой Троицы, поэтому Бог не против порнобизнеса.

— А связь с Асей? Мы любим друг друга, — стыдливо призналась Катя.

— Каждая взаимная любовь — это лотерейный билет с выигрышем. Он 1:100. Искомую лотерею проводит Бог, — без раздумий объяснил святой отец. — Замечу, что свой выигрыш ты заслужила.

Поистине, Михаил обладал «Великим Даром Убеждения». Катя полностью признала его правоту.

* * *

Батюшка всегда твердил, что уговорит Господа вернуть своей прихожанке полноценные ноги. Уговоры не помогали, но священник не отчаивался.

— Блажен тот, кто дошел до конца. И благословен тот, кто не свернул с пути, — учил Михаил. — Ты верь, Катенька! Денно и нощно. Тогда ты излечишься!

Кареглазка верила, только излечиться не получалось.

Лживым апрельским утром Катя прочитала интервью со своим исповедником. И уразумела, что Михаил имеет привычку уговаривать не только Господа, но и простых смертных. Поп плакался об убогой Божьей овечке с параличом ног, и призывал граждан дать денежку — кто сколько может. На дорогую заморскую операцию калеке! Именем Христа! Всем начхать на несчастное сладкоголосое дитя! Всем! Кроме Святой Церкви в лице Михаила, который за свой счет не только кормит и поит инвалидку, а и хочет её излечить современными медицинскими средствами! И вот треба денежку.

Искренним апрельским вечером состоялась последняя встреча Михаила и его прихожанки.

— Катенька, все не так! — страстно заявил пастырь. — Мои слова переиначили журналисты! Ты мне веришь!?

— Эх, — грустно сказала кареглазка. — Крысы вызывают во мне непреодолимый ужас.

С Церковью было покончено.

Билли отнёсся к этому равнодушно, как — впрочем — равнодушно он отнёсся и к тому, что кареглазка водилась с русским священником. Ему было наплевать на всё, что касается Кэтти — за исключением того, что касается Кэтти и его бизнеса.

Ася никогда не верила в Бога и не понимала — для чего верит Катя. Обрадовалась.

* * *

…Женщина широко раздвинула бёдра, подставив партнеру Глубокую Сладострастную Щель.

— Ах! — тоненько постанывала Катя.

Мужчина яростно вдвигал в партнершу Двадцать Сантиметров до упора.

— Рррр! — с тембральной хрипотцой повизгивала Катя.

Прозвучал дверной звонок.

— Ой! Билл пришёл! — кареглазка отложила наушники и поползла открывать дверь.

Но на пороге ждали шесть верзил. Катю молча запнули назад — в «Гостиную комнату с микрофоном».

— Эх! — грустно сказала Катя.

Тут же кулак разодрал ей скулу, и нелюди основательно изнасиловали кареглазку, по ходу роняя:

— Где денежки, калечная тварь?

Катю вырвало, но великовозрастные балбесы не прекратили своего гнусного безобразия.

А потом к кареглазке все-таки заглянул мистер Смит.

Практичный янки не стал вступать в никчемный диалог, а достал боевой револьвер и отстрелил одному из засранцев его вздыбленный недостаток. Крик чувака распространился по девятиэтажному дому со скоростью звука.

— *****in you, — холодно процедил мистер Билл, поводя стволом. — Убирайтесь, ублюдки!

Ублюдки подхватили попавшего под раздачу приятеля, и убрались. Билли отнёс Катю на постель и вызвал личного врача. В милицию не обращались.

* * *

Милиция явилась сама.

Вальяжный дознаватель сообщил, что органам известно всё: и об оральном изнасиловании, и об отстреленных яйцах.

— Пиши заяву, Екатерина! — праведно громыхнул дознаватель. — Не упуская ни малейшего… С самого начала: как и когда познакомилась с Билли Смитом, сколько он передал тебе денег за время вашего знакомства, и за что!

— А Билл зачем?.. — удивилась кареглазка.

— Затем, что тебя хотели грабануть! И для того, чтобы налётчиков найти — следствию крайне важно знать предпосылки преступления! Детали, Катерина! — вещал милицейский. — Я найду этих козлов и утоплю их в их же испражнениях! Ты детали опиши!

В сем Пафосе кареглазка услышала знакомый голос. Или в голосе услышался знакомый Пафос? Детали были именно таковы — излишни.

— Эх, — грустно сказала Катя. — Быть умным — иногда возмутительно.

— Что? — не вкурил милицейский.

— Мистер Билл Смит — это мой друг, — объяснила Катя.

— А я тебя посажу, тварь! — осознал дознаватель. — И в тюряге твое изнасилование покажется тебе доброй сказкой.

— Вы дерзайте, сказочник, — ободрила Катя. — И уходите.

Следователь ушёл, унеся с собой свое осознание.

Американец успокоил, что у него в милиции всё схвачено и откуда нарисовался дознаватель — непонятно. Скорее всего — это фанат, желающий пострадать за Правду. И Билли ему страдания устроит с помощью знакомых русских копов.

Катя отметила, что милицейский на фанатика не похож, а похож на типа, который просто так не отстанет — несмотря на отсутствие в нём фанатичности.

— Я всё решу к нашей пользе, — резюмировал Билли.

* * *

Мистер Смит развернул бизнес: наряду с мультфильмами занялся «Живой Порнографией». Катя стала стонать и за настоящих актеров, она уже получала $1.200 за один час экранного времени.

На случай очередного налёта Билли дал кареглазке маленький револьвер.

* * *

Предательским апрельским днем к Кате ввалилась группа ОМОНа во главе с дознавателем. Группа перетряхнула квартиру: забрала DVD-диски, домашний кинотеатр и микрофон. Паркетный коврик не тронули.

На Крыльях Отчаяния прилетела Ася. Она часто плакала, много жестикулировала и сбивчиво писала на бумаге.

— Билли арестовали! Почему я в ТАКОЙ печали?! Дак мы с ним спим! И не просто спим, а ещё и трахаемся!.. Да-да-да! Я беременна от Билли, а тебя я больше не люблю!..

Так сказала бы Ася, если б могла говорить.

— Отец Михаил! Причина всего — он! Жадный поп сначала устроил над тобой насилие, а после прислал к тебе милицию в лице своего родного брата!

Говорить Ася не могла, но кареглазка поняла всё без слов.

— Билли?! Всё знает, всё! У него есть кореш-полковник, который собирал компромат на грёбанных братьев! Но Билли опередили и в эту минуту ему паяют срок!

* * *

Катя была в шоке: предательство от Аси явилось Откровением. От Михаила девушка ждала что угодно: ещё со времени интервью, и поэтому не удивилась.

Кареглазка ушла в Трёхдневную Тоску.

А на четвёртое утро в дверь её квартиры позвонил человек: лет 32-33-х, в белом спортивном костюме. Брюнет, нескладная фигура, невероятной синевы глаза под пушистыми ресницами.

Человек вежливо улыбнулся и с достоинством молвил, глядя прямо перед собой:

— Доброе утро.

— Если вы считаете утро добрым — это ваша проблема! — зло буркнула Катя. — Говорите быстро, что от меня надо, и валите прочь!

Человек опустил глаза и… увидел кареглазку. Она сидела у порога и источала хмурость.

Гость явно озадачился, немного поколебался и… вдруг присел на корточки перед порогом. Мягко улыбнулся:

— Нет настроения? — он заглянул в карие глаза.

Катя отшатнулась, быстро прихлопнула дверь, крутанула замок — закрываясь от человека на двойной оборот ключа. Отжимаясь на руках, направилась — было — назад, в Тоску.

— Кареглазка! — яростно окликнул человек, открывая дверь, как будто замка нет и не было. — Я лишь хочу узнать, как пройти в квартиру номер сто семь?

— Что за чёрт!? — обернулась Катя. — Вы… типа фокусник, да?

— Я — психотерапевт, — с улыбкой молвил человек. — Мне сообщили, что в квартире номер сто семь есть во мне Потребность. А я плохо ориентируюсь в конструкциях многоэтажных домов.

— Я вас застрелю при любом движении в мою сторону! — Катя достала маленький револьвер из лифчика. — Идите, психотерапевт, к своему психу! Нужная вам квартира выше на этаж.

— Спасибо. Я… пожалуй, ещё зайду, — гость исчез из поля видимости.

— Психотерапевт, мать вашу так! — пробормотала кареглазка. — Вам надо банки грабить, а не души лечить!

Вновь закрывать дверь на замок Катя не сподобилась.

* * *

Днём кареглазка думала о том, как жить дальше: без подлой Аси и без привычной работы. Так ничего и не придумала.

* * *

Вечером из застенка позвонил Билли. В своей манере — без предисловий — заявил, что он в глубоком русском говне! И быть ему в тюряге лет десять, по минимуму! Если… не случится… Чудо! И поганые братья не сдохнут в одночасье!

В «Гостиной комнате без микрофона» появился дядька Аси, с авоськой книжек в усталых руках. Недопил: такое случалось часто и воспринималось Катей, как Данность.

— Bill, just to minute! — попросила Катя. [1] Она отложила мобильный телефон, достала заранее приготовленную сотку.

На этот раз алкоголика сотка не интересовала, он пришёл поделиться новостями.

— Только что! С…сгорела церковь Святой Троицы. До-оттла!.. А-ха-ха, — возбуждённо заревел библиотекарь. — Три трупа! В пепелище! Там нашли три трупа… Три!

Асин дядька стал загибать нетрезвые пальцы:

— Раз — это настоятель! Ещё раз — это, ик! Брат настоятеля! Родной! Хэээ! Михеич — последний труп! Там! Так-то!

Работник культуры пошатнулся и упал на паркет, ползком отправился восвояси.

Катя сообщила боссу, что Чудо имело место быть только что! Здрав буде Бог! И на днях честный джентльмен выйдет на свободу!

Билли искренне обрадовался, по-английски вознёс хвалу американским Небесам, пообещал продолжить бизнес и дал отбой.

В глазах кареглазки мелькнули сожаление о Прошлом и ожидание Будущего.

Входную дверь она тщательно закрыла на два оборота ключа и навесила цепочку.

* * *

Щёлкнули дверные замки, вошла Одухотворенная Ася. Отирая закопчённый лоб, она знаками дала понять, что Чудо — дело её рук и сообразительности. Мол, любимый Билли почти свободен, а бессовестные родственные сволочи получили по заслугам!

