Герцог-дьявол (fb2)

- Герцог-дьявол [litres] (пер. Евгений Александрович Мордашев) (Общество порочных герцогов - 2) 2937K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Мэдлин Хантер

Мэдлин Хантер
Герцог-дьявол

Madeline Hunter

A Devil of a Duke

* * *

Глава 1

Леди Фарнсуорт после смерти мужа, барона, перестала заботиться о мнении света. Месяц спустя вдова принялась одеваться и вести себя как заблагорассудится. Тремя годами позже самые снисходительные представители высшего общества звали ее оригиналкой, не самые – куда грубее.

Но странного решения нанять секретаршу не одобрил никто. Утверждали даже, что леди Фарнсуорт помешалась.

Указанная секретарша, Аманда Уэверли, нанятая по самым похвальным рекомендациям, питала к работодательнице и ее порыву только признательность, порой мешавшуюся с облегчением, поскольку в прошлом Аманды было то, чего леди Фарнсуорт и вообразить не могла.

Об этом размышляла Аманда, сидя в конце мая за своим письменным столом в библиотеке леди Фарнсуорт. Красивым почерком она перебеляла написанное леди Фарнсуорт сочинение. Черновик перед ней пестрел исправлениями и вставками, и она старательно вносила их в чистовик.

Но в отрытое окно библиотеки веял легкий ветерок, и сосредоточиться было непросто. Подняв глаза, она видела оживленную Грин-стрит и катящие к Гайд-парку роскошные экипажи. Экипажи ей больше нравились открытые, позволявшие леди демонстрировать шляпки и наряды. Из окна доносились обрывки дамской болтовни, но больше всего ее веселил беззаботный смех. Все это ласкало слух, словно тихая музыка, и Аманда невольно замурлыкала одну из любимых песенок.

Обычно подобное зрелище навевало ей радостную мысль, насколько удачно, вопреки началу, сложилась жизнь. Но сейчас ей сразу вспомнилось письмо, лежавшее в сумочке и заданное себе на сегодня поручение.

Узнай об этом леди Фарнсуорт, она мигом бы рассчитала секретаршу.

– Вы закончили?

Аманда подняла глаза и увидела склонившуюся над ней леди Фарнсуорт. Темноглазая и темноволосая дама в возрасте, чьи излюбленные платья лишь придавали ей неуклюжей внушительности, утверждала, что нынешние высокие талии не красят зрелые фигуры и отдавала предпочтение фасонам сорокалетней давности. А без решительно отвергаемых ею за неудобство тесных корсетов прошлого выглядела она куда солиднее, чем могла бы в новинках сезона.

Поверх этих расшитых галуном, украшенных оборками и лентами одеяний вдова накидывала, как тогу, через плечо длинную шаль. Сегодня леди Фарнсуорт красовалась в розовой чесуче с голубой вышивкой и белыми кружевами, дополненной шалью в мелкий цветочек. Цветочек весьма неудачно сочетался с узором мебельной обивки.

– Я почти закончила, – уставилась на перо Аманда. – Может, еще около часа.

– Первый чистовик? Вы приболели? Обычно вы проворнее.

– Тут много исправлений и вставок. Но я закончила два письма.

– Дайте посмотрю. – Сильная рука выхватила бумаги. – Вздор. Часа не потребуется – в лучшем случае минут пятнадцать. И написано хорошо, поэтому переписывать еще раз не нужно. Это мы на встречу и принесем.

– Мы?

– Разве я вам не сказала? Хочу, чтобы вы пошли со мной, и я могла вас представить. – Она критически оглядела платье Аманды. – Опять на вас эта тоска зеленая? Я подарила вам несколько платьев на перешивку, чтобы вы распрощались со столь неприглядным цветом.

– Я очень ценю ваши подарки. Вы видели, я их прекрасно перешила. Просто опасалась поставить чернильное пятно, – выпалила она, хотя это старое платье надела не поэтому, к тому же всегда носила фартук.

– Будьте любезны переодеться к нашему визиту. Хотя эти люди не смотрят на одежду, но вы так милы, когда не прибедняетесь, – произнесла леди Фарнсуорт и, словно добрая тетушка, погладила ее по голове. – Мисс Уэверли, всем известно, какое сокровище, я обрела в вашем лице и как ценю ваши способности. Вот что главное.

– Если нам предстоит встреча, я хочу сходить за покупками. Я успею?

– Магазины на Бедфорд-сквер как раз подойдут. Встреча не займет больше четверти часа, поэтому заканчивайте, и мы должны успеть. О, и подпишите за меня письма. Не сомневаюсь, у вас выйдет даже лучше, чем у меня, к тому же мне не хочется поставить кляксу на одежду.

Четверть часа – в самый раз. Аманда молилась, чтобы встреча не продлилась дольше, хотя для ее поручения Бедфорд-сквер подходила идеально.

Она взглянула на свою простую сумочку. В ней лежало письмо, которое она вчера вечером извлекла из своего почтового ящика. Письмо, надо сказать, душераздирающее.

На новой работе она слишком оптимистично поверила в избавление от худшей участи. Тени прошлого выплыли из небытия и напомнили, что заговор продолжается. Но пока она не узнает, кто за всем этим стоит, ей придется подчиниться. От нее зависела свобода и даже жизнь матери.

Габриэль Сент-Джеймс, герцог Лэнгфорд, сгорал от нетерпения, пока его экипаж медленно катил по городу на восток. С такой ездой визит грозил затянуться на целый день.

Без того скверное настроение испортилось окончательно. Его утомили поздравлениями с тем, что принадлежало ему по рождению и было унаследовано как обязанность. Улыбки и славословие казались чертовски лицемерными. Предвидь он водопад столь выспренних похвал своей речи в парламенте на прошлой неделе, предпочел бы утопить ее в бутылке хорошего кларета.

Теперь еще дурацкая затея младшего брата купить дом у черта на рогах!

Почему бы Гарри не остаться в семейном доме? Места более чем достаточно. А уж если он печется о собственной независимости, мог бы снять квартиру или дом в Мейфэре. Но нет, Гарри, со свойственной ему эксцентричностью, выбрал особняк у Британского музея. Еще бы, он там завсегдатай, наверняка знает каждый черепок в запасниках.

Злой на весь мир, Габриэль попытался отвлечься мыслями о предстоящем декадентском кутеже. Безудержный разгул неизменно улучшал ему настроение. Он намеревался согрешить с одной леди. Дотоле застенчивая, на последнем свидании та недвусмысленно дала понять, что не прочь…

Экипаж повернул и покатил, чуть набрав скорость, однако совсем ненадолго. Габриэль проклинал себя, что не отправился верхом. Было бы гораздо быстрее.

Наконец карета остановилась перед городским жилищем брата на Бейнбридж-стрит. Габриэль вышел и оглядел здание. Не то чтобы оно ему не нравилось. Кирпичный фасад, беленые консоли и наружные подоконники может и недурны, но даже с учетом трех этажей никак не резиденция лорда.

А еще соседний дом! Прямо над обиталищем Гарри нависал громадный особняк сэра Малкольма Найтли. Обильная резьба по камню подчеркивала как древность и монументальность возведенного до наступления эры архитектурного воздержания старинного замка, так и ничтожество кирпичного соседа. И словно в подтверждение этого контраста величественной архитектурой залюбовалась женщина. Судя по скромному зеленому платью – служанка. Явно пораженная древней серой громадой, она даже отступила, чтобы лучше ее рассмотреть.

Габриэль вспомнил, что его сюда привело: приглашение брата по весьма деликатному делу. Впервые сердце Гарри было разбито, и он страдал.

В сердечных делах Габриэль был дока, но все равно заставлять его тащиться через весь город – негуманно.

Дом, кажется, закрыт. Аманда его изучала, а сама не могла отделаться от мыслей о только что состоявшейся встрече. Четверть часа она провела в другом доме, на Бедфорд-сквер.

Ее и леди Фарнсуорт встретила прелестная блондинка миссис Галбрет. Потом они втроем сидели в загроможденной стульями и диванами библиотеке, и миссис Галбрет расспрашивала Аманду. Расспрашивала как обычную новую знакомую, только более пристрастно.

Как будто нанимала на работу. Но тогда леди Фарнсуорт вела бы себя иначе. А леди Фарнсуорт смотрела на все сквозь пальцы. Лишь под занавес упомянула, что миссис Галбрет – издательница «Парнаса», журнала, для которого она пишет. А миссис Галбрет заметила, что скоро они встретятся снова. Потом леди Фарнсуорт извинилась, сказав, что ей надо пройтись по магазинам.

Усилием воли она отвлеклась от воспоминаний о своеобразной встрече и сосредоточилась на созерцании большого дома. Она взяла корзину со снедью в правую руку, чтобы все в доме могли ее видеть. Никто из жильцов не удивится бедно одетой женщине, которая возвращается с покупками и остановилась поглазеть на жилище богачей.

Хорошо, что сэр Малкольм Найтли жил в таком заметном доме, возведенном еще в эпоху Карла. С ним в самом Мейфэре ничего не сравнится, и даже такие известные лондонские особняки как Монтегю-Хаус и Сомерсет-Хаус уступят ему в пышности. Обильно украшенное здание поражало еще и размерами. Она просто не представляла, сколько в нем комнат.

Затормозивший у соседнего дома экипаж не двигался с места. Она увидела, как из него вышел и остановился высокий красивый мужчина, поднял глаза и посмотрел на громаду по соседству. Он и на нее бросил взгляд, но без тени подозрительности.

Заметила его и служанка. Судя по одежде, очень богат. И таких синих глаз она никогда не видела. Шляпу он нес. Тоже хорошо. Она подумала, что та вряд ли без труда села бы на густые, модно непокорные темные кудри.

Потом он вошел в дом. Не сводя глаз с жилища сэра Малкольма, она подошла к этому экипажу. На его запятках скучал лакей, а кучер возился с уздечкой лошади.

Она подошла так близко, чтобы седовласый кучер ее заметил. Он кивнул ей и улыбнулся. Она указала на большой дом.

– Вы знаете, кто тут живет?

– Это дом сэра Малкольма. Сэр Малкольм Найтли пожилой человек. Это фамильный особняк. Таких не много. В нем есть что-то папистское. Мне не по нраву, но я человек простой.

– Весьма причудливо и впечатляюще, но не в моем вкусе. Я предпочитаю простой кирпич, как в доме по соседству. Думаю, тут живет купец.

Кучер усмехнулся.

– Разве мужчина, которого я привез, похож на купца?

– Это его дом?

– Нет, но он и не из тех, кто наносит визиты купцам. Будь у меня вместо этой парадная карета, вы бы поняли, что я имею в виду. – Он доверительно к ней наклонился и указал пальцем на кирпичный дом. – Здесь живет брат герцога, а приехал его навестить сам герцог.

– Боже мой! Никогда не видела герцога. Моя подруга Кэтрин просто обалдеет, когда узнает. Скажите, а что за герцог? Если я не назову имени, она ни за что мне не поверит.

– Лэнгфорд. А брат, который тут живет, – лорд Гарольд Сент-Джеймс.

Она оглянулась на больший дом.

– Я бы подумала, что лорд живет там.

– Ну, лорд Гарольд… – Кучер потер подбородок, подбирая слово. – Необычный. Скажем, не из тех, кому важна роскошь. Этот дом ему вполне подходит. Десятки слуг только бы доставили ему беспокойство.

– Гарольд, может, и лорд, но изнутри я предпочла бы увидеть дом сэра Малкольма. Думаю, он просто грандиозный.

– Скорее страшно пыльный. Сэр Малкольм не возвращался в город с прошлого лета. Говорят, болеет, лежит в деревне, там воздух здоровее.

Дом действительно закрыт. Какая удача.

– Возможно, если семья тут не живет, экономка разрешит мне заглянуть внутрь.

Кучер внимательно посмотрел на незнакомку.

– Какая смелая! На фунт спорю – не разрешит.

– За спрос не бьют в нос.

– Дело ваше.

– Постучусь с черного хода. Если меня пустят, Кэтрин обзавидуется. Скажет, что у меня отваги больше, чем разумения. Она всегда так говорит. – Нахалка повернулась к большому дому. – В худшем случае – дадут от ворот поворот.

Она чувствовала, как кучер буравил взглядом ее спину, когда она подходила к боковым воротам дома. Девушка подобралась к узкой тропинке между домом и садом. Когда ворота закрылись, она остановилась.

Тропинка, совсем узкая, шириной не более ярда, шла вдоль высокой стены, отделявшей владения лорда Гарольда. Она обратила внимание на окна над головой. Даже первый этаж был на высоте двадцати пяти футов.

Она потрогала каменную кладку торца дома, отметив глубину выступов между рустовкой углов здания, посмотрела на широкие подоконники над головой, а шагая по тропинке, заметила, что окна не просто закрыты – заперты. Она повернула за угол и нашла служебный вход.

На стук не ответили. Она наклонилась и заглянула в окно. Кухня была пуста. На столе – ни утвари, ни ножей. Ничего. Раз сэр Малкольм в деревне, повара нет. Если нет повара, слуг всего несколько человек.

Она не верила, что экономка разрешит ей войти, но попробовать стоило. В таком случае ее задача сильно упрощалась. Отвлечь на две минуты – и готово.

Она осмотрела саму дверь. Массив дерева, и, судя по петлям, открывается она внутрь. Заперта на три замка. Ее не удивила бы еще и щеколда. Сэр Малкольм не рисковал: наверняка знал, что такой дом, да еще расположенный не в столь элитарном районе, как Мейфэр, может привлечь воров.

Проникнуть внутрь нелегко. Значит, ей придется идти непростым путем.

Девушка вернулась в проход. На этот раз, медленно двигаясь по нему, она осматривала кирпичный дом по соседству.

– Думаю, тебе нет смысла уезжать из города прямо сейчас, – убеждал Габриэль, глядя, как Гарри складывает в чемодан рубашки, словно у него нет камердинера.

Впрочем, камердинера нет, но есть слуга, способный собрать вещи господина, только он занят другими делами.

– Не вижу, зачем мне оставаться, – пробурчал Гарри.

– Ты слишком быстро готов уступить, признать поражение.

Гарри выпрямился и уставился скорее на чемодан, чем на брата.

– Вчера вечером я видел, как она в глубине театральной ложи целует другого мужчину.

– Тогда поговори с ней. После того как ты столько времени за ней ухаживал…

– Эмилия, видимо, не считала это ухаживаниями, – с горечью произнес он. – Я должен был знать, что после свадьбы ее сестры это произойдет. Стоит начаться сезону… Действительно, знал. Чувствовал в глубине души. Мне лучше уехать. Не хочу быть одним из тех отвергнутых женихов, что сидят в уголке гостиной, томные и несчастные.

Габриэль не сдержал улыбки. Даже в самом лучшем расположении духа Гарри немного томный и несчастный. Виной тому скорее серьезный созерцательный характер, а не физические качества.

Внешне они похожи. У Гарри такие же синие глаза и темные волосы, подбородок и рот. Гарри на дюйм ниже его, но выше большинства.

Разница между ними десять лет. Гарри родился поздно, когда отец и мать уже потеряли надежду… А кроме внешности общего у них мало. Едва научившись читать, Гарри запоем глотал книги. Ни соблазны Лондона, ни женщины, за редким исключением, его не прельщали.

Несмотря на всю рисовку, Габриэль понимал: брат страдает от безумной неразделенной любви. Глядя на него, он вспоминал собственную юность, которой был знаком этот огонь. Он горел в груди и сжигал сердце.

Гарри потянулся за новой стопкой одежды и замер. Нацепил на нос очки.

– Габи, я с ней поговорил прежде чем она ушла из театра.

– Что она сказала?

– Она была мила и ласкова, но… – Он пожал плечами и сардонически усмехнулся. – Она сказала мне, что стала думать обо мне как о брате.

Черт! Проклятье! Габриэль постарался не выдать себя. Эти слова означали гибель. С тем же успехом женщина могла бы сказать: «Идея любви с тобой отвратительна мне как извращение».

Гарри возобновил сборы. Габриэль подошел, оттолкнул руки брата и отложил чемодан в сторону.

– Тогда все кончено. Такое случается. Будут другие девушки.

– Но больше не будет такой красивой, такой неземной, такой…

– Такие же красивые, такие же неземные, такие же родовитые, такие же очаровательные… Поверь, мир – полноводная река женственности, и хитрость не в том, чтобы найти любимую, а в том, чтобы избегнуть всех, кто ищет любви. Ты сын герцога, черт возьми, с немалым состоянием и почти так же красив, как я, а это о чем-то говорит.

Гарри коротко рассмеялся, ободрив этим брата.

– Тем не менее мне нужно на время уехать из города.

– Я приказываю тебе остаться еще на три дня. Иначе ты вечно будешь убегать только потому, что тебя бросила красотка. Это не по-мужски.

– Три дня – это целая вечность! Ведь она здесь…

– Три дня – это всего лишь три дня. Ты пойдешь в клуб и расскажешь эту историю… – Он махнул в сторону открытого чемодана, набитого книгами, в углу гардеробной. – Или любую другую. Завтра ты будешь кататься со мной в парке и улыбаться всем симпатичным дамам. И ты пойдешь на бал-маскарад леди Гамильтон.

– Я не собирался на этот бал, даже если бы Эмилия все еще меня любила.

– Ерунда. Ты собирался туда, чтобы украсть поцелуй на веранде. И теперь ты все равно туда пойдешь.

– Там я увижу ее, а это так больно…

– Да, ты ее увидишь, пригласишь на танец и, как всегда, будешь мило болтать.

Гарри опустился на стул и закрыл глаза.

– Я лучше поеду в деревню.

– Наутро после бала. И можешь похоронить себя там навсегда, написать книгу или творить что угодно, но сначала соберись и покажись в обществе.

Глаз Гарри не открывал, но несколько секунд спустя кивнул. Выглядел он очень молодо, куда моложе своих двадцати двух. Будь Гарри совсем юн, Габриэль поступил бы иначе, мягче. Возможно, даже обнял его, как бывало, когда братишка о чем-то грустил.

Но ведь сейчас он уже не мальчишка… Однако Габриэлю все равно хотелось его приласкать и утешить.

– Я пойду. Думаю, тебе нужно побыть одному. Если захочешь, сегодня вечером приезжай ко мне на ужин. Это все еще твой дом.

– Может, приду. Посмотрим.

– Завтра в пять мы едем кататься верхом. – Габриэль взял шляпу и перчатки.

– Габи, как мило, что ты зашел.

– Для этого и нужны братья. – Он направился к двери, потом остановился. – Послушай. Если тебя переполняют эмоции, не стесняйся дать им волю. Первая неразделенная любовь – это ад.

Глава 2

Два дня спустя, ровно в шесть часов, Аманда закрыла чернильницу и вытерла перо. Аккуратной стопкой сложила на столе черновики, сунула счета в бухгалтерскую книгу, взяла ее под мышку и отправилась искать леди Фарнсуорт.

Та была в своих покоях: сидела за письменным столом и, нахмурившись, что-то писала, похоже, еще одно письмо. Аманда заметила приветствие, адресованное герцогу Веллингтону.

Ее больше не удивляло, что у леди Фарнсуорт много именитых друзей. За те пять месяцев, что Аманда у нее прослужила, некоторые из них даже наносили визиты. Обычно они сидели в гостиной, обсуждая политику и другие мудреные дела. И эти джентльмены относились к идеям хозяйки серьезно.

Иногда Аманда сидела в гостиной вместе с ними. Леди Фарнсуорт говорила, что это для ее образования, и кругозор Аманды действительно сильно расширился. Впрочем, сама она подозревала, что истинная причина ее присутствия заключалась в том, что леди Фарнсуорт требовалась еще одни уши, чтобы слушать разговоры, и еще кто-то способный подтвердить ее воспоминания о сказанном.

– Ах, бухгалтерская книга… Счета в порядке?

– Бакалейщик опять ошибся. Я исправила прямо в счете. Все разночтения отмечены в гроссбухе.

Леди Фарнсуорт взяла книгу и отложила в сторонку. Деньги для торговцев она отдавала Аманде когда хотела, однако, ведя бухгалтерию, Аманда поняла: леди Фарнсуорт никогда предварительно счета не проверяла – верила, что все верно.

И все действительно было верно. Конечно, окажись Аманда нечиста на руку, около пяти шиллингов в неделю она могла бы прикарманивать.

– Миледи, я заметила, что бакалейщик все время так ошибается. Возможно, нам с ним стоит распрощаться.

– Не сомневаюсь, что Хансон просто небрежен.

– Он небрежен в каждом счете и только в свою пользу.

Леди Фарнсуорт посмотрела на свою помощницу.

– Мисс Уэверли, да вы подозрительны.

– Меня настораживают лишь ошибки в его пользу. Будь он просто небрежен, мог хотя бы иногда ошибаться в другую сторону.

– Вы очень милы и внимательны, поэтому ни одному бакалейщику нажиться не удастся.

– Думаю, и ему стоит найти пару острых глаз в помощь.

– Вы правы. У бедняги, возможно, слишком много работы, и он устает.

Какая она добрая и наивная.

– Если я вам больше не нужна, я позволю себе откланяться.

Леди Фарнсуорт положила перо.

– Прежде чем вы уйдете, хочу вас предупредить: завтра вам следует одеться получше. Мы вернемся на Бедфорд-сквер, и вы познакомитесь с патронессой журнала. Она леди высочайшего достоинства. Не хочу, чтобы вы выглядели бедной родственницей.

– Неужели такой леди есть до меня дело? Разве ей обо мне известно?

Леди Фарнсуорт, казалось, считала, что ее любимую секретаршу должны узнать все, хотя на самом деле никто в ее кругу и не думал с ней знакомиться.

– Она знает, что вы у меня служите. И мысль нанять женщину кажется ей интересной. Дорогая, вы своего рода достопримечательность. – Она опустила взгляд на письмо. – Мне придется переписать его от начала до конца. Я сомневаюсь относительно некоторых формулировок. Я подумаю и закончу завтра вечером.

Аманда не могла поверить своему счастью: леди Фарнсуорт первой об этом заговорила. Она сама ломала голову, как это сделать.

– Я подумала, что вам неплохо бы присутствовать на этом большом балу. Там будут все, кто имеет вес в обществе.

– Бал леди Гамильтон? Боже, нет. Мне не по душе маскарады. Ведь туда проникают все подряд. Даже жрицы Киприды. Джентльмены считают это удовольствием, но я не вижу ничего приятного в ужине с дамами полусвета, большое спасибо. Возможно, там будет патронесса журнала и расскажет вам о нем.

– Ах, вы жалеете, что мне нечего будет вам рассказать, – задумчиво склонила голову леди Фарнсуорт. – Нисколько не сомневаюсь, что леди не пойдет. Завтра вы поймете почему. Но если это вас позабавит, я соберу сплетни в другом месте. – Она взяла перо. – Теперь идите и будьте осторожны. Мисс Уэверли, меня тревожит, что вы одна в городе. Вам лучше бы жить здесь, как я предлагала, но я принимаю ваше нежелание становиться слишком зависимой от нанимательницы.

Аманда вышла на улицу и направилась домой. По дороге она сделала небольшой крюк и зашла в бакалейную лавку Хансона. Магазинчик обслуживал элиту Мейфэра; предприятие торговало своей родословной так же, как мешками кофе, муки и соли. Магазин и клиентуру теперешний мистер Хансон унаследовал от отца.

Аманда притворилась, что рассматривает товары в витринах, пока другие посетители не сделали покупки и не вышли из магазина, после чего мистер Хансон обратил внимание на нее. Высокий, худой и рыжеволосый, он посмотрел на простушку сверху вниз. По взлету рыжих бровей было ясно: он считал ее случайно забредшей не в тот магазин.

– Я Аманда Уэверли, мистер Хансон. Последние пять месяцев служу у леди Фарнсуорт секретарем. Возможно, вы меня помните, поскольку я приносила вам деньги по счетам.

Он едва заметно кивнул, и брови у него опустились.

– Также я веду ее бухгалтерию. И должна вам сказать: вашему бухгалтеру надо быть внимательнее. В каждом получаемом миледи счете есть небольшие погрешности, которые мне приходится исправлять.

– Неужели? Леди Фарнсуорт высоко ценимая мною постоянная покупательница. Я удручен тем, что такое произошло.

Удрученным он точно не казался. Едва ли даже расстроенным.

– И это не небрежность, а умысел. Тот, кто не проверяет записи внимательно, может и не заметить. Сэр, если проще, такие счета выписывает вор, а это чревато скандалом, который погубит ваше предприятие.

Щеки Хансона покраснели.

– Думаю, вам следует это знать. Будет стыдно, если дело жизни поколений вашей семьи погибнет из-за поддавшегося искушению служащего.

Он нахмурился.

– Благодарю вас за предупреждение. Я обязательно за этим прослежу.

– Было бы предусмотрительно. Далеко не все так оптимистичны в отношении человеческой натуры, как моя хозяйка. Повторись подобное с кем-нибудь еще, не поручусь, что вам удастся избежать разбирательства. А это хуже всего. – И она посмотрела ему прямо в глаза.

Вот теперь он был удручен.

– Впредь я обязательно буду проверять счета миледи. Лично.

– Как мило с вашей стороны. Хорошего дня!

И она вышла, довольная тем, что теперь никто не воспользуется добротой леди Фарнсуорт, даже найми она на ее место другого помощника.

Два часа спустя в своей съемной комнате на Джеррард-стрит Аманда изучала разостланные на узкой кровати наряды. На покрывало она выложила и сегодняшние покупки.

Нарядами были те самые, подаренные леди Фарнсуорт платья, все, как одно, в устаревшем стиле миледи. По обычаю они полагались Фелиции, горничной леди Фарнсуорт, однако Фелиция в силу возраста «мишурой», по ее собственному выражению, уже не интересовалась, а продавать поношенную одежду старьевщикам не позволяла гордость.

Наряды Аманда неизменно принимала с благодарностью и часами, как могла, перешивала, поднимая талии и вырезая ярды ткани из юбок в попытке придать платьям актуальность. Однако некоторые обновить никак не удавалось. Именно они и лежали теперь на кровати.

Закатное солнце освещало их во всем их старомодном величии. Последние лучи проникали сквозь узкое оконце прямо под высоким потолком ее комнаты. Ту выгородили из кухни старинного семейного дома, который новый хозяин поделил на десятки каморок под сдачу.

Впрочем, жизнь в этом подвале на Джеррард-стрит имела и неожиданные преимущества. Вниз не проникал шум людского муравейника жильцов. В холод она топила, и ее согревал большой очаг бывшей кухни, а на оштукатуренных стенах никогда не выступала сырость. Единственная в здании ванна, которой пользовался весь дом, была в смежной комнате. Она слышала, как сейчас там кто-то хлопает дверью на задний двор: носит воду из старого колодца. Обитая в подвале, мыться она могла в удобное для нее время.

Жилье она могла позволить себе и получше, но не видела смысла тратиться. Комната с кроватью и очагом ее удовлетворяла, а деньги она могла копить. В один прекрасный день она, возможно, даже осуществит мечту перебраться в Америку, где никто никогда не узнает о ее прошлом.

Однако прежде надо сделать все, что требуется, для матери и не угодить за решетку. Она решила, что это в последний раз. Малейший просчет – и придуманный ею план обойдется Аманде дороже нечистой совести и энной суммы. С этой опасной игрой надо заканчивать.

Впрочем, сейчас о плохом думать нельзя, иначе и начинать незачем. Ее дерзкий план требовал отваги. Мысли о возможной неудаче обрекут дело на провал.

Напевая под нос, она положила на платья самую дорогую из сегодняшних покупок, белую маску. Та закрывала бо́льшую часть лица, оставляя открытыми только глаза, нос, рот и подбородок. Оставалось выбрать платье.

В этом наряде она может предстать французской аристократкой предреволюционной поры. Надо бы побольше украшений, но у нее нет времени их спарывать и перешивать. Она решила, что в розовом платье, если убрать верхнюю юбку и кружева на манжетах, она сойдет за простую пастушку.

– Аманда, слышу, ты тут поешь. Мне можно войти?

Ход ее мысли прервал голос Кэтрин, заглушенный стеной смежной ванной.

– Хочешь согреть воду для ванны?

– Если удастся.

– Неси сюда.

Кэтрин жила в комнате наверху. Воздух там получше, но Аманде не хотелось бы по нескольку раз в день взбираться по этой лестнице.

Дверь открылась, и Кэтрин внесла два ведра воды. Рыжие кудри подпрыгивали в такт неловкой походке.

– Незаконно оставлять ванну без угля. Он хочет, чтоб мы мылись ключевой водой?

Она поставила ведра на плиту. Аманда подошла и подбросила немного угля.

– Что это? – спросила Кэтрин, взглянув на две меловые отметки на голом деревянном полу.

– Захотела купить сундук, который увидела в магазине мистера Кэрью, и проверяла, встанет ли.

О как легко она соврала. Этот навык не забылся. Она надеялась, что и другие тоже.

– Он огромный. Тут такой не поместится. Проход загородит.

– Кажется, да. Придумаю что-нибудь еще.

Меловые отметки Кэтрин уже не интересовали, и она подошла к кровати и уставилась на платья.

– Роскошные наряды. Откуда они у тебя?

– Старомодные обноски моей хозяйки, но меня устраивают. Правда, приходится немного перешивать. Хочу отрезать эти верхние юбки, – она взяла ножницы.

– Тут так просто не отрежешь. Из шва будут торчать лохмотья.

– Отдала бы портнихе, но денег нет. Закрою лохмотья тесьмой.

Кэтрин поднесла юбки к свету, вывернула наизнанку и внимательно рассмотрела.

– Отпороть нетрудно. Если у тебя есть нитки, можно пришить нижнюю юбку к лифу.

– Нитки-то есть – умения, боюсь, не хватит. Шов сложный.

– В твоей прекрасной школе тебя не учили шить?

– Нас учили только элементарным приемам шитья.

– Я тебе помогу. Пару лет я работала у портнихи, – пожала плечами подруга. – Прежде чем Джеймс меня, так сказать, соблазнил. Теперь я усмиряю поддатых и отбиваюсь от пьяных клиентов, но получаю больше, чем, когда шила в полумраке платья богатым дамам.

Об ученичестве у портнихи Аманда не ведала, зато о лживых соблазнителях вроде Джеймса знала прекрасно. У нее с Кэтрин было что-то общее, поэтому они сразу подружились.

– Если ты мне поможешь, расцелую тебе ноги. Много я заплатить не смогу…

– Не ты ли всегда греешь мне воду? Разумеется, я тебе подсоблю. Мне даже обидно, что ты меня не попросила. – Кэтрин расправила корсаж платья. – У тебя не будет подходящего корсета? Нужен подходящий корсет. Этот недостаточно длинный и жесткий спереди. Покажи, что тут у тебя есть, и я посмотрю, что можно сделать. – Она продолжала изучать платье. – Не мое дело, конечно, но зачем тебе это старье?

– Я собираюсь на бал-маскарад.

Голубые глаза Кэтрин округлились.

– Ты смелая! Вряд ли ты туда попадешь.

– Попаду. В любом случае попытка не пытка, а спрос не беда.

– Будет стыдно, если тебя развернут от дверей. Зачем нарываться на неприятности и оскорбления?

– Я бы хотела увидеть все своими глазами, а не судить по пересказам и сплетням. Если дело выгорит, меня ждет вечер отличной музыки и хорошей еды. Возможно, будет сам король. Возможно, кто-то из богатых лордов пригласит меня на танец.

– Если пригласит, будь осторожна. Декольте у платья откровенное, а мужчин это заводит.

– Я позволю ему один поцелуй. Может, аристократы по-другому целуются? А то ты никогда меня не простишь.

Кэтрин засмеялась.

– О, я тоже хотела бы это испробовать, но думаю, та же навязчивость и слюни.

– Я притащу для тебя кусок торта в сумочке.

– Хм, а ягненок и бутылка хорошего вина не влезут?

– Может, спрячу под юбками, места там хватает.

Кэтрин принялась распарывать шов.

– Отваги у тебя больше, чем разумения, но желаю тебе удачи. Уж если я перешиваю это платье, то надеюсь услышать рассказ во всех подробностях.

Полчаса спустя платье было разъято на части. Кэтрин снова отнесла ведра в ванную, но пообещала до ухода на работу в таверну вернуться и помочь. Сказала, что завтра днем платье будет готово.

Со всеми служебными обязанностями Аманда расправилась быстро. Разумеется, она проникнет на бал. Вместе с толпой проскользнет без проблем.

А уже на балу ей понадобится немного везения. Она рассчитывала на присутствие лорда Гарольда, иначе все впустую. Надеялась, что ей удастся его зацепить.

Габриэль наблюдал за суматохой бала, но Гарольда из виду не упускал. Только отвернись – и сбежит.

Маска как нельзя более кстати скрывала несчастную мину Гарри. Он даже болтал с гостями. Держался, как и уговорились, стойко, но Габриэль видел, что мысли об Эмилии не давали брату покоя. Гарри то и дело бросал на нее долгие взгляды.

В самом начале они даже станцевали. Гарри потребовалось все мужество изобразить равнодушие к переходу сердечной подруги в разряд друзей. И Габриэль считал, что брат справился неплохо.

К несчастью, Гарри настолько упивался страданиями, что почти не смотрел на женщину, изо всех сил старавшуюся привлечь его внимание. Женщину почти наверняка красивую. Сказать точнее мешала закрывавшая лицо маска. Маска подчеркивала красные губы. Да, накрашенные, но возбуждающие. Глубокое декольте и узкий корсет платья не оставляли сомнений, что груди у нее красивые.

– Перестань держать брата под надзором, – посоветовал подошедший к Габриэлю и проследивший за его взглядом Эрик Маршалл, герцог Брентворт. – Он не мальчик, и ты не должен к нему так относиться.

– Будь брат другим, меня бы его поведение не беспокоило. Но я знаю Гарри.

– Конечно, он человек не светский, но все-таки самостоятельный. Не искушен в сердечных делах, но опыт – дело наживное.

– Не похоже, что он хочет его нажить. Женщина из кожи вон лезет, предлагая единственное действенное утешение, а он ее не замечает. Словно та невидимка.

Брентворт был самым высоким мужчиной в зале, и его преимущество в росте означало, что он наверняка видел больше самого герцога. Габриэль отметил, что Брентворт в своем костюме выглядел лучше его, поскольку не нарядился в маскарадный костюм. Даже маску, из вежливости, как сам Габриэль, не нацепил. Несколько человек не стали наряжаться рыцарями или римлянами или другими идиотами, а надели только маски, но Брентворт пошел еще дальше.

– Лэнгфорд, ты ее знаешь? Ты с ней сговорился? Отвести брата в бордель, когда тому восемнадцать, еще простительно, но вмешиваться дальше…

– Я ее не знаю. Она не похожа ни на одну из знакомых. – Обычно он знал всех женщин на балах. Но на этот некоторые явились без приглашения.

– Настойчивая дама. Куда он, туда и она.

Тут Гарри повернулся к музыкантам, и она впрямь уже стояла там, у него на пути. На этот раз она хотела с ним заговорить.

Брентворт пожал плечами.

– Я бы сказал, что она женщина Киприды.

– При всей своей прямоте она ведет себя не вульгарно. Возможно, она несчастная жена, ищущая приключений. Или продавщица из лавки, надеющаяся на богатого любовника.

За этой белой маской Габриэль почувствовал решимость, а молодая женщина наклонилась, чтобы соблазнить Гарри. Темные кудри спадали каскадом на одно плечо. Макушку короной венчал оборчатый капор, еще больше оборок обрамляло округлые груди, не скрываемые этим декольте. До ожившей фарфоровой пастушки ей не хватало только посоха в руке.

– Думаю, они без нас найдут общий язык. – Брентворт сделал шаг в сторону, и перекрыл обзор. – Лэнгфорд, многих впечатлила твоя речь на прошлой неделе. Жаль, мне пришлось уехать из города по делам, и я не имел возможности выразить своего восхищения. Не часто первую речь лорда стоит слушать. Кто знал, что ты такой красноречивый оратор?

– В школе я выигрывал награды.

– Поздравляю! Герцог Лэнгфорд в конце концов отверз уста, и, надеюсь, будет делать это часто. Что побудило тебя нарушить обет молчания?

Порой Брентворт метким словом умел мастерски показать свою власть.

– Мне было что сказать, я и сказал. Мною владел порыв.

– Не так я глуп, чтобы не видеть истинную причину. Признайся, на тебя подействовало сочинение леди Фарнсуорт, опубликованное в этом женском журнале прошлой осенью, когда ты стал серьезнее относиться к своим обязанностям. Все заметили, что в прошлом году ты посещал сессии гораздо чаще, чем когда-либо прежде.

«Будь я проклят, если признаюсь кому бы то ни было, что злосчастное эссе на меня повлияло!» И без того оскорбительно, что эксцентричная леди Фарнсуорт почти назвала его имя в своем фельетоне. Хуже того, она озаглавила эссе «Ленивый декадент среди знати». Адски не повезло, что эссе появилось в том же номере журнала, где содержались все подробности огромного светского скандала, то есть журнал вышел необычайно высоким тиражом и его многие прочли. С момента публикации прошел почти год, но ему продолжали надоедать джентльмены, в особенности в подпитии.

– Я уже не раз говорил тебе: эссе леди Фарнсуорт никогда меня не интересовало. Я иногда сам задаюсь вопросом, какого герцога она имела в виду.

– Независимо от причин, хорошо, что ты присутствуешь на сессиях, даже если речь, которую ты, в конце концов, произнес, звучит радикально.

– Радикально? Кто так говорит?

– Некоторые. Остальные просто ждут развития событий.

– Вот задницы! Радикально, черт возьми.

Брентворт отошел настолько, чтобы Габриэль смог шпионить за братом, все еще преследуемого той женщиной. Гарри покраснел. Должно быть, милая дама совсем осмелела.

Гарри повернул голову и через бальный зал встретился с Габриэлем взглядом. То, что говорили глаза Гарри, сомнений не вызывало.

«Спаси меня!»

Глава 3

Аманда никогда не предполагала, что попытка завоевать мужчину может оказаться такой сложной. К несчастью, объект ее посягательств, лорд Гарольд, принадлежал к числу застенчивых мужчин. Он был крайне неразговорчив и старательно избегал смотреть на Аманду. Тем не менее она была уверена, что сможет обратить все перечисленные недостатки в свою пользу.

Аманда уже пустила в ход все тонкие женские уловки, и настало время прибегнуть к самому эффективному оружию. Может быть, ей попробовать воззвать к его благородной натуре… Даже самые застенчивые мужчины гордятся ролью рыцаря – защитника прекрасной дамы.

– Не слишком ли здесь жарко? – Она энергично размахивала веером у самого лица, изо всех сил стараясь привлечь внимание лорда Гарольда к своей очаровательной улыбке, исполненной наигранного смущения.

– Довольно тепло, я бы сказал. – Лорд Гарольд переводил взгляд то влево, то вправо, при этом стараясь смотреть поверх головы Аманды.

– Боюсь, что у меня начинается небольшое головокружение. Здесь слишком жарко. – Она поднесла раскрытый веер к самому лицу, и ее глаза поверх его края молили лорда Гарольда о спасении.

Однако лицо лорда оставалось непроницаемым.

Для большего впечатления она попыталась сделать вид, что едва держится на ногах, и неверной походкой приблизилась к нему.

– О боже, – сказала она, как будто задыхаясь, – боюсь, что вот-вот упаду без чувств от этой жары.

Она сделала глубокий вдох, приложила руку к горлу и попыталась привлечь его внимание к груди, вздымавшейся в слишком откровенном декольте.

И здесь она преуспела. Он покраснел. Он продемонстрировал… нет, не удивление и даже не потрясение или возмущение. Аманде показалось, что лорд Гарольд испытал самый настоящий ужас.

Она широко раскрыла глаза и попыталась разыграть беспомощность и уязвимость.

– О, всего один глоток свежего воздуха там, на террасе, но ведь женщине неприлично выходить туда одной.

Лорд Гарольд отчаянно вглядывался в пространство, куда-то мимо нее, как будто искал путь бегства, но внезапно успокоился.

– Мы не можем позволить вам упасть в обморок или стать жертвой нападения неизвестного.

Аманда направилась к двери, и Гарольд последовал за ней. Она приготовилась к предстоящей битве. Она должна во что бы то ни стало преодолеть смущение этого джентльмена и обворожить настолько, чтобы заставить его исполнять все ее желания.

На это у нее было всего-навсего десять минут.

Она улыбнулась лорду Гарольду. И он даже улыбнулся ей в ответ. Все еще может пойти по плану. На ее взгляд, он вполне привлекательный мужчина. Это облегчит ее задачу, если он решится на поцелуй. А ей необходимо вызвать в нем такое желание. В противном случае Аманде никогда не удастся его соблазнить.

Она не сомневалась, что выглядит потрясающе в своем костюме пастушки. Наряд, который в другой ситуации смотрелся бы вызывающе, в данном случае казался вполне невинным. Декольте едва прикрывало соски. К косынке, которая сделала бы платье чуть скромнее, Аманда решила не прибегать.

Несколько поцелуев и ласк – и она забросит наживку.

И тут, считай, дело сделано! Ведь он мужчина, в конце концов. Ее походка сделалась уверенней, когда она почувствовала предвкушение успешного исполнения своего блистательного плана. Аманда повернулась, чтобы одарить лорда Гарольда очередной обворожительной улыбкой. И обнаружила, что… он исчез.

На его месте стоял совсем другой мужчина. Немного выше и более крепкого телосложения. Аманда сразу же узнала непослушные темные кудри и синие глаза. Теперь рядом с ней шел герцог Лэнгфорд. Маска на его лице вряд ли кого обманула.

Его искушенная ухмылка ничуть не напоминала осторожную застенчивую улыбку лорда Гарольда, и в глазах герцога не было и намека на растерянность ее жертвы. Совсем наоборот.

Аманда резко остановилась, оглядываясь в поисках своего прежнего спутника. И почувствовала пожатие твердой мужской ладони.

– Он ушел, но не беспокойтесь, милая леди. Вы вовсе не одиноки.

Он провел ее через порог на террасу.

– Но я… это…

– Вы положили глаз на моего брата и не ожидали такой подмены. Что вполне понятно. Тем не менее Гарри не участвует в игре. Он готовится к длительному путешествию, и ему недосуг заниматься вами, как бы ни соблазнительна была для него подобная возможность. Я же, со своей стороны, ничем не занят и могу полностью уделить вам внимание и время.

Он прищурился и стал пристально рассматривать ту часть ее лица, которая не была скрыта маской. Затем его взгляд упал на то, что с такой убедительностью демонстрировало ее декольте. На веранде горело несколько фонарей, а герцог и Аманда стояли как раз под одним из них. Аманда сочла за благо удалиться в тень. Герцог проследовал за ней.

– При том, что у вас с братом много общего, вы вовсе не близнецы и заменить друг друга не можете.

– Мы очень похожи, а для ваших целей этого вполне достаточно.

– Неправда.

Аманда попыталась заглянуть в бальный зал, чтобы отыскать там свою жертву.

– Ну-ну, довольно, не пытайтесь убедить меня, что знали его до того, как начали с ним заигрывать.

Аманда перевела взгляд на назойливого господина, только что разрушившего ее планы – плоды долгих дней тяжелого труда.

– О характере человека можно многое сказать, даже не зная его самого. Он выглядел довольно застенчивым. Вы таким не кажетесь.

– Мой брат отнюдь не застенчив. Он просто предельно сдержан и очень замкнут. И с ним редко бывает весело. Уж поверьте мне, со мной вам будет интереснее.

– И самонадеян, как и вы? Это у вас семейное?

– Я совершенно искренен и говорю без всякой бравады. Бог всех нас наградил различными талантами. Не сомневаюсь, что таланты моего брата станут благословением для всего человечества на много столетий вперед. Мои таланты уже сейчас служат благословением для многих женщин.