— Молодец, Ася! — поощрила кареглазка. — Благодаря тебе люди будут слышать снова и снова мой редкий тембр голоса!

Ася лишь самодовольно усмехнулась. Катя достала из лифчика маленький револьвер. Взвела курок. Ася глупо, «по-коровьи», заморгала. Кареглазка надавила на спуск и мозги Аси брызнули на паркетный коврик.

— Билл скоро выйдет из тюрьмы, и мы с ним займёмся бизнесом! — убежденно заметила Катя. — А ты… Ты предала нашу с тобой Любовь! Во имя чего?.. Неужели ты не поняла, что мистер Билл Смит никого не любил, не любит и не полюбит. Для него важен только Его бизнес и Я, поскольку Я буду до седых волос приносить Ему прибыль!

Ася валялась в луже крови, зелёные глаза отражали недоумение. Похоже, она умерла — так и не поняв до конца, что умирает. Рука лежала на чуть вздутом животе.

За окном висела равнодушная темнота.

* * *

Ночью Катя нечаянно проснулась и рядом увидела человека. Он сидел в кресле и при мутном свете луны листал книжку.

— Что ты читаешь? — со странным спокойствием спросила кареглазка.

— Пушкина, — неспешно ответил мягкий голос.

— Что именно?

…с восторгом подхватила Катя.

Дальше Они читали стихи вместе.

Человек перестал смотреть в книгу. Карие глаза Кати наполнились блаженством. Настал Тот «Момент умиротворения души», который бывает иногда у каждого разумного существа. В такой момент думаешь только о возвышенном и ничто не важно, кроме того, о чём думаешь!

— «Евгений Онегин», — вздохнула Катя, стирая слезинку. — Пролог к поэме.

— Александр Сергеевич умел писать гениальные стихи, — поддержал человек дрогнувшим голосом.

Помолчали недолго.

— Ты вылечил психа из сто седьмой квартиры? — с интересом спросила кареглазка.

— Он не псих, а несчастный заблудший человек, — поправил утренний гость. — Я помог ему обрести себя.

— Ты говоришь, как отец Михаил, — заметила Катя, щурясь в попытке разглядеть человека в тусклом лунном свете. — Он пользовался моими деньгами и мною.

— Его убила Ася, вместе с милицейским братом.

— Да, я знаю… Ты такой же, как он? Или психотерапевты с криминальными способностями не грабят инвалидов?

— Почему Ты решила, что у меня криминальные способности?

— Ключи от моей квартиры имею я сама, и имела покойница Ася. И всё. Но ты сидишь в моём кресле и читаешь Пушкина. И я уверена, что входная дверь заперта, дверные замки целы и окна закрыты изнутри.

— Тебя это тревожит, Ты меня боишься?

— Меня не надо лечить, психотерапевт, — горько сказала кареглазка. — Оставь свои вопросы для пациентов. Знаешь… когда… когда я сейчас увидела тебя, то почему-то подумала, что это именно ты, хотя… я не могу разглядеть твоё лицо в полумраке… Но я его хорошо помню, у тебя очень красивые глаза… — Катя пристально вгляделась в тёплый полумрак. — Дивно красивые. У тебя, наверно, нет отбоя от поклонниц?

— У меня много поклонниц. Только сейчас меня интересуешь только Ты.

— Хочешь со мной переспать? Если так, то можешь лечь рядом, и мы переспим. У меня никогда не было мужчины, я спала с Асей, но всегда хотела попробовать, каково это — секс с мужчиной!

— У Тебя будет мужчина, и Ты родишь ему здоровых детей, — небрежно обронил человек.

— Билл? — в раздумье произнесла кареглазка.

— Мистер Билли Смит никого не любил, не любит и не полюбит. А Ты полюбишь. И станешь любимой. — Он встал с кресла и протяжно зевнул. — Мне пора идти.

— Прощай, психотерапевт, — искренне улыбнулась Катя. — Ты хороший психотерапевт. Мы поговорили лишь пару минут, а я будто заново родилась. Родилась здоровой! Как будто нет паралича ног и мне не требуются невероятные усилия, чтобы самой забраться на унитаз! Как будто я не перезрелая девственница, мечтающая о горячей, плотской любви! Как будто не пережила я ложь отца Михаила!.. Как будто Ася и её ребёнок живы, а Билл… Джентльмен, которому доллары заменили чувства! Он зайдёт завтра и скажет: «Кэтти, я принёс чудный мультик. Только ты его сможешь правильно озвучить. Там удивительно прекрасный, весёлый и добрый медвежонок»!.. И как будто я не просиживала целые дни на подоконнике, с печалью глядя на солнце, асфальтовую ленту дороги и резвящихся в песочнице детей!

Голос Кати дрожал от волнения, набирал силу! Она широко открытыми глазами смотрела «в пустоту», поспешно говорила и поспешно вытирала скатывавшиеся по щекам слезинки: смеялась и плакала одновременно!

— Я пришёл для того, чтобы Ты поверила, — мягко молвил человек. — Нет ничего сильнее веры! Нет ничего, кроме веры! Прощай, кареглазка, — он растворился во мраке, за порогом спальни.

— Постой, психотерапевт! — Катя простерла ожидающие руки. — Когда мы снова увидимся с тобой?!

Вопрос проглотила томная тишина.

* * *

Ленивое утреннее солнце наполнило спальню благодатным светом.

Катя открыла глаза, наслажденчески потянулась, послав бездумную улыбку в потолок. Откинула одеяло, привычно подтянулась на руках и бросила обнаженное тело рядом с кроватью. Коленки с гулким стуком коснулись паркета.

— Ай! — вскрикнула кареглазка. — Что случилось?

— Боль… — впервые за долгие годы.

— Кто здесь? — недоуменно оглянулась Катя и вдруг поняла, что говорит сама с собой. И смотрит на свои длинные стройные ноги: «дьявольская восьмерка» с лодыжек исчезла.

* * *

В «Гостиной комнате с микрофоном», спиной к дверному проёму, глубоко в кресле, сидел человек. Кате сверху была видна его черноволосая макушка.

Кареглазка, не очень уверенно ступая, подошла. Оказалось, что макушка мужская и брюнет листает книгу.

— Читаешь Пушкина, психотерапевт? — понимающе улыбнулась Катя.

Человек обернулся, и кареглазка увидела лицо Билла.

— Хэлло, детка, — подмигнул мистер Смит. — Ты не против, что я сижу в твоём кресле? — Он встал. — Ты оставила входную дверь the open.

— Где Ася? — подозрительно спросила Катя.

— What? — нахмурился Билли.

— Ну, Ася! Та, с которой ты втайне от меня спал, и которая ждёт от тебя ребёнка.

— Я не понимаю тебя, Кэтти… — чуть раздраженно отозвался Билл и достал диск. — Я принёс чудный мультик. Только ты его сможешь правильно озвучить. Там удивительно прекрасный, весёлый и добрый медвежонок! — Янки залихватски подмигнул.

Кареглазка машинально взглянула на домашний кинотеатр со звуковой программой «АА». Немного подумала:

— ОК, Билл. Ты подожди полчаса. Мне надо сходить в одно место, а потом я озвучу мультик. Это за углом. — Катя оправила сарафан и тихо вышла.

— Куда ты, детка!? — успела она услышать голос Смита.

* * *

За углом раскинулся небольшой пустырь в форме корабля. Судя по дымящимся головёшкам — намедни он не был пустырём, а был зданием или строением.

Среди тлеющих обломков понуро гуляла косматая, длиннобородая личность мужеского пола, со светлыми очами.

— Скажите, кто вы? — с трепетом спросила Катя, приблизившись.

На пустыре пахло ладаном и пряностями. Личность глубоко выдохнула, а потом вдохнула, рассеянно осмотрела кареглазку.

— Я — Михеич, — звучно ответил мужик. — Сторож церкви Святой Троицы. То исть, бывший сторож. От церкви остался тока пепел… — он повел кругом смурной рукою.

— Храм сгорел в результате поджога! Да? — Катя зябко поёжилась.

— Проводка старая, — рассудительно изрек Михеич. — Глаголил я отцу Михаилу, Царствие ему Небесное, — сторож осенил себя широким крестом. — Менять надо провода, не послушал меня покойник. Сгорел вместе с храмом… и с братом. Видно, судьба им такая, Господь мудрее нас…

* * *

Катя подошла к своему дому, когда из подъезда выпорхнула Ася. Следом приятный мужчина вывез коляску для грудных детей. Коляска хныкала.

Ася озабоченно поджала губы:

— У Владика режутся зубки. Надо купить обезболивающий сироп.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась парочка с кареглазкой, чинно шествуя мимо.

Катя оглянулась вслед: молодая семья излучала гармонию, медленно удаляясь.

Из подъезда выбежал встревоженный Билл.

— Детка! Мне кажется — ты заболела! — Смит подтолкнул кареглазку к дому.

— Что с тобой, Билл? — снисходительно молвила Катя. — Беспокоишься о Своём бизнесе, которому Я приношу прибыль, не так ли?

— Я не понимаю, — американец наморщил лоб. — Это то, что называется загадочной русской душой!?..

— Билл, ты не напрягайся, — нежданно рассмеялась Катя. — Ты хороший, просто ты купец! — Она чмокнула Смита в щёку и потянула его за собой — в подъезд.

— Странные русские, — проворчал Билл по-английски, подчиняясь движению кареглазки.

* * *

— Разрешите присесть? Все столики заняты, а я не хочу кушать стоя. Простите за назойливость… Я — Сергей.

— Я буду рада, если вы присядете рядом со мной, Серёжа.

— Правда? — сомневался парнишка.

— Правда, — убежденно подтвердила Катя. — Ведь я должна полюбить и стать любимой. И родить здоровых детей. Я верю!

2008, 2012

Артур Кангин. Ангел-хранитель

Рис. 2. На фото: Артур Кангин.

Вчера встретил Феликса Петрова на Тверской и просто остолбенел от удивления. Вот он идет мимо «Палас-отеля», пышные усы раздувает, соболья шуба широко распахнута, сапожки из крокодильей кожи по мостовой щелкают, а за ним бегут красавицы, одна другой лучше, в котиковых шапочках, горностаевых воротничках.

— Здравствуй, Феликс Петров, — обращаюсь я к приятелю, имитируя спокойствие. — Я, смотрю, ты на коне?!

Феликс Петров делает мне под козырек надушенной белой рукой и говорит:

— Поздравь меня, сегодня стал президентом североатлантической корпорации помощи русским тюленям.

— Во как, — поражаюсь я.

Да, и как тут не поражаться.

Еще буквально неделю назад я встречал Феликса Петрова здесь же, на Тверской, и был он одет в драный бушлат, армейские сапоги, а за спиной горбился рыжий рюкзак.

— Феликс Петров, ты ли? — спрашивал я его.

— Я, — горестно отвечал он.

— Ты, я смотрю, не на коне? — продолжал я наш разговор.

— Какой там конь?! — горестно отвечал Феликс. — Маковой росинки уже два дня во рту не было. Вот решил сегодня газеты продавать. «Молнию»! Надо нам этих банкиров на фонарях вешать, паразитов! Заедают чужой век, сукины дети! Все у них — и деньги, и женщины. А я к женщине уже пару лет не прикасался.

— Во как! — изумленно восклицал я. — Уже пару лет!

И вот теперь тот же Феликс Петров, окруженный веселой стайкой женщин, в шубе a la Шаляпин.

— А ничего особенного, — словно прочитав мои мысли, сказал Феликс Петров.

— Да, как же, ничего особенного? Да это просто мистика какая-то!

— Может, и мистика! — хитро прищуривался Феликс Петров. — Ты приходи ко мне в гости, я живу теперь на Лубянке, в новострое. Знаешь?

— Как же не знать! — отвечал я. — Самый богатый дом.

— Вот-вот, значит, туда и подходи.

Прихожу я на другой день к Феликсу Петрову на Лубянку и чувствую себя просто каким-то Ротшильдом. Швейцар в красном камзоле с золотым позументом с меня китайский пуховичок снимает, девушка длинноногая мне волосы каким-то елеем смазывает и зачесывает набок, пара здоровенных телохранителей вежливо меня кулаками в спину подталкивают.

— А, вот и ты! — широко распахнув руки, поднялся с оттоманки Феликс Петров. — Бери гаванскую сигару! Наливай коньячок!

Закуриваю я сигару, наливаю армянский коньячок, а сердце просто отбойным молотком бьет в предчувствии жуткой тайны.

— Ну-ну, — подметил мое волнение Феликс Петров. — Тебе, я вижу, не терпится узнать причину моего фантастического финансового взлета.

— Не терпится, — не стал спорить я.

Феликс поднялся и указал на маленькую темную дверь, в углу комнаты.

— Пойдем, — пригласил меня.

Дверь скрипнула и пропустила нас в мрачное помещение, вроде чулана. Хозяин зажег керосиновую лампу. Она осветила ржавый велосипед на стене, детские санки с одним полозом, какой-то мешок с тряпьем.

В центре же чулана на стуле сидел крохотный человечек. Когда я подошел к нему поближе, то увидел, что он крепко-накрепко привязан веревкой к стулу. Затворник дремал, опустив остренький подбородок на цыплячью грудь.

— Спит, паразит, — усмехнулся Феликс Петров.

Человечек проснулся и, заморгав голубыми глазками, прошептал:

— Пить!

— Ишь, пить ему подавай! — гневно удивился Феликс Петров. — Во каков!

— Кто же это такой? И зачем ты его здесь держишь? — спросил я.

— Раньше, — пояснил Феликс Петров, — вся моя жизнь зависела от него. Надеть нечего, жрать нечего — самое большое, что я могу, так это крикнуть ему в сердцах, мол, нет тебя, нет!.. А он мне всегда так ехидненько: «Как же нет? Вот он я, за твоей спиной!»

— Пить! — опять прошептал человечек.

Феликс Петров налил в алюминиевую кружку из трехлитровой банки воду и хотел, было, влить ее человечку в рот.

— Я сам, — жалостливо попросил узник.

— Ну, хорошо, — улыбнулся Феликс Петров, — только не вздумай сбежать.

Феликс Петров развязал веревку. Человечек выпростал из-за спины два розовых крыла, взял ими алюминиевую кружку.

— Да быть этого не может! — воскликнул я.

— Почему же не может! — захохотал Феликс Петров, и гулкое эхо отозвалось в мрачном чулане. — Мой ангел-хранитель, собственной персоной. Только если раньше я полностью от него зависел, то теперь он от меня.

Ангел попил, вытер губы крылом и попросил:

— Есть!

— Ишь, жрать захотел, курва! — восторженно удивился Феликс Петров. И улыбнулся: — Хорошо, получишь свой пай, ты только, знаешь что, сегодня Мадонну пришли, актрису и певичку, из Америки. Я хочу от нее детей иметь, наследников.

— Ладно, — прошептал ангел.

— А пока жди, — сказал Феликс Петров и крепко прикрутил ангела-хранителя к стулу. — Приедет певичка, тогда и пожрешь.

Ангел закрыл веки и опустил маленькую детскую голову на грудь.

— Пошли, — позвал меня Феликс Петров. — Нечего на него глазеть, еще возгордится от лишнего внимания.

Когда два телохранителя вежливо подталкивали меня кулаками в спину к выходу, а лакей в красном камзоле с золотым позументом держал наготове мой китайский пуховичок, я сказал Феликсу Петрову:

— Может, отпустишь ангела?

— Да?! — засмеялся хозяин. — Чтобы опять газетенкой «Молния» торговать? Гляжу, ты шутник, братец!

Я покинул чертоги Феликса Петрова в смущении.

Вдруг сквозь пуховик что-то горячей влагой окатило меня.

Я оглянулся и впервые увидел на плече своего ангела-хранителя.

Он плакал, как ребенок.

«Развязать шнурки ботинок! Скрутить ангела!» — пронеслось в мозгу.

Но я отогнал постыдную мысль:

«Лучше буду находить пропитание продажей газетенки «Молния»!

— Спасибо! — услышал за спиной.

Я посмотрел на ангела, он вытирал заплаканное детское лицо розовым крылом.

— Не за что, — буркнул я и, широко размахивая руками, зашагал к Новым Черемушкам.

Артур Кангин. Чёрт-растратчик

В Москве жили два брата.

Один — Ваня, президент крупного и весьма преуспевающего нефтеперегонного предприятия, богатый, крепко стоящий на своих кряжистых ногах, мужик.

Другой — Степа, дрессировщик котов из бродячего цирка, а значит, мужик бедный, неуверенно стоящий на своих долговязых ногах.

Как-то в доме Степана не осталось и маковой росинки, зарплату руководство шапито задерживало, и он, посоветовавшись с женой Клавдией, отправился к младшему брату, за вспоможением.

Приходит, а у того пир горой, дым коромыслом. Цыгане медведицу Тамару с медвежонком Ксюшей водят, шансоны душевные песни поют, десяток-другой приживал да лакеев черную икру прямо из серебряной бадьи ложками жрут.

— Братишка, помоги малёхо, — просит Степан. — Третий день всем семейством и черной корочки не жевали.

А Ваня так внимательно посмотрел на брата Степана, да как рассвирепел.

— Как тебе не совестно, — говорит, — побираться в солидных домах? Связал свою судьбу с кошками, так вот пусть они тебя и кормят. С достоинством неси свой крест!

— Так ведь зарплату задерживают.

— А мне какое дело? — насупился Ваня, а потом вдруг просветлел лицом. — Ладно, приходи сегодня вечерком на мой день рождения. Хоть в тепле посидишь. Жену не забудь.

— Не забуду, — ответил Степа и, печально, с невольной завистью взглянув на свору с изумительной скоростью пожирающую калорийную паюсную икру, побрел домой.

* * *

Пришли они к Ване на день рождения, Иконку Николая угодника последнюю со стены ему в подарок сняли, и вот, значит, за пиршественным столом сидят, на именитых гостей смотрят.

А тут и впрямь было на кого поглядеть!

И Алла Пугачева, и Михаил Жванецкий, и бывший пресс-секретарь Президента РФ, а ныне знаменитый транссексуал, выступающий со страусовыми перьями в тайваньском стрип-шоу, и бандит Бритва из мощнейшей Балашихинской группировки.

Словом, весь цвет нации собрался.

Сливки!

Гости едят-пьют, хохмачей слушают, блатные песенки подпевают.

Все бы хорошо, только бедному Степану с женой Клавдией, салфетки с вензелем нефтеперегонной компании на коленки бросили, однако, саму еду на стол не несут.

Посидели супруги, все как полагается, чин чинарем, слюну обильную поглотали, да и поперли до дома.

Гости идут от именитого Вани, песни поют, у них в пузах весело, индейку с поросятами их мамоны переваривают, а Степану с женой Клавдией не до веселья, у них животы судорогой от голодухи сводит.

Тут вдруг остановился Степан, топнул разбитым китайским ботинком, да как запоет-затянет, громче сытых гостей: «Ой, Байкал! Байкал!».

— Ты чего, Степушка? — спрашивает его в испуге жена Клавдия. — Рассудком, чай, не тронулся?

— А ничего, — отвечает благоверный супруг. — От родного брата иду. Пусть все думают, что и я от пуза налопался.

Поет Степа и слышит, кто-то подпевает ему тоненьким, надтреснутым голосочком.

Глянул Степа, а на его плече маленький фиолетовый чертик сидит, желтые зубки скалит.

— Ты кто? — спрашивает Степан.

— Я — Горе твое, — задорно отвечает ему чертушко.

* * *

Пришел Степа с чертом на плече домой, а тот ему давай подзуживать дребезжащим голоском, мол, теперь, Степушка, пропивай-прогуливай все подряд, терять нечего.

И вот, в самое скорое время, Степа пропил-прогулял свое последнее пальтишко на «рыбьем» меху, женин тайваньский пуховик, да кроличьи шапки детские.

А Горю все мало.

Сучит мохнатыми ножками, да требует:

— А ты и квартирку свою, хрущовку пропей. Чего ее-то, поганку, жалеть?

— Где же я жить буду? — изумляется Степа.

— На Ленинградском вокзале, — радостно почесывает под мышкой окаяшка. — Или на Казанском. Там многие живут.