– Ваши таланты, должно быть, весьма значительны, если вы заявляете о них с такой уверенностью. Большинство мужчин лишь осмеливаются надеяться, что их усилия не пропадут втуне. Полагаю, вам потребовалась немалая тренировка, чтобы отточить способности.

– Для развития таланта всегда нужна тренировка, но дело того стоит. Жизнь без цели не имеет смысла.

«Самонадеянный» – слишком мягко сказано! Этот господин только что провозгласил себя великим любовником с врожденным талантом. Какая амбициозная ложь! Скорее всего женщины ценили его деньги, а не умение любить.

Как бы ни подмывало Аманду проколоть раздувшийся шар его гордыни, ей прежде всего хотелось понять, все ли так безвозвратно потеряно. Может, шансы еще остались?

– Говорите, ваш брат уезжает?

– Завтра на рассвете. Он человек науки. Его дом будет заперт надежно, как церковный реликварий, пока он отправится на долгие месяцы странствовать с намерением в итоге написать книгу. Понимаете, на что я намекаю? Вообще никаких удовольствий.

Долгие месяцы? С досады Аманда чуть не выругалась вслух. Если лорда Гарольда не будет в городе несколько месяцев, какой от него прок? Эта новость лишала смысла все ее усилия. Пора как-то выпутываться из переделки, в которую она угодила, и искать другие способы достижения цели.

– Я отнюдь не искала удовольствий, что бы вы под этим словом ни подразумевали. Вы неверно истолковали мой интерес к вашему брату.

Ее слова не убеждали даже ее саму.

– Ну-ну, вы вешались ему на шею. Вы, как и многие, пришли сюда свободно пофлиртовать, скрывшись под маской. И вот перед вами я. И я обещаю удовлетворить все ваши желания. Ну, смелее…

Теперь Аманда не смогла бы флиртовать, даже при большом желании. В бальном зале лорд Гарольд был в ее власти. Здесь она оказалась во власти другого мужчины.

Он подошел ближе.

– Вы робеете?

О боже, какой он огромный! Ей куда больше нравился его брат, не источавшей безмерной самоуверенности и… опасности. Изнасилования она не боялась, однако следовало собрать всю волю, чтобы не дать ему взять над ней верх.

– Отнюдь. Хотя, должна признать, интрига поблекла… Мужчина, с которым я так стремилась познакомиться, был сам аристократизм. Взамен же я получила нечто до банальности очевидное и предсказуемое.

Даже под маской и в полумраке Аманда заметила, как сузились глаза герцога. Ему явно не понравилась такая характеристика.

– Я благодарна вам за вашу опеку и внимание, – продолжила Аманда. – Тем не менее полагаю, что смогу обойтись без тех удовольствий, которые вы мне обещаете, и вынуждена отклонить ваше предложение неисчислимых даров, которыми вы намеревались меня осыпать. По собственному опыту мне известно, что чем роскошнее обед, тем бездарнее повар.

– Мне кажется, это вызов, пастушка. И, как вы понимаете, я не могу его не принять.

– Только крайне заносчивый человек мог воспринять мои слова как вызов. На самом деле они были выражением безразличия и скепсиса. А теперь позвольте мне удалиться.

Аманда повернулась к двери, но герцог взял ее за руку и удержал.

– Я не могу позволить вам уйти с таким мнением обо мне. Повар настаивает на том, чтобы вы хотя бы попробовали несколько его блюд.

Одним пальцем он стал медленно сдвигать край ее длинной перчатки, затем прочертил по руке извилистую линию.

В этом было что-то гипнотическое. Ни один мужчина не прикасался к ней так уже много лет, с тех пор как она поняла всю правду о Стивене и оставила его. Разумом она отвергала происходящее, но тело охватывал восторг.

Ошеломленная, она смотрела, как ее перчатка сползает к самому запястью. Герцог наклонил голову и поцеловал изгиб ее руки. Она ощутила теплоту его поцелуя. Его близость. Поцелуй длился долго. Слишком долго для одного поцелуя. Двух поцелуев. Таких горячих и соблазнительных. И прижавшись губами к ее руке в третий раз, он сумел отыскать то самое место, прикосновение к которому вызвало в ней дрожь наслаждения.

Его губы приближались к ее запястью. От возбуждения у нее закружилась голова, и Аманда почувствовала себя героиней спектакля. Свет фонарей на террасе и в саду сливался с блеском звезд в одну большую декорацию мерцающих огней.

Аманда инстинктивно подняла свободную руку, чтобы оттолкнуть его, но та застыла у него над головой, а девушка изо всех сил боролась с сильным желанием запустить пальцы в его густые темные кудри. Еще чуть-чуть. Еще одно мгновение столь острого наслаждения.

Он посмотрел ей в глаза, и в его взгляде читалась откровенная благодарность за то, что она не попыталась остановить его.

– Вам хватило аристократизма? А как насчет изысканности?

Герцог выпрямился и притянул Аманду к себе. Он коснулся ладонью ее лица, другой рукой продолжая гладить ладонь девушки.

Она была потрясена, обнаружив, что он действительно обладает редкими умениями. Несмотря на чувственный жар, притуплявший ее способность трезво мыслить, она заметила, как тонко он отмечал ее реакции и варьировал свои поцелуи с потрясающим разнообразием утонченных нюансов, владением которых, по ее утверждению, был начисто лишен. Как иначе он понял бы, как мог одновременно продемонстрировать ей свою мужскую власть и нежность? Как иначе он мог узнать, когда она отбросит осторожность и целиком отдастся зову несказанного наслаждения? Одним поцелуем он выиграл дуэль, на которую Аманда, как он полагал, его вызвала.

Взяв девушку за руку, он быстро повел ее по террасе. Она спотыкалась, ее мысли путались из-за острейшего возбуждения, которое превратило этот вечер в вечер самого дерзкого волшебства.

Посреди всего этого смятения у нее возникла мысль, что если она окончательно не лишится разума, то может заполучить герцога Лэнгфорда, потерпев фиаско с его братом.

Изумление. Вот что он прочел в ее глазах. Не то, что ожидал, но это изумление его очаровало. Ее дерзость куда-то испарилась. Да вообще на слова у нее, похоже, не осталось сил. Она ведет себя так, словно к ней раньше никто никогда не прикасался.

Конечно, верилось в это с трудом. И все же ее безыскусность его возбуждала. Никакая не распутница, это ясно. Он был рад. В том, чтобы соблазнить шлюху и сделать любовницей куртизанку, нет ничего интересного.

Герцог провел ее вниз по ступенькам в сад. Увлекая ее в глубь зарослей, он услышал вздохи удивления и ни одного возражения. Несколько фонариков покачивались на ветру неподалеку, но их свет был слишком далеко.

Однако их все равно могли увидеть, хотя это его не очень волновало. Возможно, подобная неожиданность сотрет выражение самоуверенного ханжеского удовлетворения с физиономий тех идиотов, которые считали, что некий герцог совершенно исправился.

– Я не думаю, что… Я не…

Она не смогла закончить фразы, ей не хватало дыхания. Он же находил ее поведение восхитительным и одновременно думал, что, черт возьми, могло произойти у нее с Гарри, поддайся братец ее заигрываниям.

Герцог сжал незнакомку в объятиях.

– Вы ведь рассчитывали на поцелуи сегодня вечером? Было бы жаль вас разочаровать.

И он страстно ее поцеловал. Она не сопротивлялась. На миг шок вообще лишил ее способности двигаться. Затем губы сделались податливее под его губами, и она отдалась его поцелую так же самозабвенно, как на террасе. Герцог не почувствовал вкуса губной помады. Значит, винно-карминный цвет губ абсолютно естественный.

Самой большой помехой было платье, словно доспехами сковавшее стан чаровницы. А проклятая маска не позволяла полностью раскрыть свое искусство.

Он попытался нащупать завязки от маски у нее в волосах.

– Давайте снимем ее, чтобы я мог…

– Не надо. Я не хочу, чтобы кто-то узнал меня.

– В саду темно…

– Я не могу рисковать. Даже с вами.

Ну что ж, пусть будет так. Все свое внимание он обратил на ее губы, чтобы понять, насколько она на самом деле безыскусна. Оказалось, не совсем. Она не противилась, когда его язык коснулся ее языка. Его возбуждение усилилось и он подумал, как далеко может зайти сегодня вечером.

Его ласкам мешало платье, но возможности для маневра оставались. Герцог коснулся губами ее уха, затем шеи. Потом поцелуями проторил дорожку по мягкой коже к холмикам грудей. Там его окутал аромат розы и лаванды. В сдерживаемом дыхании прелестницы он слышал мелодию желания.

Аманда изогнулась, ее тело еще теснее прижалось к его телу, подставляя грудь новым ласкам. Она схватила его за плечи, словно в поисках защиты. Маленькая пастушка забылась в неодолимой и всевластной страсти.

Он отступил.

– Пойдемте. Там в глубине беседка, где мы сможем…

Аманда сделала три шага, затем резко остановилась.

– Здесь кто-то есть. Я слышу…

Черт побери! Значит, ее страсть не столь сильна. Он вновь сжал ее в объятиях и стал размышлять о других возможностях удовлетворить свое желание. Он сойдет с ума, если остановится на полпути. Он страстно желал ее, а она не отвечала ему столь же страстным желанием, так что вывод напрашивался однозначный.

– Пойдемте ко мне домой, – прошептал он между поцелуями, сдвигая края ненавистной маски. – Вы выйдете первой, а я последую за вами и отведу вас туда. Мы будем одни, выпьем шампанского… – И упьемся страстью. Медленно. До конца. Невообразимо смакуя каждый глоток.

– Меня не должны с вами видеть, – с трудом проговорила незнакомка сквозь вздохи и сдерживаемые вскрики.

Скорее всего она замужем. Супруга, уставшая от скучного сидения дома, пока ее благоверный проматывает деньги в клубе. Габриэль прекрасно знал таких жен.

– Есть какое-нибудь другое место? – спросила она. – Где-нибудь в другом районе, не в Мейфэре?

Ее согласие помогло ему сконцентрироваться. Он обязан найти решение.

– Мы могли бы встретиться завтра вечером в доме моего брата. Неподалеку от Сити. Никого, кроме вас и меня.

Конечно, наслаждение не очень хотелось откладывать, но выхода не оставалось…

Она решительно и смело его поцеловала, так крепко, что он забыл, о чем говорил, и принялся ласкать ее бедра.

– Где его дом? – спросила Аманда. – Вы уверены, что там я буду в безопасности?

– На той улице никто ничего не замечает. Дом недалеко от Британского музея.

Он погладил ее ягодицы и еще сильнее сжал бедра. Тепло объятий и близости принесло некоторое облегчение, но подхлестнуло желание.

– Вы придете ко мне завтра?

Аманда попыталась сделать так, чтобы внизу их тела не соприкасались.

– Боюсь, вы слишком многого от меня ждете.

Не слишком много, а слишком быстро. Обычная ошибка зеленого юнца, но он не зеленый юнец. Он попытался разыграть безразличие.

– Мы просто выпьем шампанского и побеседуем. Один поцелуй, вот и все. Без всяких объятий и ласк.

Какой обман! Она сдастся ему после первого же поцелуя.

Она обхватила его плечи и взглянула ему прямо в глаза.

– Но как я войду?

Ага, победа!

– Через парадную дверь, разумеется.

Она покачала головой.

– Вы не представляете, чем я рискую. Оставьте открытой садовую калитку.

– Если хотите, можете залезть в окно.

Аманда не засмеялась, не произнесла ни слова и даже не пошевелилась.

– Обещаю, садовая калитка будет открыта.

Он попытался еще раз поцеловать девушку, на сей раз чтобы успокоить.

– Итак, мы встретимся?

– Только не завтра. Послезавтра вечером.

– В любой из вечеров, когда пожелаете, но без всяких маскарадных костюмов и масок.

– Тогда я не могу…

– Можете полностью мне довериться. Я не буду зажигать лампы и разводить огонь в камине. Идет?

Она продолжала сжимать его плечи. Он чувствовал, как напряженно она думает.

– Где находится этот дом?

– На Бейнбридж-стрит. – Он назвал номер дома. – Послезавтра вечером. В десять часов. Обещайте, что придете.

Она высвободилась из его объятий.

– Постараюсь. А сейчас мне надо идти. Я и так слишком задержалась.

– Значит, через две ночи мы встретимся снова. Я буду ждать.

Она отвернулась.

– Подождите. Как вас зовут? – спросил он.

Она оглянулась, бросила на него прощальный взгляд и побежала по садовой тропинке.

Глава 4

Аманда сложила руки на коленях и дружелюбно улыбнулась. Она сидела на диване в доме на Бедфорд-сквер. Подле нее полукругом расселись еще шесть женщин. И не сводили с нее глаз.

Светская беседа была в разгаре, однако вовсе не для болтовни они встретились. Они встретились ради Аманды Уэверли. И она не знала почему.

Горничная принесла небольшие пирожные, чай, кофе, херес и, если Аманда не ошибалась, виски. Пока этот напиток позволила себе только леди Фарнсуорт, причем дважды.

Дама, которую Аманда до той поры не видела, леди Грейс, протянула руку за пирожным. Темноволосая голубоглазая красавица с белоснежной кожей, наделенная от природы тонкой изящной фигурой, позволявшей ей без особых опасений злоупотреблять сластями.

Леди Грейс хранила молчание, так же как и еще две незнакомые Аманде дамы. Миссис Далтон – тучная женщина с копной бесцветных волос, респектабельно, но без шика одетая, внимательно следила за беседой. Еще одна дама, миссис Кларк, происхождения явно пониже остальных, взирала на происходящее широко раскрытыми глазами – очень внимательно, но и с нескрываемой робостью.

Прямо напротив Аманды, не сводя с нее пристального взгляда, сидела герцогиня Страттон. Та самая патронесса журнала, о которой говорила леди Фарнсуорт.

Аманда решила, что ей, должно быть, лет двадцать пять. Кроме того, она была на последних неделях беременности, и Аманда удивилась, что она вообще решилась выйти из дому. В каштановых волосах герцогини сияли рыжие пряди. Светло-голубые глаза оценивающе рассматривали Аманду, пока леди Фарнсуорт рассказывала о последнем парламентском законопроекте. Рядом с герцогиней сидела миссис Галбрет, редактор журнала.

Когда леди Фарнсуорт, наконец, замолчала, герцогиня улыбнулась миссис Галбрет.

– Я полагаю, это будет великолепным решением. Вы согласны?

– Если бы я думала иначе, то не потревожила бы вас. В вашем положении…

– Не будем об этом. Мне хватает Адама. Экипаж был до такой степени набит подушками, что я не ощутила ни единого толчка, хотя, забираясь и выбираясь из него, представляла собой довольно комичное зрелище. – Она вновь обратила взор на Аманду. – Леди Фарнсуорт восхваляла ваши таланты. У нас к вам имеется предложение, и мы надеемся, что вы выслушаете его со вниманием.

– Конечно, ваша светлость.

– За последний год наш журнал неожиданно стал крайне популярным. И сейчас мы подумываем о том, чтобы выпускать его не раз в три месяца, как раньше, а раз в два месяца. Но это возможно лишь в том случае, если миссис Галбрет снимет с себя ряд функций, которые выполняются ею в настоящее время. При других обстоятельствах я бы, конечно, помогла ей, но в моем нынешнем положении… – Она положила руку на поднимавшийся горой живот под муслиновым платьем бледно-лимонного цвета. – Миссис Галбрет нужна помощница. Леди Фарнсуорт предложила себя. Или вас.

– Речь идет об отчетах, – вступила в беседу миссис Галбрет. – Я не выношу эту работу и откладываю всегда на последний момент, но иногда последний момент так и не наступает. И в результате я вынуждена признаться, что не слежу за ними должным образом. Леди Фарнсуорт рассказала нам о том, как вы занялись ее бумагами и сделали это блестяще. Вот мы и решили поручить вам нечто подобное в нашем журнале.

Аманда растерялась. Когда леди Фарнсуорт представила ей свои бумаги, связанные с ведением хозяйства, она точно так же ответила молчанием. Если бы эти дамы знали о ее прошлом, то никогда бы не доверили ей свои финансы. Более того, они никогда бы не позволили ей сидеть в одной комнате с ними.

Много раз она повторяла себе: прошлое – это то, что прошло. Оно ведь позволило ей принять предложение леди Фарнсуорт. Но в данный момент прошлое было не совсем прошлым.

– Вас заботит то, что это будет мешать вам выполнять ваши обязательства передо мной, я полагаю, – сказала леди Фарнсуорт. – Не беспокойтесь по этому поводу. Ваши новые обязанности не займут много времени и большую их часть вы сможете выполнять у меня дома. Мы специально выделим несколько часов в неделю с этой целью. Никто не собирается перегружать вас.

– Конечно, нет. Я не допущу ничего подобного, – воскликнула герцогиня. – Если вы не сможете выполнять свои новые обязанности в то время, которое вы уделяете леди Фарнсуорт, тогда мы найдем какое-то другое решение или будем выплачивать вам компенсацию за дополнительную работу. Как бы то ни было, вам решать.

– У меня сложилось впечатление, что ваше предложение должно быть весьма интересным, – ответила Аманда. Цифры везде цифры, но наблюдать за тем, как делается журнал, несомненно, будет очень интересно и гораздо более полезно, чем подсчет сумм, выплаченных мясникам и торговцам писчебумажными принадлежностями.

– Значит, вы решили попробовать? – спросила герцогиня.

– Так как леди Фарнсуорт согласна поделиться мною с вами, я с радостью попытаюсь.

– Это большое облегчение для меня, – сказала миссис Галбрет. – Нам стоит произнести тост за ваше вхождение в наше литературное сообщество.

Она наклонилась, подняла графин с хересом и наполнила рюмки.

Аманда сделала глоток и почувствовала, как напиток согревает ее, стекая вниз по гортани. Языком она ощутила его приятный вкус. Чуть-чуть сладковат, но не чересчур. Ей он понравился.

– Но есть еще кое-что, дорогая, – продолжила леди Фарнсуорт. – Герцогиня настаивала на встрече с вами, и это вполне понятно. Тем не менее вы не должны никому говорить о том, что она является патронессой журнала. С осени журнал начнет упоминать ее имя и роль в его издании, но до той поры все должно храниться в тайне.

– В этом нет никакой тайны, – поправила ее миссис Галбрет. – Просто в прошлом году возникли некоторые обстоятельства, и мы сочли более удобным подождать и не быть слишком демонстративными.

– Каким скандальным все это выглядит в ваших устах, – со смехом заметила герцогиня. – Мисс Уэверли, год назад в «Парнасе» была опубликована заметка о моей семье. Мы решили не предавать огласке мой патронаж, дабы не создалось впечатление, что мы скрыли какую-то информацию из-за моего участия в издании. Уверена, вы поняли наши мотивы.

– Мне кажется, вы можете и в дальнейшем не упоминать о своем участии, если пожелаете. Ведь это никого не касается.

– Я очень горжусь «Парнасом». О, как я скучаю по тому времени, когда мы работали над первыми выпусками вместе с Алтеей, миссис Галбрет, только мы вдвоем, искали авторов, мчались в типографию, умоляли книгопродавцев взять на пробу наше издание. – Она с теплой улыбкой взглянула на миссис Галбрет. – Но у тебя одной получается лучше, чем получалось у нас вдвоем, Алтея. Идея принадлежала мне, но успех полностью твоя заслуга.

Миссис Галбрет залилась краской.

– Вы слишком щедры на комплименты в мой адрес и несправедливы к себе.

– Герцогиня вполне справедлива к вам, но не совсем точна, – заявила леди Фарнсуорт. – Журнал всегда был коллективным делом и должен оставаться таковым. Женщины, объединившись, могут достичь всего, чего угодно.

– Теперь вы тоже вступили в наше предприятие, – сказала миссис Галбрет, обращаясь к Аманде. – Я уверена, вы сможете быть нам очень полезны.

Аманда тоже на это рассчитывала. Ей нравились собравшиеся здесь дамы, хоть и казалось несколько странным, что она имеет возможность сидеть рядом с герцогиней, вдовой барона и сестрой графа. А еще более странным было то, что они общались с ней как с равной, хотя она занимала положение чуть выше горничной.

Изумление Аманды прошло, когда она спустилась по ступенькам и вышла на улицу. Его сменило необычное и подавляющее ощущение того, что она стала вмещать две разные личности. Одна из них – Аманда, которая проводит время с благородными дамами и соглашается оказать помощь в издании их журнала. Другая Аманда намеревалась позволить мужчине соблазнить ее, с тем чтобы иметь возможность совершить преступление, за которое ее могли повесить.

В тот вечер, вернувшись домой, она налила себе супа из котелка, кипевшего на крюке в очаге, отрезала хлеба и уселась за маленький деревенский стол поужинать. Обедом ее всегда угощала леди Фарнсуорт. Это помогало Аманде экономить.

Покончив с едой, Аманда, созерцая огонь в очаге, пыталась собраться с духом, чтобы прочесть недавно полученное письмо. Ей передали его в типографии Питерсона, куда она заехала по пути домой. Ее мать пользовалась подобным способом обмена корреспонденцией на протяжении многих лет и, узнав, что Аманда прибыла в Лондон, велела дочери использовать то же имя для переписки.

Она извлекла конверт из ридикюля. Послание было адресовано миссис Бутлкамп и написано рукой ее матери:

«В мои намерения не входит ни раздражать, ни расстраивать тебя, но он становится все более нетерпелив. Я попыталась объяснить ему, что эту новую просьбу выполнить гораздо сложнее, чем первую, и, вполне вероятно, даже вообще невозможно. Я не виделась с тобой десять лет и могу лишь приблизительно судить о твоих физических данных.

С сожалением вынуждена сообщить, что его совершенно не тронули мои доводы. Даже сейчас, заглядывая через мое плечо, он всерьез заявляет, что ты намеренно теряешь время.

Прости меня, Аманда, я слишком многого от тебя требовала и при этом не позволяла тебе ничего требовать от меня. Пожалуйста, оставь уведомление о получении моего нынешнего письма, такое же, как в прошлый раз. Пользуйся нашей проверенной почтой, но на письме поставь имя «мистер Петтибоун».

Значит, он становится нетерпелив! Вот как! Аманда стиснула зубы от злости, подумав о том, что человек, которого она никогда не видела, может так грубо вторгаться в ее жизнь.

Ну и мама, конечно, небезгрешна. Нет, ее вовсе не удручало то, что мать так многого от нее требует. Ее мучил неприятный и неизбежный вывод, что единственной причиной, по которой ее родительница могла оказаться во власти этого человека, было то, что она попыталась что-то украсть у него. Кроме того, он никогда бы не узнал о существовании Аманды, если бы ее мать не сообщила ему о ней в попытке спасти себя.

Он был богатый противник. Мама никогда бы не стала воровать у бедняка. Богатый и скорее всего могущественный. Человек, способный добиться самого сурового приговора для похитителя его ценностей – повешения.

Аманда с горечью рассмеялась над собой. Ведь именно этим занималась ее семья. Ее родители были умнее многих других преступников, но ворами. Очень умелыми, чрезвычайно отважными, но ворами.

Этому они научили и свою дочь.

Аманда положила письмо в ящик стола, затем извлекла одежду, которая была ничуть не похожа на ту, в какой она красовалась прошлым вечером. Девушка быстро переоделась. Сегодня с наступлением сумерек Аманда тоже кое-куда отправится, но прежде ей нужно попрактиковаться.

Она не была уверена, остались ли у нее силы реализовать ее план. И она не поймет этого, пока не попробует. Однако в любом случае она постарается сделать успех своего предприятия более вероятным. Годы учения не прошли для Аманды даром, хотя теперь она совсем не считает это игрой, как бывало в дни детства.

Она встала на сделанную мелом отметину на полу, затем присела почти на корточки, отставив одну ногу назад для сохранения равновесия. После чего, собрав всю силу, на которую была способна, совершила большой прыжок вверх и вперед.

– Кого ты ищешь?

Брентворт задал свой вопрос во время верховой езды с Габриэлем.

– Я никого не ищу.

– Неужели? Ты настоял на прогулке в час, когда в Гайд-парке не протолкнуться. Обычно ты избегаешь этого. И с того момента, как мы сюда прибыли, ты не перестаешь украдкой бросать взгляды по сторонам. Я вынужден заключить, что ты надеешься здесь кого-то встретить. Случайно, конечно.

Габриэль уставился прямо перед собой. «Взгляды украдкой, черт побери!»

– Не пастушка ли владеет твоим воображением?

Черт побери! Он обнаружил, что последние два дня внимательно рассматривает женские подбородки и губы в поисках знакомого. Если же замечал красно-карминные губы, то начинал всматриваться еще пристальнее, чтобы проверить, естественный это цвет или похожий оттенок губной помады. Однако нынче он выехал на прогулку совсем не для этого. Он просто хотел скоротать время. Одна мысль о том, что сулит ему грядущий вечер, вызывала у него возбуждение.

Восторг, вызванный загадочной незнакомкой, был сам по себе довольно необычен для Габриэля и потому заставлял его задумываться над причиной столь редкого увлечения. Он предполагал, что главным источником притягательности пастушки была ее неопытность. Прежние любовницы были весьма искушены в амурных делах. Мысль о том, что он может стать наставником и проводником в царство наслаждения, кружила ему голову.

Он натужно рассмеялся.

– Пастушка? Откуда такая нелепая мысль?

– Ты исчез вместе с нею с бала так надолго.

– Ты заметил?

– Конечно. Но заметил не только я. Я бы сказал, вся северо-восточная часть сада опустела: участники избегали заходить туда из страха обнаружить тебя со спущенными штанами и голой задницей.

– Можешь успокоиться: я бы не узнал ее, даже если бы столкнулся с ней лицом к лицу, – поэтому вряд ли в моих поисках был бы какой-то смысл.

Брентворт на его слова ответил улыбкой.

– Хотя, – добавил Габриэль наигранно равнодушным тоном. – Обычно я легко узнаю любого на балу, даже под маской. Но я не узнал ее. А ты?

– Я пытался, но не смог. Как я уже говорил, она, вероятно, легкомысленная особа, возможно прибывшая в Лондон совсем недавно.

– Не думаю. Я решил, что скорее всего она замужняя женщина, ищущая приключений и желающая отдохнуть от опостылевшего мужа.

Брентворт повернулся к своему спутнику и внимательно посмотрел на него.

– Ты придумал для нее целую историю на основании всего лишь краткой случайной встречи. Однако не стану подвергать сомнению твой опыт.

– Ну, может быть, не от мужа. Возможно, от слишком строгого отца или брата с тяжелым характером. Видишь ли, она была напугана тем, что ее могут узнать. Окажись она женщиной полусвета, это не имело бы для нее никакого значения.

– Создается впечатление, что в саду вы занимались в основном разговорами. Как благородно.

Габриэлю была знакома сардоническая ирония его друга.

– Мне кажется, я обладаю особым знанием женщин и их психологии.

– Значит, ты сделал вывод, что она настоящая леди?

Вопрос застал Габриэля врасплох.

– Полагаю, я сделал такой вывод, даже особенно не задумываясь над этим вопросом. Точнее сказать, я вообще не делал никакого вывода. – Теперь он на самом деле задумался. – Ее язык, ее манеры – все говорило о том, что она настоящая леди, ну или, по крайней мере, женщина, которую хорошо научили играть эту роль.

– Черт возьми, надеюсь, что ты ее больше никогда не увидишь. Она кажется мне очень опасной. Когда у дамы муж, отец или брат руководят ею с помощью кулака, ее любовник может кончить дуэлью.

В словах Брентворта Габриэль расслышал намек на предупреждение. Но он не нуждался ни в каких предупреждениях. Опасно или нет, он намеревался получить от своей интрижки с пастушкой все, что она ему позволит.

В тот вечер Габриэль пришел в дом брата с лакеем Майлзом. Слуга нес предметы эпикурейских удовольствий, с помощью которых Габриэль намеревался соблазнить прекрасную незнакомку.

Сторож дремал у дверей, делая вид, что охраняет дом. Габриэль разбудил его, дал ему немного денег и приказал уйти до утра.

Герцог проследовал в библиотеку и попросил лакея разложить пирожные, клубнику и поставить сливки, представляя, как будет рисовать ими на обнаженном женском теле. На столе появились три бутылки шампанского, и Габриэль придвинул стол поближе к дивану, стоявшему у камина.

После того как слуга развел небольшой огонь, хозяин отослал его со словами:

– На заре у ворот должен стоять экипаж.

Оставшись в одиночестве, он проследовал на кухню и открыл садовую калитку, затем вернулся в библиотеку и тщательно осмотрел свои приготовления и комнату, в которой собирался провести ночь. Он обнаружил две декоративные подушечки и перенес на диван вместе с турецким покрывалом. Довольный, что приготовил комнату к любовному свиданию наилучшим образом, Габриэль открыл бутылку шампанского, налил себе бокал и стал ждать. На мгновение задумался, стал бы возражать Гарри, воспользуйся он одной из его спален. Он оглядел диван и ковер, прикидывая, какие возможности они могли ему сулить. Его размышления ничуть не притупили остроту чувственного желания, которое он ощущал, гораздо более сильного, чем обычно. Габриэль осознавал, что таинственность и новизна сегодняшнего свидания подхлестнули его пресыщенное воображение, так же как и острый язычок пастушки во время их первой беседы. Она бросила ему перчатку. И теперь он с нетерпением ждал, когда сможет заставить ее стонать от наслаждения.

Он достал карманные часы. Десять часов. Прислушался. Ему ответила только тишина. Ядовитой змеей в его сознание вползла мысль, что девушка может не прийти.

Прошло еще десять минут. Потом еще десять. Он выпил уже четвертый бокал шампанского и начал искать способы смириться со своим сегодняшним разочарованием. Что он говорил Гарри? Вокруг океан женщин.

Габриэль открыл следующую бутылку. Когда все было готово, он поставил ее на маленький столик и откинулся на спинку кресла, наблюдая, как вино играло в отсветах огня.

И в это мгновение он вдруг почувствовал, что находится в комнате не один.

Она стояла в углу, ее едва можно было разглядеть. Он не слышал, как она вошла. Казалось, она просто материализовалась из ниоткуда.

Габриэль всматривался в те немногие подробности, которые высветил колеблющийся свет камина. Без маски. Темные волосы, завязанные в тугой узел. На ней была длинная шаль, свисавшая, подобно плащу, и скрывавшая ее фигуру. – Значит, вы все-таки пришли.

– С большим риском для себя.

– И почему же?

– Вы обещали шампанское. Я никогда не пила шампанского.

Габриэль поднял свой бокал.

– Некоторые говорят, что оно стоит любого риска.

Она не пошевелилась и не произнесла ни слова. Глаза Габриэля привыкли к темноте. Нелепая шаль, разукрашенная яркими розами, скрывала ее платье, ее фигуру – абсолютно все.

– Садитесь, и я наполню ваш бокал. – Он сделал жест в сторону дивана. – Садитесь, дорогая, и я освобожу вас от уродливой шали и от тех одежд, которые она скрывает.

И вновь она не пошевелилась и не произнесла ни слова. Герцог всматривался в нее еще пристальнее, на сей раз он разглядывал ее лицо. Огромные бездонные глаза смотрели на него. Он заметил, что она прижалась спиной к стене. На мгновение Габриэль забыл о своих намерениях, теперь он видел в ней женщину, а не желанную добычу.

Испуганную женщину. Чем или кем: им или просто самим пребыванием здесь?

«Ты просто тупой осел! Ведь она же сказала, что очень многим рискует». Верно, девушка совсем неопытна. Конечно, она боится. Его, тайного свидания и множества других вещей.

Его нравственным принципам удалось возобладать над той дюжиной бокалов шампанского, которые он уже выпил. Габриэль решил поменять свои планы.

– Возможно, вы предпочтете сесть в кресло.

Мгновение она колебалась, затем все-таки села в кресло с высокой спинкой. Из-под платья показалась ее обувь – черные тапочки. Неудивительно, что она так бесшумно вошла в комнату.

Затем он увидел то, что было над ними, что покрывало ее ноги от колена до лодыжки. Что это такое, черт возьми?

Он налил бокал шампанского и поднес ей, не подходя слишком близко. Она подняла бокал, с любопытством разглядывая пузырьки.

– Очень мило.

– Попробуйте.

Габриэль вернулся на свое место.

Она поднесла бокал ко рту.

– А вы не будете пить?

Он уже выпил достаточно, но налил себе еще немного.

– Скажите мне, пастушка, по какой такой причине вы носите брюки, скрыв их шалью.

– Вы находите подобное отвратительным, как я понимаю?

– Если вы намеревались таким образом вызвать во мне отвращение, то просчитались. Я знал двух женщин, предпочитавших мужскую одежду женской. Но мне известна их мотивация. И теперь я хочу знать вашу.

– Я пришла сюда пешком.

– По ночному городу? Предупреди вы меня, я бы прислал за вами экипаж.

– Благодарю, но я часто хожу пешком по ночам, если мне куда-то нужно. Правда, всегда есть вероятность, что мне придется убегать…

– От преследователей?

– Или от констебля. Им не нравится, когда женщины разгуливают по улице после наступления темноты. Они всегда думают о таких женщинах худшее. А в брюках мне гораздо легче бегать, чем в платье.

– Какой загадочный образ! Значит, у вас есть какие-то особые причины. Почему же в таком случае не надеть пальто в дополнение к ансамблю?

Она приподняла край шали.

– У меня нет пальто. Кроме того, когда на мне шаль, никто не замечает брюк. Шаль делает из меня женщину. И если мне нужно превратиться в мужчину, я просто сбрасываю ее.

– Почему бы вам не сбросить ее сейчас? Для меня вы совершенно определенно женщина, в шали или без нее, и здесь в полной безопасности.

Аманда улыбнулась, обнажив белоснежные зубы. Эротические образы, связанные с этим ртом, то и дело возникали в воображении Габриэля. Пройдет немало времени, прежде чем он сможет от них избавиться.

– Мы оба прекрасно знаем, что я здесь не в полной безопасности.

– Вы в безопасности от тех неприятностей, которые перечислили. Что касается иных угроз, то шаль – плохая защита.

– Вы не будете шокированы, увидев меня в мужской одежде? И не сочтете это противоестественным?

– Мысль, что я буду пить шампанское с дамой в брюках, интригует.

Движением плеч она сбросила шаль. Над черными брюками была темно-коричневая мужская рубашка, а под ней – никакого корсета. Как удобно!

Незнакомка пригубила шампанское и тихо рассмеялась.

– Щекочет в носу. Какое странное вино. И постоянно пузырится. – Она сделала еще глоток. – Оно мне нравится.

Еще глоток – и она поставила бокал на стол и принялась рассматривать библиотеку.

– Здесь так много книг.

– Гарри – ученый. Некоторые из этих изданий принадлежат ему, а другие он взял из семейной библиотеки.

Кстати, о семье…

– А вы знаете, кто я такой?

– Ну, я бы сказала, что вы джентльмен с солидным положением в обществе.

Несколько мгновений он колебался – вероятно потому, что ему редко приходилось представляться. Все его хорошо знали.

– Я Лэнгфорд. Герцог Лэнгфорд.

Казалось, ни имя, ни титул не произвели на нее особого впечатления.

– Герцог так герцог.

– Вы думаете, я говорю неправду?

– Я думаю, что мужчины с не совсем достойными намерениями как у вас могут называться любым именем.

– Я на самом деле Лэнгфорд.

– И вы также мужчина, обладающий особыми талантами в общении с женщинами. А может, вы такой же герцог, как и сердцеед?..

Кошечка решила бросать ему вызов по всем пунктам. Она нарывалась на самые отчаянные стороны его характера.

– Как вы смогли убедиться в саду, мои претензии на особые таланты в общении с женщинами отнюдь не пустая болтовня. Что же касается моего титула… – Он поднял руку. – Вот мой перстень с фамильной печатью. Если вы подойдете поближе, то увидите надпись на нем.

– Я предпочту остаться здесь. Если вы на самом деле герцог, тогда это особенно странно.

– Что вы имеете в виду?

– Будучи вполне разумной, вынуждена задаться вопросом, что нужно герцогу от такой женщины, как я. Вы достаточно привлекательны, чтобы практически любая почла за честь выпить с вами вина. Или все светские дамы считают вас гордецом?

Ему хотелось рассмеяться. Вместо этого он осушил еще один бокал.

– Достаточно привлекателен, вот как?

– Вполне привлекательны для большинства женщин. Я же, со своей стороны, отнюдь не так хороша. Отсюда и мой вопрос.

– Вы напрашиваетесь на комплименты?

– Не стану возражать. Однако… Женщина всегда знает правду о себе. Нам нравится лесть, но мы понимаем, что это всего лишь лесть.

– Я отвечу на ваш вопрос честно. Этот герцог находит вас более чем привлекательной. А также очень необычной. Таинственной. И даже бросающей вызов мужчинам. Ну вот, я все сказал вам о себе. Теперь ваша очередь.

Она взглянула на свой бокал, потом на него и отрицательно покачала головой.

«Пей, черт возьми! Меньше разговоров, больше вина». Аманда заметила, когда вошла, пустую бутылку и поняла, что фортуна ей вновь улыбнулась. Он уже очень нетрезв. Еще немного – и можно надеяться, что он уснет до того, как она будет вынуждена уступить его притязаниям.

Аманда твердо знала, когда начала преследовать его брата, что ради спасения матери готова отдаться во власть мужчины. Она убеждала себя, что вряд ли это будет хуже, чем в последний раз со Стивеном, когда она уже испытала горечь разочарования, но еще не бросила его. Она многому ее научила, та последняя ночь. Оказывается, удовольствие можно получать и без любви.

Не имеет значения, правда, будет там удовольствие или нет, она предпочла бы обойтись без этого. Она даже приходила сюда прошлой ночью, чтобы узнать, можно ли проникнуть в дом каким-нибудь другим способом, но, как и в доме сэра Малкольма, здешние садовые ворота были заперты на засов, а окна нижнего этажа надежно закрыты. Проникнуть внутрь оставалось только путем взлома.

Теперь же Аманда надеялась, что герцог уснет до перехода к главному своему намерению и ей не придется соглашаться на его требования, с тем чтобы в конце концов усыпить.

Как бы то ни было, ей предстояло добиться одного – чтобы к полуночи он крепко спал.

Герцог плеснул в свой бокал еще шампанского, выпил. Затем откинулся на спинку дивана и сделав жест в сторону столика, произнес:

– Здесь есть разнообразные закуски, если желаете.

Аманда поднялась и прошла к столу, главным образом для того чтобы как-то занять время, пока он пьет. Ее ожидали ягоды, пирожные и сливки в серебряных вазочках.

– Клубника. Выглядит очень аппетитно.

– Со сливками она восхитительна.

Аманда взяла ягоду, обмакнула в сливки и надкусила. Сок потек по подбородку. Хозяин предусмотрительно позаботился о салфетках, и девушка поспешила воспользоваться одной из них. Она поборола искушение взять еще одну ягоду, заметив, что герцог следит за каждым ее движением.

Аманда быстро вернулась на свое место.

– Спасибо. Клубника столь же вкусна, сколь и красива. Так редко внешность отражает истинное содержание.

– И снова тема роскошных обедов? Вы требовательная женщина. Ешьте же, не стесняйтесь. Хотите помогу, чтобы вы не испачкались?

– Это сыграет на руку вашим намерениям: кормить меня клубникой со сливками. Вы будете слизывать капли сока или воспользуетесь салфеткой?

– Вы весьма изобретательны. Я и не думал ничего слизывать, но после того как вы мне это подсказали, не прочь рассмотреть и такую возможность.

– Может быть, нам стоит поговорить о чем-нибудь другом, кроме еды?

– Если вы настаиваете. Вы, к примеру, можете объяснить мне одну простую вещь.

– Простые вопросы мне подходят, ведь я простая женщина.

– Едва ли вас можно назвать простушкой. И тем не менее… Скажите мне: чего вы боитесь? Или кого? Вы можете сообщить это, не раскрывая своего имени.

Он смотрел на нее очень серьезно.

Вопрос поразил Аманду. Она и не предполагала, что своим поведением обнаружила собственные страхи. Даже от себя она гнала дурные мысли прочь.

– Почему вы думаете, что я чего-то боюсь?

– Ваше опасение оказаться застигнутой в моем обществе очевидно. Кроме того, я вижу некую опаску в ваших глазах. Сам я меньше всего подхожу на роль источника, вызывающего такой страх, ведь не нападал на вас в саду, и вы прекрасно понимаете, что я не намерен совершать ничего подобного и сейчас.

В последнем она не была так уж уверена. Она знала, что с этим мужчиной должна держаться осторожно, кем бы он ни был, герцогом или кем-либо еще. Она боялась, потому что понимала: даже без всякого явного насилия с его стороны может оказаться очень уязвимой, как любая женщина.

Что касается других ее страхов… то здесь его любопытство посягало на слишком сокровенные вещи. Трудно быть женщиной-загадкой. Окружающие постоянно норовят разгадать ее. Аманда решила продемонстрировать некоторую откровенность, скормив герцогу историю, которая бы его немного успокоила.

– От меня многого ждут. Многого требуют. И эти требования не включают вечеринки и свидания с герцогами или с кем-то еще.

– Вы имеете в виду ожидания и требования вашего семейства?

– Родители бросили меня в очень раннем возрасте. Отец сбежал, а мать поместила меня в закрытую школу. В настоящее время я отыскала свое место в жизни. И если обнаружится, что я провела ночь у мужчины, меня прогонят.

Герцог задумался, потягивая вино из бокала.

– Значит, вы зависимый человек. Надеюсь в том месте, которое вы себе нашли, к вам хорошо относятся, даже если за вами наблюдают.

– Да, относятся, в общем, хорошо.

– И все-таки вы чувствуете себя очень одиноко, я полагаю.

Его слова пронзили ее как кинжалом. Он точно охарактеризовал самую суть ее нынешней жизни: то, что она скрыла от самой себя, – однако девушка сделала вид, что он не совсем прав.

– Почему вы так думаете? Вряд ли у герцога может быть опыт в подобных вещах.

– Есть разные виды одиночества. О, я вовсе не хочу сказать, что пережил нечто подобное. Я жил в роскоши, и мои родители всегда были рядом. Тем не менее они оставались абсолютно безразличны ко мне. Я был прямым наследником. Для них я являлся неким воплощением цели и долга, не более. – Он сделал большой глоток шампанского. – С моим братом все обстояло еще хуже. Я пытался ему помочь. Пытался стать для него хорошим братом.

Он был совсем пьян. В трезвом состоянии он никогда бы не стал рассказывать ей ничего подобного.

– Однажды я неожиданно вернулся из университета, – продолжал он. – И вошел в тот момент, когда у него был урок. Его учитель… – Лицо Габриэля напряглось. – Уверен, вам известно, что существуют люди, готовые воспользоваться любой властью, которая случайно достается им, даже если это власть над ребенком. Гарри было восемь лет, и учитель бил его палкой. Я даже не помню, за что.

– И что же вы сделали?

– Избил самого учителя, после чего попросил отца выгнать его. Я присутствовал при отборе новых учителей и назвал кандидатуру следующего. Затем, оставшись с ним наедине, сказал ему, что, если когда-нибудь он тронет моего брата или просто дурно поступит с ним, заметив, что наши родители не обращают на это никакого внимания, я убью его. – Он опрокинул последний бокал вина. – Этот учитель оказался просто замечательным.

– Вы спасали своего брата от долгих лет унижения. Теперь вы спасаете брата от женщин, преследующих его на балах.

Он рассмеялся ее словам.

– Вы никогда не думали о том, чтобы выйти замуж и таким образом получить независимость от своих нанимателей?

– О да, надежный выход для любой женщины и путь к реальной защите от жизненных бурь. То, о чем вы говорите, – рабство, скрепленное законом, из которого нет никакой надежды сбежать.

– Согласен. Я на вашей стороне.

– Я имела в виду не все браки, а только те, в которые бедные женщины вступают от отчаяния.

– Значит, вы все-таки подумывали о чем-то подобном.

Каким образом ему удалось вывести их беседу на эту тему?

Он с явным любопытством взглянул на нее.

Об этом-то как раз она могла ему рассказать. В конце концов, она ведь больше никогда его не увидит.

– Встретился один мужчина вскоре после того, как я закончила школу. Я была молода и доверчива. – Она сделала глоток шампанского, чтобы перебить внезапно возникшую горечь во рту. – Это старая и банальная история.

– История еще об одном человеке, который вас бросил?

В его тоне и в глазах читалось явное сочувствие. Они взглянули друг на друга, и она осознала: он прекрасно понимает, что с ней произошло, и осуждает Стивена, а не ее.

Поняла она и то, что он никогда не завлек бы ее сюда, окажись она невинной, а тогда в саду предположил, что она обладает определенным эротическим опытом.

Она не могла отрицать, что от него исходит особое притяжение. Беседа с ним у камина создавала иллюзию домашнего уюта и дружеской доверительности независимо от того, какие еще эмоции могли проскальзывать в ходе их общения. Конечно, его уверения, что свидание ограничится бокалом вина и светской болтовней, были лишь частью игры. Ему, несомненно, требовалось гораздо большее, но создавалось впечатление, что эта доверительная беседа была для него очень важна.

Ей, конечно, стало бы легче, если бы с каждым новым маленьким откровением между ними не возникали невидимые связи. Она хотела, чтобы он так и остался для нее совершенно чужим: уснул, а проснувшись, забыл о ее существовании.

Габриэль с трудом подавил зевок, что вселило в нее надежду.

– Значит, вы не замужем, – сказал он. – Я задавался этим вопросом, видите ли.

– Нет, я не замужем. И я ни от кого не завишу.

– И кто же вы в таком случае?

Она рассмеялась, потому что правда вертелась у нее на языке и она готова была признаться, но вовремя удержалась. Синий чулок, секретарша и… воровка.

– Вы ставите свой вопрос так, как будто на него может быть только один ответ. Для вас, по-видимому, так и есть. Вы можете сказать: «Я – Лэнгфорд». Из всех ваших привилегий эта самая важная: осознание того, кто вы есть, с момента рождения и до момента смерти.

– Каждому известно, кто я. Это отнюдь не привилегия одних только пэров.

– Женщины часто меняют свою идентичность. Девушка выходит замуж и становится женой и матерью. У нее умирает муж, и она делается вдовой. Представьте себе: вы смотритесь в зеркало и видите совсем не того, кем вы были всего день назад, и все ваши ожидания от жизни тоже резко поменялись.

– А когда вы смотрели в зеркало сегодня, что вы увидели?

– Неужели не догадываетесь? Мужчина, претендующий на такое знание женщин, должен это понять.

Он нахмурился, задумавшись.

– Вдову? Полагаю, что нет.

Аманда отрицательно покачала головой.

– Женщину в ожидании замужества?

– Нет.

– Слава богу. В таком случае мне пришлось бы сразу заявить, что я удаляюсь. А как насчет дочери? По отношению к первым мужчины испытывают чувство собственника, а ко вторым – преисполнены чувства долга. Если бы ваш жених или отец узнали о нашей встрече, ситуация могла бы стать опасной.

– Лишь на основании слуха о том, что я встретилась с вами? У вас, должно быть, чудовищная репутация.

– Должен признать, слава обо мне идет не слишком добрая.

– Полагаю, это неизбежно для мужчины, посвятившего свою жизнь облагодетельствованию женщин своими грандиозными талантами. Чудо, что вы все еще живы.

– Когда-нибудь, если наши встречи продолжатся, я расскажу вам, как мне удалось выжить.

– Полагаю, ваш секрет откроется мне только после того, как я соглашусь стать вашей очередной жертвой? Это несправедливо.

– Разве я сделал сегодня нечто угрожающее вам, дорогая пастушка? Вы ведь имели полное право вообще не приходить ко мне сегодня. Значит, строгого отца не существует?

– Нет, дочь больше не отражается в зеркале. Это уже в прошлом.

– Тогда любовница?

– Хорошая догадка. Я могу стать любовницей мужчины, которому нравятся женщины в брюках.

– Значит, вы находитесь в поисках какого-то особенного индивида? Я теряюсь. Революционера? Радикала? Реформатора?

– Нет, буква «Р» здесь не подходит.

– Я рад, что вы не выбрали последнее. Мне за последнее время реформаторы порядком надоели.

– Кто-то пытается вас реформировать? Что-то в вас исправить? Как интересно! Создается впечатление, что у вас не просто дурная репутация, если началась кампания по вашему преобразованию.

– Ничего интересного. Все до безумия скучно.

– Наверное, поэтому я здесь? Вы должны мне доказать, что не подлежите изменениям?

Он с изумлением взглянул на нее, но быстро снова взял себя в руки.

– Вы здесь для того, чтобы пить шампанское и чтобы я мог одарить вас самыми изощренными своими поцелуями, а вы при этом безуспешно пытались бы сопротивляться моим попыткам соблазнить вас.

– Ах да, тот поцелуй. Вы хотите получить его сейчас?

Его томная улыбка очаровала бы и медведя.

– Если вам угодно.

– Думаю, лучше вам уступить. Чтобы вы утратили иллюзию о дальнейших лобзаниях.

Она ждала, что он подойдет к ее креслу, но он просто смотрел на нее и в глазах мелькали дьявольские искорки.

– Это была ваша идея, – сказал он.

Воспоминания об их общении в саду проплывали перед ее мысленным взором. Чувственные воспоминания. Аманда попыталась прогнать их: она не собиралась поддаваться его уловкам, однако встала, прошла к нему, наклонилась и прижалась губами к его губам.

Герцог коснулся рукой ее лица. Он удерживал ее, чтобы продлить поцелуй. Он прижал ее еще крепче к себе, и поцелуй все длился и длился.

Удовольствие, которое она испытала, почти лишила ее сил сопротивляться. Ее решимость и риски сегодняшнего вечера оказались слабой защитой против его умения соблазнять. Помимо чисто физического возбуждения, которое она испытывала, ее покорила возможность забыть обо всем и полностью погрузиться в ощущения, которые он способен был в ней вызвать.

Он так сильно сжал ей затылок, что она даже испугалась. Опустив глаза, она увидела, что его другая рука вот-вот коснется ее рубашки.

Аманда оттолкнула его. Она смотрела в глаза, которые стали почти черными от желания. И то, как он глядел на нее, покоряло даже сильнее долгого поцелуя.

И он знал это. Он словно читал ее мысли. Он наклонился к ней и протянул красивую мускулистую руку.

Аманда вернулась к своему креслу.

Казалось, он отреагировал на это без особых эмоций. Наверное, джентльмены полагают, что и в подобных ситуациях они должны сохранять полнейшую невозмутимость. К тому же его зевки свидетельствовали о том, что он понял: это была не самая удачная его попытка.

– Что вы делаете, когда не занимаетесь своими служебными обязанностями, не сбегаете на балы и не встречаетесь со мной?

Опять разговоры. Опять любопытство, но он явно засыпает. Время и шампанское делали свое дело.

– Читаю.

– Жаль, что вы сразу не сообщили об этом Гарри. Он бы это оценил. – Последние слова поглотил сильный зевок.

– Кроме того, я пою.

– Вот как? Выступаете на сцене?

– Вы шутите! Если я даже не могу свободно отправиться на вечеринку, едва ли я могу осмелиться выступать на сцене.

– В таком случае кому же вы поете?

– Самой себе.

– Как печально, что вы можете петь только самой себе. А почему бы вам не исполнить что-нибудь для меня? Я буду для вас самой благодарной аудиторией, способной по-настоящему оценить ваш талант.

– Если вы действительно этого хотите, я спою для вас. Только вот я не привыкла к слушателям. Поэтому вам лучше на меня не смотреть. Это смущает.

– Я буду смотреть на огонь камина.

И он перевел взгляд на камин. И Аманда завела старинную шотландскую народную песню. Герцог не смотрел на нее, она же внимательно разглядывала его. Она пела, наблюдая за тем, как тяжелеют его веки, когда песня приближалась к концу.

Когда же Аманда закончила балладу, он уже сладко спал.

Глава 5

Она стояла у окна, глядя на улицу, а ее шаль и тапочки падали вниз, в пустоту. Легкий ветерок подхватил шаль, и она поплыла по воздуху подобно призраку в лунном свете, а обувь исчезла где-то за стеной. Теперь на ней оставались только брюки и рубашка. Аманда была преисполнена решимости.

«Не так уж высоко, – сказала она себе. – И не так уж далеко».

Это помогло ей успокоиться, но только идиот стал бы полностью игнорировать опасность, угрожавшую ей.

«Стоит этому научиться, и уже никогда не забудешь». Именно так наставлял ее отец, когда приступал к обучению своему ремеслу. Тогда ей едва исполнилось восемь.

«Резко прыгай вперед, отталкиваясь ногой, отставленной назад, Мэнди, и смотри на свою цель, никогда не опускай глаза на землю. Всегда заранее знай, за что ты ухватишься, когда приземлишься».

Тогда все это представлялось ей игрой. Кто бы мог подумать, что Чарлз Уэверли рассчитывает использовать собственного ребенка в гнусных преступлениях?

Он был красивым, хорошо воспитанным мужчиной. Прекрасно владел языком, как английским, так и многими диалектами. Он казался своим в любом месте, от вечеринки в Мейфэре до сельской пивной. Его шарм и уверенность в себе были его главными козырями в избранной профессии.

И то и другое родилось вместе с ним. Аманде было известно, что ее родители происходили из хороших семей, владевших приличной собственностью. Возможно, если бы однажды они не встретили друг друга, их судьбы сложились бы совсем по-другому: нормальные законопослушные семьи и достойные дети, – однако в их браке сошлись воедино две стихии.

Поначалу им везло: и это тоже казалось игрой, – но постепенно воровство стало профессией. Они не были карманниками, хотя облегчить бумажник прохожего для них не составило бы труда. Они занимались тщательно организованным похищением ценностей из богатейших домов и сложными аферами, в которых их жертвы даже не подозревали подвоха.

Аманда помнила, как ее родители, одевшись так, чтобы сойти за светскую пару, уходили из дома. Она и не догадывалась, что они незваными идут на бал или вечеринку. И пока хозяева будут полностью заняты своими гостями, кто-то из них незаметно проберется наверх и похитит фамильные драгоценности.

Проходили годы, и ни тени подозрения не падало на родителей Аманды. Никто не пытался их остановить. Во многих случаях, как объяснила Аманде ее мать спустя много лет, жертвы даже не замечали, что у них что-то пропало. Могли пройти месяцы, прежде чем та или иная дама вдруг обнаруживала пропажу колье или джентльмен – исчезновение серебряной табакерки, инкрустированной золотом. Ведь на самом деле это даже воровством было трудно назвать, так как пострадавшие часто и не помнили о том, что у них украдено.

Но вот однажды, когда Аманде исполнилось двенадцать лет, ее мать прибежала домой вне себя от беспокойства: кто-то застал ее супруга за «работой». Папаше удалось сбежать лишь чудом благодаря умению совершать прыжки из окна.

Всю ночь они с тревогой ожидали его возвращения. Смог ли он удачно приземлиться? Или упал на землю, разбился и все еще лежит там, искалеченный, корчась от боли?

Наконец на рассвете он вернулся домой. Со своей злосчастной добычей, браслетом. Его придется разобрать. Ведь о пропаже безделушки уже известно. «И какое-то время мне нужно будет скрываться, – заметил отец. – Ты возьмешь девочку, а примерно через год я вас найду».

Он ушел от них следующей ночью, забрав с собой половину бриллиантов из того браслета. Больше они никогда не видели досточтимого родителя.

Мать Аманды продолжала заниматься тем единственным делом, которое хорошо знала. Ей не требовался мужчина, чтобы проникать на балы. Не хуже своего мужа она могла незаметно подняться наверх и пошарить по шкафам и сундукам.

Два года спустя, однако, она отправила Аманду в школу миссис Хаттлсфилд в Суррее со словами: «У тебя будет возможность вести совсем другую жизнь, если ты получишь образование. Возможно, ты даже выйдешь замуж за достойного человека, если сумеешь себя хорошо подать».

Аманда подозревала, что истинная причина всех этих забот проистекала совсем не из материнской любви. Проще говоря, дочь при профессии ее матери была постоянной обузой. Кроме того, подрастая, Аманда начала задавать вопросы, а иногда и предлагать другой образ жизни: достойный и респектабельный.

Аманда подняла взгляд от земли и сосредоточилась на окне за живой изгородью, расположенном немного ниже того проема, у которого она стояла. Окно, находившееся на расстоянии вытянутой руки от заднего угла здания, с широким подоконником и обильной лепниной. Никаких решеток и, насколько она могла понять, никакого замка, хотя замок в принципе не был для нее преградой. Четыре фута без толчка. Семь футов с разбега. Пять футов с толчком ноги.

Аманда прикинула свои шансы – примерно один к трем. Что ж – была не была?

Она продолжала что-то тихо напевать себе под нос, собираясь с силами и пытаясь сконцентрироваться. Затем присела на корточки на стуле, который придвинула к подоконнику, отставила правую ногу назад, собрала все свои силы и прыгнула.

Кто-то осторожно тряхнул его. Габриэль постепенно выходил из сонного забытья. Он оттолкнул и обругал человека, внезапно разбудившего его.

– Вы просили на рассвете, сэр. Экипаж ждет. – Кажется, это голос Майлза, его лакея.

На рассвете… Экипаж… Габриэль медленно пришел в себя. Голова его раскалывалась от жуткой боли, а шея настолько затекла, что повернуть ее не представлялось возможным.

– Я сделаю вам кофе, сэр.

Сознание мало-помалу возвращалось к герцогу. Но и головная боль усиливалась. Черт, что с ним такое сделали прошедшей ночью?

Он открыл глаза, но вначале ничего не мог понять, потом вспомнил.

И сразу же перевел взгляд на то кресло, в котором сидела его таинственная гостья. Само собой, пусто. Последнее, что он помнил, было ее пение.

Какой же он осел! Приложить столько усилий, чтобы заманить сюда женщину, а затем заснуть в ее присутствии. Ему повезет, если никто не узнает об этом позорном случае. Еще недоставало шуточек в клубе по поводу его хваленого умения обольщать знатных дам.

Или совсем не знатных, как в данном случае. Его незнакомка в брюках и рубашке никак не тянула на даму из общества, к которым он привык. Останься она здесь до утра, он бы отправил ее домой в своем экипаже, чтобы даме не пришлось идти по лондонским улицам в таком виде.

Воспоминания о вызове, брошенном ему незнакомкой, и намерении герцога соблазнить ее вызвали у него горькую иронию, но приступ резкой головной боли оборвал его смех… Да уж, он продемонстрировал гостье свои таланты! И его гений великого соблазнителя, конечно же, произвел на нее неизгладимое впечатление!

Она, наверное, хохотала всю дорогу до дома.

Габриэль снова закрыл глаза и изменил позу, чтобы затекшая шея немного отошла. И снова задремал, отчего головная боль чуть-чуть утихла. Ему приснилось, что он покупает какой-то женщине великолепный шкаф, полный нарядов, и сам выбирает, какой туалет ей надеть.

– Вот, сэр, ваш кофе. Вам станет гораздо лучше… Кофе всегда помогает по утрам от последствий большого количества выпитого вина.

Габриэль принудил себя сесть прямо и, стряхнув с себя остатки сна, обратил все свое внимание на чашку.

Майлз, его уже немолодой представительный лакей, собирал бутылки и бокалы.

– Я выброшу все это и остатки пищи, вымою бокалы внизу, пока вы будете пить кофе. Я заметил, когда кипятил воду, что дверь кухни не заперта. Довольно неосмотрительно со стороны прислуги лорда Гарольда, я бы сказал.

Ах да, садовая калитка. Заснув, он, конечно, не смог ее запереть.

– С вашего позволения я проверю весь дом. Человек, забывающий запереть дверь, может забыть и многие другие важные вещи.

– Делай что пожелаешь. Но имей в виду: необходимость провести ночь в доме брата возникла у меня довольно внезапно.

Майлз не спросил, почему она возникла. Пустые бутылки у него в руках отвечали на все его вопросы.

Габриэль не без труда поднялся на ноги. У него в голове как будто стучал молоток.

Он пошел за Майлзом и, когда тот отправился вниз, проследовал вверх по лестнице, повернул к комнатам брата, ему нужен был сосуд, находившийся в гардеробной. Облегчившись, Габриэль вернулся к главным комнатам.

По пути он выглянул в окно, заметив, что день обещает быть солнечным. Взошедшее солнце уже успело разогнать утренний туман. Габриэль остановился у одного из окон, решив, что свежий воздух выветрит остатки головной боли. Он открыл окно, высунулся на улицу и сделал глубокий вдох.

Дом сэра Малкольма Найтли закрывал весь вид. Единственное, что мог разглядеть Габриэль, высунувшись из окна, была улица и краешек сада Гарри. С этой стороны громадного здания не наблюдалось излишеств, которыми мог похвастаться фасад, но несколько каменных арабесок обрамляли окна. Габриэль решил, что наличие боковых окон восполняет недостаток красивого вида, который загородила каменная махина сэра Найтли.

Взгляд Габриэля опустился на живую изгородь внизу. Что-то темное бросилось ему в глаза. Герцог еще дальше высунул голову из окна, после чего вернулся в комнату и закрыл его. Из комнаты он вышел к садовой калитке, поднял засов, открыл калитку и попал в сад.

Осмотревшись и отметив, что Гарри следует посоветовать заменить садовника, он направился к узенькой тропинке, что пролегала у стены между двумя владениями. В том месте, где тропинка поворачивала в сад, герцог понял, что за черный предмет увидел из окна.

Шаль, темная шаль с узором из множества роз. Та самая, что красовалась на его таинственной незнакомке прошедшей ночью. Вероятно, ее сорвало ветром, когда гостья уходила по садовой тропинке, и, зацепившись за живую изгородь, шаль осталась на ней висеть. Он задался вопросом, почему девушка не вернулась за своим расписным одеянием. Возможно, просто не нашла его в темноте.

Майлз закончил мытье бокалов и уже упаковал их в корзинку вместе со своим фартуком.

– А теперь я с вашего позволения осмотрю комнаты лорда Гарольда и остальные покои, сэр, – сказал Майлз.

– Я буду ждать в экипаже. Проверь, пожалуйста, серебро. Просто посмотри, все ли на месте.

С выражением ангельского терпения Майлз еще раз запер дверь на засов. И заметил шаль.

– Что это там такое, сэр?

– Пригласительный билет.

Столько усилий и такой риск ради ничтожного предмета. Так думала Аманда, рассматривая причудливо украшенную пряжку.

Девушка чуть не погибла из-за нее. На подоконнике она поскользнулась, и если бы не лепнина и не выступ здания, за которые ей удалось ухватиться, упала бы на землю. На ноге и руках остались ссадины как воспоминание о ночной авантюре.

Еще труднее оказалось выйти. Она никогда не училась спускаться по стенам зданий, но для девчонки это и не составляло особой сложности, однако вес и телосложение взрослой женщины брали свое… Она едва смогла удержаться на выступе здания. С последних десяти футов ей пришлось спрыгнуть, так как у нее больше не хватало сил держаться.

Но не все обстояло столь плохо. Были и мгновения восторга. Сладкого волнения, восхищения собственной смелостью и ловкостью. Так было и в первый раз, когда она похитила брошь, но тогда все прошло несравненно легче, чем сейчас. Ей казалось, что чувство опасности убьет этот неуместный восторг. Однако на сей раз восторг смешался с радостью: она победила в условиях серьезнейшего риска.

Аманда стыдилась подобных чувств. Ведь она должна была испытывать муки совести, а не ощущение торжества.

На самом деле это была даже не пряжка, а просто застежка: два отдельных кусочка, коим надлежало соединиться, – но то, что когда-то скрепляло их, было утрачено. Вместе они составляли не более пяти дюймов в длину.

Человеку, разработавшему весь этот план, нужна была именно застежка. Он говорил, что она синего с красным цвета, инкрустирована бриллиантами и заключена в золотой корпус.

Она очень похожа на предыдущую вещь, которую он требовал достать. Но та брошь была значительно крупнее, более изысканной и довольно примитивной по оформлению, с мелкими бриллиантами – тот вид броши, с помощью которой в старые времена застегивали плащ.

Сходство между этими двумя вещами означало, что теперь Аманда кое-что знала о своем мучителе. Он коллекционер. Ему нужны были такие вещи, которые он не смог бы купить ни за какие деньги: ведь подобные раритеты не продаются, – поэтому он заставлял ее воровать их.

Аманда отложила пряжку в сторону и взялась за перо. Записку она должна была оставить у мистера Петтибоуна. Девушка вывела всего три слова: «Она у меня».

Записку она отнесет в типографию Питерсона, откуда ее заберут и перенаправят куда нужно, а Аманда будет ждать дальнейших инструкций относительно того, что дальше делать с пряжкой. Однако она решила положить конец этой игре. Вряд ли неизвестный сам когда-нибудь закончит ее. Безопасность матери была скорее всего крючком, который этот человек будет дергать бесконечно.

Когда придут дальнейшие указания, она выполнит их, отошлет пряжку коллекционеру, но больше не станет ждать, подобно покорной овечке, его следующих требований. Ей давно пора диктовать собственные условия.

Габриэль закурил сигару и откинулся на спинку кресла. Он наслаждался табаком и добрым виски, которое ему налил Брентворт, сидевший напротив, его лицо скрывалось в облаке сигарного дыма.

Единственным человеком в комнате, который явно чувствовал себя не в своей тарелке, был их сегодняшний хозяин Адам Пенроуз, герцог Страттон. Он стоял рядом с камином, опершись локтем о каминную полку и стараясь выглядеть спокойным. Но все прекрасно видели его состояние. В герцогских апартаментах над ними его супруга в настоящий момент рожала их первенца.

– Я вам очень обязан, господа, что вы согласились встретиться здесь, а не в клубе, – пробормотал Страттон.

– Твое виски гораздо лучше того, что подают в клубе, – ответил Габриэль, пытаясь несколько разрядить обстановку. – Кроме того, наше общество может собираться где угодно.

Они создали эту маленькую группу еще мальчиками в школе, когда, повстречав друг друга, поняли, что наследника герцогского титула по-настоящему может понять только другой наследник герцогского титула.

Раз в месяц они встречались в клубе, после чего отправлялись развлекаться. В последнее время их забавы были довольно спокойными. Страттон совсем одомашнился, а Брентворт стал весьма приличным джентльменом. Один Габриэль все еще оставался повесой.

– У нее началось уже давно? – спросил Брентворт, как будто знал, что Страттон хочет поговорить на эту тему.

– Три часа назад.

– Насколько мне известно, подобные вещи могут занимать много времени.

– Надеюсь, все-таки не слишком много. Я сойду с ума.

– Не стоит углубляться в эти мысли, а то покажется, что время остановилось. Лэнгфорд, отвлеки его. Расскажи ему о… ну, я не знаю, что-нибудь занимательное. Ах да! Расскажи ему о том интересе, который вызвала твоя речь в парламенте.

– Почему бы тебе не рассказать ему о своих последних ссорах с любовницей? Это гораздо увлекательнее – по крайней мере, так думают в свете.

Взгляд Брентворта помрачнел.

– Не было никаких ссор. Элементарное недоразумение, вот и все.

– А я слышал совершенно иное.

– Ты мог слышать об этом только от меня, а я именно так все и охарактеризовал.

– Я слышал об этом еще по меньшей мере от пяти человек, и они излагали точку зрения, которая значительно отличается от твоей.

– Каким образом? – спросил Брентворт холодным и резким тоном, который не предвещал ничего хорошего. Диалог двух друзей действительно отвлек Страттона от его мучительных раздумий: он наблюдал за ними с интересом.

Габриэль откашлялся, затянулся сигарой и отпил немного виски. Паузы выводили Брентворта из себя.

– Говорят… – Он сделал очередную затяжку, чтобы позлить Брентворта. – Говорят, из-за ваших разногласий она хотела порвать с тобой, но тебе удалось вымолить прощение.

– Что за чертовщина! – воскликнул Страттон и повернулся к Брентворту в ожидании его ответа.

– Что за чертовщина! – эхом отозвался Брентворт, глухо и мрачно.

– А еще говорят, что в качестве извинения ты вручил ей жемчужные серьги…

– Проклятье! Ничего подобного я не делал.

– Ну, я всего лишь повторяю то, что говорят. Если ты изложишь нам свою версию, буду только счастлив опровергнуть любые сплетни на сей счет.

– Я не собираюсь обсуждать это…

– Да-да, мы знаем. Поступай как хочешь. А она тем временем сотрет в порошок твою такими трудами созданную репутацию самого искусного соблазнителя женщин.

– Кто же может воспрепятствовать леди спасти собственное лицо, пусть даже путем беспомощной лжи?

– Ты хочешь сказать, что все-таки бросил ее?

Брентворт едва заметно кивнул:

– Сережки были подарком на память о былой любви.

– Но разговоры в клубе, пересуды светских кумушек… Это нельзя сбрасывать со счетов, – заметил Габриэль.

– Все через день забудется, – попытался успокоить спорщиков Страттон. – Существуют вещи и похуже мнения света о том, кто кого бросил: мужчина или женщина.

Брентворт все еще выглядел рассерженным и посылал в сторону Габриэля, угрожающие улыбки.

– Ну, если уж ты начал развлекать Страттона в сложное для него время, тебе следует продолжить.

– У меня нет больше ничего интересного для него.

– А почему бы тебе не рассказать о твоей пастушке?

Габриэль затянулся сигарой.

– О пастушке? – с любопытством переспросил Страттон.

– Он встретил ее на маскараде, – пояснил Брентворт. – Девица преследовала Гарри, и он бросился ему на выручку. Затем он заманил ее на террасу, а оттуда – в сад. Относительно того, что происходило там… – Он взмахнул сигарой, намекая на нечто в высшей степени пикантное.

– И что же? – Любопытство Страттона нарастало.

Габриэль откашлялся.

– Ничего особенного не произошло. История очень короткая.

Как правило, он не останавливался перед тем, чтобы во всех подробностях расписать друзьям свои приключения с женщинами, но на сей раз подобного желания у него не возникло. Во-первых, эта история явно не делала ему чести. Кроме того, он не мог избавиться от неприятного ощущения, что его незнакомке действительно угрожала какая-то опасность.

Возможно, это были только его фантазии. Вне всякого сомнения, она либо считала его идиотом, либо начала какую-то большую игру. Если верно второе, следующий ход оставался за ней.

– И все же теперь он не пропускает ни одних женских губок и подбородков, куда бы ни шел. Ведь это единственное, что не было закрыто маской и что он смог разглядеть, – пояснил Брентворт. – Когда мы ехали сюда, он занимался тем же самым.

– Клянусь, ты иногда не лучше какой-нибудь старой тетушки. Я всегда обращаю внимание на женщин. Я никого специально не выискивал.

Конечно, он лгал. Он постоянно пытался воспроизвести в памяти ее лицо, хотя у него было очень мало впечатлений для этого, ведь тем вечером он видел ее только в полутьме библиотеки. Шаль лежала у него в гардеробной, хотя ее давно следовало бы выбросить.

– Как ее зовут? – спросил Страттон.

– Я не знаю.

– Для поцелуев в саду не нужны имена, – заметил Брентворт.

– А ты ее видел после этого? – спросил Страттон.

Габриэль делал вид, что рассматривает книги. Брентворт посмотрел на него, затем наклонился ближе, чтобы пристальнее взглянуть ему в лицо.

– Черт, наверняка он встречался с ней еще раз, – воскликнул Брентворт. – У тебя было с ней свидание, не так ли? И тем не менее ты все еще не знаешь ее имени?

– Очень короткая встреча. И очень приличная. Перестаньте улыбаться. Я могу быть благопристойным джентльменом, когда необходимо.

– И все-таки, я полагаю, встреча была не такой уж краткой, – сказал Страттон. – Ты планируешь новые мимолетные и чисто платонические свидания?

Это было уже слишком.

– Послушайте, я сейчас вам все объясню, но вы не должны никому об этом рассказывать, даже своей жене, Страттон. Это может меня погубить. Вы должны поклясться.

– Клянусь. Брентворт тоже клянется. Ты же нас знаешь. Мы люди слова в таких делах.

Габриэль поведал им свою историю. И она действительно оказалась очень короткой.

– Ты заснул? – переспросил Страттон. – Она пришла к тебе. Была у тебя. Ты целовал ее. И заснул? – Он повернулся к Брентворту, как будто не верил собственным ушам и требовал подтверждения.

– Вот это по-настоящему веселая история. Если в свете о ней узнают, моя интрижка померкнет на этом фоне, – воскликнул Брентворт.

– Я слишком много выпил. Она затянула песню, которая меня убаюкала, и… внезапно наступило утро.

– А ты проверил свои карманы? – спросил Брентворт. – Некоторые шлюхи…

– Конечно, я проверил, не похищено ли чего. Я не зеленый юнец, тетушка. Обшарил одежду, комнату, серебро. Все на своих местах. И я же сказал вам: она не шлюха. В этом по крайней мере я уверен.

Откуда взялась такая уверенность, он объяснить не мог. Он просто знал.

– Неудивительно, что ты продолжаешь искать ее. Тебе ведь нужно принести даме свои извинения, – усмехнулся Страттон.

– Вот твой французский стиль, – заметил Брентворт.

– Если ты называешь французским стилем то, что у мужчины имеются определенные обязательства перед возлюбленной, пусть будет так, – продолжил Страттон. – Джентльмен…

– Буду я извиняться или нет, вас не касается, – прервал его излияния Габриэль. – Как бы то ни было, я намерен встретиться с ней еще раз.

– Явно не для извинений, – вставил Брентворт, обращаясь к Страттону. – Ведь у него есть незаконченное дело, не так ли? Нужно расплатиться по счету.

Эти двое были его ближайшими и самыми старыми друзьями, но иногда Габриэлю казалось, что они его совсем не понимают.

– И как тебе это удастся, если ты не знаешь, кто она такая? – спросил Страттон.

Да, черт побери, он прав.

Звук приближающихся шагов прервал их оживленную дискуссию. Дверь в библиотеку открылась, и появилась прелестная Эмилия, юная светловолосая сестра герцогини Страттон с ангельским лицом. Она заметила Габриэля, и ее улыбка немного померкла, но девушка мгновенно совладала с собой, проследовала к человеку, ради которого сюда пришла и сообщила:

– Все закончилось, и закончилось хорошо. Теперь вы можете подняться и увидеться со своим сыном.

Комната наполнилась громкими поздравлениями и добрыми пожеланиями. Страттон выбежал из комнаты. Прежде чем последовать за ним, Эмилия подошла к Габриэлю и тихо проговорила:

– Мне сказали, что ваш брат уехал из города.

– Он уехал, чтобы немного отдохнуть в деревне и поработать над книгой.

У нее хватило такта сделать расстроенный вид.

– Я буду скучать по нему.

Не слишком убедительно.

– Он вернется примерно через месяц.

Габриэль распрощался со всеми и отправился за своей лошадью. С Брентвортом он расстался на Оксфорд-стрит и поскакал один. Кажется, он придумал, как увидеться с таинственной незнакомкой еще раз.

Глава 6

– Я должна вас покинуть, – провозгласила леди Фарнсуорт. – Мисс Уэверли, чувствуйте себя здесь как дома. Мне нужно встретиться с моим поверенным, и я скорее всего вернусь, когда вы уже закончите все дела.

Леди Фарнсуорт выплыла из комнаты, оставив Аманду наедине с миссис Галбрет в небольшом кабинете на первом этаже дома. Миссис Галбрет придвинула свой стул к столу.

– Оставайтесь здесь, я сама покажу вам документы.

Леди Фарнсуорт сообщила Аманде об этом визите на Бедфорд-сквер, когда та прибыла к ней домой поутру. Аманда радовалась, что день будет заполнен чем-то новым. Когда она усаживалась за стол в библиотеке леди Фарнсуорт, слишком много посторонних мыслей отвлекало ее внимание от документов.

Дерзкая авантюра все больше казалась ей безрассудством. Ведь она легко могла погибнуть. Или ее могли поймать слуги. Пойти на все эти ухищрения, чтобы в конце быть схваченной в гардеробной у сэра Малкольма Найтли!

Именно туда она, в конце концов, и пробралась. Ей требовалось проникнуть на галерею и в общие комнаты в поисках той чертовой пряжки. Каждая минута пребывания в доме увеличивала опасность.

А если бы ее все-таки поймали? От одной мысли об этом Аманду пробирала дрожь. Но особенно мучило то, что всего за несколько недель жизнь исполнительной секретарши превратилась в то, чего она так стремилась избежать.

Аманда села рядом с миссис Галбрет. Она, преступница. А как иначе ее можно назвать? И как она смела заниматься чьими-то финансами? Прежние оправдания поблекли: юность, жестокость родителей… Ни один судья не примет во внимание ее оправдание, что она пыталась спасти свою мать. Одна воровка спасает другую… Хороша семейка!

– Вот счета за печать. – Миссис Галбрет открыла бухгалтерскую книгу на заложенной странице. – У каждой типографии своя отдельная страница, отдельные страницы также у тех, в чьих услугах мы нуждались в ходе публикации журналов. Вот это, к примеру, счета гравера, которого мы нанимали при работе над изображениями модных платьев.

Аманда с благоговением листала счета.

Миссис Галбрет объяснила ей все касательно этой книги, затем перешла к другой.

– Это счета книгопродавцев, у которых мы оставляем номера нашего журнала. Здесь вы видите документы о приеме журналов и квитанции, свидетельствующие об их продаже.

Аманда внимательно просмотрела всю книгу, после чего миссис Галбрет открыла следующую.

– А здесь вы найдете бумаги по этому дому.

Аманда увидела страницы, касаемые зеленщика и торговца рыбой.

– В доме кто-то живет?

– Герцогиня приглашала меня поселиться здесь. Ей не нравится, что дом пустует по ночам. С другой стороны, ей хотелось избавить меня от унизительной необходимости жить вместе с семьей брата.

– Вы переехали к брату после смерти мужа? – Задав сей вопрос, Аманда прикусила язык, поняв, какую бестактность совершила.

Но казалось, миссис Галбрет не обратила на это никакого внимания.

– У меня не оставалось выбора. Муж умер молодым и практически ничего мне не оставил. Я тоже была очень молода и надеялась вскоре вступить в новый брак, но… не сложилось.

– Мне кажется, так хорошо, что вы сумели найти свой собственный путь в жизни. Я хотела бы последовать вашему примеру.

– Но ведь именно это вы и делаете. Вы зависите только от самой себя, живете за счет собственного труда, что прекрасно, не так ли? Я со своей стороны в этом абсолютно уверена. – Миссис Галбрет заговорщически улыбнулась, и они обе рассмеялись. – А теперь я оставлю вас, чтобы вы смогли без помех ознакомиться со всеми бумагами. Там есть несколько счетов, касающихся ведения хозяйства. Когда вы будете готовы, заполните их и составьте для меня список первоочередных оплат.

Аманда очень быстро справилась со своей работой. Торговцы, с которыми имела дело миссис Галбрет, оказались более честными людьми, нежели те, что обслуживали леди Фарнсуорт, и у нее практически сразу же все сошлось. Она оставила отчеты в маленьком кабинете и прошла в общие комнаты.

Аманда воспользовалась возможностью осмотреть дом. В столовой она обнаружила несколько столов для игры в карты и журнал для записи ставок. Также там стояло много графинов с разноцветными жидкостями – наверное, со спиртными напитками.

Странно, что этот клуб до сих пор не вызвал скандала. Не только из-за крепких напитков и азартных игр, но и из-за того, что в него принимали таких женщин, как она.

Аманда вернулась в библиотеку. Там она нашла трех дам, раскинувшихся на диванах. Они заметили ее.

– Присоединяйтесь к нам, если желаете, – предложила одна из них.

«Сестринство», как назвала кружок герцогиня. Значит, решила Аманда, надо вести себя по-сестрински.

– Спасибо. Очень мило с вашей стороны.

Аманда села в свободное кресло.

Дамы представились. Миссис Харпер и миссис Гилфорд состояли в браке с джентльменами. Миссис Трой была владелицей книжного магазина.

– Я одна из тех книгопродавцев, которые предлагают «Парнас», – пояснила она. – Насколько я понимаю, вы секретарь леди Фарнсуорт.

– Да, она была так любезна, что решила воспользоваться моими умениями.

– Ну конечно. Ведь так удобно взять на работу женщину. Она часто хвалит вас и утверждает, что у вас самый лучший почерк из всех ею виденных. У вас определенно талант обращения с пером и бумагой.

– Я получила хорошее образование в этой сфере.

Аманде совсем не понравилось, что леди Фарнсуорт на всех углах болтает о ее способностях. Настанет день, и кто-нибудь обязательно попытается использовать такую умелую ручку в подделке документов. Именно эту цель преследовала ее мамочка.

Миссис Харпер налила чаю и проговорила:

– У нас здесь все самое лучшее. Никаких подделок. Вы сразу же почувствуете разницу. Я бы вступила в клуб ради одного лишь чая. – С этими словами она протянула Аманде чашку.

Аманда сделала глоток. Казалось бы, столь незначительное удовольствие, но такое приятное. Она никогда не пила чай дома и всегда с наслаждением смаковала, когда леди Фарнсуорт угощала им у себя.

– Как вы стали секретарем? Ведь единого пути к этой профессии не существует.

Аманда допила чай и поставила чашку.

– Закончив школу, я стала работать компаньонкой вначале у двух дам в провинции, а затем у одной дамы здесь. Я помогала им с корреспонденцией и деловыми бумагами. Последняя из этих трех дам, решив переехать в семью сына, дала мне рекомендации. И мне посчастливилось попасть на службу к леди Фарнсуорт.

– О, леди Фарнсуорт – дама весьма прогрессивных взглядов.

– И очень искренняя к тому же.

– Полагаю, от мисс Уэверли не ускользнуло то, что ее нынешняя хозяйка не только блистательна, но и довольно эксцентрична, – заметила миссис Гилфорд.

– Мы все ее любим, мисс Уэверли, но никто из нас не осмелится признаться мужьям в дружбе с ней за исключением, пожалуй, миссис Трой, но ведь ее муж – радикал. Не так ли?

Миссис Трой нисколько не покоробила такая характеристика ее супруга.

– Леди Фарнсуорт, вероятно, известно, что мы держим дружбу с ней в большом секрете, – сказала миссис Харпер с довольно печальным выражением лица.

– Вряд ли ее бы это сильно расстроило, – предположила Аманда. – Я уверена: она трезво оценивает реакцию общества на избранный ею жизненный путь.

Миссис Трой встала.

– Пройдет время, и, наверное, любая женщина сможет сбросить шкуру бессловесной овечки. Ну а сейчас ваша покорная слуга вынуждена вернуться в свой книжный магазин; он, понимаете ли, меня кормит.

Она улыбнулась остальным дамам, которые скорее всего не заработали ни единого пенни за всю свою жизнь.

Миссис Харпер сверилась со своими часами-кулоном.

– Скоро приедет мой экипаж, и я тоже вынуждена буду откланяться. Рада знакомству, мисс Уэверли.

Когда группа дам разошлась, Аманда села в кресло и стала просматривать стопку газет на столике рядом с креслом.

Она открыла «Таймс». Леди Фарнсуорт получала эту газету, но Аманде редко доводилось читать ее в день выхода. Обычно она брала старые газеты домой на выходные и в результате, как правило, узнавала о событиях с недельным опозданием.

Сегодня же ей представилась редкая возможность насладиться чтением свежей газеты и узнать из нее о последних происшествиях. Получив полное представление о светских политических новостях и известиях из-за рубежа, Аманда обратила внимание на объявления и рекламу. Они всегда увлекали ее, эти сообщения о чудесах, появившихся в продаже. Частные объявления удивляли, развлекали и интриговали ее, поэтому она их оставляла напоследок.

Где-то в середине колонки она обратила внимание на одно частное объявление. Она перечитала его еще раз, и оно поразило ее.

Некий джентльмен сообщает пастушке, что у него ее шаль. Если она пожелает вернуть вещь, ей следует встретиться с ним пятого июня при тех же условиях, что и в прошлый раз. После этой даты названный джентльмен будет считать своим правом начать поиск владелицы шали, с тем чтобы вернуть сей предмет гардероба. В первую очередь он продемонстрирует шаль женщинам своего круга.

Аманда прошептала проклятие. Ее невезение началось с того, что Лэнгфорд вообще нашел злосчастный платок. После безуспешных поисков в темноте Аманда рассчитывала, что шаль найдет садовник и подарит своей жене.

Безусловно, герцог воспользовался шалью, чтобы принудить ее к новому свиданию. Это показалось ей опасным по нескольким причинам. Во-первых, пропажа пряжки! Это объявление в газете могло оказаться обычной ловушкой для воровки.

Он намеревается начать поиск владелицы шали, продемонстрировав ее женщинам своего круга. Сердце Аманды бешено заколотилось. Кто-то может узнать обноски леди Фарнсуорт. Ведь цветочный узор на ней так легко запомнить.

Еще недавно Аманда тешила себя иллюзиями, что похищение – ее последнее дело. Позорное ремесло останется в прошлом. Навсегда. Ей никогда не пришло бы в голову, что герцог Лэнгфорд может стать источником такого рода осложнений, особенно после их столь неудачного для него свидания. Тот поцелуй, конечно, задел какие-то живые струны в ее душе, но она полагала, что герцог слишком важная персона, чтобы счесть ее достойной дальнейших преследований.

Она не находила другого слова для его действий. Если бы ему просто хотелось вернуть шаль, он мог бы сообщить ей определенный адрес. Существует много торговцев, которые с радостью выступили бы в качестве посредников.

Вместо этого он снова требует встречи в доме своего брата. Как бы она ни была польщена его вниманием – а она действительно была польщена, – он мог замышлять что-то дурное.

Итак, 5 июня. Остается всего четыре дня. Надо что-то решить…

* * *

– Могу я спросить, что ты ищешь? – Брентворт прервал свою зевоту, напавшую на него от скуки, ради того чтобы задать этот вопрос. Габриэль оставил вопрос друга без внимания и продолжил осматривать ящички и коробки.

– Какую-нибудь побрякушку? – настаивал Брентворт. – Подарок для герцогини, чтобы поздравить ее с рождением сына?

– Да, именно это, – ответил Габриэль, чтобы друг отстал. Признаться в истинной причине своих поисков он не мог.

Брентворт указал ему на изысканный золотой кулон.

– Сюда поместится детский локон.

– Да, несомненно. Однако я никак не могу выбрать между этими двумя кулонами.

– Тот, с изумрудом, излишне велик. На память дарят нечто миниатюрное, а не такое, что можно надевать в театр.

– Я всегда был признателен тебе за советы в вопросах хорошего вкуса. Что бы я делал без твоих замечаний, которые уберегли меня от множества ошибок. И все же я никак не могу принять окончательного решения.

– Возьми оба, потом разберешься. По крайней мере это избавит меня еще от получаса скуки.

– Прекрасная идея.

Габриэль жестом показал ювелиру, что он сделал свой выбор.

Пять минут спустя они уже взобрались на лошадей, и у Габриэля в кармане лежали оба украшения. Герцогиня получит скромный кулон; второй, яркий, украшенный драгоценными камнями, достанется другой женщине. Если, конечно, она увидела его объявление и прибудет в назначенное место в нужное время.

И если к тому же ночь пройдет так, как он запланировал. Однако его мысли о таинственной незнакомке несколько поменяли свою тональность. У него появилось ощущение некоей странности их прошлой встречи. Конечно, он мог винить лишь себя одного в том, что напился и заснул… И в то же время у него возникло подозрение, основанное на длительном опыте общения с женщинами, что незнакомка каким-то образом манипулировала им. Во второй раз он не позволит ей этого.

Ну, естественно, пастушка может вообще не появиться. Тем не менее шаль, аккуратно сложенная, лежала у него в гардеробной. Его инстинкт подсказывал: владелица захочет вернуть свою вещь.