Через месяц-другой Степа оказался на Ленинградском вокзале вместе с преданной до гроба женой Клавдией и детишками мал-мала-меньше.

Алчная милиция их гоняет, пьяные бомжи пристают, жену обижают. В уборную сходить, и то деньги плати. Тошнехонько!

Сжалилось тут Горе и говорит:

— За все твои страдания, Степа, хочу отблагодарить ваше семейство сполна. Потопали со мной на Красную площадь.

Притопали.

Горе приказало вынуть один из кирпичиков кремлевской стены.

Степа сие не преминул сделать, и чуть не ослеп от забористого радужного сияния. Так полыхнуло ему в глаза — слезы ручьем.

— Откуда? — спросил черта Степа.

Тот объяснил.

В тайнике хранились сокровища самого Лаврентия Павловича Берии, припрятанные им на черный день.

Сложил Степа сверкающие камешки себе за пазуху, и говорит Горю:

— Глянь, Горюшко, дружочек ситный, ничего я там не оставил?

— Ничего, — весело отвечает Горе. — Пойдем, Степа. — В казино хочу. В «Метрополь»!

— Нет, кажется, один камешек посверкивает, — наседает на черта Степа. — Вон там, в уголочке. Подсоби мне. Ты же габаритом меня, чай, меньше.

Скривился черт, ан все-таки спрыгнул со Степиного плеча, да — шмыг в стенную расщелину.

Степа же быстрехонько изъятый кирпичик на место приложил, глиной из Москвы-реки мазнул. Вот — была расщелина, а теперь нету. Чисто сработано!

— Пусти меня, Степан! — могильным голосом орет Горе. — Пусти, неблагодарная душа! Хуже будет!

Степан лишь подкрутил свои усы, да пошел к трем вокзалам, вызволять детей и жену из несчастья.

* * *

Степа не только вернул себе прежнее, а поднялся, можно сказать, в недосягаемые высоты.

Дом на Лубянке прикупил, лакеев в золотых адмиральских галунах поставил, охранников толстомордых нанял, хрустальные двери блюсти наказав.

Женушку же, верную Клавдюшку, одел от «Версаче», а детишек мал-мала-меньше у самого Славы Зайцева, или даже у Валентина Юдашкина.

Сам же Степа в японский халат с изумрудными драконами вырядился, секонд-хэнд от самого императора Хурахито. Степа его через торговых «жучков» добыл, буквально вырвав его из рук Абрамовича.

И вот ходит Степа весь в драконах, жареный миндаль грызет, саке не пьет, лишь иногда стопочку водочки «Молодецкой» примет, для полного ощущения счастия и услады.

Тут, прослышав о невероятном братишкином шике, Ванютка меньшой к нему наведался.

Стоит, жадно озирает мраморные залы с барельефами каких-то крылатых героев с копьями да щитами, а у самого от недоумения и злости аж зубы клацают.

— Откедова сие? — спрашивает.

Не стал по русскому обычаю Степа скрытничать, за чаркой «Молодецкой» поведал о горе-злосчастии, о самоцветах Берии, о торговых жучках, и халате от самого Хурахито.

Не дослушал тут Ваня Степиной исповеди, вскочил из-за мирного стола, кинулся прочь из хором белокаменных, матюгнул на ходу охранников толстомордых, требующих пропуск с хозяйственной подписью, да и прямиком, обезумевшим лосем, понесся к заветной кремлевской стеночке.

* * *

Простукал Ваня стеночку, нашел заветный кирпичик, освободил беса.

А тот, тварь косоглазая, как запрыгнет ему на плечи, мохнатыми ножищами шею белую сдавил.

— Попался, злодей окаянный, — визжит Горе. — Замуравить меня порешил?!

Ваня, чуть нервничая, объяснил черту свою освободительную миссию, а Горе и слушать не хочет.

Пришли они к Ване домой, и тут-то Горе развернулось во всю свою поганую плоскость.

Даже тошно рассказывать.

В самое короткое время Ваня потерял все.

Нефть свою перебросил через Осетию, зачарованный увещеваниям окаяшки, а там война.

Гикнулась нефтюшка!

Денежки свои перевел в Нью-йоркский банк, опять же по совету Горя, а тот возьми да лопни с треском.

В общем, через месяц-другой Ванютка со всем своим семейством оказался на Ленинградском вокзале.

Полицейские-мздоимцы у них прописку в паспортах спрашивают, бомжи соточку на опохмелку требуют, грязными кулаками агрессивно трясут.

Словом, если есть ад на земле, то там ему самое место.

* * *

Торчит Ваня на вокзале, у него по традиции на плечах черт сидит, косыми глазками публику стрижет, и видит Ваня брательника своего старшого, Степана, тот с портфелем из крокодиловой кожи куда-то вальяжно прет.

— Откуда, Степушка? — вопрошает любопытный Ваня.

— Из Северной Пальмиры, — отвечает Степан, слегка отстраняясь от вонючего брата. — Я там, ёлы-палы, в вице-мэры баллотируюсь.

— Есть шансы?

— Стопроцентные!

Помолчал Ваня, а потом робко так попросил:

— Братишечка, одолжи деньжат. Три дня маковой росинки во рту не было. Ни у меня, ни у моей благоверной, ни у детишек малолетних, мал-мала-меньше.

Как рассвирепел тут Степа, портфелем из крокодиловой кожи на Ваню замахнулся, а потом, сердце не камень, сжалился.

— Ладно, — говорит. — Приходи ко мне на Лубянку. Сегодня день рождения у моей жены, Клавдии Игнатьевны. Да ты ее знаешь. Хоть в тепле посидишь. На вип-общество поглядишь. Жену, детей не забудь.

Сказал так, и, спрятав чисто выбритый подбородок в воротник из меха ягуара, надушенный «Красной камелией», как турецкий падишах, пофланировал мимо бюста Ленина.

Алик Крамер. Антипрометей

«Я вижу наступление времени, когда человечество не будет уже более радовать творца, и он должен будет снова все разрушить, чтобы обновить творение. Я твердо уверен, что все идет к этому и что в отдаленном будущем уже назначены времена и сроки, когда наступит эта эпоха обновления. Но до этого, конечно, пройдет еще достаточно времени, и мы можем еще тысячи и тысячи лет забавляться на этой старой милой земле».

Из беседы Гете с Эккеоманом, 23 октября 1828 г.

Рис. 3. На фото: Алик Крамер.

* * *

В зале суда не было никого, кроме присяжных, судьи, обвинителя, подсудимого и охраны, состоящей из двух полицейских. От адвоката подсудимый отказался ещё с момента своего задержания. Но в действительности аудитория этого судебного процесса была гораздо большей: из зала суда велась прямая видеотрансляция, и эта трансляция собрала сейчас вокруг себя рекордное число зрителей. Никогда еще ни один судебный процесс, ни один документальный или художественный фильм, ни какое-нибудь иное зрелище не привлекало одновременно внимания столь большого количества зрителей. Происходящее в зале суда, кажется, достигло своей кульминации, а потому несколько миллиардов зрителей одновременно притихли у своих разнотипных экранов, ожидая долгожданной развязки.

— Подсудимый Рэй Инисиадор Сегундо, — произнес судья, — суд присяжных признал вас виновным по всем пунктам предъявленного вам обвинения. Согласно закону, вы приговариваетесь к высшей мере наказания через отсылку в безвоздушное пространство на аппарате LD-A. Решение суда обжалованию не подлежит. Приговор должен быть приведен в исполнение в течение 72 часов.

Удар молотка, и планета услышала бурное ликование многомиллионной аудитории зрителей. Так, пожалуй, кричали зрители гладиаторских боев Древнего Рима, приветствуя смертельный удар одного из гладиаторов. Были и такие, кто воспринял произошедшее молча, их было значительно меньше, но вряд ли бы нашелся в тот момент хоть один, кто остался ко всему случившемуся просто равнодушным.

Подсудимый воспринял приговор спокойно. По нему было видно, что приговор не стал для него новостью и что он уже давно готов к такому развитию событий, а потому мысли его были сейчас далеко отсюда. Его уже давно волновало нечто совершенно иное, известное лишь ему одному. И это волнение было не только тревожным, но и радостным. Мысли о чем-то, известном ему одному, наполняли его тихой радостью и придавали ему силы, а сегодняшняя реальность превратилась для него в некоторое подобие сна, от которого он должен пробудиться. Именно поэтому подсудимый на протяжении всего судебного процесса оставался таким же спокойным, как и сегодня. На все задаваемые вопросы с присущей ему отрешенностью он старался давать короткие утвердительные или отрицательные ответы. Он признавал себя виновным по всем пунктам предъявляемых ему обвинений, не задумываясь, так ли оно на самом деле или нет, ему хотелось лишь одного — чтобы все это поскорее закончилось. Ему хотелось этого еще и потому, что несмотря на свою отрешенность, ему было тяжело осознавать, что на него сейчас смотрит с укором такое большое количество людей. Людей, которых он, по их мнению, лишил чего-то очень важного. И лишь мысль о том, что на самом деле он выступил в роли врача, причинившего своему пациенту боль, но при этом давшего пациенту шанс на излечение, успокаивала его и возвращала сознание в привычное состояние покоя. И вот, наконец, судебный процесс завершен. Уже очень скоро его посадят в LD-A, крепко зафиксируют в кресле пилота и отправят навсегда прочь от Земли. Подсудимый с облегчением вздохнул.

Да, Рэй Инисиадор Сегундо — так звали молодого человека двадцати восьми лет, которого только что суд приговорил к отсылке в безвоздушное пространство на одноразовом космическом челноке LD-A. Название аппарата было аббревиатурой от Long Death Advanced. Этот аппарат представлял собой весьма изощренное пыточное средство, на котором человека запускали в космос для долгой и мучительной смерти: конструкторы LD-A очень хорошо позаботились об этом. Казнь преступника должна была быть символичной и красивой, иначе следующая за ней смерть просто переставала ассоциироваться с достойным наказанием. Человеческой аудитории самого факта смерти было мало. Смерть должна была представлять собой шоу, в котором сама она отходила на второй план, уступая свое место различным событиям, имеющим второстепенное отношение к сути происходящего. Кульминацией всех пыток было автоматические снятие аппаратом LD-A внешней защиты, а все сопутствующие этому факторы быстро и эффектно завершали казнь. И, конечно, процедура казни на протяжении всего полета транслировалась в режиме реального времени на Землю с помощью встроенных видеокамер, иначе она попросту теряла свой смысл.

Родители Рэя были выходцами из Испании. Сразу после женитьбы, будучи молодыми, они переехали жить в Соединенные Штаты, где и обосновались окончательно. Это был брак, в котором любовь и гармония поселились не для того, чтобы спустя несколько лет, разочаровавшись, покинуть его. Это был брак на всю жизнь. Спустя год у молодоженов родился единственный сын, которого они назвали в честь писателя Рэя Брэдбери. Отец Рэя, будучи ребенком, зачитывался рассказами и романами Брэдбери и считал, что всемирная слава и признание несправедливо обошли стороной творчество одного из великих писателей далекого прошлого. Особенно неравнодушен он был к «Вину из одуванчиков», а повесть «451 градус по Фаренгейту» поразила его способностью Рэя Брэдбери предвидеть будущее. Прошло уже чуть больше ста лет, и многое из того, что происходило сегодня, очень было похоже на то, о чем говорилось в повести.

Нет, никто не запрещал книг великих классиков и философов, они сами собой отошли на второй план. А на первый план вышли информационные страницы пользователей. Немыслимое количество персональных страниц с личными фотографиями и видео. Фотографии со знаменитостями, фотографии на фоне различных достопримечательной, на фоне собственных вилл, дач, автомобилей и прочих атрибутов роскоши, материального благополучия и личного жизненного счастья. Немыслимое количество персональных блогов, просто дублирующих главные события или интерпретирующих их с различной степенью адекватности, блогов, в которых знание персонализированное и тем самым искаженное давно уже выиграло информационную войну у знания истинного. Персональное мнение относительно всего, попадающего в поле сознания человека, — вот что стало определяющим в мировом информационном океане. Волны персональных мнений бушевали в информационном океане, где одни персональные мнения подавляли другие, где персональные мнения образовывали целые течения, и никто точно не знал, откуда и когда придет очередная мощная волна, несущая за собой огромную энергию, действующую кому-то во благо, а кому-то во зло. А все культурное и интеллектуальное человеческое наследие бесследно исчезло в этом океане, оно затерялось в этом море псевдоинформации. Такого же эффекта можно было бы добиться, растворив в море чайную ложку сахара. От классических произведений остались лишь одни цитаты, и откуда эти цитаты, уже почти никто не задумывался. А цитаты, отобранные у своих произведений, умирают, если о самих произведениях забывают, как умирают полевые цветы, сорванные на зеленом лугу теплым весенним вечером. Знание истинное навсегда потеряло для человечества свою силу и свое предназначение. Усугубило возникшую ситуацию создание всемирной организации по охране информационных прав человека, получившей название «Private Information Security». Это означало, что вся информация, сгенерированная отдельно взятым человеком, должна архивироваться и храниться, и к этой информации должен быть организован необходимый доступ через специально разработанный веб-интерфейс. Технически реализовать такую задачу было непросто, но «Private Information Security» успешно с ней справилась, воспользовавшись несколькими ноу-хау. Так человечество вышло на следующий виток своего информационного развития.

Когда Рэю было четыре года, случилось несчастье: не стало его матери. Для отца Рэя это был страшный удар, после которого он был обречен на небыстрый и мучительный уход из жизни. Сделать это быстро мешала его безмерная любовь к сыну, и это он мог осознавать и контролировать, а жить дальше получалось все хуже и хуже. И вот с этим он уже ничего не мог поделать. Между любовью к прошлому и настоящему человеку следует как можно скорее выбирать второе, иначе выбор будет сделан за него, и выбором этим будет собственная смерть.

Через год не стало и отца Рэя, горе истощило его моральные и физические силы. Мальчик попал в один из детских домов, где провел свое детство, затем он поступил в один из колледжей, а затем и в университет на факультет информатики и прикладной математики. Мальчик был весьма одаренным и способным, почти все свое время он уделял учебе, и оба учебных заведения Рэй окончил с отличием. Собственно говоря, у Рэя просто не было другого выбора, иначе он терял свою стипендию и другие льготы, полагающиеся отличникам. Материальной поддержки Рэю ждать было неоткуда, он получал лишь небольшое пособие от государства и изредка, в перерывах между учебой, подрабатывал. А стипендия отличника позволяла ему практически не заботиться о том, на какие средства он будет существовать в ближайший месяц.

После окончания учебы Рэй почти сразу получил в «Private Information Security» место хранителя данных. Это было большой удачей, потому что единицы выпускников могли претендовать на такую позицию лишь после нескольких лет своей успешной работы в одной из крупных IT-компаний. Но в пользу Рэя сыграли его заслуги в учебе, многочисленные призы на различных олимпиадах, доклады на конференциях и публикации в научных журналах. Он был замечен и приглашен на собеседование, которое с успехом прошел.

Работа захватила Рэя, он с жадностью начал постигать премудрости профессии хранителя, изучать ее тонкости и совершенствовать свои навыки. Основным назначением хранителя было создание программного кода, обеспечивающего необходимое взаимодействие между владельцем информации и единой базой данных. Интерфейс интерактивных информационных ресурсов постоянно и достаточно быстро менялся: добавлялись новые возможности, а старые претерпевали некоторые изменения или удалялись за ненадобностью. Все это требовало оперативного вмешательства программиста, как сказали бы сто с лишним лет назад, или хранителя, как говорили сегодня. Слово «программировать» уже давно не использовалось в среде хранителей, его заменили словом «творить». Случилось это, когда изменился сам способ создания компьютерных программ. Тексты компьютерных программ, кодирующие необходимые алгоритмы, заменили нейрофункциональные блоки или nef´ы, как их коротко именовали между собой хранители. Слово nef являлось аббревиатурой от английского neuro-elements functionality, то есть «набор функциональных возможностей нейронов». Нейрофункциональный блок представлял собой устройство, предназначенное для хранения образа памяти человека, для чего внутри блока размещались миллиарды искусственных нейронов, способных образовывать между собой необходимые связи, обеспечивающие в итоге нужную функциональность. Сгенерированный мозгом хранителя алгоритм по специальной технологии копировался в нейрофункциональный блок. Если полученный таким образом nef удачно проходил тестирование, а именно — на определенные входные данные всегда выдавал необходимый результат, то такой nef включался в общую систему, обрабатывающую огромные информационные потоки многомиллиардной аудитории. Такой способ построения глобальной информационной системы считался наилучшим. Систему, основанную на nef´ах, легко и быстро можно было адаптировать под растущие и изменяющиеся потребности пользователей, такая система требовала для своего обслуживания гораздо меньше человеческих ресурсов и, что являлось весьма важным, такую систему практически невозможно было взломать или разрушить. Кирпичики системы — nef´ы, созданные по образу и подобию человеческого сознания, — контролировали сами себя. И если вдруг внутри информационной среды обнаруживался элемент, действующий неадекватно, другие nef´ы тут же давали об этом знать в главный центр управления «Private Information Security». Центр управления отключал странный nef, а так как система была основана на принципе взаимозаменяемости, то это никак не влияло на ее общую работоспособность. Впрочем, подобных ситуаций практически не возникало. Система на протяжении многих лет работала стабильно и четко.

Такие nef´ы Рэй и создавал. Спустя некоторое время обнаружилось, что делает это он лучше всех. Результаты тестов показывали, что nef´ы, которые творил Рэй, работают быстрее и эффективнее. Почему так происходило, за счет чего nef´ы Рэя оказывались лучше, никто точно не знал. Полностью проанализировать многомиллиардную структуру нейронов, отследить все каналы связи между ними и слабые электромагнитные импульсы, проходящие по этим каналам, было практически невозможно. Но даже если предположить, что с этой задачей исследователи справились, то все равно это ничего не давало. Дело в том, что структура nef´a могла меняться со временем, она совершенствовалась за счет накопленного в процессе функционирования опыта, как совершенствуется тренируемый опытом человеческий мозг. Одни связи исчезали, другие появлялись, менялась структура nef´а, менялась концентрация нейронов на единицу объема в различных его областях. Все это было давно известно исследователям, и никто уже не брался анализировать причины преимуществ и недостатков одного nef´а над другим. Важным было лишь одно: nef должен четко выполнять возложенные на него функции.

Всего через год своей работы Рэй выбился в число ведущих специалистов организации. Ему доверяли творить наиболее важные блоки системы. К нему обращались за помощью почти все, когда не знали, как лучше справиться с той или иной задачей, он был последней инстанцией в любом споре на профессиональные темы, возникающем между сотрудниками. Сами же споры Рэй не любил. При его способности достигать вершин профессионализма, в нем абсолютно отсутствовал дух соперничества. Отсутствовало в Рэе и тщеславие. За все эти качества Рэя в коллективе уважали, у него не было недругов и завистников, а если у кого при первых контактах с Рэем и возникали подобные чувства, то они быстро исчезали по мере общения с ним. Рэй разоружал своей детской доверчивостью и желанием помочь, когда к нему обращались. Но с особым трепетом относился к Рэю сотрудник по имени Харри Спитч.

Харри Спитч был намного старше всех остальных сотрудников. Он был единственным из тех, кто начинал работать в организации «Private Information Security» с самых первых дней ее создания. Харри уже давно не творил, то есть не создавал nef´ов, но его функция в коллективе была не менее важной, а может быть и самой важной. Войдет ли вновь созданный nef в информационную систему или нет, — решал Харри. Для этого он использовал специально разработанную им же систему тестирования, которая за все годы работы Харри ни разу его не подвела. Все nef´ы, так или иначе обреченные на сбой, браковались Харри и в систему не пропускались. По этой самой причине хранители «Private Information Security» дали Харри прозвище Цербер. Но это прозвище отражало лишь профессиональные качества Харри, его отношение к работе, на самом деле он был весьма сентиментальным чудаком. И многим было непонятно, как такой человек как Харри был назначен руководителями организации на такую важную работу, требующую, по своей сути, соблюдения должной строгости, суровости и в каком-то смысле подозрительности и хитрости.

Харри и Рэй часто оставались на работе допоздна и подолгу беседовали на различные темы. Семьи не было ни у того, ни у другого, и спешить им вечерами было некуда.