Но даже если не так, ему нравилось строить планы и играть в эту игру. Прошлой ночью он даже придумал несколько новых трюков.

Прежде всего в следующий раз он выпьет всего один бокал шампанского и ни глотка больше.

– Мне нужен твой совет, – сказала Аманда.

Кэтрин удивленно подняла брови. Они сидели в комнате Аманды, куда та пригласила подругу на поздний ужин. Аманда принесла от леди Фарнсуорт продукты, гораздо лучше тех, которые им обычно перепадали. Это был подарок повара – остатки торжественного обеда, устроенного ее хозяйкой.

– Мне необходимо встретиться с одним человеком. Джентльменом. Я хочу, чтобы ты взглянула на два платья, которые я тут выложила, и подсказала, какое из них наиболее презентабельно, но при этом не слишком… соблазнительно.

Брови Кэтрин поднялись еще выше.

– С джентльменом, говоришь. Это будет интимная встреча?

– Боюсь, что так.

– Если боишься, то зачем соглашаешься?

– Я не могу тебе пока объяснить. Как бы то ни было, мне нужно, чтобы встреча закончилась как можно скорее. В течение нескольких минут.

Кэтрин расхохоталась так, что запрыгали ее рыжие локоны.

– Ни один мужчина не станет устраивать интимное свидание, чтобы закончить его за несколько минут. И ни одного мужчину невозможно оттолкнуть строгим платьем. Большинство из них интересуют не столько одежды, сколько то, что находится под ними.

– Ты мне поможешь или нет?

– Конечно, помогу. – Кэтрин подошла к кровати и воззрилась на обноски леди Фарнсуорт. – Надень вот это, голубое. У него не такой глубокий вырез, а широкий лиф скроет твою фигуру. Но, по сути, это не имеет никакого значения. – Она вернулась к столу и вновь принялась за курицу. – Ты что, попала в беду?

– А почему ты спрашиваешь?

– Просто не нахожу другого объяснения.

Аманда возила по тарелке кусочки картофеля с зеленью.

– Тут еще пирог. Нам нужно его съесть. Он долго не продержится.

– Значит, ты все-таки попала в беду?

– Нет, просто вышло небольшое недоразумение, из-за которого, к несчастью, этот человек познакомился со мной. И вот теперь я должна с ним увидеться. Только, пожалуйста, не спрашивай зачем.

– Насколько я поняла, у него недостойные намерения относительно тебя. У них у всех такие намерения, так что здесь не нужно большой догадливости. Надевай голубое, но следи за тем, чтобы он с тебя его не снял. Впрочем, они умеют своего добиваться. – Она впилась зубами в куриную ножку. – Ты наивная, как я вижу?

– Немного.

– У тебя кто-нибудь был после того негодяя, который лгал тебе?

Аманда съела немного картофеля и взглянула на активно жующую Кэтрин.

– Тебе нравится этот мужчина? Ты находишь его приятным и красивым? Если нет, тогда все в порядке, но если да, то… – Кэтрин пожала плечами.

– Мне нравится то, что я знаю о нем. И он мне кажется красивым. Но все перечисленное не имеет никакого значения, потому что я не могу позволить себе близких отношений с ним. Это может разрушить всю мою нынешнюю жизнь. Хозяйка выгонит меня в тот же момент, как узнает об этом. Да любой хозяин сделает то же самое.

– Значит, твои возражения против общения с ним чисто практического свойства. Отнюдь не физического.

Аманда почувствовала, что краснеет. Нет, конечно, не физического, она должна быть абсолютно честной с собой. Лэнгфорд казался ей чрезвычайно привлекательным с этой его нагловатой улыбкой, темными локонами и сапфировыми глазами. И даже его высокомерие ее не столько раздражало, сколько веселило.

Ей кружили голову его поцелуи. Она не думала так о мужчинах со времени разрыва со Стивеном. Теперь же в центре ее внимания оказался человек, с которым она никогда раньше не осмелилась бы даже вступить в беседу, не говоря о чем-то большем.

И тем не менее, несмотря на все попытки защититься от соблазна, в душе ее росло волнение по поводу следующей возможной встречи.

Конечно, она вела себя глупо. Для нее он был средством в достижении цели, не более, для него же она была преходящей забавой. Ей необходимо помнить об этом и не увлекаться воспоминаниями об иллюзорных восторгах, пережитых во время его поцелуев. Она вернет шаль и сделает все, чтобы он больше никогда ее не увидел.

Кэтрин отодвинула тарелку и наклонилась к подруге.

– Ты говоришь, он джентльмен. Если он действительно такой и если он тебе нравится и ты находишь его привлекательным, тогда у тебя остается только одна надежда… Ведь вожделениям, которые время от времени в нас просыпаются, почти невозможно противиться.

– И что же это за надежда?

– Ты должна заставить его дать слово джентльмена, что он не обманет тебя. Настоящий джентльмен никогда не нарушит данного обещания, даже если об этом будешь знать только ты одна. По крайней мере, так говорят. Сама-то я не знаю.

– А что, если он джентльмен только на словах?

Кэтрин улыбнулась.

– Тогда поступай с ним соответственно.

Глава 7

«При тех же условиях», – говорилось в объявлении. Аманда дернула садовую калитку, чтобы проверить. Калитка подалась.

Аманда все-таки решила не надевать какое бы то ни было платье вообще. Хорошенько поразмыслив, она пришла к выводу, что если прибудет сегодня в платье, то нарушит главное условие. Конечно, говоря о тех же условиях, он мог и не иметь в виду ее одежду, однако Аманда не хотела подавать ему повода удерживать шаль и требовать еще одной встречи.

Кроме того, во время их прошлой встречи она придумала весьма изощренную историю относительно того, по какой причине явилась в мужской одежде. И если бы сегодня она появилась в платье, ему показалось бы подозрительным то, что названные ею причины вдруг перестали иметь значение. Ей не хотелось, чтобы он вообще задавался какими бы то ни было вопросами на ее счет. Аманда прекрасно понимала: он достаточно умен, чтобы заметить нестыковки в ее доводах.

Вместо платья плутовка и на сей раз надела черные брюки и коричневую рубашку. Она надеялась, что они сделают ее практически невидимой в темноте. С собой она не взяла ничего, что могло бы по какой-то причине остаться у герцога. Ни шали, ни шляпы. В тот раз ей было легче, так как шаль покрывала все ее тело, от плеч до колен. Она давала ей иллюзию защищенности, хотя Аманда прекрасно понимала: никакая шаль не защитит ее, если мужчина забудет о чести.

Девушка проследовала через кухню и поднялась по лестнице для прислуги. Со всех сторон ее, словно туман, окружала тишина. Всегда можно понять, что где-то рядом находятся люди, даже если они спят. Их присутствие чувствуется даже в абсолютной тишине. Нынешней ночью в доме почти отсутствовала человеческая энергетика.

Дверь в библиотеку была открыта. Она вошла. На сей раз огонь в камине не горел. Не были зажжены и лампы. Шторы не закрывали окон, и благодаря свету луны в комнате царил полумрак.

Герцог сидел там же, где и в прошлый раз: на диване лицом к холодному камину. Его сюртук лежал на кресле. Возле кресла стояли и сапоги. На шее у него Аманда не увидела галстука, рубашка и жилет были расстегнуты.

Это заставило ее напрячься. «Да, Кэтрин, теперь я, кажется, попала в беду».

На столике рядом с креслом стояла закрытая бутылка шампанского. И герцог не был пьян.

– А, ну вот и вы, – сказал он. – Пунктуальность – большое достоинство, как говорят. Мне с вами не сравниться.

Но ведь и он тоже пришел вовремя.

– Я не хотела дать вам повод подумать, что не заметила ваше объявление.

Он поднял охапку одежды с дивана.

– Значит, вам очень нужна шаль, если вы рискнули прийти сюда снова. Вы что, боитесь, что ее кто-то узнает? Если это действительно так, значит, круги нашего общения каким-то образом пересекаются.

Да, он и в самом деле начал задаваться вопросами.

– Это моя лучшая шаль, и единственная шелковая. Не хотелось лишиться ее. Вы приложили столько усилий, чтобы вернуть ее мне…

Она осмелилась сделать несколько шагов по направлению к герцогу и протянула руку.

Он положил шаль обратно на диван.

– Думаю, если я сейчас отдам ее вам, вы исчезнете, не выполнив условий.

На его лице появилась едва заметная улыбка, которая, как понимала Аманда, не предвещала ничего хорошего. Атмосфера в библиотеке наэлектризовалась его нереализованными желаниями.

– «При тех же условиях», – сказано в вашем объявлении. Я пришла сюда в условленное время. Я выпью шампанского с вами, если пожелаете, и немного побеседую. После чего должна буду удалиться.

– А поцелуй? Вы забыли про поцелуй.

– Да, конечно. И один поцелуй.

– Я вижу, вы опять в брюках…

– По тем же причинам, о которых я уже говорила. Я приношу свои извинения, если не соответствую вашим вкусам.

– Вовсе нет. Очень пикантно! Они подчеркивают вашу фигуру. Кроме того, уверен, на вас нет корсета. Такой образ весьма привлекателен для меня. – Томным жестом он указал на ее рубашку. – А вот она вам не очень идет – слишком велика…

– По вашему разумению, она не подчеркивает грудь, свободную от корсета.

– А я так пытался быть деликатным. Вы в высшей степени откровенная женщина.

– Настолько откровенная, что могу прямо попросить вас немедленно вернуть шаль. Только из-за нее я и пришла сюда сегодня.

– Вовсе нет, не только, и мы оба прекрасно знаем это.

Его взгляд как будто приглашал ее к спору, к отрицанию того скандального напряжения, что медленно, но неумолимо нарастало между ними.

– Не буду возражать, – ответила Аманда. – Я пришла также и ради бокала шампанского. Трудно сказать, когда в следующий раз мне доведется его отведать.

Габриэль усмехнулся, взял бутылку и стал откупоривать.

– И так как вы сами сказали, что сегодня вечером практически ничем не рискуете, я склонен настаивать на некоторых из моих условий.

– Вы хотите поставить какие-то новые условия? Это несправедливо.

– Не более несправедливо, чем околдовать меня своим пением и усыпить. Тогда вы несправедливо поступили со мной. Вы бросили мне вызов, а затем добились того, что мой порох отсырел.

Значит, он не только задавался вопросами о ней, еще и во всех подробностях запомнил предыдущий вечер.

– Я не заставляла вас пить. Если вы не смогли выстрелить из своего пистолета, не вините меня.

Он посмотрел на нее скептически, а она ответила взглядом, исполненным негодования. Герцог немного смягчился.

– Приношу свои извинения. С моей стороны было не слишком достойно подозревать вас в таких намерениях. – Он вновь обратил внимание на бутылку. – На сей раз я принес только одну…

– А как насчет клубники и сливок?

– В следующий раз я приготовлю все, что вы пожелаете. – Он извлек пробку из бутылки. – Знаете, есть мужчины, которые способны делать это с помощью сабли? Когда мне было семнадцать, я попробовал. Пошел в подвал и несколько раз рубанул по горлышкам. Мой эксперимент закончился множеством разбитых бутылок и разлитым по полу шампанским.

– Кажется, это был очень дорогой эксперимент.

– Отец был вне себя от гнева, когда слуга сообщил ему о загадочном погроме в винном погребе. Они сделали вывод, что туда проникли какие-то отчаянные борцы с контрабандой. Ведь все эти бутылки были нелегально доставлены из Франции. – Он обратил на Аманду взгляд своих синих глаз. – Ну что же вы стоите? Вы можете воспользоваться вон тем, таким далеким от меня, но очень удобным креслом, в котором вы сидели в прошлый раз.

Аманда уселась в кресло. На сей раз оно стояло ближе к дивану. Пока Габриэль наливал вино, Аманда обдумывала ситуацию, в которой оказалась.

Она наивная, его же наивным нельзя назвать ни при каких обстоятельствах. Вне всякого сомнения, он испытывал свою привлекательность на многих и многих светских красавицах. И нисколько не сомневался в цели ее визита. Шаль, по его мнению, была только предлогом. Он полагал, что она попалась на приманку его обаяния и мужской силы.

Да, конечно, она оказалась в сложном положении. И ей не поможет то, что она находит игру увлекательной. Сидя в кресле, Аманда постепенно все больше поддавалась его очарованию.

Он не попросил ее подойти к нему и взять бокал, а, на ее несчастье сам подошел к ней и протянул шампанское.

Его рука коснулась ее руки.

– Только один бокал, – предупредил он. – Вы не должны подумать, что я намеренно опоил вас.

Он стоял рядом с ней дольше, чем было нужно. Теперь она могла его лучше рассмотреть. Искорки в его глазах свидетельствовали, что она в гораздо более сложном положении, чем ей представлялось вначале. Чтобы побороть чувство волнующего предвкушения, она сделала глоток.

– Спасибо.

Он отошел к дивану.

– Вам удобно? – спросил он.

– Да… Нет. Видите ли, ваша светлость…

– Не обращайтесь ко мне так, умоляю. Такое обращение не соответствует ситуации. Оно напоминает мне, что…

– Что вы лорд и джентльмен? Я понимаю, как вам не хочется вспоминать сейчас о втором обстоятельстве.

Было видно, как он напрягся и дернул головой при ее словах.

– Вам лучше было бы оскорбить мой титул, чем намекать на то, на что сейчас намекнули, дорогая незнакомка. Мне очень трудно общаться с вами, не зная вашего имени. Придется самому дать вам имя, чтобы как-то к вам обращаться. Гммм. По какой-то причине мне кажется, вам подойдет имя, начинающееся с «А»: Анна, Анита, Алиса, Аманда…

– Алиса – прекрасное имя, – поспешно прервала она его, когда он остановился на последнем имени.

Он поднял бокал.

– Ну что ж, пусть будет Алиса. Почему вы считаете уместным напомнить, что я джентльмен, Алиса? Мне кажется, до сих пор я демонстрировал вполне достойное поведение.

– Ни одна женщина, которую незнакомый мужчина завлек на ночную встречу, не может доверять ему как джентльмену.

На сей раз ее слова вызвали у него улыбку.

– Со мной вам ничто не угрожает, Алиса.

– Вы даете слово? Вы даете слово джентльмена, что мне здесь ничто не угрожает?

Улыбка исчезла с его лица. Он отвел взгляд. Он почувствовал легкое раздражение, как будто был мальчишкой, задумавшим новую шалость, которую ему помешали совершить.

Едва слышный вздох.

– Я обещаю, что здесь не произойдет ничего такого, чего вы сами бы не пожелали.

А, каков хитрец!

– Это меня не совсем устраивает. Обещайте, что вы не будете стараться подчинить меня. Что вы не будете… не будете…

– Подвергать вас опасности забеременеть от меня? – Он подобрал слова за нее.

Это было слишком откровенно сказано, но она промолчала.

– Даю слово джентльмена. Конечно, если вы меня не попросите об этом.

– Нет. Даже если попрошу.

Он выпил немного вина, как будто задумавшись над ее словами.

Черт возьми! Неужели она и в самом деле полагает, что он будет сопротивляться, если она станет умолять его овладеть ею? Для настоящего мужчины такое противоестественно.

В призрачном свете луны она была очаровательна. Красные губы выделялись особенно ярко, а в ее темных глазах появлялись таинственные искорки. Брюки соблазнительно облегали бедра. И наперекор ее желанию материя рубашки более чем красноречиво намекала на округлость грудей. Он представил ее груди обнаженными, ноги – широко раздвинутыми, и ее, умоляющую его поскорее идти к тому завершению, к которому они оба стремились.

Она была вовсе не глупа, но причина ее осторожности не сводилась только к страху перед ним. Она не до конца доверяла самой себе. Он чувствовал, что само пребывание в этой комнате рядом с ним возбуждает ее. А он редко ошибался в таких вещах. Желание женщины электризовало атмосферу, наполняло ее какими-то невидимыми силами.

У него был выбор: либо дать ей то обещание, на котором она настаивала, либо отослать строптивицу прочь. Подумав о последнем, он даже готов был посмеяться над собой. На это он никогда не пойдет!

– Ну что ж, я даю вам слово джентльмена.

После недолгого колебания, в течение которого она всматривалась в него в темноте, Аманда откинулась на спинку кресла и сделала глоток шампанского.

– Ваш брат не вернулся?

– Если он вернется до наступления сентября, я буду очень удивлен.

– По-видимому, он не слишком любит общество, если уезжает, когда весь свет собирается в Лондоне, и приезжает, когда все разъезжаются.

– Не то чтобы не любит, просто прекрасно без него обходится.

– Если он так хорошо обходится без общества, то что же делает наедине с самим собой?

– Почти все свое время брат отдает научным исследованиям. Самое его любимое место – библиотека. Да, он очень необычный человек.

– А вы, как я вижу, совсем обычный.

Эти ее слова прозвучали как насмешливая критика: «Ваш брат необычен и предан науке, а вы вполне предсказуемый гедонист. В общем, испорченный герцог».

Впрочем, обвинение исходило не от нее. Он часто слышал подобное, хотя Габриэля при этом редко сравнивали с братом. Последнее время оно само собой всплывало среди его раздумий, и винить в этом следовало исключительно леди Фарнсуорт. Черт бы побрал ту журнальную статью!

Ему потребовалось определенное усилие, чтобы подавить раздражение.

– А чем вы занимаетесь, коли светская жизнь вам не по душе? Я очень сомневаюсь, что вы целый день поете.

– Пишу письма. У меня очень хороший почерк. И шью. Иногда ухаживаю за одной пожилой женщиной.

– Вы у нее служите? Это именно то место, которое вы боитесь потерять?

– Да.

Она лгала, или, точнее, говорила не всю правду. Он заметил.

– И нет, я не живу у нее, если вы это имеете в виду.

– И где же вы в таком случае живете?

– Алиса не может вам сказать, потому что я ей об этом не сообщила. – Аманда рассмеялась. – Мне нравится выступать под чужим именем. Как будто я стала совершенно другим человеком.

– Не поймите меня неправильно: я вовсе не собираюсь совать нос в чужие дела, – мне просто очень неприятно думать, что вы идете сюда ночью с противоположного конца города.

– Если вам так уж неприятно об этом думать, зачем вы тогда заманивали меня сюда? И не делайте такой невинный вид. Но, как бы то ни было, я здесь, и вы дали слово джентльмена не соблазнять меня, поэтому в этом доме я в такой же безопасности, как и на ночных улицах Лондона. Сколько бесполезных усилий с вашей стороны! Я повторю то, что уже говорила: вы, вне всякого сомнения, могли бы найти женщину и без таких ухищрений.

– Не люблю ничего слишком простого. Сложности с вами вызывают во мне восторг.

– Если вы узнаете правду обо мне, ваш восторг поубавится. Стоит о себе все рассказать – и я сразу же освобожусь от вас.

– Не исключено.

– Наверняка. Алиса куда более занимательная персона, чем я.

– Я уверен, что вы можете рассказать много интересного о себе. Секреты, которые вы скрываете ото всех. Желания, в которых вы не признаетесь даже самой себе. Как у любого человека, у вас есть все это.

Она сделала вид, что разглядывает бокал с шампанским. Он подошел к ней с бутылкой в руках.

– Позвольте мне налить вам еще немного.

Аманда чуть не подпрыгнула, когда он шагнул в ее сторону.

– Спасибо, но с меня достаточно. Может, мы сразу перейдем к поцелую, чтобы я могла поскорее уйти?

Он поставил бутылку.

– В таком случае идите ко мне, пастушка, и давайте совершим это.

В полутьме маячил его силуэт. Получеловек-полутень. Но, несомненно, мужчина.

Ей удалось разозлить его. Она поняла это по его интонации и напряжению во всей его фигуре. С ее стороны было непростительной ошибкой так обращаться с ним. Но ей нужно было во что бы то ни стало уйти. Он создал слишком много обезоруживающего уюта в библиотеке. Темнота привносила в обстановку еще и интимность. Ей иногда начинало казаться, что она беседует с другом. Или шутит с возлюбленным.

Он продолжал стоять.

Сердце Аманды бешено колотилось, когда она поднялась с кресла.

– Вы не должны прикасаться ко мне. Как вы и говорили, те же самые условия, что и в прошлый раз. Никаких объятий, никаких…

– Ну подойдите же сюда, чтобы мы могли с этим покончить…

Затем она совершила шесть самых долгих шагов в своей жизни и остановилась на расстоянии трех футов от него. Если они оба немного потянутся, то сумеют…

– Ну подойдите же ближе.

Когда Аманда делала эти два последних шага, у нее подгибались ноги, но она оказалась действительно очень близко к нему. Настолько близко, что даже чувствовала его тело рядом. И ее тело реагировало на эту близость.

– Не отодвигайтесь. Если вы будете отодвигаться, все условия упраздняются. И смотрите на меня. Я вовсе не намерен целовать вас в лоб.

Она совсем забыла, какой он высокий, и какой маленькой она себя чувствует рядом с ним. В прошлый раз в саду он сумел покорить ее своей мужественностью. Воспоминания об этом всплыли у нее в памяти, усиливая возбуждение.

Она заставила себя взглянуть ему в лицо. Даже в полутьме ей казалось, что она видит синеву его глаз и озорные локоны.

– Всего один поцелуй, – предупредила она.

– Но я не обещал, что он будет коротким.

Аманда закрыла глаза и вся напряглась. Она не должна так расслабляться, как тогда в саду, и наслаждаться его поцелуем. В течение всего этого поцелуя она должна оставаться холодной.

Но уже от первого соприкосновения их губ весь лед растаял.

Не быстро. Совсем не быстро. Он знал, как продлить поцелуй, как постепенно получить от нее отклик. Тепло растекалось по телу Аманды. Сначала едва заметно, затем мощным потоком, которому невозможно было противостоять. Страстное желание пронизывало ее. Он сдержал обещание и не притрагивался к ней, но вскоре ей страшно захотелось, чтобы он коснулся ее.

Как мужским губам удается быть одновременно мягкими и твердыми? Ее поражало его умение с помощью поцелуя полностью изменить отношение к себе. Она заметила, что любое ничтожное движение во время поцелуя имело грандиозные последствия для всего ее тела. И она уже не возражала, когда его язык наконец проник к ней в рот.

Это вызвало дрожь и острое ощущение удовольствия. Благодаря поцелую она оказалась совсем близко к нему, и их тела легко соприкасались. Рубашка служила плохой защитой, и ее груди набухли от растущего вожделения.

Как этот поцелуй изменил ее: покорил, оживил. Но эти реакции не вызвали в ней ни малейшего протеста. Она радовалась охватившему ее возбуждению.

Аманда настолько забылась, что потеряла равновесие. Она закачалась и чуть было не упала на него. Тогда он все-таки прикоснулся к ней – взял ее за плечи, чтобы помочь удержаться на ногах и немного подвинуть ее.

Она оказалась на диване рядом с ним, поцелуй продолжался. Все тот же один-единственный поцелуй? Ну конечно, их уже было много.

Чувственное возбуждение распространялось по всему ее телу, концентрировалось и вызывало напряжение. Его руки оставались лежать на подушках дивана, но тело искушало ее своими случайными прикосновениями. Ей хотелось большего, намного большего. Ей хотелось чувствовать еще больше его горячих поцелуев на шее и на груди. Еще больше властных прикосновений его губ к ее губам. Еще более сильного аромата его тела, окружавшего ее.

Он покрывал поцелуями то, что обнажал ворот ее рубахи. Она провела рукой по его волосам, стараясь удержать так, чтобы это не прекращалось никогда и вдруг услышала его спокойный и глубокий голос:

– Я тоже хочу вас коснуться. Вы позволите?

Какой красивый голос! Именно такой голос должен звучать в темноте.

Это справедливо, ведь она уже коснулась его. И она так вожделела его ласк. Выразив свое согласие кивком, она понимала, что все условия и обещания с этого момента ничего больше не значат.

Он коснулся ее груди. О, как она хотела этого! Его пальцы поигрывали с тонкой тканью рубашки. Фейерверк наслаждения почти взорвал ее тело. Она покорилась ему, и теперь только три вещи существовали в ее сознании: он, она и удовольствие.

А в обрывках его сознания всплывали воспоминания о том, почему он приложил столько усилий, чтобы увидеть ее снова. Ее безыскусные поцелуи зачаровывали его. Ее осторожные прикосновения разжигали в нем страсть, а ее стыдящееся самого себя вожделение заставляло его сжимать зубы, чтобы сохранить контроль над собой.

Больше. Еще больше. Его губы прокладывали дорожку поцелуев к ее груди. Она запустила руку ему в волосы, и его слуха достиг ее стон.

Теперь ей уже было не до сдержанности. Она была свободна. Он ласкал ее грудь, стараясь вызвать те самые стоны блаженства, пока в них не прозвучит еще и острое желание большего.

Диван его явно не устраивал. Он соскользнул на ковер и увлек ее за собою. Аманда обняла его в ожидании новых ласк.

– Мне нужно видеть вас. – Он расстегнул ее рубашку и распахнул полы.

Аманда не сопротивлялась. Лунный свет наполнял комнату, озаряя выражение восторга у нее на лице и ее обнаженную грудь. Он же продолжал щекотать кончиком языка ее соски, пока она уже больше не смогла сдерживать вопли восторга.

Он доводил ее почти до безумия, лаская бедра и поднимаясь все выше с каждым новым касанием, пока его рука не тронула пушистый треугольник. Она раздвинула ноги в ожидании продолжения. На Габриэля накатила волна животного желания, но он тут же напомнил себе, что дал ей обещание. Это обещание чертовым колоколом прозвучало у него в мозгу. Как некое проклятие. Но на сей раз он пренебрег им и расстегнул ее брюки, чтобы ласкать внутреннюю поверхность бедер. Под брюками у нее ничего не было. Габриэль резким движением стянул их, Аманда приподнялась, чтобы помочь ему.

Отступление было уже невозможным. И ненужным. Рядом с ним была вовсе не обманутая или соблазненная женщина, а женщина, по собственной воле отдававшаяся ему, желание которой пульсировало в унисон с его желанием. Он потянулся снять с нее рубашку, чтобы она осталась на ковре полностью обнаженной. Он будет дарить ей удовольствие и получать, и если она захочет всего…

У него в голове вновь зазвучало его обещание, словно голос зануды учителя, призывающего к вниманию. Черт!

Он впился в нее страстным поцелуем и положил руку на влажный бугорок. Когда он ввел палец в лоно, ее бедра приподнялись, принимая его. Она удерживала его голову, чтобы этот поцелуй длился как можно дольше, пока он ласкал ее рукой. Сознание же его наполнилось образами реального соития, и его вожделение сделалось нестерпимым.

Она потянулась к его бедру.

– Сейчас. Пожалуйста, сейчас.

Когда он воспротивился, ее рука скользнула к той выпуклости, где его напрягшаяся плоть пыталась вырваться из оков одежды. Она такая бесхитростная, подумал он.

Но ее ласка оказалась достаточно изощренной. Она сработала. От одного прикосновения его разум буквально взорвался.

Габриэль сжал зубы. Вне себя от желания, он взгромоздился на нее одетый и прижался в надежде на облегчение. Оно пришло: не сразу, но пришло, – по крайней мере, для него.

Немного придя в себя, он откатился от нее. Она лежала одна: обнаженная, с расставленными ногами – и тяжело дышала.

Габриэль протянул к ней руку. При первом же прикосновении Аманда подскочила и вскрикнула. Он наклонился и поцеловал ее в щеку.

– Не останавливайте меня. Если вы позволите это, то потом будете рады. Я говорю правду.

Она схватила его за плечи, теперь позволив ему все, что угодно, пока из нее не истекла влага, сопровождаемая криком восторга.

Все раздражение, вызванное его обещанием, рассеялось, когда он увидел, с какой свободой и радостью она восприняла свою кульминацию. Это было прекрасное зрелище, так же как и тот покой, что последовал потом. Никакой тревоги. Никаких страхов. Он наблюдал за ней с искренним восторгом.

– Вы не нарушили своего обещания. – Это были первые ее слова, произнесенные в его объятиях на ковре. Брюки валялись у ее ног, а она лежала обнаженная и прекрасная.

Он поцеловал ее.

– Я прежде всего джентльмен, каким бы неудобным это ни было время от времени.

Слово «неудобно» было абсолютно неподходящим сегодня, так как сдержать данное им слово было почти невозможно. Он сам себя удивил. Уже много лет он не делал ничего подобного. Он даже не мог вспомнить, когда нечто подобное произошло в последний раз. Наверное ему тогда не было еще и двадцати лет.

Он смотрел на женщину, лежащую в его объятиях. Ее глаза были закрыты, лицо совершенно расслаблено. Ее темно-алые губы резко контрастировали с бледным телом.

Он ей ничем не был обязан. Он даже не знал ее имени. Никто бы ничего не узнал, если бы он…

Кроме него самого, конечно.

– Вы были очень добры, – сказала она. – В конце. Я не поняла почему…

– Это было ново для вас?

Она кивнула.

– Не вините своего прежнего возлюбленного. Мужчины обычно бывают крайне слепы относительно потенциала женщин. И если им не объяснить, они так и остаются в неведении.

Она повернулась в его объятиях и положила голову на грудь.

– Кто же объяснил это вам?

Ему пришлось задуматься и порыться в памяти.

– Одна женщина. Проститутка. Кажется, мне тогда было лет семнадцать. В этом возрасте мужчины все совершают слишком быстро и поверхностно, а она показала мне другие способы позаботиться о…

Он не знал, какое слово здесь употребить. Обычно он не разговаривал на такую тему с женщиной, будь она светской дамой или потаскухой, но нынешнее его состояние позволило ему завести этот разговор.

– Позаботиться о справедливости и равенстве?

– Да.

– Спасибо вам за это.

– Только за это? А как же то, что я сдержал свое слово?

– О да! Конечно. Спасибо и за это тоже.

Он рассмеялся. И она вторила ему.

– Несмотря на то что это было связано со значительным неудобством, – добавила она.

Он перевернул ее на спину и приподнялся так, чтобы видеть лицо, а затем провел кончиками пальцев по шее и груди.

– Вы гораздо больше, чем просто обыкновенная женщина. Вы должны знать себе цену. Я не льщу вам.

Аманда прикрыла глаза.

Он продолжал ласкать ее. Его зачаровывали очертания ее обнаженной фигуры в свете луны.

– Чего вы боитесь? Этот страх ни на мгновение не отпустил вас, пока вы были со мной. Я ощущаю, как он пытается разрушить то счастливое чувство удовлетворения, которое вы сейчас переживаете.

Она взглянула на него, но ничего не ответила.

– Кто-то угрожает вам? – Он почувствовал, что ей хочется открыть ему какую-то тайну. – Если это так, я могу вам помочь. Вы даже не представляете, каким влиянием обладает герцог.

– Вполне представляю. Ваша власть безгранична.

– Начнем с того, что люди склонны прислушиваться, к тому, что мы говорим. Мне очень неприятно думать, что вы живете в постоянной боязни перед жестоким родственником или кем-то еще, кто использует угрозы, чтобы… добиться от вас желаемого.

Он не понимал, почему эта мысль пришла ему в голову. Возможно, само ее поведение в течение последних нескольких минут подсказало ему такой вывод.

– Ни одному мужчине не удалось добиться от меня желаемого, – сказала она ровным голосом. – Ни одному. Кроме вас. Сегодня вечером…

Слова «сегодня вечером» были произнесены со всей решительностью и определенностью. Только сегодня вечером.

– Я не добился от вас желаемого. Неужели вы уже забыли?

– Но вы были близки к этому.

– Быть близким к цели и достичь ее совсем не одно и то же, уверяю вас. Освободите меня от данного вам обещания, и я с радостью покажу, что имею в виду.

– Это было бы… неразумно.

Габриэль почувствовал, что она хотела произнести нечто более решительное. Девушка снова нахмурилась.

– Вы хотите сказать, что вам было неприятно? Я не знала.

Он рассмеялся и поцеловал ее.

– Напротив, мне было очень приятно, однако я ощущал некоторое несовершенство произошедшего из-за его незавершенности.

– Вы во всем ищете совершенство? У герцогов высокие стандарты, как я вижу.

– Нет никакого смысла делать что-либо, если вы не можете сделать это хорошо. Этому учил меня отец. Конечно, он имел в виду не то, чем мы с вами только что занимались.

– Он имел в виду какие-то герцогские дела, я полагаю.

– Всякие дела. Просто не то, чем мы занимались. По крайней мере, я так думаю. Хотя кто его знает. Мне никогда не приходило в голову, что он мог подразумевать и совершенство в чувственных удовольствиях. Если это действительно так, мое восхищение родителем возрастет в десять раз.

Он притянул ее к себе. Одно мгновение неловкости и напряжения – и Аманда расслабилась, прильнув к нему.

– Вы изумительны, когда свободны от своих доспехов, пастушка.

– Я думала, меня зовут Алиса. И мне кажется, любая женщина красивее обнаженной, чем в одежде.

– Как ни странно, вы заблуждаетесь. Многие, сбросив одежду, становятся ужасно стеснительными, замкнутыми и сверхосторожными, но вы совсем напротив – свободны и открыты.

Аманда приподнялась на локтях и взглянула на него сверху вниз.

– И что же я вам еще открыла, кроме своего тела?

Герцог провел рукой по ее лицу.

– Что у вас за стеной из страха скрывается прекрасное сердце. – Он притянул к себе ее голову и поцеловал. – Вам не следует меня бояться. Вы доверились мне сегодня и поняли, что мне можно доверять во всем.

На лице Аманды появилось нечто похожее на удивление.

Габриэль сел и протянул руку за сюртуком, нащупал в кармане бархатный мешочек, а затем снова лег рядом с Амандой.

Он перевернул ее на спину и извлек из мешочка медальон. Было не совсем удобно вручать ей этот подарок, но ему очень хотелось. Он понимал, что она нечасто получала подарки. Он положил медальон ей на грудь. Она перевела взгляд на украшение, подняла и стала рассматривать в лунном свете. Серебристые искорки поблескивали в гранях камня.

Казалось, подарок смутил Аманду.

– Это вам, – сказал Габриэль.

– Плата?

– Мне не за что вам платить – разве что за превосходное испытание моей чести.

– Мне кажется, вы говорили, что вам понравилось.

Он рассмеялся, взял медальон и снова положил ей на грудь.

– Да, понравилось. Как бы то ни было, это всего лишь скромный подарок женщине, которой удалось развлечь пресыщенного мужчину. Вы можете продать его, если захотите. Я вручаю его вам в знак искренней привязанности и без всяких условий.

Аманда коснулась медальона пальцем.

– Я не должна его принимать.

– Напротив, я надеюсь, что вы его примете.

Он обнял ее и прижал к себе.

– Я отвезу вас домой. И ваш страх пройдет, как только станет ясно, что о вас заботится пэр Англии.

Его слова вывели Аманду из блаженного оцепенения.

– Я не могу позволить, чтобы вы увидели, где я поселилась. Мое жилище очень бедное.

– Ну что ж, тогда не сейчас, если вы против. – Он поцеловал ее в макушку. – Как бы то ни было, я все равно отвезу вас. Экипаж остановился за несколько кварталов от вашего дома, чтобы вам не идти через весь город одной. И не спорьте.

Аманда чувствовала, что его клонит в сон. И он действительно задремал, но она все равно оставалась в его объятиях.

Медальон продолжал лежать на том месте, куда Габриэль положил его, – чуть повыше ее грудей. Дорогой медальон. Выбранный со вкусом. Она могла бы полгода жить на деньги, вырученные от его продажи. И, возможно, когда-нибудь ей придется так сделать.

Его объятия создавали ощущение покоя и безопасности. Она как будто забыла свои страхи. Однако через какое-то время вновь вернулись мысли об опасности, которая могла исходить от него.

«В знак искренней привязанности». Что он хотел этим сказать? Какую привязанность он может испытывать к ней? Он ведь даже не знает, кто она такая.

«О вас заботится пэр Англии». Такая забота вполне может привести ее в тюрьму.

Его забота подразумевала дальнейшие встречи. Удовольствия. Более тесную связь.

Внезапно Аманда ощутила нечто новое. Она услышала его громкое дыхание рядом со своим ухом, прикосновение его тела. И острое, почти болезненное желание охватило ее. Если бы только…

Она ласково провела рукой по лицу герцога, осторожно, так чтобы не проснулся, после чего высвободилась из объятий.

Восход солнца разбудил его, а не Майлза. Первые бледные лучи проникали в окно.

Габриэль взглянул на потолок, потом на ковер, где лежал. Воспоминания о прошедшей ночи нахлынули на него. Он повернулся с улыбкой туда, где ожидал увидеть спящую женщину.

Яркий луч солнца освещал ковер. В его свете сверкал драгоценный камень. На том месте, где должна была лежать Алиса, покоился медальон. Габриэль уставился на него, затем встал, оглядел библиотеку, теперь лишенную любых признаков ее присутствия. Возможно, все это ему приснилось.

Он поднял медальон, сунул в карман и грубо выругался.

Глава 8

Дамы занимались планированием нового номера «Парнаса», в то время, как Аманда работала со счетами журнала в библиотеке клуба и беззастенчиво подслушивала их болтовню. И еще больше навострила уши, когда разговор перешел на темы, касавшиеся жизни высшего общества. Ни одну из упоминавшихся в разговоре персон она не знала, но тем не менее с удовольствием внимала светским сплетням.

Примерно через полчаса в разговоре вспыли и известные ей имена.

– Говорят, что билль о реформе уголовных наказаний находит все бо́льшую поддержку в палате лордов, – заметила леди Фарнсуорт.

– Я совсем не удивлена, – отозвалась миссис Галбрет. – Им занялся Брентворт. Когда за биллем стоит такое имя, конечно, он вызовет значительно большее внимание.

– Не будем забывать, что не он автор билля, – с многозначительной улыбкой напомнила леди Фарнсуорт, – а один из его старых друзей. Говорят, наиболее горячо в поддержку законопроекта высказывался Лэнгфорд.

– Возможно, вам не стоит себе одной приписывать заслугу в той горячности, с какой Лэнгфорд защищал этот документ, ведь ваша статья вышла почти год назад.

При упоминании Лэнгфорда Аманда смутилась и низко склонилась над столом, чтобы никто не заметил краски на ее лице.

События, произошедшего четыре дня назад, все еще живо волновали ее. Как бы она ни ругала себя, единственное сожаление, пробудившееся у нее в душе, было от того, что ей больше никогда не придется испытать такой близости. Воспоминания то и дело всплывали у нее в памяти, вызывая сложный комплекс эмоций.

– Существуют совершенно определенные свидетельства того, что он принял мои слова близко к сердцу. И много свидетельств. Он определенно узнал себя. И сделал неоднозначные выводы.

– Полностью согласна. Тем не менее, должна заметить, что-то еще вдохновило его на поддержку этого законопроекта, – сказала леди Грейс.

– Ума не приложу, что бы это могло быть.

– Возможно, ему известен какой-то преступник, наказание которого он находит чрезмерным.

Аманда чуть было не сломала перо и чернила разбрызгались по бумаге. Она быстро все промокнула и сделала вид, что занята анализом цифр.

– Он абсолютный гедонист и безответственный человек, но у него, естественно, не может быть никаких дел с преступниками, – воскликнула леди Фарнсуорт, фыркнув. – Боже, как вам могло такое прийти в голову! Возможно, у вас есть какие-то сведения, которые нам неизвестны? Если же нет, то даже намекать на нечто подобное крайне опрометчиво.

– Я просто хотела сказать, что нам не следует возлагать слишком большие ожидания на наш журнал и рассчитывать, что он способен кардинальным образом изменить характер человека.

– Неужели его характер так радикально изменился? – спросила миссис Далтон.

Аманда украдкой бросила взгляд на собравшихся дам. Леди Грейс просто-напросто занялась своим куском торта, потому ответила не сразу:

– Вам должно быть известно, что его довольно давно не видели в обществе женщин. Уже несколько недель.

– Но это не так уж и долго.

– Для него долго.

– Возможно, он не демонстрирует своих отношений.

– Лэнгфорд всегда все демонстрирует. Он бравирует своими романами. Он приводит своих любовниц на званые обеды и усыпает драгоценностями.

– Может быть, это еще одно небольшое изменение в его характере. – Аманда узнала тихий голосок совсем неразговорчивой миссис Кларк. – Я имею в виду его скрытность. Он может все еще быть большим любителем женского общества, но делать это не так публично, как прежде.

– Ему, конечно, нужно жениться, – заметила леди Фарнсуорт. – Еще один долг, которым он пренебрег. Если он покинет наш мир без наследника, титул перейдет к его брату, который вообще чуть ли не отшельник.

– Вы хотите сказать, слишком рассеян, чтобы узнать себя в статье, где его подвергают жестокой критике, – прокомментировала миссис Галбрет.

Дамы рассмеялись. Не смеялась только леди Фарнсуорт, которая даже постучала ложечкой о чашку, чтобы привлечь внимание.

– Довольно. Давайте будем завершать. Выдвигаются две темы исторических очерков…

Последовало голосование, после чего миссис Галбрет подвела итог заседания, огласив план дальнейших мероприятий по изданию следующего номера. Когда дамы разошлись, Аманда почувствовала, что кто-то стоит у нее за спиной.

Миссис Галбрет заглядывала ей через плечо.

– Просто не верится, как быстро вы со всем этим справляетесь, мисс Уэверли.

– Мне это не составляет труда. Ведь ваши бумаги в идеальном порядке.

Теперь с торговцами расплатятся вовремя. Когда она только приступила к работе, несколько счетов оказались просрочены, и Аманде было обидно за тех, кому пришлось ждать оплаты своих услуг из-за невнимательности ее предшественников.

Ей также не терпелось привести счета в полный порядок еще и потому, что в скором времени она собиралась их снова передать миссис Галбрет. Или кому-то, кого издатели найдут ей взамен.

– Если вы уже закончили, пройдемте, пожалуйста, со мной. Я хотела бы вам кое-что показать.

Аманда отложила перо, отодвинула чернильницу и проследовала за миссис Галбрет. Они стали подниматься по лестнице. Миссис Галбрет открыла дверь и провела ее в спальню.

– Леди Фарнсуорт призналась мне по секрету, что ее беспокоит ваша домашняя ситуация, – начала миссис Галбрет. – Ей кажется, что вы прозябаете в какой-то жалкой комнатушке без отопления.

– У меня есть отопление. – Аманда никогда не рассказывала леди Фарнсуорт, где и как живет. Доброй женщине пришел на помощь жизненный опыт и воображение.

– Герцогиня предложила, чтобы я пригласила вас поселиться здесь. Эта комната станет вашей. Никто не будет вам мешать.

Аманда прошлась по комнате. Не очень большая по размеру, но вполне удобная. Обставленная скромно, но со вкусом. Окна выходили на площадь, были видны деревья, прохожие и экипажи. В гардеробной мог поместиться платяной шкаф, намного превосходивший тот, которым располагала Аманда.

Комната напомнила ей ту, в которой она жила, обучаясь в школе, только значительно больше и красивее. Она представила, как с наступлением зимы устроится в кресле у камина за книгой. Вообразила, как уляжется в кровать и задернет полог. Возможно, она даже подружится с миссис Галбрет, если примет это предложение. Или по крайней мере с кем-то из слуг. У нее может появиться настоящий дом.

Ей так хотелось сказать «да», но у нее было столько весомых причин ответить «нет».

– Вы и герцогиня слишком добры ко мне, однако, я полагаю, мне лучше будет остаться там, где я проживаю ныне, потому что это ближе к леди Фарнсуорт. Недалеко от Лейсестер-сквер. Очень тронута щедростью вашего предложения, и надеюсь, простите меня, если отклоню его.

– Я говорила герцогине, что вы слишком цените свою независимость. Со своей стороны, я вас прекрасно понимаю, мисс Уэверли. И, пожалуйста, знайте: мы всегда с радостью ждем вас здесь, если передумаете.

Аманда проследовала за миссис Галбрет и еще раз окинула взглядом эту прекрасную комнату, перед тем как за ней закрылась дверь.

Габриэль взглянул на карманные часы. То же самое сделал Страттон.

– С ней все в порядке. Твой сын тоже в полном порядке, – сказал Габриэль после того, как попросил принести карты. – У нас по крайней мере есть целый час перед тем, как я смогу тебя отпустить.

Он привел Страттона в комнату для игры в карты по просьбе молодой матери. В ее записке говорилось:

«Я умоляю вас увести его куда-нибудь на вечер. Утащите его силой, если потребуется. Его постоянное присутствие сводит меня с ума».

– А если я ей понадоблюсь?..

– Ей нужно только одно – несколько часов покоя и одиночества.

– Я никогда не поверю, что она могла сказать тебе такое. Я поговорю с ней, и, если ты солгал, ищи себе другую компанию для развлечений.

– Кажется, отцовство сделало из тебя идиота. Она хотела сохранить свою просьбу в тайне. И я бы исполнил ее желание, если бы не твое упрямство. Но раз уже ты выпытал у меня правду, то поклянись, что не расскажешь ей об этом.

– И не подумаю!

– Тогда я рискую испортить отношения с твоей женой. Честно говоря, я ее боюсь. У меня есть список людей, которых я никогда не хотел бы иметь в числе своих врагов, и она в нем – одна из первых.

Страттон рассмеялся.

– Боюсь, она одна из первых и в моем списке тоже.

– Ну, тогда клянись, что ты не сделаешь ничего такого, что испортит наши с ней отношения.

Страттон швырнул свои карты.

– Я не шучу. Поклянись. Или по крайней мере пообещай.

Страттон трагически вздохнул.

– Даю слово джентльмена: я не сообщу ей, что ты раскрыл ее план.

«Слово джентльмена». Эта фраза Страттона навеяла воспоминания, от которых он хотел избавиться. Почему же это вызвало раздражение. Пастушка вновь исчезла, как и в прошлый раз. А он так надеялся…

С ним поступили как со случайным знакомым. И это после того, как он продемонстрировал ей поистине героическую сдержанность. И она не взяла медальон. С явным нежеланием Габриэль вынужден был признать: такой поступок является свидетельством достойного характера, но это могло значить, что она больше не желает видеться с ним. Хотя в такой ситуации большинство женщин не задумываясь приняли бы подарок.

С другой стороны, ее поступок был демонстрацией неблагодарности. Или он ошибался? Габриэль не мог решить окончательно. Ему было трудно оценивать случившееся объективно, так как со многих точек зрения он оставался абсолютно неудовлетворенным.

Перед его мысленным взором возник образ ее обнаженного, бледного в лунном свете тела, ее темно-алых губ и крика восторженного удовлетворения в конце. Недолгих минут удивительной открытости, перед тем как кольцо страха вновь сомкнулось вокруг нее.

Но что стало причиной возвращения этой мрачной тени? Нечто вполне реальное. Он тревожился за нее и за ее безопасность, несмотря на то что сам же считал такое беспокойство глупостью со своей стороны. Она отвергла его помощь. И ему следует забыть о ней.

– О чем ты задумался? Так нахмурился… – спросил Страттон, оторвав взгляд от карт.

– Я думаю, почему ты постоянно выигрываешь, а я проигрываю.

– Возможно потому, что я веду правильный образ жизни, а ты нет.

– У меня нет никаких оснований полагать, что правильный образ жизни приносит какую-то выгоду, поэтому причина явно не в этом.

– Ты уже попробовал и был разочарован?

– Ну, скажем так: я опустил одну ногу в озеро правильного образа жизни и почувствовал, насколько холодная там вода.

Слова Габриэля заставили Страттона задуматься.

– Мне надо время, чтобы осмыслить этот образ.

– Не думаю: я тебе ничего особенного не сказал.

– Нет, ты сказал, и сказал очень многое.

Жестом Страттон отослал крупье прочь и, поставив локти на стол, внимательно воззрился на Габриэля.

Тому это не понравилось, он пригласил крупье и попросил раздать карты.

– Какая чепуха! Как будто ты знаешь меня или вообще кого бы то ни было настолько хорошо, что можешь просто посмотреть в глаза и понять, что они подразумевали под какой-то туманной фразой…

– Конечно, это имеет отношение к женщине. Здесь не может быть никакого сомнения.

Габриэль сделал вид, что не обращает внимания на слова друга, и взял свои карты. И вновь невезение – очень плохие карты. Шанс выигрыша был практически нулевым.

– Ты пытался вести правильной образ жизни в вопросах, касающихся отношений с женщиной, что, как я полагаю, означает следующее: ты не соблазнил ее, даже имея такую возможность.

Габриэль выложил две карты и взял еще две.

– Так как последнее время не было никаких сплетен о твоих приключениях, следовательно, мы имеем дело с каким-то тайным обожанием. Твоя пастушка?

Габриэль внимательно разглядывал свои карты, несмотря на то что давно знал: он проиграл!

– Кажется, я попал в точку.

– Ты вообще ничего не видишь, не только этого.

– Вижу. Когда тебя на чем-нибудь ловят, ты сразу прищуриваешься.

– Я смотрю в свои карты, а освещение не очень хорошее.

– Значит, ты виделся со своей пастушкой. Ты сдержал свои импульсы и это не произвело на нее должного впечатления.

– Оно произвело на нее очень большое впечатление.

– Но новых встреч не будет. Вот откуда холодная вода правильного образа жизни.

– Я не сказал, что новых встреч не будет. Говоря о холодной воде, я имел в виду самоограничение…

– Ты хоть имя-то ее узнал?

Габриэль швырнул карты на стол и встал.

Страттон снова извлек свои карманные часы.

– Сколько еще времени ты собираешься держать меня здесь?

– Можешь проваливать.

– Прямо сейчас? Но мы же не хотим, чтобы Клара сердилась на тебя.

– Иди. Я настаиваю.

– Мы можем еще часок поболтать, если это необходимо.

– Иди домой. Иди к черту. Иди куда угодно, прежде чем я не надавал тебе тумаков.

Два дня спустя поздно вечером Габриэль пришел в дом своего брата. Слуга больше не спал у дверей, возможно, надеялся на очередной визит герцога и на шанс получить плату за свою ненавязчивость.

Увидев Габриэля, он вскочил.

– На рассвете, как обычно, ваша светлость?

Габриэль протянул ему деньги.

– Нет. Сиди здесь. Если я не приеду к половине одиннадцатого, уходи до рассвета.

Парень с любопытством взглянул на хозяина, но принял приказание без лишних слов.

– Мне, по-видимому, следует сообщить вам. Лорд Гарольд написал, что возвращается через несколько дней.

– Недолго длилось его отсутствие. Стоило ли вообще уезжать.

– Он прибудет с визитом – и сразу же уедет.

А зачем Гарри нужен этот визит? Однако у Габриэля не было времени на раздумья. Он уже давно отказался от попыток понять Гарри.

Габриэль спустился вниз, открыл садовую калитку, затем поднялся по лестнице в библиотеку. Устроившись поудобнее в кресле, он вынул карманные часы и положил на диван рядом с собой.

Некоторое время назад он поместил еще одно объявление в газету. «Пастушка, в то же время, в том же месте 10 июня». Через двадцать минут станет ясно, увидела ли она это объявление и решила ли на него откликнуться.

Сегодня он не принес с собой шампанского, что явилось свидетельством его плохих предчувствий. В прошлый раз она ушла будто… окончательно. И все же…

Время тянулось медленно. Мысли о парламентском билле и воспоминания о прежних победах не могли его отвлечь. Он изо всех сил старался не смотреть на часы, и тем не менее через каждые пять минут его взгляд падал на циферблат.

Пробило десять, потом пять минут одиннадцатого. В десять минут одиннадцатого заскрипели половицы. Его сердце бешено забилось. Он был почти готов вскочить и броситься к дверям, однако среди вечерних теней никто не появился. Это был всего лишь обычный звук, который нередко издают по ночам старые дома.

В двадцать минут одиннадцатого он смирился: она не придет! Острота, с которой он переживал свое разочарование, поразила герцога.

В двадцать пять минут одиннадцатого он спустился к выходу и сказал слуге:

– Закрой за мной, а потом уходи сам и запри садовую калитку.

Он вышел в сырую ночную прохладу. «Черт… черт… черт… Ты осел, Лэнгфорд!»

Аманда вошла в типографию мистера Питерсона на Стренде и стряхнула капли дождя с накидки. Несмотря на противный моросящий дождь, она не осмелилась манкировать этим ежедневным визитом по пути домой.

Ее настроение вполне соответствовало мрачному дню. Мысль о новом приглашении Лэнгфорда не покидала ее с прошлого вечера, когда, остро осознавая болезненность потери, она все-таки пришла к заключению не ходить к нему.

Решение далось ей нелегко. Ей так хотелось откликнуться на его зов. Ей льстило, что герцог продолжает искать с ней встреч. Конечно, она не заблуждалась относительно характера его интереса. Она привлекла мужчину, которому наскучили бесчисленные светские интрижки, и была для него чем-то абсолютно новым и неожиданным. Тем не менее его притяжение было очень сильным. Возможно, он и не испытывал к ней ничего по-настоящему глубокого во время их последней встречи, но ведь она умела ценить малейшую теплоту, в которой жизнь ей до сих пор отказывала.

Она почти уже решилась отозваться на его приглашение. «Чему это может навредить? Ты ведь ни перед кем не отчитываешься». Таковы были аргументы в пользу встречи. С другой стороны, вмешалось ее сердце, напомнив Аманде, что дальнейшая близость принесет лишь новую боль, когда ей придется с ним окончательно порвать. Поэтому прошлым вечером она осталась дома, в своем унылом подвале, воображая их несостоявшуюся встречу: слушая болтовню герцога и испытывая то наслаждение, которое он умел дарить.

Аманда подошла к прилавку. Мистер Питерсон знал ее в лицо – она приходила сюда в течение многих лет, – но терпеливо ждал вопроса о письмах на имя миссис Бутлкамп. Он порылся в коробке под прилавком, вытащил конверт и протянул ей.

Аманда схватила письмо и уставилась на него. Оно шло так долго! Она уже начала сомневаться, что послание вообще когда-нибудь придет.

Обычно она не вскрывала письмо до возвращения домой или, по крайней мере до выхода из типографии, но сегодня не удержалась и вскрыла печать прямо на месте.

Адрес миссис Бутлкамп был написан не рукой ее матери, так же как и сам текст. Его написал какой-то другой человек.

«Упакуй надежно и оставь у хозяина бакалеи Морриса на Грейт-Саттон-стрит около Ред-Лайон-сквер 24 июня и адресуй посылку мистеру Тренхольму».

И это все. Никаких заверений по поводу того, что ее мать освободят или даже просто, что с ней все в порядке. И этот чужой почерк… Аманду эти обстоятельства крайне обеспокоили. Бакалея Морриса. Новое место. Ей это тоже не понравилось. Почему изменились условия? И из-за чего задержалось письмо?

Мама никогда не одобряла подобной неаккуратности. Очень важно как можно скорее переправить товар. Ведь при такой небрежности легко можно попасться. Конечно, опасность угрожала не похитителю матери, а Аманде, ведь драгоценности находились у нее. Возможно, мать отказалась писать письмо по этой причине.

В изменении условий был только один плюс. Аманда может использовать появившееся у нее время для других целей. Она тщательно продумает свой план и предпримет определенные шаги к его успешной реализации.

Возвращаясь домой под дождем, она начала планировать свои дальнейшие действия, войдя в дом, обнаружила у лестницы в подвал хлюпающую носом Кэтрин.

– У тебя есть чем топить? – спросила Кэтрин. – Меня бьет озноб, и сырость как будто проникла мне в кости. Я пошла в кабачок, и хозяин отослал меня домой. «Ты больна, – сказал он. – Моим хозяевам не понравится».

Аманда впустила ее к себе. Поставила стул поближе к камину и развела небольшой огонь.

– Ты мало ешь и мало спишь, оттого у тебя летняя лихорадка. – Она сняла с вешалки одну из своих вязаных шалей и укутала ею плечи Кэтрин.

– Мне приходится работать допоздна, пока продается эль. А спать днем я так и не научилась. Здесь, в городе, слишком шумно. Дома по утрам летом мне не хотелось вылезать из постели, но приходилось из-за разных домашних дел. Всегда в жизни что-то не сходится.

Аманда прикоснулась рукой ко лбу Кэтрин.

– У тебя жар. Когда он спадет, ты почувствуешь себя немного лучше.

– Если спадет.

Аманда предпочитала не думать о жаре, который не спадает. Кэтрин не казалась совсем ослабшей, да и жар у нее был небольшой.

Аманда повесила котелок с супом над очагом.

– Ты так мне и не рассказала о своей встрече с этим лордом, – заметила Кэтрин.

Аманда хлопотала над ужином и размышляла о том, что ей ответить подруге.

– Ты мне вообще-то не обязана рассказывать об этом, – добавила Кэтрин.

– Да и рассказывать-то, собственно, нечего. Мы встретились, я ушла, и с тех пор мы не виделись.

– Значит, он все-таки оказался джентльменом?

Аманда протянула руку за двумя чашками на полке, повернувшись спиной к Кэтрин, так чтобы скрыть выражение своего лица.

– Да. Джентльменом в высшей степени.

– О! Я разочарована.

Аманда рассмеялась, потому что разочарована была не только Кэтрин.

– И ни одного поцелуя? – спросила Кэтрин. – Если он не попытался тебя поцеловать хотя бы раз, значит, с ним что-то не в порядке.

– Один поцелуй был, – призналась Аманда. – Один очень долгий поцелуй.

Их было больше одного, но тот, первый, который длился бесконечность, она никогда не забудет. Так же как и трогательный нежный последний поцелуй. Так же как и тот, когда он словно вдохнул ее вскрик содрогания от неизъяснимого наслаждения. Так же как…

– Он ведь тебе нравится? По тому, как ты сказала «один очень долгий поцелуй», мне стало ясно: он тебе нравится. Если это так, то жаль, что ты его больше никогда не увидишь. Конечно, ваши отношения никогда не будут по-настоящему респектабельными, но ведь на свете существуют вещи и похуже, чем быть на содержании у джентльмена. – Она окинула взглядом подвал.

– Нет никакого смысла рассуждать на эту тему. Я ведь уезжаю скоро из Лондона.

Кэтрин нахмурилась.

– Но почему? У тебя же здесь все складывается хорошо. Та леди, у которой ты работаешь, очень добра к тебе. Я уверена, что ты сможешь найти себе жилье получше или вообще переселиться к своей хозяйке.

– Перспективы получше ждут меня в другом месте.

– Лучше, чем служба у твоей нынешней хозяйки? Я не могу представить себе лучших условий. – Она поплотнее укуталась в шаль и взглянула на огонь в очаге. – Ты моя лучшая подруга здесь. И единственная. Другим, которые называют себя подругами, я не доверяю. Не думаю, что кто-то из них поделился бы со мной углем, если бы у меня началась простуда или мне нужно было помыться.

Аманда опустилась на колени рядом со стулом, где сидела Кэтрин, и обняла ее.

– Мне тоже тебя будет очень не хватать. Мне было так одиноко до того дня, когда я услышала, как ты ругаешься в ванной за стеной. Я отдам тебе весь оставшийся у меня уголь, чтобы ты могла принимать ванну сколько захочешь и вспоминать меня. Возможно, ты сможешь переселиться сюда после моего отъезда. Здесь днем гораздо тише, чем в твоей комнате, так что будешь лучше спать.

– Боюсь, что, если я буду спать здесь, не увижу света и не узнаю о наступлении дня. Но как же мило с твоей стороны, что ты хочешь оставить мне свой уголь.

– Мне придется оставить здесь некоторые платья. Если хочешь, возьми их, потом перешьешь или продашь.

Лицо Кэтрин просветлело.

– По крайней мере одно из них я точно буду носить. Ведь уже больше года я не покупала себе нового платья. – Но лицо ее снова потемнело. – И когда же ты планируешь отъезд?

– До конца месяца. – Аманда встала. – Суп разогрелся. Не вставай, я принесу тебе тарелку.

Глава 9

Габриэль сидел за столом в кабинете, которым он только в последнее время начал регулярно пользоваться. Само место за письменным столом символизировало изменения в его жизни, которые ему не очень-то и нравились. Как бы то ни было, он читал письма, имевшие отношение к биллю о реформе уголовного законодательства, и делал пометки для ответов на них. Он уже понял: на работу с корреспонденцией уйдет целый день. Габриэль решил засесть за ответы вместе со своим секретарем Тадием. Или его зову Тацит? Черт возьми, ему никогда не удастся запомнить, как зовут мистера Кроули.

В последние несколько дней Габриэль с головой окунулся в свои обязанности, что помогло ему отвлечься от мыслей о таинственной незнакомке и об оскорбленном самолюбии. Однако эти мысли время о времени продолжали внезапно всплывать у него в голове, соединяясь в комбинации живых образов, сочетаясь с подспудным возбуждением и явным раздражением.

То же самое происходило и сейчас, из-за чего он никак не мог сосредоточиться. Кто бы мог подумать, что с ним так поступит женщина?! Что ей удастся столь долго скрывать свое имя, а из него сделать самого настоящего идиота?

И после того как он дал ей слово джентльмена, что стоило ему большого труда, она пренебрегала им, отвергла… Нет, не отвергла, напомнил он себе. Ведь между ними не было реальных отношений. Однако в определенном смысле он все-таки чувствовал себя выброшенным за борт. Перед тем как они уснули, между ними сложилось молчаливое согласие, по крайней мере ему так показалось. Согласие, что с наступлением рассвета он найдет ее рядом с собой.

Габриэль проглотил нахлынувшее раздражение и заставил себя вернуться к треклятым письмам.

По прошествии некоторого времени, в течение которого он ругал себя за то, что вообще взялся за этот билль, не подозревая о скучной и рутинной работе, с ним связанной, открылась дверь кабинета и вошел его брат. Обрадовавшись возможности отвлечься, Габриэль отложил перо и откинулся на спинку кресла.

– Твое возвращение меня радует, но и удивляет, Гарри. Сезон еще не закончился, но некоторые семейства уже отъезжают в деревню, которую ты по каким-то непостижимым причинам так внезапно покинул.

– Я должен был вернуться. Что касается причины, то именно для того, чтобы объяснить ее, я и пришел сюда.

– Ты намеренно меня интригуешь? На тебя это не похоже.

Гарри развернул кресло, в котором обычно сидел секретарь, и сел.

– Я получил известие, что мне следует вернуться и проверить свой дом. Соседний особняк обокрали. Наш квартал гудит как пчелиный улей: хозяева проверяют сохранность ценностей.

– Ну, ты уже провел инвентаризацию своих сокровищ? Должен признаться, я несколько раз посещал твой особняк, и если ты обнаружишь пропажу каких-то предметов, имей в виду: это моих рук дело. А еще я обследовал дом, и кажется, там все на месте.

– Верно, из моего дома ничего не пропало. Обокрали дом сэра Малкольма, моего соседа.

– Воображаю! Его дом доверху набит сокровищами, накопленными многими поколениями предков. Как вообще стало известно о пропаже?

– Не знаю точно. Однако свидетельства хищения неоспоримы. В любом случае в ближайшее время я должен быть особенно осторожным.

– Гарри, не хочу тебя обидеть, но вряд ли воров заинтересуют старинные научные трактаты и артефакты варварских культур. Я уверен, тебе нечего бояться.

– Думаю, ты прав. И все же я пришел попросить у тебя несколько твоих лакеев в помощь моим. Только на ночь. Подозреваю, что старик Джерард спит так крепко, что не услышит, если воры даже пройдут рядом с ним.

– Бери сколько хочешь лакеев, если чувствуешь в них необходимость.

Гарри был удовлетворен, однако не уходил. Он явно хотел что-то сказать брату, но не мог отыскать подходящего тона.

– Ты за время моего отсутствия встречал Эмилию?

– Несколько раз, не помню точно сколько.

Хотя помнил он прекрасно. Трижды на вечеринках и балах и дважды в доме сестры. Кроме дня появления на свет новорожденного, два дня назад там был небольшой раут по поводу первого выхода герцогини из своих комнат после родов.

– Она говорила обо мне? – спросил он как бы между прочим, так, словно это не имело никакого значения, что, конечно, означало обратное.

– Немного. Она спросила о тебе. Не придавай этому большого значения.

Габриэль встал и вынул из бара бутылку бренди. Налил два бокала и протянул один из них Гарри.

– Большое заблуждение рассматривать любую женщину как нечто большее, чем преходящее развлечение. Ты должен этому научиться.

– Рано или поздно ты вынужден будешь жениться. И что, твоя герцогиня тоже будет преходящим развлечением?

– К сожалению, вряд ли она будет преходящим, но что касается развлечения, то, полагаю, им она станет очень ненадолго.

– Ты невозможный циник.

– Я голос опыта, который ты по какой-то причине предпочитаешь игнорировать. Но довольно о старых увлечениях… Как у тебя обстоят дела с книгой?

Гарри поставил бокал на стол и начал увлеченно, в деталях, описывать свою работу.

Габриэль же опустил глаза и принялся рассматривать груду писем у себя на столе.

Гарри вдруг осекся на середине фразы.

– Ты занят. Хуже того, я тебе надоел.

– Ничто не может надоесть мне больше политики, поэтому твой научный экскурс – желанный глоток свежего воздуха для меня. Прошу, продолжай.

Аманда собрала составленные ею письма. Это заняло у нее больше времени, чем обычно. В течение всего рабочего дня она прокручивала в голове варианты своего ближайшего будущего. Но сегодня даже пение, которое обычно помогало ей сосредоточиться, оказалось бесполезным.

Ее план был прост. Она должна сменить образ жизни. Прежде всего она съедет из этого подвала. Отнесет украденную пряжку в бакалею Морриса. Затем дождется на улице человека, который заберет посылку, и последует за ним.

Как только она узнает его адрес, сможет разведать, кто его посещает. Если к нему никто не зайдет и он снова выйдет из дома с пакетом, она вновь последует за ним. Если он выедет из города – и Аманда рассчитывала как раз на это, – возможно, он приведет ее к матери. По меньшей мере она надеялась выяснить, кто же удерживает мать.

Первый шаг в реализации своих планов она собиралась сделать сегодня, а именно сообщить леди Фарнсуорт, что больше не может служить у нее. Это была очень неприятная часть задуманного. Леди начнет задавать вопросы, и ей придется лгать.

Аманда отнесла письма в кабинет хозяйки. Сегодня та была занята работой над статьей для нового номера «Парнаса». Она даже не подняла головы, когда Аманда вошла, но просто указала на стол.

– Оставьте их тут. Я просмотрю, как только у меня появится время.

Аманда положила письма на стол.

– Могу я отвлечь вас на минуту?

– Завтра, пожалуйста. Я не могу прервать течение мыслей.

– Прошу прощения, но это очень важно.

С трагическим вздохом леди Фарнсуорт повернулась и взглянула на Аманду.

– Ну что случилось, мисс Уэверли? Полагаю, нечто действительно важное.

Аманда проглотила комок, застрявший в горле. Ей так нравилось ее положение здесь. Она восхищалась леди Фарнсуорт. Гордилась и собой, ведь она сумела найти это место и теперь оказывала существенную помощь «Парнасу». Ее так тепло приняли в их женском клубе.

– Я вынуждена сообщить, что оставляю службу у вас. По семейным причинам я должна уехать из города, и пока невозможно предсказать, сколько времени буду отсутствовать.

Все внимание леди Фарнсуорт теперь обратилось к Аманде. Она отложила перо, повернулась в кресле и указала девушке на скамью у стены.

– Пожалуйста, сядьте и объяснитесь. Ваш отъезд ставит нас в крайне неудобное положение. Что за семейное дело заставляет вас так срочно выехать?

– Я очень нужна моей матери. Она требует ухода в ее нынешнем состоянии. И я не могу ей отказать.

Выражение лица леди Фарнсуорт смягчилось.

– Вы практически никогда не говорили о своей семье. Я полагала, что с ними все в порядке, то есть я думала…

– Моего отца уже нет, но мать жива.

– Понимаю. Да-да, конечно, если она нуждается в вас, что вы можете сделать, кроме как поехать к ней. Но, мисс Уэверли, вы совершенно уверены, что не сможете вернуться в ближайшее время? Неужели это так серьезно?

– Я пока не знаю. Мне кажется, вам лучше подыскать мне замену. Получится очень нехорошо, если я уеду, а вы не будете знать, когда я вернусь. Я сообщу о своем отъезде также и миссис Галбрет. Я привела в порядок все ее бумаги за последние полгода, поэтому новый человек будет начинать с чистого листа.

– О, бог с ними, с бумагами. Меня заботите вы, а не документы. У вас есть все необходимое для поездки к матери? Могу я вам чем-нибудь помочь?

Аманда была тронута заботливостью леди Фарнсуорт.

– У меня есть все необходимое, спасибо.

– Ну что ж, я не стану уговаривать вас остаться, раз уж так сложились обстоятельства. Когда вы планируете отъезд?

– Через три дня. Четверг будет моим последним днем в Лондоне.

– Значит, завтра вечером мы отправимся в театр. Вы будете моей гостьей. Мы поужинаем здесь, а затем посетим мою ложу.

– Вы очень добры, но я…

– Не принимаю никаких возражений, мисс Уэверли. Я настаиваю на том, чтобы проводить вас с необходимой торжественностью. Я хочу выразить вам свою признательность. – Она вернулась к статье. – И я, конечно, дам вам рекомендательное письмо, в котором представлю исчерпывающую характеристику ваших способностей и личных качеств. Вы сможете забрать его в четверг, когда будете уезжать.

Аманда удалилась. Ей показалось, что леди Фарнсуорт, даже не заметила, как она ушла – настолько ее хозяйка была увлечена написанием статьи. Перо с невероятной быстротой скользило по бумаге.

Конец июня придавал развлечениям этого периода некую горечь. Завершался один вид проведения досуга, ему на смену шел другой. Некоторые с нетерпением ждали этой перемены, предвкушая летние сельские радости.

Габриэль, прогуливаясь с Брентвортом по фойе театра, также надеялся, что смена сезонов принесет некоторое облегчение. Людей было уже не так много, как в последние несколько недель. В зале преобладало меланхолично-сдержанное настроение.

– Ты говорил, что к нам должен присоединиться Страттон, – заметил он Брентворту. – Половина пьесы уже прошла, а его все еще нет.

– Он прислал записку, что они опоздают. Герцогиня решила поехать вместе с ним.

– Она уже намерена выходить в свет?

– Рановато, но ведь Клара никогда не шла на поводу у ожиданий света. Если дамы начнут судачить по этому поводу, она ответит на их сплетни тем же презрением, каким отвечает на все, что о ней говорят.

Так Брентворт сумел не слишком прямо передать свое мнение о супруге Страттона как о весьма независимой особе. Если она захочет сегодня посетить театр, то сделает это в любом случае, согласится Страттон или нет.

И как раз когда приятели направлялись к своим ложам, встретили ее под руку с мужем. Разговоры в фойе затихли, стоило войти герцогине. Она выглядела превосходно, была свежа и обаятельна. Несколько дам сразу же бросились поздравлять ее с рождением сына.

– Кажется, никаких пересудов не предвидится, – заметил Габриэль. – То, что герцогиня произвела на свет наследника титула, дает ей в глазах этих гарпий индульгенцию от сплетен.

– И это вполне естественно.

– Ты завидуешь его отцовскому счастью, Брентворт?

– Да. Но только по этому поводу. По другим поводам – нет. – Он вздохнул. – Однако ведь пора. Нам обоим.

– Говори за себя.

– Ты же прекрасно знаешь, что я прав. Мы оба слишком долго избегали брачных уз. Но зову долга нельзя сопротивляться бесконечно. Перемена в этом отношении стала бы органичным продолжением твоего исправления в целом.

– По крайней мере, в моем случае женщина бы знала, на что она идет. А вот с тобой бедную даму ожидал бы настоящий шок.

Они подошли к Страттону и герцогине. Так как они оба уже видели ее после рождения ребенка, то воздержались от комментариев на этот счет и заговорили о вещах менее важных.

– Я бы хотела посетить несколько лож, – сказала герцогиня. – Вы можете пойти со мной, если хотите.

Габриэль решил сопроводить герцогиню и попутно поговорить со Страттоном. За ним потащился и Брентворт.

Они посетили три ложи, в которых дамы обступили молодую мать и накинулись на нее с вопросами о ребенке. И Габриэль подумал, неужели Страттон и Клара никогда не устают от одинаковых вопросов, задаваемых им десятки раз.

– А, как я вижу, здесь сегодня леди Фарнсуорт! – воскликнула герцогиня, стоя у барьера одной из лож. – Я должна поговорить с ней.

– Да, в самом деле, – отозвался Габриэль. – Ведь это единственная женщина, к которой ты не демонстрируешь своего полного безразличия. Наверное, боишься, что она оцарапает тебя своим острым пером.

– Все еще в обиде за ту статью, Лэнгфорд? – спросил Страттон.

Герцогиня взглянула на него лукаво, видимо, ее интересовал тот же вопрос.

– Вовсе нет. Если какой-то никому не известный журнал хочет потратить бумагу и типографскую краску на пустую болтовню эксцентричной и властной дамы, это не мое дело.

– Не такой уж он и неизвестный, – заметила герцогиня язвительным тоном. – Друзья говорят, что он процветает и многие в свете уже стали его подписчиками.

– Не могу понять, что их заставило.

– Неужели? – Герцогиня вышла из ложи.

Они прошли по коридору до ложи леди Фарнсуорт. Она была там не одна. К ней зашла леди Грейс, и рядом с владелицей ложи в кресле сидела еще одна особа.

– Ах здесь мисс Уэверли. Как мило! – пробормотала герцогиня и, повернувшись к Габриэлю и Брентворту, добавила: – Мисс Уэверли – секретарь леди Фарнсуорт. Совсем новенькая.

Габриэль проследовал за ней в ложу.

– Как я и сказал, эксцентричная, – прошептал он Брентворту.

Страттон услышал.

– Женщина-секретарь – несколько необычно, конечно, но не вижу в этом ничего вызывающего. Полагаю, женщина может выполнять обязанности секретаря не хуже мужчины.

– Наверное, даже лучше, – вмешался Брентворт. – Я бы предпочел женщину, если бы не боялся злых языков.

– Самый что ни на есть герцог из герцогов боится злых языков? Возмутительно!

– Тебе, со своей стороны, на это наплевать, Лэнгфорд, – заметил Страттон. – Ты мог бы взять в секретари даму. Полагаю, это сделало бы политическую переписку значительно менее утомительной, если бы в кресле напротив сидела хорошенькая женщина, а не… как бы там его ни звали.

– Ты мог бы даже запомнить ее имя, – съязвил Брентворт. – Если только, конечно, у тебя не появилось особого пристрастия к женщинам, имена которых тебе неизвестны.

Габриэль уже готов бы толкнуть Брентворта плечом в отместку за острый язык, но тут его внимание привлекли люди, собравшиеся в ложе.

Или, точнее, одна дама.

Гостья леди Фарнсуорт. Мисс Уэверли поднялась, чтобы приветствовать герцогиню. Теперь она стояла лицом к Габриэлю. Как только он увидел ее лицо, сразу же узнал свою незнакомку.

Нет, не может быть, он ошибся. И все же… Он прошел внутрь ложи, откуда мог рассмотреть девушку более пристально.

На ней было строгое платье из дорогой ткани, ярко отливавшее на свету, отчего его подчеркнуто скромный покрой становился еще более явственным. Темные волосы составляли контраст с очень бледной кожей. А глаза напоминали глубокие озера, полные мерцающей воды. И алые сочные губы…

Свет в ложе был не слишком ярким, но все-таки ярче, чем ночью, в доме Гарри. Как же эта секретарша похожа на его Алису!

Он не сводил с нее глаз, пока она беседовала с герцогиней. Леди Фарнсуорт, облаченная в диковинное подчеркнуто немодное платье и закутанная, словно римский сенатор в тогу, в яркую шаль, сияла подобно матери, выводящей в свет красавицу дочь.

– Как я полагаю, столь жадный взор обращен к секретарше, а вовсе не к леди Фарнсуорт, – не преминул заметить Брентворт, проскользнувший в глубь ложи вслед за Габриэлем.

– Мне кажется, я ее знаю.

– Секретаршу? Вряд ли. Она ведь не посещает приемы и балы… – Он осекся. – О, ты имеешь в виду пастушку. – Брентворт пристальнее всмотрелся в черты девушки. – Черт, я тогда так мало разглядел. По крайней мере, что касается лица. Думаю, нам придется попросить ее обнажить грудь, дабы убедиться в сходстве.

– Но меня-то она должна узнать безошибочно. Вероятно, мне следует немного поухаживать за леди Фарнсуорт.

– Храбрец! – заметил Брентворт, когда Габриэль отошел.

Габриэль приблизился к леди Фарнсуорт и стал ждать, пока она обратит на него внимание. Все это время он не сводил глаз с мисс Уэверли. Ему хотелось оценить ее реакцию, когда она наконец заметит его.

Герцогиня отошла. Леди Фарнсуорт обратила внимание на Габриэля, заговорщически улыбнувшись, словно их объединял какой-то секрет.

– Лэнгфорд. Как обычно, ослепительны. Давно мы с вами не толковали.

Он поклонился, не сводя глаз с секретарши, чье внимание на мгновение отвлекла леди Грейс.

– Слышала, вы произнесли превосходную речь в палате лордов, – начала леди Фарнсуорт.

– Ничего особенного. Всего лишь прихоть.

– Однако мне говорили, что эта прихоть вознесла вас на высоты красноречия. Мне приятно видеть, что вы наконец-то заняли достойное место в дебатах, важных для судеб страны. Уверена, мы еще услышим и другие ваши блистательные выступления.

– Думаю, лет через десять я разрешусь следующей грандиозной речью.

Леди Грейс удалилась, и в ложе остались они втроем. Мисс Уэверли села вполоборота к нему. Их взгляды встретились.

Он сразу же увидел, как она потрясена: явно узнала его. Это длилось всего мгновение, и она взяла себя в руки, однако он успел все понять. Теперь Габриэль мог более пристально рассмотреть лицо, которое видел при свете луны.

Наконец-то он нашел свою незнакомку.

Аманда изо всех сил пыталась сохранять спокойствие, но шок почти парализовал ее. Ужас от того, что он узнал ее, смешался с радостью от встречи с ним.

Как он великолепно выглядел в черном фраке и белоснежном галстуке. Герцог был прекрасен, как дьявол, материализовавшийся в человеческом образе.

Его манера общаться с леди Фарнсуорт сочетала официальный тон с легкой фамильярностью. Он держался отстраненно, и его высокомерное выражение лица смягчалось лишь едва заметной ироничной улыбкой.

Аманда была уверена, что он узнал ее. Герцог бросал на нее взгляды даже во время болтовни с леди Фарнсуорт.

– Ах да! – воскликнула леди Фарнсуорт. – Я должна вас познакомить. – Она представила Аманду герцогу. – Это мой секретарь. Блестяще владеет пером и совершенно незаменима при работе с документами. Она моя правая рука. – Леди обняла Аманду за плечи. – С тех пор как она согласилась работать моим секретарем, у меня появилось в два раза больше свободного времени, которое я могу уделить написанию своих статей.

– Вам очень повезло, если вы нашли столь талантливую помощницу, – заметил Лэнгфорд. – Где была бы Англия, если бы у вас недоставало времени для критики мира и его обитателей?

– Ах если бы мир обращал больше внимания на эту критику. Я бываю счастлива, когда мне удается достучаться хоть до кого-то. – И леди Фарнсуорт одарила герцога многозначительной улыбкой.

– Будем надеяться, что в ближайшее время вы достучитесь до очень многих. – Он слегка повернулся. – Мисс Уэверли, вам нравится пьеса?

– Да, очень, спасибо. Для меня выход в театр – большое удовольствие.

– В таком случае я оставлю вас в надежде, что вы получите не меньшее удовольствие от развязки пьесы.

С этими словами он покинул ложу и последовал за остальными.

По театру прошел шорох, свидетельствовавший о том, что зрители возвращаются в свои ложи.

– Мисс Уэверли, я должна оставить вас ненадолго. Мне нужно сообщить кое-что очень важное герцогине по поводу журнала, – сказала леди Фарнсуорт. – Я не могла говорить ей об этом в присутствии посторонних. Не думаю, что Брентворту известно о том, что она спонсирует «Парнас». А Лэнгфорд наверняка об этом не знает. – Она встала. – Я скоро вернусь. Если я задержусь, дождитесь здесь окончания пьесы, и я зайду за вами.

После ее ухода Аманда осталась одна в ложе. Теперь она могла вздохнуть свободно. Какая досада, что герцог узнал ее. Леди Фарнсуорт никогда не упоминала о дружбе с ним, но судя по их беседе, это была совсем не дружба, а нечто противоречивое.

Возможно, этим объяснялось его напряженное выражение лица. Или его суровость относилась к Аманде? В любом случае он вряд ли мог предполагать, что пастушка находится на службе у столь известной дамы.

Сделал ли он вывод, что именно по этой причине она была так скрытна и так не хотела, чтобы между ними возникли какие бы то ни было отношения? Она надеялась на это. Все лучше, чем если бы он знал настоящую причину.

Дверь в ложу закрылась. Она обратила все свое внимание на сцену, рассчитывая, что с появлением актеров забудет о том, как забилось ее сердце при виде Лэнгфорда.

Пьеса и правда отвлекла ее. Аманда успокоилась и полностью погрузилась в мир вымышленных страстей. И вдруг сильное пожатие руки заставило ее подскочить от неожиданности.

Рука подняла ее с кресла и повлекла в глубь ложи. Она смогла собраться с мыслями, только когда рука отпустила ее. Аманда прислонилась к стене ложи. Над ней нависла мощная фигура герцога Лэнгфорда.

Он был мрачен, как во время ее первого визита в дом лорда Гарольда, но теперь стоял очень близко, так чтобы сделать ее невидимой для взглядов из других лож.

Одной рукой он упирался в стену, а лицо его приблизилось к ее лицу.

– Значит, мисс Уэверли. Уверен, что не Алиса Уэверли.

– А… Аманда.

– Я был чертовски близок. Ну, теперь-то все понятно. Ту шаль, которую вы потеряли, вполне могла носить ваша хозяйка. И костюм пастушки. Даже он мог принадлежать ей. А ей известно, что по ночам вы бегаете на маскарады флиртовать с незнакомыми мужчинами?

– Хозяйке ничего не известно о моей личной жизни.

– Уверен, что это так. Значит, вы боитесь разоблачения.

Она не стала возражать. Пусть герцог остается при своем мнении.

– Вы слишком часто ускользали от меня. Мисс Уэверли, последнее ваше исчезновение я рассматриваю как личное оскорбление. Или это был очередной вызов?

– Я вовсе не собиралась интриговать, покидая библиотеку. Конечно же, вы не хотите этому верить. Войдите в мое положение. Если бы стало известно, что я… что мы… я бы погибла, и у меня ведь нет семьи, куда я смогла бы вернуться. Если обо мне пойдет слух как о падшей женщине, я закончу жизнь на улице.

– Я не позволю случиться подобному.

– У вас нет возможности воспрепятствовать этому.

– Я найду такую возможность. Я все улажу.

– Не нужно ничего улаживать. Я просто хочу, чтобы вы оставили меня в покое.

– Не отвергайте того, чего еще не знаете. – Он поцеловал ее в губы. Она ответила ему. «Какая же я глупая женщина, да поможет мне Бог». – Вот видите? Вы на самом деле не хотите, чтобы я оставил вас в покое. Вы рады, что я нашел вас. Я буду относиться к вашей репутации с величайшей осторожностью, Аманда. Вам не стоит ни о чем беспокоиться. Скоро вы снова обретете свободу в моих объятиях.

Он вновь страстно поцеловал ее, с неистовой решительностью требуя от нее ответной страсти. После чего исчез.

Глава 10

– Лэнгфорд уже нацелился на свою жертву, – сказал Брентворт, наклонив голову в сторону друга. – Лоб нахмурен. Глаза горят. Губы сжаты. Он продумывает тактику нападения на несчастную.

Страттон рассмеялся. Все они сидели в верхней комнате своего клуба, которой пользовались уже много лет. Это не был день их ежемесячных встреч, однако после театра герцогиня отправилась домой одна, и ее муж смог насладиться несколькими часами свободы от домашнего уюта, который уже начал порядком ему надоедать.

– Должно быть, я находился где-то в другом месте, когда упомянутая жертва была замечена, – произнес Страттон. – Кто она, Лэнгфорд?

Габриэль проигнорировал его вопрос.

– Мисс Уэверли, – прошептал Брентворт довольно громко.

– Не может быть! Секретарша? – Страттон задумался. – Не спорю, она довольно привлекательна… в своем роде. Не слишком броская. Но если ей сделать прическу и приодеть, она будет хороша.

– Он видел ее в другом одеянии. В костюме пастушки. Это та самая женщина с маскарада.

– Неужели, Лэнгфорд? Черт меня побери!

– Вы мне оба надоели.

– По крайней мере теперь ты знаешь, кто она такая, – сказал Брентворт. – Хотя, если тебя не настораживают ее отношения с леди Фарнсуорт, ты – самый настоящий идиот. Литературная дама точит нож на тебя. Соблазни ее любимую служанку, и она незамедлительно воспользуется этим.

– Меня не запугает никакая леди Фарнсуорт. Что касается соблазнения… – Он задумался. – Это будет довольно сложно по многим причинам.

– Слава богу, ты это понимаешь, – вздохнул Брентворт.

– И мне кажется, я нуждаюсь в вашем совете, джентльмены.

Друзья уставились на него. После паузы заговорил Страттон:

– Я, наверное, ослышался. Ты, мастер обольщения, просишь у нас совета?

– Да, но не поводу обольщения.

– Ну разумеется.

– Повод совершенно другой.

– Какой же?

– Я должен стать сдержанным и рассудительным. – Он взглянул на Брентворта. – Как, черт возьми, тебе это удается?

– Во-первых, я держу свой чертов рот на замке, – протянул тот. – Даже с тобой.

– Мне это до тошноты знакомо.

– Я держу рот на замке с тобой, потому что ты никогда не держишь секретов. Поговорить с тобой на подобную тему – значит, объявить о своем романе всему свету.

– Я не сплетничаю о твоих любовницах.

– Согласен, не сплетничаешь, но только потому, что я тебе о них не рассказываю.

– Черт, я вынужден терпеть ваше высокомерие только потому, что вы единственные, кому я могу довериться в данный момент. Ты сказал «во-первых». Что же во-вторых?

– Я требую от дамы, чтобы она не болтала со своими подругами о наших отношениях.

– И получается?

– Примерно в половине случаев. Обычно это несколько сокращает количество подруг, которым она доверяет свой секрет, поэтому слух распространяется значительно медленнее. И она берет с них клятву о неразглашении, а они берут такое же обещание с тех, кому все это пересказывают. В результате слух распространяется, но не обсуждается.

– Очень умно, полагаю. Но мне нужно сохранить это в полной тайне.

– Ты же сам сказал: это чрезвычайно сложно. Если твоя дама понимает необходимость такой секретности, конечно же, не станет выбалтывать все подругам. Но в таком случае вас нигде не должны видеть вместе. Ты не заходишь к ней домой, а она – к тебе, даже с простым визитом. Ты не танцуешь с ней на балах. Встречаетесь вы подальше от Мейфэра, что потребует от тебя завести еще одну квартиру с очень небольшим количеством слуг и притом очень надежных. По моему мнению, таких чрезвычайных мер заслуживает только какая-то поистине исключительная женщина.

Страттон переводил взгляд с Брентворта на Габриэля.

– Если женщина действительно стоит подобных хлопот, по-настоящему исключительна и притом свободна, почему бы на ней не жениться?

– Ты просто очарователен, Страттон. Правда, он очарователен, Лэнгфорд?

Страттон ощетинился.