— Ты гений, сынок, — говорил Харри Рэю, когда принимал очередной nef, созданный Рэем. — Сам бог, если он, конечно, есть там наверху, завещал тебе творить. Твой мозг уникален. Как нельзя стать музыкантом, поэтом, художником, а надо им обязательно родиться, так и в нашей с тобой профессии. К божественным занятиям прибавилось еще одно, а, Рэй? Творить nef´ы. Ведь творцом настоящим можно только родиться. Вот другие nef´ы — они тоже работают, прекрасно исполняют возложенные на них функции, а все равно нет у них того, что есть у твоих nef´ов. Твои — другие, когда я держу их в руках, мне кажется, будто они живые, что внутри у них бьется свое маленькое сердце, честное и благородное. Вот как у тебя. Иногда кажется, что вот еще чуть-чуть, и изнутри польются детские смешки.

На такие речи Рэй лишь краснел и молча улыбался в ответ. Он, как и все остальные, тоже считал Харри чудаком, но вопрос о том, как Харри, будучи таким сентиментальным человеком, справляется со своей работой, не был для Рэя вопросом. Рэй прекрасно осознавал, что и у Харри талант, талант от бога. А когда у человека талант, он может позволить себе не прятать от людей свои слабости и свою сентиментальность. Жаль, что очень часто талантливые люди забывают об этой своей привилегии, и из сентиментальных и вечно сомневающихся личностей превращаются в личности меркантильные, закостенелые и твердо уверенные в себе. А произведения их становятся больше похожими на работу алгоритма, нежели на результат некоторого откровения, даруемого человеку свыше.

Проходил один рабочий день Рэя за другим. Почти все дни были похожи друг на друга, но это отнюдь не тяготило Рэя. Он наслаждался своей работой. Создаваемая ими система совершенствовалась, становилась более интеллектуальной. Рэю было очень приятно осознавать, что он является одним из тех, кто эту систему создает и совершенствует. Построение единого информационного пространства, позволяющего человечеству намного быстрее развиваться морально и интеллектуально, — вот что Рэй считал наиболее важным. Система должна помочь человеку расширить его физические возможности. Рэй по себе знал, как может задыхаться сознание от бессилия перед необходимостью оперативно собрать и охватить всю информацию по заинтересовавшей тематике, как хочется большей скорости, объемности и полноты ее прохождения через сознание. Поэтому Рэй придумал некоторый механизм, позволяющий это делать. Он назвал его «скольжением по траекториям истины». Траектории истины — это условные траектории в информационном пространстве, которые должно проложить человеческое сознание с целью получить в конечной точке своего пути всю необходимую информацию по интересующей тематике. Человек, просиживающий неделями в библиотеках, переходя с одной ссылки на другую, оказываясь в итоге заваленным стопками книг, человек, использующий устаревшие поисковые системы и строковые запросы, пытающийся собрать полную информационную картину по необходимой тематике, а в итоге оказывающийся сбитым с толку гигабайтами бесполезной информации, — все это должно остаться позади. Человек в мировом океане информации должен быть подобен дельфинам, скользящим по волнам и легко пронизывающим толщу воды, человек должен стать сильнее, свободнее и независимее от самого себя, а вместе с тем человек должен стать добрее, потому что добро от зла отделяют истинные знания. Добро владеет знанием обо всем, оно знает, пусть даже интуитивно, что такое боль, расставание, потеря близкого и дорогого человека, добро понимает, что любовь, вера и надежда важнее всего. Зло же однобоко в своих познаниях о мире, однобокие знания делают зло неустойчивым, зло теряет равновесие, а вместе с ним — гармонию с окружающей действительностью. А затем уже зло начинает творить все свои ужасные деяния. Позволить человеку скользить по траекториям истины — это возможность сделать людей добрее. Так думал Рэй и ни с кем этими своими мыслями не делился, даже с самым близким ему человеком — Харри Спитчем.

Cпокойно и уверенно текла жизнь Рэя, но только до того самого вечера, когда они с Харри в очередной раз остались вместе. Тот вечер развернул жизнь Рэя ровно на 180 градусов. Харри тогда как обычно сидел на своем рабочем месте, окруженный мониторами и сенсорными панелями с громадным количеством кнопок. При этом он очень быстро и, не глядя на сенсорную панель, нажимал их, обводя глазами мониторы, читая и анализируя сигналы, поступающие с очередного nef´а. Это была работа профессионала высочайшего класса, за которой Рэй очень любил наблюдать. Харри контролировал и анализировал сразу несколько параллельных процессов, делая в уме необходимые вычисления, подключая интуицию для отсечения заведомо ложных путей для анализа. Харри словно алмазное сверло врезался в очередной nef, в ту самую точку, где скрывалась или могла скрываться ошибка, и тестировал локализованный участок на возможные сбои.

Наконец Харри закончил свою работу и, сняв с себя сенсоры, встал с рабочего кресла, не спеша пересек офис, грузно опустился на один из диванов и о чем-то задумался. Голова его немного склонилась вниз, выражение лица стало мрачным. Впрочем, в подобном поведении Харри не было ничего необычного, все это, как давно подметил Рэй, происходило с Харри каждый вечер. И теперь Харри должен был, как это и было всегда, отбросив свою усталость и грусть, вновь превратиться в добродушного и веселого старика. Этого и ждал сейчас Рэй. Но этого не случилось. Наоборот, Харри стал еще мрачнее, на его лице читалась какая-то безысходность и тревога. Так Харри просидел несколько минут, а затем, подняв голову, вдруг спросил у Рэя:

— Скажи, Рэй, ты действительно веришь в то, что траектории истины нужны пользователям информационного пространства?

Рэй от этого неожиданного вопроса на некоторое время потерял дар речи, глаза его широко раскрылись, он с изумлением посмотрел на Харри.

— Но, но, откуда, Вы..? — Запинаясь, произнес Рэй.

— Ты хочешь спросить, откуда мне известно о траекториях истины? — Спокойно и уверенно произнес Харри. — Это совсем не сложно. Во-первых, я тестирую твои nef´ы, а во-вторых, я еще не забыл себя молодого. А ты, Рэй, очень похож на молодого Харри Спитча. Мне ли не знать после этого, что роется в твоей замечательной и светлой головке, мой мальчик.

Харри сделал небольшую паузу, а затем вновь повторил свой вопрос интонацией строгого преподавателя:

— Так ты действительно считаешь, что создание механизма, позволяющего скользить по траекториям истины, возможно?

— Да, мистер Харри, я в этом уверен. — Быстро и уверенно проговорил Рэй. — У меня есть небольшая схема-набросок, я могу Вам показать…

Харри не дал договорить Рэю:

— Не надо, верю тебе, Рэй, охотно верю. А как насчет пользы? Ты уверен, что человечеству это пойдет во благо?

— Вот в этом я не совсем уверен, мистер Харри. Но, по крайней мере, я не вижу причин, по которым это новшество могло бы нанести какой-то вред. Ведь, мистер Харри, представьте: у человека вопрос, он мучается его разрешением, он не может его разрешить, и все потому, что у него нет физической возможности быстро получать необходимую информацию, а получив ее, отсеивать ненужное, чтобы потом, в конце процесса, придти к долгожданному ответу, ну или хотя бы приблизиться к нему. А сколько нового и полезного человек узнает, пока будет скользить по траекториям истины?!

Харри сделал небольшую паузу и, обращаясь больше к себе, нежели к Рэю, грустно проговорил:

— Вот и я так думал, когда создавал эту схему.

— Как? — Удивленно воскликнул Рэй. — Вы уже получили эту схему?

— Да-да, Рэй, и эту схему, и многие другие. Ты до всего этого сам скоро дойдешь, с твоим талантом это лишь дело времени. Все эти схемы лежат у меня в столе, а я жду, нет, теперь будет правильно сказать — я ждал удобного случая, ждал момента для того, чтобы все это подарить людям. А пока ждал, понял, что этим самым я могу только навредить им. Ты, конечно, удивлен и ничего не понимаешь?! Садись, я постараюсь тебе все объяснить. И запоминай каждое мое слово, потому что второго такого разговора у нас с тобой не будет.

И Харри начал свой монолог, который Рэй запомнил почти наизусть, и который впоследствии вспоминал почти каждый день. И каждый раз, вспоминая этот разговор, он все больше и больше соглашался с тем, что поведал ему в тот вечер Харри Спитч.

— Все эти годы я надеялся на лучшее, Рэй. Я надеялся, что совершенствующаяся в техническом смысле система поможет создать новое, более совершенное поколение людей, людей выше и богаче интеллектуально и духовно. Но сегодня во мне почти не осталось этой веры. Наша система действительно порождает новое поколение людей, но это поколение людей-симулянтов. Находясь в системе, они не проживают свою жизнь, они ее симулируют. Все человеческие чувства трансформировались в интерфейс системы, они теперь в красивых окошках, иконках, смайликах, они ярко светятся, иллюминируют, они манят к себе, но за ними — духовная пустота. Стоит сделать лишь один шаг в глубину, и там уже ничего нет. Из любви они сделали некоторое подобие любви красивой, о которой писал русский писатель Толстой, но только в самом худшем ее смысле, потому что за этой красивой любовью стоят беспомощность, страх, нежелание и неумение, в конце концов, любить по-настоящему. А самое страшное то, что в системе человек является мерилом всего. В системе он вне физических законов природы, он не испытывает на себе ни гравитации, ни сопротивления, он может даже рождаться и умирать столько раз, сколько пожелает. А имея возможность внутри системы идти наперекор законам природы и вселенной, человек становится неким подобием бога. Человек сам создает мир, в котором живет. Ты понимаешь, чем это может грозить, а, Рэй?

Рэй вопросительно посмотрел на Харри, но ничего не ответил. Он был слишком озадачен тем, что сейчас услышал.

После небольшой паузы Харри продолжил:

— Это ведь все равно, что писать свои книги, а потом их же и читать, и по ним же учиться жить. Несовершенство человека переходит в несовершенство системы, которую он же и создает, и деформирует своим сознанием, а затем это же несовершенство, проектируясь на сознание человека, формирует его самого. И так по замкнутому кругу, из года в год. Какой ужасный парадокс получается.