– Лэнгфорд говорит о прислуге, – сказал Брентворт. – Ты думаешь, он может жениться на женщине из никому не известной семьи? Ты ведь женился не на такой женщине. Почему же он должен поступить иначе? Мы оба со временем пойдем к алтарю, Страттон, но поступим точно так же, как когда-то поступил ты, как требует наш долг: выберем себе невесту в соответствии с положением и титулом.

– Вы не обязаны этого делать.

– Неужели? Какая революционная мысль! Ты что, становишься радикалом, Страттон?

Габриэль решил вернуть разговор к более насущной теме.

– Найти еще одну квартиру не составит особого труда. – Как, к примеру, он воспользовался домом Гарри, да вот только Гарри неожиданно вернулся. – И ограниченное количество слуг для меня не проблема. Мне не нравится только то, что я должен сторониться ее на людях. Это унизительно.

– Видишь ли, любая женщина, встретив вас вдвоем, сразу же все поймет. Не строй иллюзий по поводу их недогадливости. У них есть особое врожденное чутье на такие вещи, – ответил Брентворт.

Это был самый надежный путь, но он все равно не нравился Габриэлю. Ему не хотелось, чтобы Аманда думала, что он ее стесняется. Будь его воля, он бы одел ее в шелка и сопровождал на прогулку в парк и на светские приемы, наплевав на мнение света.

Однако она не могла так рисковать, поскольку была незамужней женщиной в услужении у леди Фарнсуорт, а не вдовой или пресыщенной супругой какого-нибудь пэра. Достаточно лишь намека на неподобающее поведение – и она лишится места без надежды найти другое и без каких-либо рекомендаций. Ни один приличный дом не возьмет ее на службу. Она будет рассматриваться как падшая женщина.

– Ты можешь сам избавить женщину от любого риска, просто решив не преследовать ее, – заметил Страттон. – Отступление иногда бывает самым достойным маневром.

– Ты прав. Я бы мог так поступить. Спасибо, что напомнил.

– Но ты так не поступишь, не правда ли?

Конечно, не поступит. Теперь это невозможно. Она заполнила все его мысли. Он будет обладать ею, но при этом позаботится о ее репутации и безопасности. Ведь, в конец концов, он джентльмен.

Экипаж доставил леди Фарнсуорт домой, затем вернулся за Амандой. Она была рада возможности остаться в одиночестве и немного отдохнуть от навязанного ей веселья двух последних часов. Ей нужно было поразмыслить.

Ее беспокоило то, что Лэнгфорд узнал ее имя и место службы. Но что еще он способен узнать? Может ли он как-то помешать ее планам? Вопросы возникали один за другим, вызывая в ней легкую панику.

Она попыталась успокоиться и трезво проанализировать последний поворот событий.

На данный момент ему известно не очень многое, но если он будет продолжать свое расследование, то может узнать гораздо больше. Кто знает, какие факты способен добыть герцог, если станет расспрашивать разных людей?

Хватит быть дурочкой! Герцог пока интересуется ею, но теперь, когда она уже больше не составляет для него тайны, этот интерес пойдет на спад. Очень скоро. Таинственная пастушка могла привлечь его внимание, но Аманде Уэверли никогда не удастся его удержать.

Кроме того, через два дня она должна исчезнуть. В четверг она покинет леди Фарнсуорт. В пятницу съедет с квартиры и найдет другое жилище. Даже если он станет преследовать ее с намерением завязать более длительные отношения, то все равно не обнаружит.

Эти рассуждения немного успокоили бедняжку. Но и огорчили. Она не хотела признаваться себе в чувстве, но оно укрылось глубоко в ее сердце и его невозможно было игнорировать. Аманда смотрела в окно на ночные улицы, признаваясь себе, что в других обстоятельствах приняла бы предложение герцога, каким бы недостойным оно ни было.

Сердце ее бешено забилось, когда она увидела его сегодня вечером. Даже страх, что ее преступления могут обнаружиться, не пересилил ту радость, которую она испытала при этой встрече. И его поцелуй… Аманда закрыла глаза и ощутила его снова. Сильнейшее желание пронзило все ее тело.

То, чего она так страстно желала, само шло ей в руки, и она не могла его взять. Чувствовать себя такой живой, такой свободной, такой счастливой в его объятиях… ощущать такую близость, которой не было названия в языке, но которая была соткана из каких-то глубинных таинственных нитей, соединявших их…

Это была страсть, способная подчинить себе всю жизнь женщины. Аманда чуть не разрыдалась от отчаяния, что не сможет пережить этого еще хотя бы раз.

Или все-таки сможет?.. Одна ночь – и все, она исчезнет.

Его внезапно разбудил сон. Образы сна, яркие и живые, захватили его и тут же начали рассеиваться.

Он находился в Ньюгейтской тюрьме. С кем-то. С Брентвортом? Нет. Со Страттоном. Но что там делать Страттону? Он никогда не пошел бы на риск заразить какой-нибудь болезнью, занесенной оттуда, своего новорожденного сына. И все же это был он вместе с надзирателем, и они заглядывали в камеру, где находились трое мальчишек.

Он сразу же узнал их. Он увидел их три месяца назад, когда член парламента сэр Джеймс Макинтош предложил лордам, интересующимся проблемой, посетить тюрьму. Сэр Джеймс был удивлен, обнаружив, что у ворот тюрьмы его ждет один-единственный пэр – герцог Лэнгфорд.

Лэнгфорд не знал, почему он пришел. Возможно, из простого любопытства. Из смутного ощущения того, что слишком многие люди получают наказания, значительно более суровые, нежели совершенные ими преступления. И он последовал за сэром Джеймсом в тюрьму и увидел тех мальчишек, которые, как ему объяснили, были карманниками. Один из них украл пять пенсов.

Во сне, правда, не было сэра Джеймса. Но присутствовал Страттон. И внезапно они оказались с ним вдвоем в той камере, но в ней почему-то находились не мальчишки, а женщины. Старухи, девушки… Все были очень бедные, некоторые – больные. Одна за другой они подходили к двери камеры и смотрели на него.

Одна из пожилых женщин поманила его пальцем, пригласив заглянуть в глубь камеры. Он все еще чувствовал ее запах, а воняла она омерзительно. Он взглянул туда, куда она указывала. И там, рядом с противоположной стеной, бледная в скупых лучах света и полностью обнаженная, стояла мисс Уэверли.

Он попытался восстановить в памяти ее образ, но, как в большинстве снов, он распался на множество осколков. Некоторые из них быстро исчезали, другие еще оставались, но единственное, что он отчетливо видел, была та старая карга, что манила его пальцем.

Он попытался стряхнуть сон. Это всего лишь отражение действительности, в которую он был погружен в последнее время, предположил Габриэль. Теперь к нему в снах являются тюрьмы, а не изысканные удовольствия, а единственная обнаженная женщина, приснившаяся ему, находилась за решеткой и была совершенно недостижима.

Он повернулся на спину и снова задремал. Последнее, о чем Габриэль успел подумать, было то, что завтра он снимет дом к северу от Ганновер-сквер.

Но что-то мешало ему заснуть. И на сей раз не сновидение. Какой-то шум. Дыхание. Чье-то присутствие.

Давление на матрац разбудило его. Над ним нависло чье-то лицо. Женское лицо. Женщина поцеловала его.

Он мгновенно понял, кто это. В восторге он отозвался на ее поцелуй, затем обнял.

Она была полностью обнаженной. Она появилась и сбросила с себя одежду без единого звука. Прежде чем желание вытеснило в нем все мысли, он успел задаться вопросом, как ей удалось такое.

– Еще одна ночная встреча, – произнес он между поцелуями, лаская ее тело. – Но когда-нибудь я обязательно увижу тебя при полном свете дня.

– Возможно, когда-нибудь увидишь, – прошептала она.

– На тебе нет одежды, и ты сама пришла в мою постель… Стало быть, на сегодняшнюю ночь я освобожден от каких-либо неудобных обещаний.

– Я освобождаю тебя от самых неудобных, но при этом рассчитываю, что в главном ты останешься джентльменом.

– Не просто джентльменом, но самым достойным. Это новое обещание, которому ты можешь полностью доверять, Аманда, не меньше, чем моей предыдущей клятве. – Он перевернул ее на спину. – Если мы будем этим заниматься, то должны делать это правильно. – Он сел, стянул с себя ночную рубашку и бросил на пол. Теперь он чувствовал тепло ее кожи.

– У меня очень небольшой опыт, – предупредила она, как будто он не знал этого и без ее предупреждения. – Я могу не понять, что значит «правильно».

– У меня опыт достаточный, поэтому не бойся. Ну поцелуй же меня еще раз.

Она обхватила его шею и осторожно поцеловала его, потом еще раз, более страстно. Он овладел ею, высвобождая накопившееся желание, которое мучило его со времени того маскарада. Оно подчинило себе его разум и личность, пробудив самое сильное за многие годы вожделение.

Она передала ему лидерство в их любовной игре. Лидерство в поцелуях, в страсти, лидерство над ней самой. Но у нее ведь не было выбора. Его ласки требовали этого. Он затягивал ее в поток нарастающего наслаждения, которое мало чем отличалось от жестокой лихорадки. И она следовала за ним, подчиняясь его тихим командам, полностью отдаваясь его воле.

Такое наслаждение… Такое долгожданное, вожделенное, всепроникающее, острое до боли. Он умел использовать руки и губы, чтобы довести это наслаждение до крайнего предела. Она очень скоро поднялась до немыслимых высот блаженства, и ей казалось, что это быстро закончится. Но нет. Все продолжалось. Он возносил ее на все новые высоты, доводя до безумия, которое почти лишало ее чувств, и она вожделела разрешения и одновременно молилась, чтобы это никогда не кончалось.

Еще и еще? Вопрос всплывал у нее в голове снова и снова. Был ли это его голос или ее мысль, она не могла точно сказать. Да, о да, еще и еще. Как будто перекликались их желания. Еще больше прикосновений к ее груди, еще больше ласк ее тела, еще больше таких прикосновений, от которых ей хотелось рыдать.

Он показал ей, что значит «правильно». В сумрак ее затуманенного сознания проникали его уроки. «Касайся меня. Вот так».

Ее сдержанность ушла. Она наблюдала за тем, что она делала ему и что он делал ей. Она видела, как его рука скользнула между ее бедер, и ей захотелось закричать. «Еще, еще?» – «О да, как в прошлый раз, пожалуйста. Я умру, если ты не сделаешь этого».

Аманда впивалась ногтями ему в плечи, потому что ей в самом деле казалось, что она сейчас умрет. Ее тело не могло выдержать такого груза наслаждения и стремилось закончить пытку как можно скорее.

Габриэль знал, что ей нужно другое. Он согнул ее ноги и приподнялся над ней на вытянутых руках. Она наблюдала, как он начал входить в нее.

От остроты ощущения у нее прервалось дыхание. Он повторял свои движения медленно и размеренно, доводя ее до грани безумия. Она пыталась удержаться за реальность, и это означало прежде всего, что она пыталась удержаться за него. Аманда разглядела в темноте его напряженное выражение лица, твердо сжатый рот. Ей казалось, что у него в глазах она увидела то же благоговейное чувство, которое испытывала сама.

Он двигался, поражая ее еще больше. Вначале очень медленно, вызывая приятные содрогания. Затем быстрее и резче в тот момент, когда ей именно этого захотелось, как будто он способен был предвидеть. Потом еще резче, и она вновь забылась, полностью отдавшись на его волю. И вновь началось то отчаянное восхождение в чувственный туман покусываний и поцелуев, пока он не привел ее к той вершине наслаждения, к которой и обещал.

– Я рада, что один из нас знал, как делать это правильно.

Ее голос вернул его к реальности. Он сложил реальность из осколков, немного сожалея о том, что вместе с ее возвращением уходит какая-то часть удовольствия быть отделенным от мира объятиями Аманды.

Слово «правильно» вряд ли подходило к тому, что произошло. Габриэль не мог решить, был ли он рад тому, что ей не хватало опыта, или все-таки ждал от нее большего понимания и способности оценить, насколько произошедшее превосходило то, что именуется словом «правильно». Все-таки, первое, решил он. Ему не хотелось бы, чтобы Аманда оказалась изощренней в таких вопросах.

Раньше он об этом даже не задумывался. Никогда. Он редко ощущал уколы ревности, не говоря уже о желании узнать прошлое его очередной любовницы.

Слегка отодвинувшись от Аманды, он обнял ее.

– А как насчет того лживого негодяя?

Аманда покачала головой.

– Не думаю, что у него был большой опыт. Кроме как с женой.

– Так он был женат?

– Оказалось, что да.

– Нужно быть осторожнее с приятными молодыми людьми.

– Он совсем к ним не относился. Он работал каменщиком. Приятный, да, но очень трудолюбивый и весьма здравомыслящий. Не какой-нибудь наглый соблазнитель.

«Не такой, как ты».

– Он просто забыл предупредить меня, что у него есть семья. А я возлагала на него гораздо больше надежд, чем следовало. Хотя он ни разу не обещал на мне жениться. Просто это как-то само собой подразумевалось.

– Надеюсь, ты не винишь себя во всем. Поверь мне, он прекрасно сознавал, что делает.

– Я виню себя только в собственной глупости. Я не простила ему обмана. Мне нравится то, что ты был честен со мной. – Она потянулась, чтобы поцеловать Габриэля. – И открыт. Я рада, что решила прийти сюда сегодня.

Ему не совсем нравилось то, что она говорила. Создавалось впечатление, что им обоим было нужно только изощренное удовлетворение плоти.

Говоря по правде, он даже ощущал себя в какой-то мере использованным.

Габриэль сам не ожидал от себя подобной реакции. «Черт, ты иногда становишься настоящим ослом, Лэнгфорд».

Он попытался сменить тему.

– Расскажи мне, как ты попала в поле зрения этой акулы пера.

Аманда поведала ему о службе у двух дам в провинции, затем у одной в Лондоне и о том, как она решила устроиться секретарем к леди Фарнсуорт, когда у той возникла такая необходимость.

– Владелица агентства по найму не хотела предлагать меня, так как я женщина, поэтому я лично обратилась к леди Фарнсуорт.

– И каким образом?

– Просто заявилась к ней, сообщила дворецкому, по какому вопросу пришла. Моя смелость заинтриговала леди, и она приняла меня.

– Тебе повезло, что она довольно эксцентричная особа. Хорошо, что ее странности приносят хоть какую-то пользу.

– Ты говоришь так, как будто она тебе не нравится. В театре ты производил то же впечатление, хотя она, кажется, относится к тебе дружелюбно.

– Я для нее объект эксперимента, не более. Она тщится доказать, что способна воздействовать на людей, подобных мне. – Он рассказал ей о журнальной статье. – Как будто я могу измениться из-за публичных упреков литературной дамы. А теперь она ждет, не совершу ли поступка, который может быть истолкован как следствие ее влияния. Все это меня раздражает.

– Возможно, она писала о ком-то другом, а вовсе не о тебе. Или вывела какой-то собирательный образ. Просто пыталась выразить свое мнение по поводу неких тенденций в обществе…

– Возможно. Не буду делать из этого проблему.

Хотя, конечно же, герцог знал наверняка: статья была отнюдь не абстрактными рассуждениями относительно моральной деградации света.

– Она очень добра ко мне. И чрезвычайно щедра.

– В таком случае только из-за этого одного мне придется изменить мнение о ней к лучшему. Хотя уверен, что она бы очень возражала против нашей с тобой связи. Против твоей связи с любым мужчиной. Абсолютно убежден, что как раз в этом вопросе она совершенно нелиберальна. Очень немногие женщины придерживаются широких взглядов, когда речь идет о представительницах своего пола. Наверняка тебе это известно. Отсюда и твой страх быть застигнутой в моем обществе. Поэтому мы должны сохранить наши отношения в тайне.

Она поудобнее устроилась в его объятиях.

– Я никому ничего не говорю о своей личной жизни.

И так они лежали, пока он не почувствовал, что засыпает.

– Мне можно уснуть, Аманда? Я могу быть уверенным, что увижу тебя, когда проснусь? Мне нужно кое-что рассказать тебе о своих планах.

Ответа он не услышал. Она уже спала.

Глава 11

Аманда проснулась внезапно с наступлением рассвета. Она чувствовала себя свежей и полной сил и даже не помнила, в какой момент забылась столь крепким сном. Она отдала должное восхитительно удобной огромной кровати с ее роскошным матрацем и бельем. Ну и, естественно, острая чувственность прошедшей ночи тоже имела несомненное отношение к ее крепкому сну.

Прошло не меньше четверти часа, пока мысль о событиях предстоящего дня не заставила ее сбросить с себя остатки дремоты. Она должна сегодня закончить все дела с леди Фарнсуорт и завтра отбыть с чистой совестью.

Она также не могла допустить, чтобы ее увидели слуги Лэнгфорда. Они уже, конечно же, встали. Ей нужно будет постараться уйти незаметно.

Одарив любовника долгим прощальным взглядом, она стала осторожно слезать с кровати. Она уже поставила одну ногу на пол, когда его рука схватила ее за колено другой ноги. Она обернулась и увидела, что Лэнгфорд уже сидит.

– Куда ты собралась?

– У меня есть хозяйка, у которой я служу. Разве ты забыл? Я не могу позволить себе спать до полудня…

– Но ведь нет и семи часов. Во сколько ты должна к ней явиться?

– В восемь.

Он повалил любовницу на подушки.

– Дом леди Фарнсуорт находится через несколько кварталов отсюда, поэтому тебе нет никакой нужды уходить от меня за целый час. – Он сорвал с нее одеяло. – Я же говорил, что хочу увидеть тебя при свете дня.

Она мысленно стала вспоминать те недостатки, которые ночная темнота могла скрыть и которые теперь он мог разглядеть. Она почувствовала себя неловко и отвернулась, прикрыв рукой грудь.

Он осторожно отвел ее руку.

– Не смущайся. Ты прекрасна. Ты отдалась мне ночью – значит, ты теперь моя, и я хочу видеть тебя.

– Я должна идти, пока вся прислуга в доме еще не поднялась. Мне нужно вернуться домой, принять ванну и…

Габриэль взгромоздился на нее.

– Ванну ты можешь принять и здесь, а затем я прослежу, чтобы ты ушла отсюда незамеченной.

Он провел рукой по ее телу. Ее дыхание прервалось из-за воспоминания о том наслаждении, которое она пережила ночью. Так они и лежали некоторое время, и его тело пробуждало в ней сильнейшее желание. Он смотрел на нее, накручивая на пальцы пряди, из которых выпали заколки.

– Я ищу дом, который можно снять для наших встреч.

Он вошел в нее и вышел, затем снова вошел. Выражение его лица сделалось напряженным. Аманда не знала его мыслей относительно того, что ему открылось при свете дня, она же, со своей стороны, видела мужчину настолько красивого, что сердце ее сжалось от восторга. Она заметила также, каким чувственным делалось его лицо, по мере того как в нем нарастало желание.

– Я буду счастлив сохранить тебя рядом с собой, если ты позволишь, Аманда, и мне наплевать на все остальное. Но, конечно, я изо всех сил буду стараться не навредить твоей репутации. Это будет означать, что мы не сможем появляться вместе, а на людях должны общаться друг с другом так, как будто совершенно незнакомы. Ты согласна?

Она не знала, что ответить. Правду говорить нельзя, а ложью можно все испортить.

– Да, так будет лучше.

Он кивнул и вновь вошел в нее. Она задрожала от удовольствия. Еще один раз и страстный поцелуй.

– Я мог бы заниматься этим все утро, но ты ведь должна идти.

Это не заняло все утро, но продолжалось тем не менее достаточно долго. На сей раз все было по-другому: медленно и более обыденно, – так что они могли любоваться друг другом.

Он первым выбрался из постели, прошел к двери, открыл ее и тихо что-то сказал слуге. Затем вернулся к ней. Она наблюдала с кровати за ним, восхищаясь его прекрасным телом, в котором соединились все достоинства молодого, сильного и энергичного мужчины.

– Ты можешь воспользоваться гардеробной. Там есть вода и все необходимое. – Он накинул на себя широкий восточный халат. – Когда ты закончишь, нам сюда принесут еду.

Гардеробная оказалась огромной: с диванами, креслами и всем необходимым. Аманда приняла ванну, воспользовавшись мылом, от которого исходил запах герцога. Она вытерлась полотенцем, настолько мягким, что ей стало интересно, из какого же материала оно соткано. Несколько мгновений Аманда посвятила изучению его щеток, которые ей просто не с чем было сравнить по красоте и удобству.

Она не посмела воспользоваться ими, поэтому собрала волосы привычным способом, воткнув заколки, которые хранила в своей одежде. Одного взгляда в зеркало было достаточно, чтобы опустить ее с небес на землю. Внезапно она снова стала Амандой Уэверли, а не богиней, которую из нее сделал герцог.

Он предложил ей выбор: тайная связь или официальная любовница. Ему даже в голову не приходило, что их отношения могут на этом завершиться. Однако она думала по-другому. И у нее не хватало мужества открыть сейчас всю правду.

Когда она вернулась в спальню, завтрак уже был на столе. Они приступили к нему вместе. Он увидел, с каким наслаждением она смакует чай, и подлил ей еще немного, потом еще, пока она не выпила почти весь чайник.

Он стал немного походить на молодого повесу – небритый, со спутанными волосами. Зеленый восточный халат, по-видимому, стоил больше, чем Аманда зарабатывала за полгода. Она с восторгом взирала на него, на грудь, выглядывавшую из-под халата, на стройные ноги, которые стали видны, когда он откинулся на спинку кресла.

– Как мне уйти отсюда незамеченной? – спросила она, когда они закончили трапезу.

– А как ты вошла?

Неудачный вопрос.

– Через садовую калитку. Ее оставили незапертой.

Он скептически воззрился на любовницу.

– Сомневаюсь. Сторож очень строг. А экономка лично следит за тем, чтобы все ворота и калитки запирались на ночь.

Аманда покраснела.

– Если обещаешь не смеяться, я скажу правду. Я влезла в окно. Твои сторож и экономка не так уже внимательны…

Герцог не удержался и рассмеялся.

– Представляю! Уйти таким образом ты, конечно, не можешь. Сейчас я сойду вниз и под страхом смерти прикажу всем разойтись. Тогда ты сможешь выйти через любую дверь. – Он взял ее за руку. – Если я не закрою калитку сегодня ночью, ты придешь снова?

– Нет, сегодня не приду.

– Значит, завтра.

Аманда не осмеливалась вернуться в эту комнату и в эту кровать. Она не могла больше позволить себе уснуть там. Идиллия не может длиться вечно. Она должна оставить его и никогда больше с ним не видеться. Под тем же предлогом, который она сообщила леди Фарнсуорт или тем, который назвала Кэтрин. Однако у нее не хватило сил отказаться. Может быть, еще один раз, еще один глоток райского блаженства, перед тем как Аманда Уэверли исчезнет.

– Я не могу рисковать снова, посещая этот дом. Тем не менее завтра ночью попытаюсь встретиться с тобой в саду, если не возражаешь.

Он поцеловал ей руку.

– Мы поступим так, как ты хочешь, Аманда.

Он выполнил свое обещание, и она смогла выйти из дома никем не замеченной. Впрочем, для него это не было впервой. Слуги привычно расходились, когда его спальню покидала женщина.

Как только Аманда ушла, он принял ванну и оделся. Надевая сюртук, принесенный Майлзом, он послал слугу за лакеем по имени Винсент. Молодой блондин появился в дверях гардеробной.

Заканчивая туалет, Габриэль пригласил его войти.

– Наблюдение за домом моего брата продолжается?

– Мы дежурим по очереди, ваша светлость. Кто-то обязательно находится рядом с домом каждую ночь.

Гарри попросил назначить наблюдение за домом после своего возвращения в деревню. Габриэль не мог допустить, чтобы его брат столкнулся с вором, поэтому сразу же направил к дому лакеев, но приказал им стоять на улице и ничего не сообщать Гарри.

– Думаю, ему ничего не известно, сэр.

– Отлично. Теперь у меня есть для вас еще одно небольшое задание примерно такого же характера. Вы сможете справиться с обоими?

Винсент ухмыльнулся.

– Полагаю, ребятам только в радость проводить летние ночи на улице. Они с удовольствием выполнят ваши поручения, так как они немного разнообразят их жизнь.

– Мое новое поручение не подразумевает бодрствование в течение целой ночи. Дело вот в чем. На леди Фарнсуорт работает одна женщина: брюнетка лет двадцати трех или около того. У меня есть подозрение, что она ходит домой одна. Мы знаем, насколько неразумно…

– Весьма неразумно, сэр.

– Вам надлежит проследовать за ней, когда она выйдет из дома леди Фарнсуорт, дабы обеспечить ее безопасность. Утром вам нужно быть у ее дома до семи часов и снова сопроводить молодую даму до Мейфэра. При этом вам следует держаться поодаль. Другими словами, она не должна заметить слежки.

Лицо Винсента приобрело серьезное выражение.

– А если кто-то попробует ей помешать?

– Я думаю, вы сможете обезопасить ее от «кого-то».

– С удовольствием, сэр.

– Но только не переходите границы.

– Конечно, сэр. Легкий урок пойдет невесте на пользу. Я поговорю с ребятами.

– В общем, проследите за этим. И сопровождение нужно обеспечивать каждый день, пока я не отменю своего поручения.

Винсент ушел. Габриэль взял карманные часы и отправился в кабинет за портфолио. Конечно, Аманде не понравится, если она узнает, что он поручил лакею следить за ней. Она наверняка заявит, что сама способна прекрасно позаботиться о себе.

Возможно, она права, но теперь он хотел охранять ее от любой опасности. На него легла ответственность за даму сердца, нравится ей это или нет.

Габриэль мерил шагами скромную гостиную.

– Здесь понадобится новая мебель, но она сама решит какая.

Он повернулся к Страттону, говорившему это, глядя из окна на открывавшийся оттуда вид.

– Она не будет здесь жить, Страттон. Зачем ей новая мебель?

Страттон отдернул штору и выглянул в соседнее окно.

– Пока она не планирует здесь жить, но со временем обязательно сюда переселится.

Габриэль уже пожалел, что привел Страттона. Он встретил его на прогулке в парке и решил пригласить. Герцогиня ожидала дам с визитом, и няня закрыла двери для всех других посетителей, поэтому Страттону было абсолютно нечем себя занять.

– Это произойдет само собой, – добавил он. – Ей будет неловко уходить из дому на ваши свидания. Ты сочтешь неудобной необходимость тщательно планировать каждую встречу. «Почему бы тебе не обосноваться здесь?» – спросишь ты ее однажды. Или если окончательно сойдешь с ума, то когда-нибудь скажешь ей: «Я куплю тебе этот дом, и ты в него переедешь».

– Это было бы более удобно, но она никогда не согласится стать содержанкой.

– Точнее, пока не согласилась. Со временем она, несомненно, передумает. – Страттон, подбоченившись, критически оглядел комнату. Имея это в виду, тебе бы следовало начать с более достойного дома. С такого, который подойдет тебе на более длительное время. Этот, в общем, неплох, но вряд ли ты согласился бы рассматривать его как свое второе жилище.

Второй дом не входил в его планы. Он просто искал тихий уголок для свиданий с Амандой. Однако Страттон, возможно, совершенно правильно определил причину, по какой Габриэлю так не понравилась эта гостиная. Он оценивал ее не как временное обиталище.

Неужели когда-нибудь до этого дойдет? Дом на ее имя, экипаж, счет в банке? Страттон полагает, что со временем Аманда пожелает всех этих атрибутов связи с богатым покровителем. А захочет ли этого он сам?

– Предыдущий был гораздо уютнее, – заметил Страттон. – И к тому же более уединенный, на расстоянии целых двух улиц от площади.

– Твоя осведомленность в подобных делах намного превосходит мою. Это личный опыт? Наверное, привезенный из Франции?

– Нет, это всего лишь заключение наблюдателя, не более. Но да, привезенное из Франции. Там подобные вещи – обычное дело. Мужчина может иметь одну любовницу десятилетиями. Никому нет никакого дела до подобных вторых семей. Конечно, наш король подает не лучший пример, но это все-таки скорее исключение, чем правило.

Габриэль не думал, что события в его отношениях с Амандой будут развиваться по сценарию Страттона, но он уже твердо решил: этот дом не устроит его даже на несколько ночных свиданий.

– Я сниму предыдущий, как ты советуешь.

– Значит, решено.

Они возвращались вместе.

– Как ты думаешь, Страттон, среди наших общих знакомых есть такие, кто уж завел побочные семьи? В такой тайне от окружающих, что практически никто об этом не знает?

– Думаю, да. К примеру, я всегда задавался таким вопросом относительно Брентворта.

– Нет. В нем я уверен.

Страттон пожал плечами.

– Еще до моего отъезда во Францию у Брентворта долгое время не было женщины. Во всяком случае, я ее не видел. Как ты думаешь, в чем причина такой скрытности? Тогда еще здравствовал его отец. И если избранница отпрыска не соответствовала требованиям строгого родителя?..

Габриэля поразило то, что один из его лучших друзей мог сохранять весьма существенную часть своей жизни в тайне.

– Мне в это трудно поверить. Думаю, твои догадки ни на чем не основаны.

В ответ Страттон лишь пожал плечами.

Глава 12

Прощание с леди Фарнсуорт оказалось крайне эмоциональным. Аманда целый день доделывала свою работу за рабочим столом, потому что не хотела оставлять что-то незавершенным. В середине дня они выпили чаю. Леди Фарнсуорт ни словом не намекнула на то, что это их последнее чаепитие, сказала лишь, что потом все объяснит миссис Галбрет. И только когда Аманда пришла попрощаться, они обе вдруг осознали значимость этого дня.

– Пожалуйста, посидите со мной минутку, мисс Уэверли, Аманда.

Аманда села на кушетку, леди Фарнсуорт внимательно посмотрела на нее и протянула свернутую бумагу.

– Это рекомендации, которые я вам обещала. Любому будущему работодателю вы можете назвать мой адрес. Пусть они свяжутся со мной, если это письмо вызовет у них какие-то сомнения.

– Спасибо. Вы очень добры.

– Сомневаюсь, что смогу быстро найти вам замену. Пройдет по крайней мере неделя или две. Если поймете, что мать не нуждается в вас настолько остро, как сейчас, напишите мне, и я подожду вашего возвращения. Пожалуйста, напишите в любом случае и сообщите, благополучно ли вы доехали. Да, и ваш новый адрес…

– Спасибо за вашу веру в меня, – сказала она. – Я многому научилась у вас, познакомилась с интересными людьми. Вы редкая женщина, и знакомство с вами всегда будет оставаться самым драгоценным воспоминанием в моей жизни.

– И вы для меня тоже, Аманда, дорогая. Мне так будет вас не хватать. – Леди Фарнсуорт раскрыла объятия. Аманда обняла ее в ответ, и они поцеловались.

Аманда сумела сдержать слезы во время прощания, но стоило ей выйти из дома, как глаза ее затуманились. Она смогла подавить взрыв эмоций, собраться и успокоить нервы. Ей придется вынести еще два подобных прощания: одно с Кэтрин и второе – с герцогом Лэнгфордом.

Он предположил, что Аманда войдет с противоположной стороны сада, и открыл ворота, чтобы она не искала других путей. Ведь она может и через стену перелезть, насколько ему было известно.

Габриэль не мог точно рассчитать время, поэтому устроился поудобнее на каменной скамейке в беседке в глубине зарослей. Беседку задумали в стиле китайского чайного домика, только выполнили не из дерева, а из камня. По мнению Лэнгфорда, эклектичное сооружение не стало большой удачей архитектора.

Кроме того, он постоянно задавался вопросом, понравится ли Аманде дом, который он снял для них. Он никогда раньше не делал ничего подобного, но ведь у него практически не было длительных связей с женщинами, а бесчисленные мимолетные интрижки не доставляли ему никаких неудобств. Самая продолжительная связь Габриэля с женщиной насчитывала всего лишь несколько месяцев. И чем старше он становился, тем короче делались эти связи.

Новые увлечения все быстрее и быстрее утомляли. Все тайны были давно раскрыты. Единственный вопрос, которым он еще задавался, – станет ли эта новая женщина той, с кем захочется провести времени больше, нежели с предыдущими. Удовольствия все еще были остры, но время понемногу вносило свои коррективы.

Что принесет связь с Амандой? Он не знал. Правда, она будет наверняка другой. В прошлом все его женщины принадлежали аристократическим семействам. У них были мужья, братья или отцы, которые могли о них позаботиться. У некоторых имелось даже собственное состояние. С Амандой все обстояло иначе. С ней ему приходилось принимать на себя обязательства. И если их отношения закончатся, он не сможет просто так уйти, ему придется обеспечить ей надежное существование. И он, конечно, найдет способ это сделать.

Однако женщина, сумевшая отказаться от дорогого подарка, сможет противостоять его усилиям и в этом направлении. Он подозревал, что Аманда никогда не попросит его купить для нее дом или другие вещи, на которые обычно рассчитывают содержанки. Когда он говорил, что собирается создать условия для их встреч, она никак не отреагировала на его слова и ничего от него не потребовала. Конечно, это произвело на него весьма благоприятное впечатление, но со временем ее независимость может стать неудобной.

За деревьями задвигались тени. Он почувствовал ее присутствие в саду и тихо произнес:

– Я здесь.

И вновь движение теней. И вот появилась Аманда, остановилась прямо напротив беседки. Она наклонила голову и бросила взгляд на это странное сооружение, что пробудило в нем воспоминания о другой женщине, которая делала то же самое, стоя перед домом.

– Сейчас плохо видно, но кажется, что постройка ужасная, – заметила она.

– Внутри все гораздо лучше.

Аманда поняла его слова как приглашение и вошла внутрь. В темноте не было видно цвета ее платья, но, судя по силуэту, оно явно ей не шло. Видимо, переделано с чужого плеча, а не сшито на заказ. Да, ему придется купить ей целый гардероб. Возможно, через несколько недель она позволит ему хотя бы это.

Габриэль посадил Аманду к себе на колени и поцеловал. Он с наслаждением вдыхал аромат ее тела и касался губ. Он ждал этого поцелуя с бо́льшим нетерпением, чем мог предположить. Обнимая ее, он переживал мгновения необычайного удовлетворения.

– Сегодня я не могу остаться надолго, – сказала она, пока он губами скользил по ее шее.

– Тогда пойдем в дом.

– Не думаю, что мне следует туда идти. Я не могу позволить себе уснуть. На завтрашнее утро у меня запланировано много разных дел.

«Я многим рискую». Вот на что она намекала, как будто ему требовались эти постоянные напоминания. Хотя, возможно, и были нужны, так как Лэнгфорду уже начинало казаться, что она полностью принадлежит ему.

– Ну, тогда останемся здесь, если хочешь. Сегодня очень теплая ночь.

– Да, здесь хорошо. Я чувствую аромат цветов.

Единственный приятный аромат, который чувствовал герцог, тот, что доносился от нее – такой знакомый ему теперь.

– Как ты добралась сюда?

– Пришла пешком.

Да, вот об этом ему прежде всего следовало позаботиться. Как недостойно с его стороны забыть о такой важной вещи. Вряд ли в столь поздний час за ней следовал Винсент или какой-то другой лакей. Его приказ подразумевал лишь охрану Аманды по дороге в дом леди Фарнсуорт и обратно.

Он представил, что по пути к нему Аманду мог остановить констебль, приняв позднюю прохожую за проститутку.

– Я отвезу тебя домой. Ты не можешь ходить одна по ночному городу. Я куплю тебе экипаж и пару лошадей и найму кучера с лакеем.

Страттон был прав. Со временем возникает необходимость во все большем количестве различных трат.

– Я бы предпочла обойтись без этого.

– Тогда я найму кеб. Не возражай. Либо ты соглашаешься на это, либо я отдаю тебе один из моих экипажей.

Аманда усмехнулась.

– Один из моих экипажей. Иногда я забываю, кто ты и где работаешь. Как удивительно, что мы здесь вдвоем, я и ты.

Она провела рукой по его лицу, всматриваясь в него в темноте:

– Я могу забыть, кто ты и откуда, но я никогда не забуду тебя. До последней минуты жизни я буду хранить воспоминания о тебе.

– О, таких воспоминаний будет намного больше. – Он поцеловал ее со всей силой страсти, которая накопилась в нем. Ее ответ показал, что время разговоров закончилось.

Легкий ветерок овевал их тела, закружившиеся в вихре страсти.

Неизмеримое счастье переживал он. И в этом состояло главное отличие между ними. Он смутно почувствовал это, когда расстегивал ее платье. Под платьем у нее был только короткий корсет, и ее груди поднимались над ним, скрытые одной лишь сорочкой. Она сама сбросила сорочку. Он приподнял ее бедра и кончиком языка коснулся груди. Аманда импульсивно сжала бедра от вожделения. Она схватилась за одну из каменных опор беседки и своими стонами и вздохами побудила его к действию.

Аманда удерживала юбки одной рукой, другой держалась за опору беседки, а Габриэль поднял девушку выше, так чтобы ноги были по обе стороны от него, он ласкал ее лобок, затем ввел пальцы внутрь. Она опустила голову и вскрикнула от восторга. Он продолжал, пока она не задрожала и ее наслаждение не достигло предела. Тогда он опустил ее так, чтобы руками удерживая ягодицы, целовать те места, которые только что ласкал пальцами.

И тут им овладело дикое желание. Он продолжал до тех пор, пока она не застонала от очередной волны удовольствия.

Она упала на колени рядом с ним. Ее руки скользили по его гульфику, стараясь освободить восставшую плоть. Он помог ей справиться с этой задачей. Она немного приподнялась, затем резко опустилась, и они соединились.

Схватив его за плечи, она задвигалась с неистовой энергией, извиваясь и подпрыгивая, вызывая невероятные ощущения, и еще более острое желание. Он схватил ее за бедра, надавил еще глубже. Сознание Габриэля затуманилось, и потребность в завершении пронзила его. Ее все нараставшие крики звучали над ним, и чувственная волна потрясла его до самых основ.

Аманда, прижавшись к груди Габриэля, пребывала в сладостном оцепенении, и переживала незнакомые ей раньше умиротворение и восторг.

– Я снял дом, в котором мы сможем встретиться в следующий раз. – Его слова, произнесенные у самого уха, напомнили ей, что этот восторг не может продолжаться вечно.

Она спрятала лицо у него на груди и проглотила комок, застрявший в горле. Он думал, что теперь знает, кто она, но он не знал. С ее стороны было большой ошибкой прийти сюда сегодня. Но влечение оказалось сильнее, чем необходимость поступить правильно.

«Только еще один раз», – говорила она себе. И вот она здесь и вновь задается тем же вопросом: возможна ли еще одна встреча? И всякий раз она будет обманывать его все больше и больше.

Что дочь должна женщине, родившей ее? Всю прошедшую ночь она размышляла над этим вопросом, ужасаясь собственной безнравственности, но пытаясь честно разобраться с тем, что она ставит на карту, пытаясь спасти мать, ту самую мать, которая бросила ее. Должна ли она пожертвовать собственной жизнью ради нее? Своей возможностью жить в раю с человеком, который по каким-то непонятным причинам так страстно желает ее?

Она так и не нашла ответов, лишь поняла, что стала слишком поздно задаваться подобными вопросами. Она не может быть с ним полностью честной, потому что использовала его в своих преступлениях.

Аманда села и взглянула в лицо Габриэлю.

– Следующего раза не будет. Я не могу сделать то, что ты просишь. Я окажусь полностью зависимой от тебя. И у таких отношений нет будущего. Они существуют короткий срок и быстро проходят. Страдающей стороной в конечном итоге буду я.

Он сжал ее голову руками и заглянул в глаза.

– Обещаю позаботиться о тебе. Я никогда не брошу тебя в нищете и поругании. И не надо думать, что наши отношения когда-нибудь закончатся. Уверен: они не изживут себя никогда.

Если не в нищете, то в поругании наверняка.

Однако как же ей хотелось верить его словам, даже клятве в вечной верности. Но это наивно!

– Тебе давно пора жениться. Неужели ты считаешь возможным иметь одновременно жену и любовницу?

– Такое бывает.

– Но не со мной. – Она стала застегивать платье. – Я многое узнала о твоих связях с женщинами. Насколько они скандальны. Связях с богатыми дамами. Светскими красавицами. Все говорят, что ты дьявольский соблазнитель, но твои увлечения длятся недолго. Тебе легко воспылать страстью и столь же легко бросить любовницу. Будет ужасно, если тебе через девять месяцев придется откупаться от меня, когда ты найдешь новый предмет обожания. А твои нынешние обещания служат всего лишь достижению сиюминутных целей.

Она соскользнула с его колен и оправила юбки. Он протянул к ней руки и вновь привлек к себе.

– Неужели ты способна так легко расстаться со мной? С тем редкостным наслаждением, которое мы разделяем? Возможно, ты слишком неопытна, чтобы это оценить, но я-то понимаю все прекрасно.

У нее сердце разрывалось, когда она слышала его слова о наслаждении. Решимость начала покидать ее, стоило ему взглянуть ей в глаза.

– У меня нет выбора. – Она поцеловала его. – Если я буду танцевать с дьяволом, то наверняка сгорю. – Она осмелилась еще на один поцелуй. Он встал, обнял ее и впился в нее тем долгим поцелуем, которым покорил очень многих.

Несчастная и подавленная, она высвободилась из его объятий.

– Не следуй за мной, пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты видел как я плачу. – Она сделала два шага, затем оглянулась. – Спасибо. Я очень многим тебе обязана, гораздо бо́льшим, чем ты думаешь.

Она вышла через задние ворота сада в переулок, и слезы бурным потоком хлынули из ее глаз.

Страттон и Брентворт сидели в гардеробной у Габриэля и вели неторопливую беседу. Брентворт рассматривал пустые бутылки, выстроившиеся солдатским строем на ковре. Майлз суетился вокруг, то и дело подходя к полкам с бритвенными принадлежностями, переставляя их с места на место. Вид при этом у него был самый несчастный.

– Ты послал за ними? – спросил Габриэль лакея, прервав очередной надоевший всем рассказ о том, как быстро растет сын Страттона.

– Он не посылал, – вмешался Страттон.

– Значит, мы должны считать чистейшим совпадением, что вы наткнулись друг на друга воскресным утром и вам обоим пришла мысль посетить меня до полудня? Возможно, я и полный идиот, но не хочу, чтобы мне это так нагло демонстрировали.

– Никто не говорил, что ты полный идиот.

– Никто не говорил? Но я же сказал.

Брентворт носком туфли ударил по бутылкам.

– У тебя были другие посетители?

Краем глаза он увидел, как Майлз едва заметно покачал головой.

– Я сам отлучался, но сюда никто не приходил. И в особенности должен подчеркнуть, что здесь не было женщин. А еще конкретнее: мисс Уэверли не заходила ни через дверь, ни через окно.

– Мы знаем, что ты выходил. О твоем поведении в клубе вечером пятницы жужжит весь Лондон, – отозвался Страттон. – Раньше ты не лез в драку, как бы ни напивался.

– Весь Лондон, вот как? Хорошо. Что касается драки, мне надоело мирно принимать хамские намеки от всяких придурков. Сэр Гордон просто нестерпим, и всем это известно. И если я уличил его во лжи, то мне следует дать медаль, а не осыпать упреками.

– Никто тебя не упрекает, – сказал Брентворт.

– Пока не упрекаете, но вот-вот начнете.

– Может, и начнем. Ты ужасно выглядишь. Позволь Майлзу побрить тебя, чтобы ты наконец стал выглядеть более-менее презентабельно. И, черт возьми, прекрати наконец погружаться в болото жалости к себе из-за какой-то женщины. Это на тебя совсем непохоже и просто неприлично.

– Это не имеет никакого отношения к женщине.

– Как же! Насколько я понял, твоя пастушка тебя не хочет. Такое случается.

– Не со мной.

Страттон ухмыльнулся, и Габриэль подумал, что еще одна драка не за горами.

Майлз занял позицию за креслом, предназначенным для бритья. Брентворт встал и указал на него.

– Садись, или мы тебя усадим силой.

У них был такой вид, будто они на самом деле собирались это сделать. Нехотя Габриэль встал и тяжело опустился в кресло.

Брентворт, казалось, был удовлетворен.

– Почисти его, Майлз. А потом убери эти бутылки. Как только у тебя будет презентабельный вид, Лэнгфорд, прикажи подать лошадь и присоединяйся к нам: поедем на прогулку в парк. Свежий воздух пойдет тебе на пользу.

Двое мужчин, называвших себя его друзьями, ушли. Габриэль отдался на волю лакея с бритвой. Ему было крайне неприятно, что Брентворт обращается с ним как с зеленым юнцом. Брентворт, по-видимому, вообще не способен допустить, что из-за женщины можно так страдать. Самый аристократичный герцог, вероятно, полагал, что любую женщину, отвергшую его, нужно прямиком отправлять в Бедлам.

Погружаться в болото жалости к себе, черт побери! Но ведь на самом деле так и есть. И он вроде бы не собирается вылезать из этого болота. Человек, время от времени не испытывающий жалости к себе, по мнению Лэнгфорда, не имеет сердца.

Сегодня утром ему удалось несколько часов поспать, и это немного взбодрило его. Туман в голове рассеялся. Пока бритва Майлза скользила по лицу Габриэля, он пытался вспомнить все, что говорила ему Аманда той ночью в четверг, и одновременно подыскать самый решительный аргумент в пользу того, что роман с ним – это самый лучший выход для них обоих.

Глава 13

Габриэль спешился перед особняком на Грин-стрит и помедлил, прежде чем подойти к двери. Нужно быть святым, чтобы выдержать все то, что ему предстояло. И только ради встречи с Амандой.

Все это ни в малейшей степени не покрывало цену ущерба, нанесенного его гордости. Вместо того чтобы обрадоваться его упорству, она может рассердиться. И сразу же сам собой напрашивался вопрос: почему он пришел сюда?

Ответ, кажется, лежал на поверхности: гордыня и самолюбие герцога не могли допустить, что кто-то способен его отвергнуть. И все же это была не вся правда. Истина заключалась в том, что он не мог отказаться от нее так легко. Ему еще предстояло разобраться в клубке своих эмоциональных реакций на ее отказ. Но Габриэль знал одно: принять этот отказ не может.

Ему открыла дверь какая-то женщина, по виду явно не экономка. Если бы он не знал, что такого не бывает, скорее принял бы ее за женщину-лакея. Она выполнила тот ритуал, который обычно является прерогативой слуги: отнесла его визитную карточку на серебряной тарелке. Если его откажутся принять, он попросит разрешения переговорить с секретарем. Втайне он рассчитывал на это.

Однако его надеждам не суждено было сбыться. Женщина-лакей вернулась и провела его в библиотеку, где обивка мягкой мебели была усеяна бесчисленными узорами из пестрых букетов. Все здесь напоминало цветник, за которым ухаживает неумелый садовник.

Леди Фарнсуорт стояла у стола перед окном, перелистывала какие-то бумаги и между делом взглянула на герцога.

– Добро пожаловать, Лэнгфорд, входите. Минута – и я в вашем распоряжении. Угощайтесь. Графины вон там на столе. Но где же это письмо?

Вниманием леди Фарнсуорт полностью владели бумаги.

В графинах были самые разнообразные напитки. Он решил, что немного виски в данной ситуации ему совсем не помешает. Виски несколько смягчит пытку, которой он себя подвергал.

– Не понимаю. Мисс Уэверли в высшей степени организованный человек. Первый вариант должен лежать, но я его не вижу. – Пребывая в полной растерянности, леди Фарнсуорт вздохнула и отошла от стола. – Уверена, через какое-то время найдется. Мне нужно просто пересмотреть все стопки еще раз. Боюсь, я тут все сама запутала.

– А я уверен, что ваш секретарь быстро приведет все в порядок.

Казалось, леди Фарнсуорт не услышала его. Она села в кресло и жестом пригласила его занять другое.

– Прошу вас. Я польщена. Скажу по правде, вашего визита я ожидала меньше всего.

– Я пришел за советом. – Он чуть не подавился, произнося эти слова, но сумел обворожительно улыбнуться.

– Вот так сюрприз! Вы не первый мужчина, который приходит сюда за советом, но вас, признаться, я в этой роли совсем не представляла. – Ее темные глаза сверкнули. – Конечно, ваши интересы изменились за последний год: расширились, так сказать, – и, возможно, в какой-то области стали пересекаться с моими.

– Это имеет отношение к предложенному биллю. Точнее, к двум. Один касается реформы уголовного законодательства, а второй – реформы пенитенциарной системы.

– Я слышала о том и о другом и с интересом следила за их прохождением.

– Возможно, у вас могли появиться некоторые соображения относительно того, в пользу какого из них лорды могут проявить особенную активность.

– Вы заранее пытаетесь просчитать голоса. Ну что ж, это разумно, особенно в отношении столь неоднозначных законопроектов. По этим вопросам, конечно, предстоит нешуточная битва. Тем не менее есть пэры, которые в этой комнате выражали значительно более либеральные взгляды, нежели те, которые они осмеливаются высказывать публично в палате лордов. Дайте подумать…

Габриэль ждал, пока она подберет нужные имена, но сомневался, что эта леди способна дать ему больше информации, нежели Брентворт, кроме того, его визит не имел никакого отношения к упомянутым биллям, он ждал, когда же секретарша вернется к своему столу.

Леди Фарнсуорт начала развернутое повествование, упоминая даже о том, какие напитки предпочитает каждый из пэров, если Габриэлю вдруг придет в голову принимать этих людей у себя дома, что, по мнению леди Фарнсуорт, было самым лучшим способом продвижения вперед законодательной телеги.

– Уверена, что влияние, которое я имею в обществе, основано не столько на моем уме, сколько на хорошем виски, которое могу предложить, – заявила леди Фарнсуорт.

И она продолжила свою светскую болтовню. Габриэль кивал, хмурился, пытался казаться заинтересованным и признательным леди Фарнсуорт за ее полезные советы. Но каждую минуту он поглядывал на дверь в надежде, что та откроется и войдет Аманда.

– Я наверное была слишком многословна, – закончила наконец леди Фарнсуорт. – Но вы должны меня простить. Я так люблю политические дискуссии. Льщу себя надеждой, что многое из того, что я вам сказала, вы сможете использовать в своей политической деятельности.

– Большое спасибо, вы мне очень помогли. – Он встал. – Теперь вы сможете наконец отыскать то письмо. Или, может быть, вам следует послать за мисс Уэверли и попросить ее помочь вам.

Она подняла на него глаза и заморгала от удивления.

– Но я не могу этого сделать. Ее больше здесь нет. Она ушла от меня. Бумаги были в полном порядке, как она и обещала. Это я в спешке все перепутала. И вот теперь ничего не могу найти.

Он уже не слышал большей части ее слов.

– Она ушла от вас? Какая досада!

– Ничего нельзя было сделать. Ее матери потребовалась помощь. Бедняжке пришлось срочно уехать. Я в совершенной растерянности, без нее я как без рук.

– Возможно, мисс Уэверли могла бы приехать хотя бы на несколько часов и вновь привести в порядок документы.

– Абсолютно невозможно. Она уехала из Лондона, не сказав, когда сможет вернуться. Нет, мне придется искать другого секретаря, хотя так не хочется этого делать.

Уехала из Лондона…

– Уверен, что вы найдете кого-то на ее место.

Лэнгфорд поклонился и вышел. Во дворе он сел на лошадь.

Ее больше нет в городе. Уехала. И не сообщила ему. Не объяснила, что какие-то семейные обязательства заставляют ее покинуть город.

Она не сообщила ему, потому что у него нет никакого права на эти сведения. Видимо, он для нее ничего не значил.

«Завтра я уезжаю из Лондона. Пожалуйста, зайди ко мне в три сегодня, если можешь».

Габриэль получил эту записку от Гарри во время завтрака спустя три дня после визита к леди Фарнсуорт. Приглашать брата на встречу… это так непохоже на Гарри. Возможно, Гарри просто не хотел ехать через Мейфэр, рискуя встретить Эмилию.

Но, может быть, это просто попытка Страттона и Брентворта отвлечь его от мрачных мыслей. Если так, он скажет им напрямую, что сумеет сам справиться со своими проблемами. По крайней мере, он уже перестал напиваться до бессознательного состояния. Теперь он чаще выходил из дому в прекрасной форме и активно включался в парламентские битвы за два новых законопроекта.

К его явному неудовольствию, совет леди Фарнсуорт принес свои плоды. Ему придется благодарить ее, если законопроекты пройдут. Мысль об этом едва ли способствовала улучшению его настроения.

В полдень он спешился перед домом Гарри. Возможно, это даже хорошо, что он сможет провести вместе с братом часок. Они утешат друг друга, посетуют на женское непостоянство и капризы.

К двери подошел сам Гарри.

– Как хорошо, что ты пришел, Габи.

– Я не мог допустить, чтобы ты уехал из города, не повидавшись со мной.

– Да, разумеется. Но я попросил тебя прийти вовсе не по этой причине. Признаюсь, я прибег к уловке. Мне нужен совет. Точнее, совет нужен одному моему другу.

– Не по поводу женщин, надеюсь. В данный момент я подвергаю сомнению все свои познания, касающиеся этого вопроса.

– Ты говоришь странные вещи. Тебе что, пришлось пережить поражение?

– Да, и весьма сокрушительное. Тем не менее, если смогу, я, конечно, дам совет.

– Он не касается женщины. Пройдем со мной, и я все тебе объясню.

Он проследовал за Гарри в библиотеку. Там сидел какой-то человек. Очень нервный, судя по тому, как он подскочил при появлении Габриэля. Среднего роста и худой, с уже редеющими рыжими кудрями. Среди черт его удлиненного бледного лица самым выдающимся был крупный орлиный нос. Природа, видимо, решила преждевременно состарить его – он выглядел лет на двадцать старше Гарри, но Габриэль решил, что ему вряд ли больше тридцати.

Гарри представил незнакомца как Томаса Стиллуэлла.

– Стиллуэлл работает в Британском музее, – пояснил Гарри. – Мы знакомы уже лет пять, он позволяет мне рыться в тамошних хранилищах. У него возникла серьезная проблема.

– Проще говоря, у нас произошла кража, – выпалил Стиллуэлл. – За пределами музея о ней пока никому не известно. Я доверил эту неприятную новость Гарри по секрету, и он сказал, что вы можете посоветовать, как нам вести себя. Вы понимаете, ситуация весьма деликатная.

Габриэль в недоумении взглянул на Гарри.

– Существует опасность, что кто-то из сотрудников музея будет обвинен либо в самой краже, либо в халатности, – пояснил Гарри. – Меня заинтересовало то, что в нашем районе произошло сразу два похожих преступления. И возможно, похититель – один и тот же человек.

– Но как это случилось?

– Совершенно наглым образом. Поразительно наглым! – воскликнул Стиллуэлл. – Брошь находилась в запертом стенде. Похититель сломал замок, извлек брошь и скрылся. Скорее всего это был один из посетителей. Какой человек способен на столь дерзкий поступок? Без зазрения совести взламывать замок, когда вокруг ходит множество людей?!

– Но это же совершенно другой способ кражи по сравнению с той, что произошла в доме сэра Малкольма, – сказал Габриэль, обращаясь к Гарри.

– Другой, но столь же вызывающий. Я узнал, что похититель проник в дом сэра Малкольма через окно гардеробной на втором этаже. Вор, должно быть, вскарабкался по стене.

Через окно.

– Он также рисковал быть замеченным. Окно выходит на мой особняк. Если бы я находился дома, то мог бы выглянуть в окно и заметить вора. Однако самое главное, что указывает на идентичность преступлений, – это характер похищенных ценностей. Покажите ему, Стиллуэлл.

Стиллуэлл протянул Габриэлю бумагу. Рисунок на ней изображал старинную золотую брошь, покрытую причудливым рисунком из линий и усыпанную мелкими драгоценными камнями.

– Это один из древнейших британских артефактов, имевшихся у нас. Очень странный выбор. Люди в основном предпочитают классический стиль.

– И все-таки вещь обладает очень высокой ценностью, – заметил Габриэль. – Отсутствие большого интереса к этому экспонату могло стать одной из причин, по какой он был похищен. Рядом с ним бывает меньше посетителей.

– Я полагаю, именно он был нужен вору, – сказал Гарри. – Вот изображение вещицы, похищенной у сэра Малкольма.

На рисунке был изображен предмет примерно такой же формы и стиля, состоящий из двух половинок, соединявшихся вместе.

– Это застежка, – пояснил Гарри. – Понимаешь, к чему я клоню? Такие сложности только ради двух предметов, незначительных с точки зрения обывателя. В том же шкафу хранились камеи, редкие монеты, средневековое кольцо с изумрудом. Но вор влез по стене, проник через окно, спустился по галерее и взял только одну эту вещь, в то время как мог бы набить карманы золотом и камнями. – Гарри почти дрожал от волнения. – Этот вор – коллекционер, Габи. Другого объяснения быть не может. Он охотился только за этими предметами, и больше ни за чем.

– Но вряд ли какой-либо коллекционер обладает подобными воровскими умениями, – возразил Стиллуэлл. – По крайней мере, я не могу себе такого представить.

– Он мог послать кого-то, кто обладает такой сноровкой, – вмешался Габриэль. – Как высоко находится это окно? Большое ли расстояние ему пришлось преодолеть?

– По меньшей мере двадцать пять футов от земли, – ответил Гарри. – Я покажу тебе позже.

– Люди, обладающие такими способностями, – редкость. Полиции наверняка известны их имена.

– Я же говорил вам: брат знает, у кого нужно спросить, – сказал Гарри, обращаясь к Стиллуэллу.

– Мы не можем обращаться к властям! – воскликнул Стиллуэлл. – Если станет известно, что музей утратил ценный экспонат…

– Кого-то, несомненно, обвинят, – продолжил за него Габриэль.

– Да. – Отчаянное выражение лица Стиллуэлла недвусмысленно указывало, на кого может пасть обвинение.

– В таком случае правильно было бы начать с поиска тех, кто коллекционирует подобные вещи. Брентворт унаследовал огромную коллекцию. Возможно, ему известны любители раннего британского Средневековья.

– Я бы не хотел ни на никого бросать тень…

– Речь не идет о подозрениях. Мы просто соберем сведения, которые могут оказаться полезными, а могут и не оказаться.

Стиллуэлл взглянул на Гарри, а тот кивнул ему, успокаивая.

– На моего брата можно положиться.

От дальнейших вопросов Габриэль воздержался. Его мысль двигалась совсем в ином направлении. И странное ощущение возникло в глубине его души. Оно требовало внимания, хотя герцог пытался его игнорировать. Через окно. Возьми, к примеру, хотя бы это.

Стиллуэлл удалился. Гарри направился к выходу.

– Пойдем со мной. Я покажу тебе окно.

Габриэль последовал за ним. Хоть что-то наконец смогло отвлечь Гарри от страданий по Эмилии.

Они прошли в хозяйскую спальню. Гарри приблизился к одному из окон и взмахнул рукой.

– Там, вверху. Вон то. Потолки в доме соседа гораздо выше моих, поэтому его первый этаж находится на большей высоте, нежели мой. Полагаю, карнизы, консоли пилястры помогли вору взобраться наверх.

Габриэль посмотрел в окно, открыл его и высунулся наружу, точно так же, как он это делал после первой ночи с Амандой. Он посмотрел на окно за узким проходом между домами, затем перевел взгляд на живую изгородь, где в ту ночь лежала темная шаль.

Что-то внутри у него перевернулось.

Он внимательно рассматривал дом сэра Малкольма. Мог ли человек взобраться по его стене, воспользовавшись только лепными украшениями и неровностями штукатурки? Спуститься, вероятно, да. Но подняться?

И вновь Габриэль бросил взгляд на живую изгородь. Отойдя от окна, посмотрел на брата и почувствовал, что образ пастушки преследует его. Он услышал, как женщина в его объятиях, узнав, что Гарри уезжает, назначает свидание в другой части города.

– Извини, Гарри, но мне нужно кое-что посмотреть. Подожди меня, пожалуйста, в библиотеке.

Озадаченный, Гарри вышел. Габриэль выждал несколько минут, а затем последовал за ним, но двинулся в противоположном направлении – на третий этаж.

С этой стороны дома располагалось несколько комнат. Помещения для прислуги, как он заключил. Бо́льшая их часть пустовала из-за спартанских привычек брата.

Габриэль зашел в последнюю из комнат, отодвинул стол от подоконника и выглянул на улицу. Окно в гардеробную сэра Малкольма хорошо просматривалось за живой изгородью. Взглянув на живую изгородь недалеко от того места, где лежала шаль, он открыл окно, чтобы проверить, как высоко его можно поднять.

Во время их первой встречи Аманда была в брюках. И ее нежелание открывать лицо вдруг обрело смысл.

Странное чувство пронзило его: сочетание слепой ярости с глубокой печалью.

Глава 14

Аманда сидела в своей комнатушке в ожидании рассвета. Застежка, завернутая в муслин и упакованная в картонную коробку, лежала перед ней на столе. Давящая тишина воцарилась вокруг.

Аманда подошла к камину и подбросила немного угля. Угольки вспыхнули, потом пламя уменьшилось. Она подвинула стул поближе к очагу.

Дрожь, которая донимала ее, была вызвана совсем не сыростью, хотя этот подвал оказался значительно хуже предыдущего. Тем не менее владелец согласился сдать его всего на две недели. Возможно, он принял ее за шлюху. И неудивительно: множество таких женщин заполняли здешние улицы. Две из них квартировали прямо над Амандой.

Если бы она не была преступницей, то могла бы пойти на Бедфорд-сквер и заночевать в тех замечательных апартаментах, которые ей предложила миссис Галбрет. Но ей пришлось бы снова лгать, а Аманда уже устала обманывать всех вокруг. К тому же она не могла ставить под угрозу доброе имя этих женщин. Если бы ее арестовали, на их репутацию, несомненно, пала бы тень.

Впрочем, Аманду вполне устраивало ее временное обиталище. Уже завтра она надеялась покинуть его. Если все пойдет в соответствии с планами, ей больше не придется проводить в Лондоне ни одной ночи.

Она задремала. Разбудил ее громкий крик с улицы. Где-то поблизости ссорились два человека.

Аманда подошла к окну и выглянула на улицу. Занималась заря. Она сняла платье и вымылась водой, которой запаслась с вечера, затем натянула на себя уродливое зеленое одеяние, в котором походила на служанку, завязала волосы в узел, а на голову надела простую соломенную шляпку. Она не распаковывала свой небольшой багаж и теперь положила в него также и одежду, которую сняла с себя. Собравшись, она взяла коробку и вышла.

Бакалея Морриса располагалась неподалеку. Она и выбрала этот дом, потому что он находился в том же районе. Аманда исходила из того, что адресат ее посылки, по-видимому, тоже проживает где-то неподалеку.

Она поставила коробку на прилавок. Седовласый и краснощекий торговец закончив расчеты с единственной покупательницей, подошел к Аманде и окинул ее испытующим взглядом, после чего все свое внимание сосредоточил на коробке.

– Вы мистер Моррис? – спросила Аманда.

– Да.

– Мне сказали, что я могу оставить это у вас для доставки владельцу, мистеру Тренхольму.

– И за это мне предложили такую плату, что я заключил: не иначе коробка сделана из золота.

Она почувствовала некоторое облегчение, услышав, что услуги доставки уже оплачены.

– Сама коробка не слишком впечатляет, но ее содержимое очень важно для мистера Тренхольма. Я надеюсь, вы позаботитесь о ее сохранности.

– Разумеется. Хотя я сомневаюсь, что на нее может кто-нибудь позариться. Вот смотрите, я ставлю ее сюда, подальше от людских глаз. Ничего лучшего я сделать не могу.

– Думаю, этого вполне достаточно. Мистер Тренхольм должен зайти за ней уже сегодня.

– Мне так и сказали.

– Он сам с вами договаривался?

– Договариваться приходил какой-то джентльмен с сельским выговором. Не знаю, он ли будет забирать ее или кто-то другой.

Упоминание о каком-то джентльмене вселило в нее надежду. Вполне возможно, это тот самый человек, который удерживает ее мать. Она даже может узнать местоположение родительницы: не исключено, что она здесь, в Лондоне.

В совсем неплохом настроении Аманда вышла из магазина. Окинув взглядом улицу, она пыталась решить, где ей лучше будет прогуливаться, чтобы не вызвать подозрений. «Если наблюдаешь за чем-то, девочка Мэнди, лучше двигаться, а не стоять на месте. Если будешь просто так стоять и пялиться, кто-нибудь тебя обязательно заметит».

Аманда принялась медленно прохаживаться взад-вперед, периодически останавливаясь у витрин магазинов и притворяясь, что ее интересуют выставленные там товары. Она надеялась, что, подобно мистеру Моррису в бакалее, никто особенно не заинтересуется ее скромной персоной. Аманда следовала правилу: хочешь быть незаметной, одевайся непритязательно – надень серенькое неброское платье, и чтобы на шляпке не было ни одной яркой ленты. Никто не замечает бедняков. Никто не запоминает лиц прислуги.

И все-таки один человек заметил. Когда она в третий раз подошла к кондитерской и уставилась на сласти, хозяин вышел и протянул ей конфету.

Все это время она не сводила глаз с лавки мистера Морриса. Посетители входили и выходили, но ни у кого в руках не было ее посылки. А ведь она намеренно положила похищенную вещь в очень большую коробку, чтобы ее невозможно было спрятать под полами плаща.

Вскоре после полудня один новый посетитель обратил на себя внимание Аманды. Он вовсе не походил на джентльмена, однако его платье отличал несколько лучший покрой, чем у остальных обитателей этого района. Невысокий цилиндр свидетельствовал о принадлежности к мелкой сельской аристократии.

Крепко сложенный, он пришел сюда пешком. Незнакомец следовал по улице и, вытянув шею, разглядывал вывески. И наконец вошел в бакалею.

Он вышел из лавки очень быстро, и в руках держал ее коробку.

Аманда последовала за ним.

Мужчина так и не заметил ее. Его шляпа возвышалась над толпой, привлекая к себе взгляд Аманды, пока он не торопясь шел своей дорогой, которую девушка запомнила в мельчайших подробностях. Наконец он вошел в здание на Дровер-стрит.

Это был дом, во многом напоминавший тот, где Аманда квартировала с Кэтрин. Явно не жилище джентльмена, хотя лет пятьдесят назад могло быть таковым. Из его окон доносились возбужденные голоса людей и крики матерей, ругающих своих отпрысков. На передних ступеньках две маленькие девочки играли с тряпичными куклами.

Она остановилась, чтобы разглядеть кукол.

– Когда я была маленькой, у меня тоже была такая кукла.

Одна из девочек окинула ее подозрительным взглядом, зато другая заулыбалась и протянула ей свою любимицу.

– Ее зовут София. Она принцесса.

– Да, очень красивая принцесса.

– А моя – герцогиня, – вмешалась в их разговор другая девочка. – Ее зовут Фелисити.

– Какая честь для меня быть вам представленной. Ваше королевское высочество. Ваша светлость. – Аманда присела в реверансе, и девочки захихикали.

Еще какое-то время она повозилась с куклами, а потом сказала:

– Несколько минут назад сюда вошел мужчина. Мне кажется, я узнала в нем знакомого моего отца.

– Вы говорите о мистере Притчарде? У него нет никаких друзей. Он всегда сидит в одиночестве у себя наверху.

– Мама удивляется: что он делает целыми днями в своей чердачной комнате?

– У него нет никакого своего дела, – прошептала первая девочка.

– А жена мистера Притчарда живет вместе с ним? Я как-то ее встречала. Она примерно моего роста, с черными волосами и довольно модно одета.

Обе девочки решительно замотали головами.

– Мы ее никогда здесь не видели. Он всегда выходит один и возвращается тоже один.

Аманда еще раз сделала реверанс куклам и отошла, а девочки продолжили свою игру.

Как неудачно! Она рассчитывала, что человек, которого она искала, придет сам. Он еще может появиться, если этот посредник намерен передать ему коробку. Тем не менее она снова начала прохаживаться по улице в надежде, что передача товара произойдет достаточно быстро.

Одновременно с попытками сойти за здешнюю обитательницу Аманда подсчитывала в уме, хватит ли у нее денег на то, чтобы кого-то нанять, если слежка затянется на несколько дней.

Аманда вошла в дом, где теперь проживала, сняла шляпку и стряхнула с нее воду. К неприятной необходимости целый день провести на улице вечером еще добавился дождь. Она спаслась от непогоды под навесом, из-под которого продолжила наблюдение за домом мистера Притчарда, однако по пути домой промокла насквозь.

Мистер Притчард так больше и не появился. Все входившие в дом производили впечатление тамошних жильцов, кроме одного юноши, доставившего корзину с продуктами. Ей придется встать еще до зари и возобновить слежку.

Она спустилась по лестнице и вошла в комнату, повесила шляпку на крючок сушиться и начала снимать промокшее платье.

Аманда застыла, наполовину сняв платье, так как ее охватило внезапное ощущение опасности. Инстинктивно она почувствовала чье-то присутствие.

– Не останавливайся, Аманда. Какую бы часть своего тела ты не продемонстрировала мне сейчас, вряд ли она станет для меня открытием.

Аманда резко повернулась, прижимая к себе платье. Всматриваясь в темноту, она различила фигуру герцога, сидящего у противоположной стены.

Он встал и проследовал к камину, наклонился и подбросил немного угля.

– Выбирайся из мокрой одежды и согрейся. Вот корзина с продуктами. Поешь.

Герцог стоял у огня, освещавшего его лицо. У нее перехватило дыхание, когда она увидела суровые складки у его рта, свидетельствовавшие о гневе.

Она поспешно сняла мокрую одежду и сменила на сухую, затем заглянула в корзинку: хлеб, сыр и ветчина. Никакого шампанского. Ну откуда ему взяться? Правда, присутствие шампанского могло бы означать, что герцог искал ее с добрыми намерениями, а отсутствие свидетельствовало о противоположном.

Герцог снова сел.

– Здесь не было никакой еды, поэтому я послал на постоялый двор за провизией. Так как ты отсутствовала целый день, я сомневаюсь, что у тебя выдалось время на обед.

– Значит, ты здесь уже давно.

– С утра.

Она отломила кусочек сыра и стала жевать.

– Как ты меня нашел?

– Мои слуги следили за тобой в целях твоей же безопасности. Когда в прошлую пятницу ты бежала со своей прежней квартиры с чемоданом в руках, один из них последовал за тобой. Они не сразу сообщили мне, куда ты перебралась. Предполагая, что ты переехала сюда на несколько дней для встречи с другим мужчиной, они подумали, что эта новость мне не очень понравится. Тем не менее, когда я стал допытываться, правда вышла наружу.

– Ты не имел никакого права следить за мной.

– Я сделал это только для того, чтобы ты не ходила от дома до леди Фарнсуорт в полном одиночестве. Однако, насколько я понимаю, то была наименьшая из опасностей, которым ты подвергалась. По крайней мере, о ней ты мне не лгала.

Она ела и думала, что ему может быть известно наверняка, а что он только предполагает.

– Я лгала тебе, но в очень немногом.

– Мне возможно. Полагаю, умолчание не считается ложью. Леди Фарнсуорт считает, что ты оставила работу из-за проблем с матерью. А твоя рыжеволосая соседка думает, что ты нашла место получше.

Все это не было ложью, однако признание в этом вряд ли ей поможет.

– Очень жаль, но у меня не было другого выхода.

Он оглядел ее комнату.

– Другого выхода, кроме этого? Но ты не распаковала свои вещи, значит, не собиралась оставаться здесь надолго. Наверное, только на день или два.

– Ты знаешь, что я могу сказать неправду. Мне кажется, что у герцога должны быть дела поважнее, чем провести целый день в ожидании подтверждения того, что женщина оказалась недостойна его внимания.

Он резко встал и подошел к ней.

– Мне жаль, что здесь не оказалось другого мужчины, как предполагал Винсент и другие лакеи. Также мне жаль, что совсем не из страха потерять место у леди Фарнсуорт ты скрывала свое имя. Теперь я уверен: за всем этим стоит нечто большее. Гораздо, гораздо большее. – Он пронзил ее мрачным взглядом. – Во что ты впуталась? Во что-то опасное? Противозаконное?

Ей было мучительно стоять так близко от него. Даже страх и возмущение не могли полностью уничтожить тот восторг, который она испытала, увидев его снова. Его холодный гнев болью отдавался в ее сердце, но будет еще хуже, если она ему все расскажет.

Аманда отошла от герцога.

– Возможно, я ушла потому, что намеревалась сбежать от тебя. Я же сказала, когда мы впервые встретились, что ты хочешь слишком многого, и ведь так действительно и было.

Герцог долго и пристально смотрел на нее с непроницаемым выражением лица.

– И снова лжешь… – Он протянул к ней руку. Она попыталась увернуться, но слишком поздно. Он заключил ее в крепкие объятия. – Неужели то, что я желаю – слишком много, Аманда? Он поцеловал ее. Она попыталась сопротивляться, но сердце выдало ее. Аманда покорилась, с восторгом ощущая его близость.

Он отпустил ее, после чего прошел к двери и удалился. Первым ее порывом было позвать его обратно. С его исчезновением страшная тоска наполнила ее душу. К черту его гордость. К черту его самого. Ему не следовало приходить сюда, даже если он узнал ее адрес. Он должен был сразу же забыть о ней и найти более достойную женщину. Но почему он этого не сделал?

Она заглянула в корзину в надежде найти там пиво или вино. Возможно, ей нужно пойти по стопам леди Фарнсуорт и начать употреблять крепкие напитки. Сейчас бы ей явно не помешал глоток чего-нибудь согревающего.

На лестнице послышались тяжелые шаги. Аманда напряглась: наверное, это констебль! Герцоги, вероятно, способны засадить за решетку беззащитную женщину. Однако вместо констебля в комнату вновь вошел Лэнгфорд с двумя другими мужчинами.

– Это Винсент, – сказал он, указывая на блондина. – А это Майкл.

Майкл был более крупнее.

– Не хотите перекусить? У меня здесь еще осталась ветчина.

– Они уже пообедали. Слуги помогут мне перевезти тебя из этого места.

– Я ценю вашу заботу, но вынуждена отказаться.

– Это было не предложение. До тех пор пока я не узнаю, чем ты занималась, я не выпущу тебя из поля зрения.

Негодование наконец взяло верх над ее чувствами.

– Идите вы к черту! – Она повернулась к ним спиной. – Убирайтесь. В первую очередь ты, Лэнгфорд.

– Я говорю серьезно, Аманда.

От гнева у нее закружилась голова.

– Винсент и Майкл, пожалуйста, оставьте нас. Мне нужно поговорить с герцогом наедине.

Они вопросительно посмотрели на Лэнгфорда, он кивнул, затем оба лакея вышли.

– Как! Ты! Смеешь! – Она буквально плевала в него словами. – Неужели твоя гордость настолько уязвлена тем, что какая-то служанка не согласилась стать твоей любовницей? Неужели ты был уверен в ее бесконечной благодарности? Неужели полагал, что любая юбка должна выполнять каждое твое повеление?

– Если бы ты была одной из множества юбок, меня бы совершенно не заботило, кто ты и чем занимаешься. Я бы уже давно забыл, как тебя зовут. Черт, да, моя гордость уязвлена, но в еще большей степени страдает моя репутация. – Он приблизился к ней. – Я должен знать, чем ты занимаешься, так как у меня есть подозрения, что ты втянула меня в какое-то преступное деяние. Я могу смириться с уязвленной гордостью, но свое честное имя не позволю запятнать. Ведь единственный грех, который я совершил, был вожделением к недостойной женщине. Признавайся сейчас, или, клянусь, по прошествии некоторого времени ты все равно будешь вынуждена это сделать.

Аманда не желала уступать.

– Я никуда не поеду.

– В соседнем квартале ждет экипаж. Ты пройдешь туда со мной по собственной воле, либо я пришлю его сюда и Майкл перенесет тебя в карету. Соседи не обратят внимания на твои крики. Тебя здесь никто не знает, и нас никто не остановит. Если же все-таки найдется какой-то дурак, Винсент даст ему несколько фунтов, и доброхот сразу же обо всем забудет.

– У меня есть план получше. Уходи и забудь, что ты когда-то встречал меня. Дай этим двум лакеям несколько фунтов, и они тоже обо всем забудут. Мы ведь были настолько осторожны, что никто больше не знает о нашей связи.

– Я знаю, и этого достаточно.

– Я никуда не поеду.

– Поедешь, черт тебя подери! – Он позвал Винсента. – Выбирай, каким способом. Я устал спорить с тобой, и сейчас уже далеко за полночь.

Майкл стоял у двери, Винсент был явно взволнован, как будто готовился по приказу герцога вытащить Аманду силой из ее каморки.

Она с мольбой взглянула на Лэнгфорда.

– Уходи и дай мне закончить это дело. Я обещаю: твое имя никак не будет связано с моим и с тем, чем я занимаюсь.

Но он не смягчился, а просто отдал приказ, жестокий и бескомпромиссный.

Полная отчаяния, она схватила свою сумку и воскликнула:

– Я никогда тебе этого не прощу.

Винсент взял сумку у нее из рук. Майкл поднял большой чемодан. Она потянулась к корзине с едой.

– Тебе это не понадобится. На хлебе и воде сидеть не будешь, – пообещал ей Лэнгфорд.

– Надеюсь, что нет. – Она поднялась с корзиной по ступенькам и сунула ее в руки герцогу. – Еще два пролета, дверь слева. Оставь ее на пороге. Там женщина родила два дня назад и будет рада такому подарку.

Он пошел вверх по лестнице. Она воспользовалась возможностью выйти из здания. Дождь прекратился, но воздух все еще был насыщен влагой. Винсент и Майкл следовали за ней по пятам.

– Где экипаж?

– Вон там, – ответил Винсент и указал налево. – Мы должны подождать его светлость.

– Его светлость нас догонит. А если нет, пусть отправляется пешком.

Майкл был потрясен ее словами, Винсенту ее идея очень понравилась. Он вышагивал впереди, Майкл замыкал процессию. Они вели ее до экипажа, как арестантку.

Глава 15

Аманда очень скоро обнаружила, что лондонский дом Лэнгфорда – самая роскошная тюрьма из всех возможных. Она часто задавалась вопросом, что бы сказала Кэтрин, если бы увидела такое.

Экономка провела ее в просторную комнату с зелеными шелковыми шторами. Другая служанка распаковала ее чемодан и сумку и развесила одежду в соседней гардеробной. Слуга принес ей поздний ужин – свежеприготовленную дичь в изысканном соусе. Аманда чуть не застонала от восторга, когда попробовала вина, которого он ей налил. Она уселась ужинать, а слуги тем временем готовили для нее ванну.

Всю дорогу она провела в попытках разжечь в себе еще большее негодование на тот случай, чтобы решительно отказать герцогу, вздумай он теперь склонять ее к интимным отношениям. Наперекор опасениям Аманды он даже не попытался ее коснуться.

– Накормите мою гостью и искупайте в ванне, чтобы смыть запахи ее последнего обиталища, – сказал он, передавая Аманду экономке. – Мы побеседуем утром, мисс Уэверли.

После этих слов герцог удалился с таким видом, будто она представляла собой неприятную часть багажа, который он вынужден был хранить.

Искушение ванны оказалось сильнее любых поцелуев. Она лежала в ней бесконечно долго и лишь вынужденно подчинилась требованию служанки, когда та сказала, что должна вымыть ей волосы. Завершив купание Аманды, та же женщина отвела ее в постель и задернула шторы. После этого пришли слуги и унесли ванну. Мягкие простыни поразили Аманду и она долго водила по ним ногами, чтобы насладиться их свежестью и чистотой.

Сон очень быстро сморил ее. Проснувшись утром, Аманда лежала и обдумывала свое положение. Если она расскажет герцогу правду, каковы шансы, что он отпустит ее? И если все-таки отпустит, удастся ли ей застать процесс передачи застежки? Если, конечно, она сможет возобновить слежку сегодня утром.

Более вероятно, что герцог незамедлительно передаст ее в руки властей. Если же всю правду открывать нельзя, то, возможно, он удовольствуется ее частью.

Аманда сбросила одеяло и отдернула шторы. Герцог сказал, что у них будет возможность побеседовать утром. Настало время выдержать его допрос. Если ей повезет, она закончит этот день в его импровизированной тюрьме, а не в Ньюгейте.

Она поспешно оделась и сошла вниз, где ей сообщили, что его светлость уже уехал.

Лакей провел его в маленькую столовую. Воздух, все еще сырой после ночного дождя, врывался в открытые окна. Солнце уже превратило дом в настоящую теплицу, как это часто бывает летом в Лондоне. Сюртук, легкое пальто и галстук довершали пытку в такую погоду.

– Что так рано, Лэнгфорд? – Брентворт отложил в сторону письмо, которое читал.

– Не просто рано, а слишком рано. Тем не менее, как мне хорошо известно, ты обычно встаешь вместе с солнцем, а я сегодня совсем не спал, поэтому и прибыл в столь неурочный час.

Он рухнул в кресло, приняв чашку кофе от слуги.

Брентворт внимательно посмотрел на друга, после чего сделал жест лакею, чтобы тот удалился. Он с первого взгляда понял, что им предстоит весьма интимная беседа.

– Мне нужны от тебя кое-какие сведения, если ты ими обладаешь, – начал Габриэль. – Просто ответь на несколько простых вопросов.

– Ну, если они, конечно, не подразумевают государственную измену.

Друзья рассмеялись, хотя это была совсем не шутка. Брентворту скорее всего были известны некоторые вещи, разглашение которых могло быть истолковано как измена.

– Но при этом я прошу тебя воздержаться от собственных вопросов в мой адрес, – добавил Лэнгфорд.

– А у меня они могут возникнуть?

– Возможно. Нет, они совершенно определенно возникнут.

– Это имеет отношение к пастушке?

– Черт подери! Ты уже задаешь вопросы. Если ты не можешь…

– Хорошо, я снимаю свой вопрос и больше не задам ни одного.

Габриэль сунул руку в карман.

– И еще одно. Никаких упреков.

– Никаких упреков? Если у меня нет повода кого-то поругать, я считаю день неудачным.

– Я говорю серьезно.

– Хорошо, никаких упреков. Создается впечатление, что ты попал в переделку. Надеюсь, я ошибаюсь.

– Это уже звучит как упрек, черт!

– Весьма незначительный и туманный. Ну ладно, все, я закончил.

Габриэль извлек из кармана две бумаги и развернул их.

– Ты знаешь, что это такое? Ты их узнаешь?

Брентворт взял рисунки и принялся внимательно рассматривать.

– Да, я их знаю.

– И что ты можешь сказать?

– Вот эта вещь была совсем недавно похищена у сэра Малкольма Найтли. Разве ты не в курсе? Он же живет рядом с твоим братом.

– Никаких вопросов! Что еще тебе известно?

Брентворт откинулся на спинку кресла.

– Это очень древняя вещь. Шестой век. Может быть, седьмой. Не кельтская, несмотря на линейный узор. Скорее всего осталась от какого-то варварского племени, баловавшегося набегами на здешние берега. – Он сделал паузу. – Ее нашли несколько лет назад в Девоншире.

– Значит, ты очень хорошо знаком с этими артефактами.

Брентворт пожал плечами.

– Мой отец был коллекционером и любил совершать исторические экскурсы. Я терпеливо его выслушивал, так как был примерным сыном.

– А как сэру Малкольму досталась эта штуковина?

– Это застежка. Вот здесь две ее части соединяются. Лот выставлялся на аукционе в Лондоне. На частном аукционе. И сэр Малкольм приобрел его. Всего, как мне кажется, там предлагалось предметов двадцать. Это был один из лучших. Там было три или четыре вещи подобного качества.

– Она дорогая?

– Он заплатил за пряжку совсем немного по сравнению с тем, сколько она стоит сейчас. В то время она была новинкой. Теперь же, с возникновением моды на древнюю историю Британии, вещица стала цениться как артефакт. Да, это ценная штука. – Он постучал пальцем по бумаге. – А вот эту приобрел Арджилл и передал Британскому музею. Там она и хранится. Ведь так?

– Никаких вопросов.

– Я могу посетить музей и сам узнать ответ.

– Узнавай.

– А, ты обещал хранить все в секрете. С моей стороны будет непорядочно вредить тебе.

– И тем не менее, – постарался произнести как можно более безразличным тоном Габриэль. – Если бы ты все-таки заглянул в музей и не обнаружил там этого экспоната, какой вывод сделал?

– Что он тоже был украден, а музей скрывает данный факт возможно, в надежде вернуть похищенную вещь до того, как о воровстве станет известно и начнется официальное расследование. Не бойся, что я поделюсь с кем-то своими выводами. Я умею хранить секреты.

Габриэль забрал у него рисунки.

– А больше ты никаких выводов не сделаешь?

– Ну, конечно, самый первый будет тот, что оба преступления совершило одно и то же лицо. Кто-то, кому очень нравятся металлические изделия из раннего Средневековья. Или же вор, посланный таким человеком.

– Ты сказал, что на аукционе было три лота очень большой ценности.

– И третий из них был, возможно, самым лучшим. Кинжал. На рукоятке тот же узор, что и на броши. На конце рукоятки очень большой камень. Рубин.

– Тебе известно, кто приобрел его?

– Мой отец, – ответил Брентворт. – Пойдем со мной. Я покажу тебе это сокровище.

Габриэль последовал за ним по коридорам дома. То, что Брентворт владел кинжалом, объясняло его глубокое знание всех подробностей. Но, к сожалению, это также наводило на мысль, что владелец кинжала решил также заполучить и две другие ценные вещи. Однако покойный герцог Брентворт, еще больший сноб, чем его сын, никогда не стал бы нанимать вора.

В галерее Брентворт открыл один из нескольких шкафов черного дерева, расставленных вдоль стены, и извлек массивный ящик. В нем лежал кинжал. Его рукоятка была отделана золотом с линейным узором, и на самом ее конце сверкал огромный красный камень.

– Считается, что он был извлечен из погребальной ладьи вождя племени. В археологическом раскопе обнаружили древесину. Люди, нашедшие его, не были профессионалами, поэтому многое, по-видимому, было утрачено.

– Непрофессионалы, говоришь?

– Насколько я понимаю, нет.

– И вещи продавались на частном аукционе?

Брентворт никак не отреагировал на его вопрос.

– А ты не знаешь, в какой именно части Девона были сделаны эти находки?

– По словам отца, сведения, предоставленные аукционерам, были довольно туманными. Где-то рядом с побережьем. – Он закрыл ящик. – Отсутствие подробностей, конечно, намеренное. Это плюс секретность наводит на мысль о незаконности раскопок. Мой отец купил кинжал, чтобы спасти исторический артефакт от уничтожения вандалами ради золота и рубина.

– Музею об этом известно?

– Сомневаюсь. С другой стороны, аутентичность артефактов не подлежит сомнению. В этом отношении они непохожи на полотна Рафаэля.

Они прошли по галерее, где две картины Рафаэля висели среди полотен других выдающихся мастеров.

– А не кажется ли тебе, что тот, кому захотелось заполучить брошь и застежку, вскоре пожелает заиметь и кинжал?

– Пусть приходит. Войти в мой дом не так-то просто, не говоря уже о галерее. Отец все продумал.

Габриэль усомнился в том, что дом можно было полностью обезопасить от вора, способного взбираться по стенам, совершать невероятные прыжки и абсолютно непохожего на грабителя.

Аманда сомневалась, что обычная женщина на ее месте заметила бы то пристальное наблюдение, которое за ней велось. Она же мгновенно обратила внимание на то, что слуги постоянно за ней следят. Лакей ни разу не отошел от нее на слишком большое расстояние. Конечно, это можно было объяснить желанием слуги мгновенно удовлетворить любое желание гостьи. Присутствие слуг означало одно: любая попытка ускользнуть из дома бессмысленна.