Харри сделал еще одну паузу и, как бы оппонируя самому себе, продолжил:

— Нет, человек не должен жить в мире, который он создает сам. Создавать мир — это задача высшего разума, а задача человека — жить, подчиняясь его законам. Такова человеческая природа. Человек же своим присутствием в системе изгоняет самого главного творца — непоколебимый, непогрешимый и вечный абсолют.

И по поводу траекторий истин, Рэй. Траектории истины относятся к категориям таких вещей, право на владение которыми человек доказывает порой всю свою жизнь, и не всегда удачно. Ведь истинная вера не дается человеку априори, к истинной вере человек должен придти сам, и идет к ней порой через всю свою жизнь. И ни я, ни ты, ни кто-либо другой не в состоянии вот так вот взять и подарить человеку истинную веру. И точно так же со всем остальным. А иначе все теряет свой смысл. Иначе магическая сила, присущая траекториям истины, сходит на нет. Я тебе скажу больше, Рэй. Пройдет совсем немного времени, и люди устроят для себя на твоих траекториях истины шоу и развлечения, они станут зарабатывать на этом деньги и повышать свой социальный статус. Траектории истины станут для людей некоторым подобием домашнего бытового устройства, это в лучшем случае, а в худшем — орудием для преступлений и манипуляций. Траектории истины перестанут быть траекториями истины и станут траекториями лжи, фальши и человеческих прегрешений. И все по той же самой причине: человек своим присутствием искажает истинное информационное пространство, и при этом в системе отсутствует некое подобие высшего разума, способного сохранить истинную структуру информационного пространства и оградить ее от влияния человеческого сознания.

Харри на мгновение замолчал, а затем вновь продолжил:

— В информационной системе мы почти перестали радовать бога, Рэй, потому что во всем стремимся радовать только себя. Каждый день мы все больше и больше забираем у него, и скоро мы оставим ему лишь первопричину всего сущего, а все остальное перейдет к человечеству. Первопричиной всего сущего можно пренебречь, в конечном счете, для человечества это не больше, чем возможность удовлетворить свое собственное любопытство. И вот тогда начнется новая эра. Среди нас станут жить информационные боги, которые на самом деле будут обычными смертными. Многие из них будут обладать великими знаниями, они будут преисполнены искренним и огромным желанием сделать нас всех счастливыми, но этого будет недостаточно. Вера в этих богов не будет давать человеку то, что дает вера истинная, вера в непогрешимый и непознаваемый абсолют. Религия или идеология этих богов будет коверкать наши души и наше сознание. И я не знаю, что в итоге из всего этого выйдет и удастся ли человечеству вырваться из этой западни, в которую оно само себя загнало.

Харри замолчал. Рэй выглядел весьма озадаченным, стараясь понять смысл всего услышанного. В голове у Рэя крутилось много вопросов, но задавать их сразу он не решался. Так они просидели несколько минут. Затем Харри приподнялся со своего места, тихонечко хлопнул Рэя по плечу и направился к выходу, где на вешалке висели его плащ и шляпа. Рэй молча направился вслед за Харри.

Когда они расставались на своем привычном перекрестке, шел мелкий моросящий дождь. Стояла поздняя осень, на деревьях почти не осталось листьев, а газоны были сплошь усыпаны ими. В воздухе витал устойчивый запах приближающейся зимы. Харри глубоко вздохнул, с грустью посмотрел на обнаженные кроны деревьев и сказал:

— Вот и еще один год подошел к концу. Еще один временной пласт накрыл собой мои воспоминания. Они уже так глубоко, Рэй, а для меня, старика, память — одно из самых дорогих, потому что у меня почти все в прошлом. Я живу тем, что помню. Помню близких и дорогих мне людей, помню себя ребенком, помню свою молодую и прекрасную маму и даже ощущаю тепло ее ласковых рук. Первая любовь, первый поцелуй, одна большая и бесконечная радость, которая, казалось, никогда не закончится. Все это теперь у меня внутри, оно живое, оно дышит и помогает дышать мне.

Харри сделал паузу, еще раз глубоко вздохнул, серьезно посмотрел на Рэя, и по-отечески сказал:

— Это очень важно — помнить, Рэй. Очень важно. Добрая память лечит человеческую душу, добрая память — это наш оберег от жизненных ошибок и дурных поступков. А система, Рэй, система, которую мы создаем, так и не научилась помнить по-настоящему. Несмотря на все наши технические новшества и ухищрения, она забывает всех, кто не напоминает о себе, стоит только отлучиться на какое-то время. В нашем сознании воспоминание о какой-нибудь, даже минутной, встрече может храниться годами и десятилетиями, мы можем позабыть какие-нибудь подробности, мы можем даже не вспомнить имен и названий, но воспоминание, если оно вдруг стало для нас важным и горячо любимым, никогда нас не оставит. Всю свою жизнь мы будем стремиться вернуться туда, где мы это воспоминание пережили, с целью еще раз ощутить уже произошедшее однажды. А наша система хоть и способна знать обо всех и обо всем в самых мельчайших подробностях и при желании отыскать любого из нас, при всем этом она почти мгновенно забывает о тех, кто так или иначе перестает напоминать о себе. Мы доверяем системе свои самые любимые фотографии, впечатления, мысли в надежде, что система будет помнить о нас. Но в итоге оказывается, что это не так. Система лишь знает нас, но не помнит. Еще один парадокс, мой милый мальчик. Нет, никакая технически совершенная система, никакие базы данных и знаний не заменят настоящей человеческой памяти. Хранить воспоминания должны мы — люди, а делать это посредством различных технических ухищрений — это большая ошибка.

Когда Харри закончил говорить, он заметил, каким грустным стало лицо Рэя. Харри понял, что сейчас по его вине небольшой, солнечный и уютный мирок Рэя дал трещину. Рэй уже никогда не будет вчерашним Рэем, потому что в образовавшуюся в его мирке трещину скоро польются проливные осенние дожди, ворвутся холодные и колючие снежные метели, а вместе с ними придут времена долгих скитаний в поисках утерянной душевной гармонии и смысла своего существования. Харри стало стыдно, но вместе с этим он осознавал, что должен был сказать то, что сказал. И теперь ему надо было быстро уйти, оставив Рэя наедине с собой. Надо было дать Рэю возможность обдумать и разобраться во всем.

— Ну, пожалуй, мне пора, — с улыбкой произнес Харри. — Как бы не подхватить насморк. Совершенно невозможно работать, когда у тебя насморк. Пора, Рэй, пока, мой милый мальчик.

Харри обнял Рэя, тихонечко похлопал по спине, улыбнулся и пошел. Рэй какое-то время смотрел ему вслед. Харри шел по пустынной аллее медленно и слегка покачиваясь. Холодный осенний ветер то и дело поднимал над аллеей ворохи осенних листьев, они быстро кружили вокруг Харри и улетали прочь. Может потому и Харри показался ему сейчас еще одним опавшим осенним листом. Казалось, что вот сейчас ветер вместе с остальными листьями резко подхватит и его, бешено закружит в воздухе и унесет навсегда туда, куда уносит все осенние листья, туда, откуда они уже никогда не возвращаются.

Ночью того же дня Харри Спитч умер от остановки сердца во сне.

* * *

Выписка из дела № 302B гражданина Рэя Инисиадора Сегундо

В целях уменьшения дискового пространства, занимаемого данными пользователей всемирной информационной сети, организация «PrivateInformationSecurity » организовала конкурс на лучший сжимающий пользовательские данные алгоритм (nef). По результатам конкурса победил алгоритм Рэя Инисиадора Сегундо, сотрудника этой же организации. Результаты предварительного тестирования nef´а, полученного от Рэя Сегудно, не выявили в его работе никаких подозрительных действий, представляющих угрозу целостности информационной системы. Через сутки после внедрения упомянутого nef´а все данные, хранящиеся в информационной системе на резервных и основных накопителях, подверглись воздействию алгоритмов, ранее не зафиксированных хранителями системы, в результате чего данные оказались полностью нечитаемыми для всего используемого в системе программного обеспечения. Все действия сотрудников по восстановлению данных путем их обратной дешифровки ни к чему не привели. Рэй Инисиадор Сегундо на первом же допросе признал себя полностью виновным в подмене алгоритмов сжатия данных на алгоритмы шифровки данных и был арестован. На просьбу со стороны следствия пойти навстречу и помочь в восстановлении данных подсудимый отвечал, что не в силах сделать этого, так как алгоритмы, использованные им, видимо, являются результатом работы его подсознания. Специалисты, занимающиеся восстановлением данных, отметили факт того, что процесс шифровки данных не прекращается по настоящий момент, зашифрованные данные непрерывно подвергаются следующей шифровке. Анализируя этот процесс, специалисты сходятся в своих мнениях относительно того, что работа запущенных подсудимым алгоритмов явно идет к какой-то намеченной цели. В связи с тем, что у специалистов отсутствуют четкие идеи относительно происходящего и относительно возможностей каким-либо образом восстановить утраченные данные, было принято решение не вмешиваться в текущий процесс. Ожидание и невмешательство — это единственный шанс на восстановление исходных данных, так отметили специалисты.

* * *

Все приготовления LD-A к запуску уже почти закончились. Служителям закона осталось закрепить на теле у Рэя несколько зажимов и подготовить к работе программу бортового компьютера, контролирующего процесс казни. Через несколько минут входной люк был заблокирован извне, и Рэй остался один в небольшой полукруглой кабинке. Боковые стены кабины были увешаны различной электроникой и необходимыми для казни приспособлениями, а в передней ее части, прямо перед Рэем, размещался большой иллюминатор. Рэй чувствовал себя на удивление спокойно. Через несколько минут он ощутил легкий толчок — это двигатели начали свою работу, а еще через минуту они вышли на свою полную стартовую мощность, и LD-A рванул вверх. Рэй стал ощущать на себе перегрузки, в этот же самый момент ему бортовым компьютером LD-A была сделана запланированная инъекция вещества, вызывающего галлюцинации, крайнее беспокойство и ужасное чувство неудобства. Казнь началась. Состояние, в которое очень быстро перешел Рэй, напоминало лихорадку. Его начало сильно знобить, с него ручьями полился пот, и уже очень скоро он потерял сознание. Потом он долго то приходил в себя, то снова терял сознание, все это продолжалось на протяжении нескольких часов. Когда Рэй окончательно очнулся, то лихорадка его почти закончилась. Он увидел перед собой в иллюминаторе большую, круглую и прекрасную Землю. «Странно, — подумал, Рэй, — послать человека на смерть, предоставив ему при этом окно с видом на рай. Еще один наш маленький земной парадокс», — эта фраза прозвучала в сознании Рэя голосом Харри Спитча. Рэй невольно стал вспоминать слово в слово письмо, полученное сразу же после смерти Харри. Харри заранее об этом позаботился, видимо, предчувствуя свой скорый уход.

* * *

Милый мой мальчик, я очень огорчен тем, что вынужден оставить тебя навсегда. В нашем реальном мире мы не так всесильны, но за всем, что происходит здесь, стоит своя разумная причина, пусть даже скрытая, и порой настолько, что докопаться до нее нам, простым смертным, не представляется возможным. Мы находимся во власти законов Вселенной. И это правильно. Человек априори не может быть выше законов мироздания. Сомнение и подчинение некой высшей инстанции — вот наша стезя. Только так мы способны удержать себя в рамках дозволенности, выход за которые может вызвать катастрофу или даже нашу погибель. Ты понимаешь, к чему я веду? Да, я о нашей информационной системе. Системе без абсолютного разума, территории вседозволенности и зоны без жизненно необходимых ограничений. Такая система обречена на погибель, а вместе с собой она может утянуть и нас, людей.

Я проводил специальное исследование и обнаружил, что количество информации в системе уже давно не меняется, то есть все привносимое сегодня в систему человеком не содержит в себе ничего нового. Становится лишь больше символов, бесполезных и крадущих наше время символов. В системе навсегда нарушен один из фундаментальных законов диалектики — закон о количестве и качестве. Количество данных внутри системы уже никогда не перейдет в качество. Но это только полбеды. Гораздо страшнее другое, а именно то, что в терабайтах данных, привносимых сегодня в систему человеком в виде текста, графики и звука, растворяются и исчезают наши важные литературные и философские труды. Мы теряем наш основной интеллектуально-творческий пласт, накопленный за многие сотни лет. Желание возвеличить в системе свое собственное Я, стремление к уорхоловским минутам славы, уничтожает в каждом из пользователей необходимость в следовании истинным жизненным ценностям. И еще, с каждым годом наша система становится все более и более неустойчивой. Это означает, что малейшие или даже микроскопические изменения в самом отдаленном ее уголке могут спровоцировать глобальные изменения всей системы. Это тот самый случай, когда одного взмаха крыла бабочки достаточно, чтобы вызвать сокрушительное торнадо или бурю. Еще немного, и мы станем той самой бочкой с порохом, к которой останется лишь поднести спичку.

Но я пишу тебе не затем, чтобы еще раз констатировать факты. Цель моего письма — изменить сегодняшнюю ситуацию. По одной из легенд бог Олимпа, Прометей, подарил людям огонь для обогрева и приготовления пищи. Но спустя некоторое время люди стали жечь на этом огне еретиков и использовать его как оружие в своих кровопролитных войнах. Единственный выход из этой ситуации — обратное обожествление огня. Я хочу сказать о том, что в нашу систему нужно привнести «божественное». Внутри системы должен править абсолютный разум, а не человек. Тогда все встанет на свои места. И сделать это можешь только ты, Рэй. Ты — единственный обладающий всем необходимым для этого. Нам нужен «божественный алгоритм», Рэй. Всего один nef с «божественным алгоритмом», и система изменится. У тебя, конечно же, возник вопрос о том, что есть этот «божественный алгоритм»? Отвечу тебе: я не знаю. Я уверен лишь в одном: что он существует. И ты должен верить, тогда у тебя все получится. Ты должен это сделать. Верь и надейся, мой милый мальчик, вот и все, что я могу тебе посоветовать.

* * *

С тех самых пор сознание Рэя было полностью подчиненно идее Харри. Рэй мучительно пытался разрешить проблему божественного алгоритма. Он стал часто проспаться по ночам, и первой мыслью, проскакивающей у него в голове сразу же после пробуждения, была мысль об алгоритме. Обладая многими знаниями и немалым опытом работы хранителя, он абсолютно не понимал, с какой стороны ему следовало подойти к решаемой проблеме. Все это напоминало Рэю известную сказку, в которой следовало пойти туда, не зная куда, и принести то, не зная что. Но он не отчаивался, а верил и надеялся на то, что в один прекрасный день ему удастся осуществить задуманное. Рэя наполняло одно больше желание — помочь и спасти систему, а вместе с ней и всех ее пользователей.

Вскоре после смерти Харри «Private Information Security» объявила конкурс на лучший сжимающий пользовательские данные алгоритм. Дело в том, что, несмотря на большие технические достижения в области хранения данных, в «Private Information Security» стали испытывать некоторые трудности с увеличивающимся от пользователей потоком данных. Тенденция этого увеличения была такова, что в скором будущем у «Private Information Security» могли возникнуть большие проблемы с их хранением и обработкой. В связи с этим и было принято решение о создании нового эффективного алгоритма для сжатия пользовательских данных. И Рэй вместе со многими другими хранителями «Private Information Security» подал заявку на участие в этом конкурсе, где и победил с большим отрывом от остальных. Откровенно говоря, Рэй и сам не ожидал такой эффективности от созданного им nef´a. По его расчетам, эффективность сжатия данных должна была быть в десятки раз меньше. Однако Рэй решил, что все дело в каком-нибудь положительном побочном эффекте, который образовался сам собой на пересечении всех использовавшихся нововведений, и решил оставить исследование этого интересного вопроса на потом. Ведь перед ним стояла куда более важная задача. Но всего через несколько дней Рэй Инисиадор Сегундо был арестован.

На первом же допросе Рэй, ознакомившись с предоставленными ему данными по информационной системe, все понял. Ему почему-то сразу пришло осознание того, что все получилось как надо. Он не мог объяснить, почему, и лишь чувствовал это. Рэй сразу же признал себя виновным по всем предъявляемым ему пунктам обвинения. Потом начались многочисленные допросы и следственные эксперименты. На протяжении всего этого процесса он страстно желал лишь одного — скорейшего их окончания. Он прекрасно знал, какая участь его ждет впереди, но это его никак не пугало. Все вчерашние тревоги Рэя прошли, он ощущал себя необычно легко и свободно. Вместе с этим куда-то ушло и его жадное желание работать и творить. Внутри него поселилось ожидание чего-то очень важного, ожидание, ради которого он готов был вытерпеть любые муки, ожидание, делающее таким неважным все происходящее с ним на тот момент.

Казнь шла к своему логическому концу. Рэя очень мучила жажда, и у него сильно затекли ноги и руки. Его собственное тело казалось ему чужим. Мучительная боль поднималась откуда-то снизу, казалось, что она проходила километры, прежде чем добраться до его сознания и дать знать о себе окончательно. Из-за невозможности превозмогать ее Рэй уже много раз мысленно умолял о своей скорейшей смерти, и на этот раз его желание было исполнено. Специальное устройство LD-A дало ему напиться, а сразу вслед за этим тонкая игла быстро вошла прямо в его сердце. Рэю была сделана инъекция вещества, близкого по химическому строению к морфию. В то же самое мгновение Рэй перестал ощущать боль, по телу его разлилось что-то теплое и нежное. Это был запланированный конструкторами LD-A гуманный жест по отношению к осужденному. В следующую секунду большой круглый иллюминатор был выдавлен наружу, а затем плавно и медленно поплыл прочь. Рэй ощутил у себя на лице приятную прохладу, ворвавшуюся из открытого космоса через образовавшееся отверстие. Ему вдруг очень захотелось оттолкнуться и вылететь туда, в это открывшееся бесконечное черное ничто, усыпанное бесчисленным количеством мерцающих звезд. Но Рэй не успел сделать задуманное. В глаза ему ударил яркий белый свет, и он увидел, что вдалеке ему навстречу также медленно и плавно плывет некто.

«Отец» — почему-то мелькнуло в сознании у Рэя. «Конечно же, это отец!» — уверенней повторил он про себя мгновение спустя.

Рэй оттолкнулся и поплыл навстречу. Они плыли друг к другу в большом и ярком облаке света. В этот момент к Рэю неизвестно откуда пришло понимание того, что все плохое и страшное закончилось и осталось далеко позади, и что теперь они с отцом всегда будут вместе. У него будет много времени на то, чтобы расспросить его обо всем, о чем не успел расспросить в детстве. Стали различимы отцовские черты лица, отец ему улыбался. Рэй улыбнулся отцу в ответ. Они медленно и уверенно приближались друг к другу.

— Здравствуй, Отец.

* * *

Когда система восстановила свою работу, все пользовательские мониторы высветили на различных языках мира одну-единственную фразу: «В начале было Слово».

Алик Крамер, июль , 2011 г.

Примечания

1

Билл, подожди минутку! (пер. с англ .)

Интересные факты

1. Проект был придуман Ангеловым, и им же воплощён.

2. Доподлинно известно, что Ангелова поразил рассказ Крамера, который тот ему прислал «по обмену опытом», в виде электронного текста. Рассказ лежал в компьютере Ангелова месяца два, пока писатель его прочёл.

3. Рассказы Кангина — Ангелов прочитал в бумажной книге, подаренной ему Кангиным за пару лет до.

4. Крамер — по образованию математик, также учился на режиссёра кино.

5. Ангелов лично знает обоих классиков. А вот Кангин и Крамер лично не знакомы, хотя и живут оба в Москве.

6. После выхода книги классики больше не виделись и не общались. Ангелов поссорился с Крамером, а с Кангиным им говорить не о чем.

7. Книга была напечатана 10-тысячным тиражом, который лежал на складе типографии. Примерно через неделю возник какой-то сумасшедший, который купил весь этот тираж у Ангелова. А тот даже имени безумца не узнал.

Все книги Андрея Ангелова (скачать)

1995-2020

  

Скачать: https://yadi.sk/d/VfMojWSF2qTwuA

Оглавление

Андрей Ангелов. Катя. Роман на 22 страницах

Артур Кангин. Ангел-хранитель

Артур Кангин. Чёрт-растратчик

Алик Крамер. Антипрометей