Ей разрешалось свободно ходить по дому. И Аманда совершила экскурсию по главным комнатам. С улицы трудно понять истинные размеры дома, но оказавшись внутри, начинаешь понимать его невероятную обширность: переходишь из одной комнаты в другую, а перед тобой открываются новые анфилады комнат.

Особенно понравилась Аманде библиотека. Она решила, что именно здесь Лэнгфорд проводит основное время. Гостиная и столовая были оформлены в стиле строгого классицизма, что совсем не вязалось с характером хозяина. Библиотека же, ткани и цвета, преобладавшие в ней, напротив, свидетельствовали о тяге к чувственным удовольствиям. Комнату заполняли мягчайшие кресла и удобные диваны. А громадный камин зимой, по-видимому, производил грандиозное впечатление.

Тихо напевая себе под нос, Аманда прошла в сад через застекленные двери. За ней последовали два садовника. Она зашла в беседку, и один из них решил подстричь деревья неподалеку. В беседке Аманду посетили воспоминания, заставившие ее почти мгновенно оттуда уйти. У нее испортилось настроение.

Она набрела на скамейку, села и задумалась о способах сбежать из этого райского заточения. И пока она словно в рассеянности рассматривала деревья, закрывавшие ветвями дальнюю стену сада, один из садовников внезапно занялся подрезанием этих ветвей.

Само собой разумеется, задние ворота сада заперты. Она внимательно взглянула на них, проходя мимо. Замок производил впечатление нового, крепкого – такого, который не так-то просто взломать. Только ночью у нее появится время для этого, но тогда уже наверняка будет поздно.

Каждый прошедший час увеличивал вероятность того, что застежка уже перешла в руки заказчика, и Аманда утратила всякую возможность узнать, кто же он такой. Конечно, Лэнгфорд не понимал, до какой степени осложнил ее жизнь, но Аманда все равно винила его в совершенно ненужном вмешательстве в ее дела.

Винсент воспользовался моментом, чтобы пройти в сад.

– Я здесь, – крикнула ему Аманда. – Садовники прекрасно справляются со своей задачей.

– А вдруг вам что-то потребуется, – промямлил Винсент, подходя ближе.

– Вы же прекрасно понимаете, что помощь в моем похищении – само по себе преступление? Герцога, конечно, никогда не привлекут к ответственности, а вот вас могут.

– Вас никто не похищал. Вы сели в экипаж по собственной воле. А что касается законов, его светлость сказал, что вы никогда не станете обращаться в суд.

– Вот как?

Она попыталась вспомнить в деталях их вчерашний разговор в подвале. И вспомнила характеристику, которую Лэнгфорд дал ее поступкам.

Кажется, он употребил слово «противозаконный».

Неужели он обо всем догадался? Она не могла представить, каким образом. Но ведь что-то навело его на подозрения.

– Герцог, несомненно, заблуждался. Вы же не можете держать меня здесь до бесконечности, а когда освободите меня, первым делом я отправлюсь к судье и изложу все факты, свидетельствующие против вас. И тогда узнаете, что значит быть лишенным свободы.

Ее слова развеселили Винсента.

– Если вы пообещаете, что у меня будет такая же, как у вас камера и меня будут кормить самыми изысканными деликатесами, я помогу вам сбежать. Почему бы не насладиться роскошью, пока она сама идет вам в руки? Я бы не отказался.

– Тюрьма всегда остается тюрьмой независимо от того, какие там стелют простыни. А теперь оставьте меня. Невежливо столь явно проявлять недоверие. По крайней мере отойдите туда, где я не смогу вас видеть.

Винсент отошел на некоторое расстояние, но Аманда заметила, что он занял такое положение, с которого хорошо просматривались стены и ворота.

Винсент просто выполняет приказы Лэнгфорда. Ей же хотелось знать, что подвигло герцога отдать подобные приказы.

У нее появилась возможность потребовать объяснений несколько минут спустя, когда она заметила, что Лэнгфорд вышел из дома через застекленные двери. Как только он появился, Винсент направился в дом, а садовники куда-то испарились.

Герцог подошел к ней по дорожке, что вилась между цветочными клумбами. Мрачный. Жесткий. Не склонный к доверительному общению. Ей хотелось, чтобы его синие глаза сверкали как драгоценные камни, а не как льдинки. Ей так не хватало его улыбки.

«Ты и только ты виновата в его холодности».

Он сел рядом с ней на скамейку.

– Надеюсь, ты довольна, как здесь с тобой обходятся?

– Будь я гостьей, мне не на что было бы жаловаться.

– Но ты и есть гостья. Если ты думаешь по-другому, я могу продемонстрировать тебе места в этом доме, которые предназначены для того, чтобы в самом прямом смысле содержать человека в заключении.

Она не сомневалась, что таковые имелись.

– Спасибо, что не поместил меня в одно из них.

Несмотря на его суровость, теперь, когда он сидел так близко от нее и их ноги почти соприкасались, Аманда ощутила что-то от той прежней близости, которая связывала их всего несколько дней назад. Она задумалась, чувствует ли он нечто подобное.

– Извини, я не предупредила тебя, что должна оставить свою прежнюю жизнь.

– Не имеет значения. Я бы спросил тебя почему, и тебе бы пришлось вновь лгать.

– Ложь дается мне не так легко.

– Неужели? Леди Фарнсуорт ты сказала, что отправляешься помогать матери. Ты забыла ее уведомить, что собираешься остаться в Лондоне.

– Но я и не говорила, что моя мать не в Лондоне.

Габриэль сардонически улыбнулся.

– Ты не часто лжешь, но если лжешь, то делаешь это с блеском. Ты позволяешь своим слушателям домысливать ложь, чтобы самой не произносить ее вслух. Ты говоришь ровно столько, сколько необходимо, чтобы направить их мысли в нужное русло. – Он пристально посмотрел на свою пленницу. – Это редкий талант. Неужели ты настолько умна?

К удивлению Аманды, он взял ее за руку. Она закрыла глаза, пытаясь справиться с чувствами, вызванными его прикосновением. От ее решимости не осталось и следа, и она была уже почти рада, что он нарушил ее планы.

– То, что ты захотела порвать со мной, я могу принять. Я предлагал тебе нечто недостойное. Но то, что ты решила просто так, ни с того ни с сего, уйти от леди Фарнсуорт, отказаться от хорошего места, от более или менее пристойного положения, представляется мне совершенно необъяснимым. И мне приходят на ум только очень нехорошие причины.

Аманда хотела признаться ему в том, как ей надоело быть пешкой в игре неизвестного человека, хотела освободиться от постоянного беспокойства за судьбу матери. Но она не осмеливалась довериться ему.

Аманда боялась, что он отпустит ее руку, и крепко сжала его кисть.

– Как бы мне хотелось, чтобы мы снова сжимали друг друга в объятиях, – прошептала она, и слезы навернулись ей на глаза. – Как бы я хотела, чтобы здесь рядом со мной снова сидел тот мужчина, а не жестокий суровый герцог, который, я уверена, с презрением воспримет все, что я скажу. Я доверилась тому мужчине душой и телом. В глубине души я знала, что могу так поступить, но теперь не могу тебе доверять.

Она поцеловала его руку и отпустила, затем вскочила и убежала в дом.

Глава 16

Габриэль чувствовал ее присутствие во всем доме. Он не видел ее с той минуты, когда она убежала от него в саду, но ощущал ее присутствие настолько отчетливо, что мог мысленно следовать за ней по дому. Все эти несколько часов ее последние слова звучали у него в голове: «Но теперь не могу тебе доверять».

Доверять в чем? Какой же тяжелый груз она несет… И какие обстоятельства заставляют ее рисковать столь многим ради того, чтобы похитить несколько древних артефактов? Он понимал, что ему удалось ухватить только часть какой-то большой истории. Ему хотелось узнать и остальное. При этом он сознавал, что сам становится соучастником преступления.

И как же, черт возьми, ей удалось все провернуть в доме сэра Малкольма? Ведь кража подразумевала страшный риск: прыгая от одного окна к другому, она могла разбиться или стать инвалидом.

В чемодане и сумке Аманды не обнаружилось похищенных артефактов. Он просмотрел их, ожидая ее в том жутком подвале. Она, конечно же, не коллекционер. Да ему и в голову не приходила подобная мысль. Он просто надеялся найти улики и удалить их.

Но ни броши, ни застежки в ее вещах не было. Кому она их передала? Он обнаружил совсем немного денег. И где же плата, которую она получила за свои услуги?

Чтобы немного успокоиться, Габриэль отправился в клуб. Страттон и Брентворт были уже там. Они играли в карты, а Страттон без умолку уже в сотый раз пересказывал мельчайшие подробности жизни своего малыша.

Но потом разговор принял неожиданный и неприятный оборот.

– Страттон, ты слышал о краже из дома сэра Малкольма Найтли? – спросил Брентворт.

Страттон, которого в последнее время мало интересовали новости, не касавшиеся его сына, конечно же, не слышал.

– Вор проник через окно, – продолжал Брентворт. – Что удивительно, высокое окно.

Габриэль ничего ему об этом не говорил. Брентворт сам все выведал.

– Я же сказал: никаких вопросов, – пробормотал герцог, когда кто-то проходивший мимо отвлек Страттона поздравлениями по поводу рождения наследника.

– А я тебя ни о чем не спрашивал, как ты и просил.

– Да, но ты, вероятно, всех остальных расшевелил своим любопытством.

– У меня тоже есть имущество, которое я должен защищать.

– Защищай, но не переходи границ…

– Через высокое окно, – повторил Страттон, возвращаясь к разговору. – Странно. Очень редкое искусство. Один неверный шаг – и упадешь вниз.

Габриэль представил Аманду, падающую на землю рядом с домом Гарри, и страшно пожалел, что Страттон вновь поднял эту тему.

– Когда я первый раз ездил во Францию, там был один человек, который прославился тем, что мог влезать в любые окна. Он знал, где находятся драгоценности, и похищал только лучшее, – продолжил Страттон. – Как бишь его звали? Нет, не помню… Но его схватили. Был громкий процесс. – Страттон задумался. – Англичанин. Уоткинз… Нет. Уиллоу? Нет. – Пожав плечами, он оставил попытки припомнить имя вора.

– И что с ним стало? Возможно, он переехал в Лондон? – спросил Брентворт.

– Его сослали на каторгу. Скорее всего он там и умер. Большинство преступников бесславно кончают свою жизнь. Вполне подходящий конец для такой истории.

– Или, – предположил Брентворт, – он сбежал с корабля. Только подумайте об этом. Что могло удержать такого ловкача на судне с заключенными? Кандалы? Но ведь он наверняка легко взламывал замки. Море? Но любой корабль должен заходить в порты за пресной водой и провизией. Охрана? Где вы видели охрану, безупречно выполняющую свои обязанности? В порту преступник мог запросто перепрыгнуть на другой корабль и таким способом сбежать от охраны, если он действительно обладал теми талантами, о которых ты говоришь.

Мысли Габриэля вернулись к Аманде. Похищение артефактов требовало необычайных умений, которые обычно являются плодом многолетней тренировки.

А что, если Аманда вовсе не пытается бежать от ее нынешней жизни? Что, если ей просто никак не удается порвать со своим темным прошлым?

Аманда отдернула шторы, чтобы с кровати видеть в окна ночное небо. Ее план провалился. За сегодняшний день застежка уже, вероятно, перешла в руки заказчика. И вместо того чтобы следовать по пятам за этим человеком, она пребывает в заточении.

Ее мать останется в плену у того негодяя навсегда. Ведь если придет какое-то новое требование, дочь о нем даже не узнает.

День, проведенный в совершенной праздности наедине с собственными мыслями, подошел к концу, и Аманда пришла к печальному выводу: все было напрасно. Ложь, жертвы, преступления – все напрасно, ведь ей так и не удалось спасти мать.

Ей так нравилась новая жизнь, начавшаяся пять месяцев назад, когда она поступила на службу к леди Фарнсуорт. Как радовалась она этой перемене в своей судьбе. Как была уверена, что ее позорное прошлое осталось далеко позади. И как быстро теперь она утратила все, чего достигла.

Она натянула на себя одеяло и попыталась забыться сном, но ее мысли метались, и все они были связаны с событиями последних нескольких недель.

Какой-то звук заставил взглянуть ее в сторону двери. Дверь открылась, и вошел Лэнгфорд. На нем был длинный широкий халат, спутанные волосы закрывали лицо, как будто он только что пробудился ото сна.

Он подошел к ней и сел на край кровати.

– Ты была права, Аманда. Гордость, плод моего обычного высокомерия, пробудила излишний гнев. – Тыльной стороной ладони он провел по ее щеке. – Меня больно ранило твое бегство. Мне просто не могло прийти в голову, что ты вынуждена уйти от меня по причинам, которые мне неизвестны.

Его слова успокоили Аманду, а прикосновение принесло утешение.

– Ты пришел выяснить эти причины?

– Я покинул свою спальню именно с таким намерением. Теперь же, переступив порог твоей комнаты, мне хочется сжать тебя в объятиях и заставить забыть обо всех причинах, а самому – оставить свой гнев, по крайней мере на сегодняшнюю ночь. – Он провел пальцами по ее губам. – Но только при том условии, если ты этого тоже хочешь.

О, как же она этого хотела! Аманда страстно желала обрести покой в его объятиях.

Она подвинулась, чтобы освободить для него место на кровати, потом села и сняла ночную рубашку. Он встал, сбросил халат, она опустилась на подушки, обняла его и обхватила ногами, приковав к своему телу.

Они наслаждались друг другом в полном молчании. Их поцелуи и ласки достигли желанной цели – она забыла о тех мучительных мыслях, что изводили ее на протяжении нескольких последних дней. Она радовалась этой близости так, как не радовалась никогда раньше. Аманда чувствовала, что и он воспринимает их сегодняшние ласки совершенно по-иному.

Потом они еще долго лежали, заключив друг друга в объятия, дыша дыханием друг друга. И в том необычайном спокойствии, в котором она так нуждалась и которое наконец обрела, она призналась себе, что если и есть на земле человек, которому она может доверять, то это лишь мужчина, который лежит сейчас рядом с ней.

– Ну вот мы снова вместе в полной темноте. – Прошептал он ей на ухо.

– Как странно, что я лучше узнаю тебя в темноте. Ничто не отвлекает от твоих прикосновений и голоса. В темноте реален только ты.

– И в чем эта реальность?

– Я уверена: ты никогда не причинишь мне боли.

– Я рад, что ты это поняла.

– Я знаю, ты хороший человек, даже несмотря на то что иногда бываешь плохим. Таким тебя делают разные мелочи – к примеру, женщины.

– Я никогда не относился к женщинам как к мелочам.

Аманда едва слышно рассмеялась.

– Наверное, действительно нет, если уделял им так много внимания. Ты благородный человек. Именно это я имела в виду. Даже когда ведешь себя чудовищно, все равно придерживаешься неких нравственных принципов. Ты был воспитан на них, они часть тебя. И я завидую тебе в этом.

– Но и в тебе тоже были воспитаны какие-то правила поведения и то, что ты называешь принципами.

– Я не была воспитана в уважении к благородству, справедливости, морали и нравственности. Мои родители были воры. Преступники. Они научили меня выживать и побеждать в их мире.

Он выслушал ее слова без всякой видимой реакции.

– Они всегда находили уважительные причины для своих поступков, – продолжала Аманда. – У них был собственный кодекс чести, которого они придерживались. Никогда не воровать у бедных, только у богатых. Никогда не применять насилия. Никогда никого не выдавать, даже самых больших подлецов. Свою профессию они считали благородным искусством. Но к десяти годам я уже понимала: кодекс чести основан на самообмане. Мы были обычными ворами, а не людьми искусства. Преступниками. И мало чем отличались от мелких карманников.

– Именно поэтому мать отправила тебя в школу?

– Нет, просто я стала ей мешать. Она рассчитывала забрать меня оттуда, когда я стану совсем взрослой и сделаюсь ее сообщницей. Она посещала меня в школе, но когда мне исполнилось пятнадцать, я заявила, что никогда не буду воровать с ней и что мне противен такой образ жизни. Она мне часто писала после того, но больше я никогда ее не видела.

– Но она же вернулась в твою жизнь сейчас? Она или отец?

Мгновение Аманда молчала, затем прошептала:

– В некотором смысле.

Она отвернулась от него и с головой зарылась в подушки.

Габриэль даже не понял, что она плачет, пока до его слуха не донеслись сдавленные всхлипы. Он положил руку на ее вздрагивающую спину, но от этого она зарыдала еще сильнее. Он прижал ее к себе, целуя в попытках успокоить.

Понемногу Аманда затихла, он прижался губами к ее виску и произнес:

– Расскажи мне. Мне кажется, я что-то знаю, но, наверное, не самое главное.

Не поворачиваясь к нему лицом, Аманда сказала:

– Самое главное заключается в том, что я снова начала воровать. Я вернулась к тому, чему меня учили в детстве. – Она вновь напряглась. Прошла минута, и она повернулась к нему лицом. – Ты не потрясен и не возмущен?

– Нет, по крайней мере не тобой.

Аманда приподнялась на одной руке.

– Ты знал.

– Я догадался. Однако мне не известно, почему ты это сделала.

– Возможно потому, что в этом моя истинная природа, а годы достойной жизни были миражом.

– Неужели ты говоришь всерьез? Ты когда-нибудь задавалась вопросом, какова настоящая Аманда Уэверли? Ты ведь нашла ее в той школе, где оставили тебя родители. Я хочу узнать, почему ты пошла на риск утраты своего истинного «я».

Она легла, ее лицо было всего в нескольких дюймах от его лица.

– Не отпускай меня, и я все расскажу.

Она поведала ему о письмах и требованиях. О мольбе, с которой обращалась к ней ее мать. О броши и застежке.

– Я надеялась, что с помощью застежки смогу отыскать место, где он удерживает ее. Я шла по пятам за тем мужчиной, но когда я вернулась, вы ожидали меня. Теперь уже поздно, я уверена.

Аманда чувствовала его дыхание. Его объятие не ослабло ни на мгновение.

– Тебя шантажировали.

– Он не требовал от меня денег.

– Он требовал от тебя совершения неблаговидного поступка и угрожал причинить вред в случае отказа. Это и есть шантаж.

– Вряд ли в суде обратят на это внимание.

Как бы ни были они близки, последствия содеянного ею создавали некое пространство пустоты между ними. Она не могла представить, какие мысли в данный момент бродят у него в голове.

– Мне не следовало тебе рассказывать.

– Я должен был узнать.

Возможно, он надеялся, что ее слова опровергнут его худшие опасения, спасут его гордость и самолюбие. Однако теперь он столкнулся с реальной ценой знания правды.

Она потянулась, чтобы поцеловать его.

– Ну вот, теперь ты знаешь все, а мне стало легче. Я пойму, если ты будешь вынужден…

– Нет, об этом речь не идет. Я найду другой способ.

Ей так хотелось верить, что есть какой-то другой способ, на что оставалось совсем мало надежды. Она прижалась к нему, пытаясь забыться в его объятиях. Это было главным, что он мог дать ей сегодня.

Они проснулись рано утром, оделись и спустились к завтраку. Все домашние знали о странной гостье герцога, поэтому никакой нужды в особых предосторожностях не возникло.

Габриэль просмотрел почту. Аманда выпила кофе. Полчаса домашней уютной обстановки вызвали у нее улыбку. Вот она завтракает в герцогском доме и ведет себя как настоящая леди, делая вид, что мужчина, сидящий напротив нее, не держит в своих руках ее судьбу.

Она спокойно наблюдала за тем, как он занимается повседневными делами. Если бы перед ней сидел не герцог, не пэр Англии, не джентльмен, связанный законами чести, не великий соблазнитель, познавший множество женщин, гораздо более привлекательных, чем она, тогда, может быть, ей удалось бы уговорить его позволить ей бежать. Однако все обстояло с точностью до наоборот.

И в то же время она не хотела, чтобы он стал другим, более покладистым.

Наконец он отложил в сторону письма.

– У меня есть план.

– Даже боюсь спрашивать какой.

Его взгляд, устремленный на нее, был полон сочувствия и решимости.

– Сегодня ты покажешь мне, где живет это посредник по имени Притчард. Я поговорю с ним. И он мне признается, кому передал застежку.

– А если он откажется говорить?

Габриэль явно переоценивал силу влияния герцогского титула на преступников. В этой сфере жизни она была экспертом, а он только ассистентом.

– Я постараюсь уговорить его.

– Он может не поддаться на уговоры.

– Тогда я попробую убедить его другим способом. Я заплачу ему.

– Это может сработать, – согласилась Аманда.

– Если же и это не сработает, тогда я привлеку Винсента и Майкла.

– Ну, такой довод может оказаться самым убедительным.

– Но я все-таки надеюсь, что до него не дойдет.

– Я не стану очень переживать, если и дойдет.

Лэнгфорд встал.

– Тогда поедем сейчас же и покончим со всем этим.

Лэнгфорд мерил шагами деревянные половицы простенькой комнаты. Аманда стояла в самом ее центре, от досады ничего не чувствуя.

– Создается впечатление, что здесь никто никогда не жил, – сказал он. – Ты уверена, что это то самое место?

– Я видела, как он входил в это здание. И мне сказали, что он снимает комнату на чердаке.

Лэнгфорд провел пальцем по густому слою пыли на столе.

– Полагаю, он мог съехать вчера.

Его осторожные слова привлекли внимание Аманды. В нем появилась какая-то незнакомая ей раньше серьезность и сосредоточенность. Его позу, выражение лица, то, как он смотрел на все вокруг, кроме нее, отличала какая-то подчеркнутая официальность.

Возможно, он заподозрил ее во лжи, в том, что она сочинила историю, дабы отвлечь его от истины. Ведь она же преступница, способная на многое. Почему бы ей и не солгать?

Он взглянул на нее, и возникшая было между ними пропасть мгновенно исчезла, словно в одну секунду его разум отверг все те доводы, которые роились в ее голове.

– Значит, мы его упустили, – сказал он. – Что усложняет нашу задачу, но не делает безнадежной.

– Но как мы его теперь найдем?

– Застежка отправилась к своему заказчику. Твоя мать в безопасности. Но он обязательно пришлет следующее требование. И когда это произойдет, мы сможем им воспользоваться, чтобы отыскать твою матушку, этого шантажиста и похищенные вещи.

Аманда опустилась на один из деревянных стульев около стола.

– А что, если не последует других требований?

– Последуют, – мрачно произнес Габриэль. – Осталась еще одна вещь, которая должна завершить коллекцию. Шантажист обязательно захочет заполучить ее.

– И мне придется ее украсть?

– Я очень люблю тебя, Аманда, и не позволю тебе больше быть воровкой.

– Но как же тогда эта последняя вещь приведет нас к моей матери?

– Мы сделаем это, не прибегая к воровству.

Он что, намерен купить артефакт? Если владелец согласится его продать, этот план может сработать.

– Я должна буду жить у тебя в доме до тех пор, пока мы не узнаем, сработает ли наш новый план?

Выражение его лица сделалось неумолимо жестким.

– Да.

Это довольно сильно задело Аманду. Она почти жалела, что не оказалась более решительной и не отослала его прочь, когда он заявился к ней домой. Он герцог, а она воровка. Об этом можно забыть лишь на какое-то время, но осознание этого все равно рано или поздно вернется.

– Значит, ты продолжаешь оставаться моим надзирателем, – произнесла Аманда вставая. – По крайней мере откровенно.

– Аманда…

– Оставь, пожалуйста. Не пытайся ничего объяснять. Все ясно! Мне кажется, я все понимаю даже лучше тебя. Пойдем и сообщим Винсенту, что ему сегодня не придется никого избивать. Думаю, он будет разочарован.

В доме Лэнгфорда постепенно привыкли к присутствию Аманды. Наблюдение за ней сделалось менее пристальным, как она и ожидала.

Однажды, когда садовников не было поблизости, она задумалась о возможности бегства. Перепрыгнуть через стену – и бегом по переулку… Но что потом? Без одежды, без денег, без жилья она просто не выживет. Хуже того, она утратит всякую возможность освободить мать. Сейчас она пребывает в заключении, но у нее сохраняется такой шанс.

Лэнгфорд вышел из дому в обычное для него время. Он исправно посещал последние балы и приемы сезона. Аманда предположила, что он также посетит свой клуб и займется всеми теми делами, которыми надлежит заниматься герцогу. Возможно, он будет присутствовать на сессии парламента. Она пыталась угадать по его внешнему виду и степени официальности костюма, в какие дни он ездит в парламент. По таким случаям он не позволял себе повседневных галстуков и ярких жилетов.

Лэнгфорд не заходил к ней уже несколько ночей подряд. Возможно, он считал их близость в подобной ситуации неприличной. Но это не значило, что он охладел к ней. Когда они оставались наедине, она чувствовала, что его влечение к ней все так же сильно, как и прежде.

В конце концов однажды, когда они вместе сидели за столом и их взаимное желание становилось все более явным с каждым взглядом и каждым словом, Аманда сделала вывод, что его желание оставаться джентльменом вновь приносит им одни лишь неудобства. И еще до окончания их общей трапезы она решительно пригласила его к себе в постель.

В ту ночь и несколько последующих он доставлял ей невероятное удовольствие, каждый раз привнося нечто новое. Дьявол научился многому во время своих частых посещений ада. И на несколько часов ей снова удавалось сбрасывать с себя оковы прошлого, настоящего и будущего и не чувствовать ни страха, ни вины.

Дни Аманда проводила за чтением. Других занятий у нее практически не было. Дамские сочинения и газеты, приобретаемые ежедневно… Так распорядилась экономка, или решил дворецкий, или же это приказание самого Лэнгфорда, она не знала. Она читала светскую хронику, посвященную в основном завершению сезона. Она следила за отъездом самых известных семейств из города, узнавала, какие из них решили остаться в Лондоне. Она прочла, что герцогиня Страттон появилась на балу гораздо раньше, чем следовало молодой матери, по мнению автора заметки.

В ее заточении случались крошечные просветы. Каждый день Винсент и Майкл сопровождали ее в экипаже в типографию мистера Питерсона, чтобы узнать, не получено ли очередное послание на имя миссис Бутлкамп. Ее присутствие, собственно, не требовалось. Любой, кто спросил бы о письмах на это имя, получил бы их. Просто подобные выезды давали ей возможность немного развеяться, и герцог прекрасно это понимал.

Через неделю после похищения Аманды мистер Питерсон извлек из коробки под прилавком очередную депешу.

Увидев ее, Винсент произнес несколько слов на ухо Майклу, и тот заспешил куда-то по улице. Винсент не сказал Аманде ни слова, усадил ее в экипаж, а сам занял свое обычное место на запятках.

Оставшись одна, Аманда внимательно рассмотрела письмо. На сей раз она узнала почерк матери. Это немного успокоило Аманду, и она вскрыла печать.

«Моя дорогая Аманда!

Прости, что я не смогла сама написать тебе предыдущее послание. Мгновение неуместной смелости заставило меня в тот раз решительно отказаться заставлять тебя совершать столь опасные поступки. И только значительно позже мне пришло в голову, что ты, увидев чужой почерк, могла предположить на мой счет нечто ужасное.

Должна с сожалением сообщить тебе: как я и опасалась, он не удовлетворен полученным до сих пор. Сейчас он дает мне клятвенное обещание, что нынешнее поручение будет последним. Мне остается только надеяться.

Ты должна для него добыть кинжал. Рукоятка сделана из золота и покрыта орнаментом, сходным с тем, который украшает брошь. В основании рукоятки – большой красный камень.

Владеет кинжалом герцог Брентворт, это часть его коллекции. Я надеюсь, что тебе удастся избежать опасности. Если аристократ устраивает большие приемы или балы, ты можешь сделать это моим излюбленным способом и быстро скрыться.

Все остальное как обычно. Пришли записку, когда заполучишь нужную вещь, после чего тебе поступят указания по пересылке.

Прими мою любовь и преданность, моя ненаглядная девочка.

Мама».

Тот самый герцог Брентворт! Лэнгфорд как-то упоминал о нем. Аманда полагала, что все пэры Англии должны знать друг друга.

Она не встречала его имени в разделе светской хроники, из чего можно было заключить, что он вряд ли устраивает балы или приемы. Возможно, и устраивает, но очень редко. Если бы нынешнее требование пришло раньше, в разгар сезона, возможно, ей бы и удалось пробраться на один из балов в доме означенного Брентворта.

Аманда спрятала письмо. Лэнгфорд поклялся избавить ее от занятий воровством. Как же ей хотелось, чтобы он сдержал эту клятву… А если он не сможет, тогда должен ей подсказать как она сможет проникнуть в дом этого герцога.

Габриэль изучил письмо. Аманда сидела в своей маленькой гардеробной и дожидалась, пока он закончит чтение.

Он перевернул бумагу.

– Его пересылка была оплачена.

– Да, конечно. Лавочники, которые принимают письма для передачи адресатам, не станут выкладывать собственные деньги за их получение.

– Кроме того, нет необходимости в указании обратного адреса. И невозможно узнать, откуда оно было отправлено. К сожалению.

Лэнгфорд положил письмо, подошел к окну и вгляделся в ночную темноту, обдумывая следующую фразу.

В последние несколько дней он избегал принятия решений, хотя главные вопросы постоянно занимали его мысли, но только не ночью. Ночью они с Амандой существовали совершенно в другом мире. Ему следовало бы проявить больше твердости, но жить с ней в одном доме и не касаться ее было невозможно. Безнадежно. Мучительно. У него не хватало стойкости, чтобы отказаться от ее ласк, даже несмотря на то что это еще больше усложняло ситуацию.

– Аманда, я должен задать тебе один вопрос. Не исключаешь ли ты возможности, что вообще не существует никакого человека, удерживающего твою мать, или что она в сговоре с этим человеком, а вовсе не его пленница?

Он увидел, насколько потряс ее этот вопрос. В ее глазах блеснул самый настоящий ужас.

– Такое даже жутко предположить.

– Ты же сама говорила, что не видела родительницу много лет. Ты ее фактически не знаешь.

– Она моя мать. Она не станет… она никогда…

Среди этого взрыва возмущения Лэнгфорд заметил, что страшное подозрение проникло в сознание Аманды.

– А стал бы это делать твой отец, в случае его возвращения? Не исключено, что человек, удерживающий ее, – это он.

– Ты сошел с ума? Спустя столько лет он, по-твоему, начал бы искать ее?

– Возможно, ведь у него не оставалось выбора. Вдруг он болен или нуждается в убежище. На кого еще он мог бы положиться, кому смог бы довериться?

– Ты ошибаешься! И моя мать не способна вступить в сговор со своим похитителем!

Лэнгфорд не мог похвастаться такой же уверенностью.

– Нам необходимо заполучить кинжал, – сказала она твердо, словно забыв обо всем остальном, – я обязана отослать его. И затем должна отследить, куда он направится, дабы вызволить мать из плена. Как только она окажется на свободе, этот человек потеряет власть надо мной, и кошмар закончится.

Ее слова тронули его, как это бывало и раньше. Он бы с удовольствием отложил их разговор на день, на месяц, навсегда.

Она сидела на диване, положив ноги на подушку. Голые ступни выглядывали из-под края рубашки. Волосы были распущены: так нравилось Габриэлю.

Какое-то странное чувство овладело им. Если он поможет ей, цена, заплаченная за помощь, будет слишком высока. Чрезмерно высока. Существуют границы, которые человек не должен никогда переходить, даже ради друзей и возлюбленных. И вот он оказался всего в дюйме от такого рубежа.

– Мы достанем и отошлем кинжал, затем проследим за ним. Мы найдем твою отчаянную матушку. И похищенные вещи… А потом я верну их владельцам.

Аманда кивнула.

– А потом?

Черт, сейчас совсем не время для такого вопроса. Должно пройти еще какое-то время, нужно многое обдумать.

– А потом? – повторила она.

– А потом тебе придется покинуть Англию, Аманда. И миссис Уэверли тоже.

Она заморгала, и он заметил слезы в ее глазах. Тем не менее она попыталась улыбнуться, и от ее улыбки у него сжалось сердце.

– Это лучше, чем Ньюгейт. Я всегда хотела посетить Америку.

Это был единственный безопасный способ ей помочь, но даже он мог страшно скомпрометировать герцога.

Габриэль подошел к ней и поцеловал в лоб, затем направился к двери.

– А до тех пор? Ты будешь моим надзирателем и только? – спросила Аманда. – Бессмысленная жестокость, если иметь в виду будущее, которое меня ожидает.

Она удивила его. Только самый последний подлец будет требовать любви от женщины, жизнь которой собирается сломать. Ему придется очень дорого заплатить, когда все это закончится, по меньшей мере собственной совести, если не закону.

Он решил, что как-нибудь все это переживет. Он вернулся, взял Аманду на руки и понес в спальню.

Глава 17

– Еще один очень ранний визит, Лэнгфорд. По крайней мере, на сей раз ты дождался одиннадцати часов.

Габриэль обнаружил Брентворта в его кабинете с пером в руке. Бумаги, разложенные на столе, производили впечатление важных и вполне официальных. Но так как Брентворт не был членом правительства, Габриэля удивило такое их количество и заинтересовало содержание.

Заученным движением Брентворт собрал все бумаги в одну стопку, так чтобы их невозможно было рассмотреть.

Габриэль устроился в кресле напротив. Он не желал сидеть рядом со столом как секретарь или податель жалобы, хотя сегодня его роль мало отличалась от роли просителя.

– Я пришел к тебе за одним одолжением, – начал он.

– Я весь внимание. – Брентворт отложил перо. – Полагаю, ты хочешь, чтобы я дал тебе взаймы кинжал.

Слова Брентворта прозвучали как пощечина и немного испугали Лэнгфорда.

– Да.

– Я не стану спрашивать зачем, ибо уверен: у тебя есть на то веские основания.

Он встал и направился к двери. Габриэль последовал за ним.

В галерее Брентворт открыл шкаф, вытащил ящик и извлек оружие.

– Мы подыщем для него коробку. Ты же не можешь ехать по городу, спрятав клинок под плащом. Он может разорвать подкладку.

– Полагаю, что да.

Брентворт вызвал лакея и описал ему коробку, которая подошла бы для кинжала. В библиотеке Лэнгфорд и Брентворт ждали, пока все приготовления будут закончены.

– Я слышал, Бругем одобрил законопроект о пересмотре уголовного законодательства относительно смертной казни. Его возмущали смертные приговоры, которые так и не приводились в исполнение. Это создает прецедент в той сфере, где правительство должно быть абсолютно справедливым.

– А насчет реформы уголовного законодательства?

– Трудно заставить людей озаботиться проблемами благополучия преступников в тюрьмах.

– Оба законопроекта связаны. Если тюрьмы останутся в своем нынешнем состоянии, отмена смертной казни станет лишь отсрочкой смерти для большинства осужденных.

– Возможно. Но я сомневаюсь, что тебе удастся провести оба законопроекта.

Скорее всего Брентворт прав, так как в обозримом будущем Лэнгфорд вряд ли найдет в себе моральные силы для их защиты.

Исходя из того, что он собирался сделать для Аманды, будет лучше вообще удалить его имя из списка сторонников этих законопроектов. Если все откроется, его поведение в парламенте будет выглядеть как попытка помочь преступнице.

Лакей принес пустую деревянную коробку без замка. Брентворт завернул кинжал в носовой платок и положил в коробку.

– Если ты вдруг вспомнишь еще какие-то подробности того аукциона: например, имена присутствовавших, – пожалуйста, сообщи мне, – попросил Габриэль.

Брентворт опустил крышку коробки и протянул ее другу.

– Никаких вопросов? – Брентворт покачал головой. – Просто хочу напомнить: у тебя есть друзья, они всегда помогут, если возникнет необходимость.

Когда Габриэль вернулся домой, он встретил Страттона, вручавшего поводья лошади своему груму.

– Как удачно, что я не приехал раньше, Лэнгфорд. Мне бы сказали, что тебя нет дома, а я бы принял эти слова за отговорку.

– В последнее время я встаю раньше обычного.

Войдя в дом, Страттон по привычке сразу же направился в библиотеку. Отстав на шаг от своего гостя, Габриэль начал делать за его спиной отчаянные жесты дворецкому. Тот мгновенно все понял и поспешил вперед.

Когда они вошли в библиотеку, Габриэль услышал звук захлопывающейся двери и заметил Аманду, ускользающую в сад.

Заметил ее и Страттон и слегка нахмурился, но через мгновение его лицо озарилось улыбкой.

– Ведь это та дама, которую мы видели в ложе леди Фарнсуорт в театре: мисс Уэверли?

– Она зашла ненадолго.

– И ты оставил ее, отправившись в поездку по городу? Полагаю, она зашла не сегодня, а еще вчера вечером.

– Никак не могу научиться скрытности.

Страттон снова взглянул на дверь.

– А почему бы тебе не воспользоваться тем домом, который ты снял? Ведь ты арендовал его специально для нее.

Потому что там будет недостаточно слуг, чтобы следить за ней. Потому что непонятно, согласилась бы она жить там. И вообще потому что жить там было бы просто неудобно.

– Ну, одно повлекло за собой другое. – Он пожал плечами.

– Я могу удалиться, если тебе мой визит не очень удобен.

Но вместо того чтобы уйти, Страттон бросил еще один внимательный взгляд на дверь, через которую ускользнула Аманда.

– Клара поведала мне, что мисс Уэверли оставила свой пост у леди Фарнсуорт, – заметил Страттон. – Это правда? Полагаю, что если она сегодня здесь, а не у леди Фарнсуорт, значит, это действительно правда. Таким образом, ты не только соблазнил ее, но и заставил ее бросить службу. Ты что, совсем с ума сошел?

– В каком-то смысле несомненно. А разве мы все не сходим с ума, когда начинаем преследовать женщин?

– Какая интересная философия!

– Я ее вовсе не заставлял уходить от хозяйки. Ее отставка не имеет ко мне никакого отношения.

– Попробуй убедить в этом леди Фарнсуорт. Она проткнет тебя пером, если узнает о случившемся.

– Не узнает, если только ты не проболтаешься своей жене, а в этом случае проткну тебя я, и, поверь, не пером.

Страттон был слишком взволнован, и потому не обратил ни малейшего внимания на угрозу Лэнгфорда.

– Она здесь живет? Если ты уезжал утром, значит, несомненно, живет. Не могу представить, чтобы она так свободно разгуливала по дому, если бы не поселилась здесь. – Он мрачно уставился на друга. – Очень топорно сделано, Лэнгфорд.

Габриэль направился к графинам, чтобы плеснуть себе бренди.

– Мне следовало, увидев тебя, запереть все двери на засовы. Почему ты, черт побери, не сидишь дома и не нянчишься с сыном?

– Меня послала к тебе Клара.

– Послала ко мне? С какой стати?

– Жена хотела бы с тобой поговорить. Она полагает, что ты ее ни во что не ставишь и откажешься от ее письменного приглашения, поэтому она послала меня, чтобы я уговорил тебя прийти.

– Не знаю, почему Клара считает, что я ее ни во что не ставлю. Она не одобряет моего поведения, но я к этому привык: каждый имеет право на собственное мнение.

– Значит, ты придешь?

– Думаю, да, когда смогу. А что она имеет мне сообщить?

– Не знаю.

– Ты ей выбалтываешь все на свете, а она держит от тебя секреты?

– Я не выбалтываю ей все… Думаешь, что ей известно о твоей гостье?

Эта мысль весьма обеспокоила Габриэля.

– Не представляю, откуда она могла бы узнать.

Кто-то мог заметить Аманду во время ее утренних выездов за почтой. Другие источники просто не приходили ему на ум.

Страттон скрестил руки на груди и задумался.

– А почему бы ей не рассказать? Захвати с собой мисс Уэверли, когда соберешься к нам. Клара придерживается самых либеральных взглядов относительно любовных связей одиноких женщин, и она не станет осуждать тебя, ну по крайней мере исходя из моральных принципов.

– Ты хочешь сказать, что она будет возражать исключительно по частностям – к примеру, против того, что любовником являюсь я.

– Не исключено.

– Наверняка.

– Ну, это не имеет никакого значения. Мисс Уэверли умрет от скуки у тебя в заточении. Она будет рада выйти в свет и развеяться, а также понять, что, если ваша связь раскроется, свет не отвергнет ее с презрением.

– Она не находится ни в каком заточении.

– Я говорю о ее заточении в твоем доме образно в целях конспирации. Ну что ж, теперь я удаляюсь и предоставляю тебе развлекать свою гостью. Кларе же я сообщу, что ты зайдешь к ней завтра.

– Я не сказал, что зайду именно завтра. Я сказал только, что постараюсь навестить ее в ближайшее время. Я ведь занятой человек, Страттон. У меня очень много обязанностей.

Страттон улыбнулся.

– Она будет ожидать тебя завтра.

– Боюсь ее разочаровать.

Аудиенции в точно назначенное время от него может требовать только король. И он не станет поощрять капризы герцогини…

– Как тебе угодно. Я тебя предупредил, – ответил Страттон.

«Предупредил», черт тебя дери! После того как Страттон ушел, Габриэль уселся за письменный стол.

Он начал писать письмо Томасу Стиллуэллу, куратору Британского музея.

Аманда внимательно рассматривала кинжал. Она сидела на диване рядом с Лэнгфордом. Он передал ей заветную коробку сразу же, как она вернулась в библиотеку. Внутри нее лежал раритет, завернутый в тончайший носовой платок.

– Тебе дал это Брентворт?

– Да, он оказал большую услугу.

– Он должен был спросить, зачем тебе понадобился сей артефакт.

– Мужчины, настоящие друзья, не требуют объяснений, помогая друг другу.

– Женщины требуют. Нам всегда нужны подробности.

– Вот поэтому вы такие сплетницы.

– Мужчины тоже не прочь почесать языком.

– Конечно, но они не вдаются в подробности при этом. Мы полагаемся на женщин, уступаем им эту прерогативу.

Аманда провела пальцем по выгравированным линиям.

– А я боялась, что мне придется учить тебя, как это похитить. Я не была уверена, что ты окажешься способным учеником.

– Думаю, воровать может научиться любой.

– Ты не годишься в воры. Слишком бросаешься в глаза. Даже в лохмотьях тебя легко распознать. Хорошие воры совсем неприметные люди, ты просто не обратишь на них внимания. – Она встала и прошла к письменному столу. – Я должна написать записку.

Он подошел к ней и, склонившись, стал наблюдать, как она разворачивает лист бумаги.

– Сколько времени пройдет, прежде чем мы получим дальнейшие указания?

– В прошлый раз это заняло неделю. И тогда он потребовал определенной паузы перед отправкой застежки. Я не знаю почему. В первый раз с брошью из музея все прошло гораздо быстрее.

– Возможно, ему нужно было как-то организовать пересылку украденного. Сейчас все может быть иначе.

Конечно, Аманда мысленно поторопила события. Она хотела, чтобы ее мать как можно скорее оказалась на свободе, однако когда завершится последняя глава этой печальной истории, они с Лэнгфордом расстанутся навсегда.

Они не говорили о грядущей разлуке, но она накладывала отпечаток на все их отношения в последние дни. И по ночам, лежа рядом с ним, она благодарила судьбу за отпущенный ей срок великого счастья и любви.

Это слово теперь так точно передавало ее отношение к Габриэлю, но любовь к нему уже давно наполняла ее сердце.

Перо застыло на мгновение у нее в руке, она взглянула на Габриэля и позволила этому чувству охватить ее. Он истолковал ее промедление как нерешительность.

– Ты не знаешь, что писать?

Она сконцентрировала все свое внимание на листе бумаги.

– Я задумалась, как заставить шантажиста понять, что это последнее требование, на которое я согласилась. Он, вероятно, считает, что меня можно эксплуатировать до бесконечности. Мне хочется поставить негодяя на место.

– Сдержи свои эмоции до поры до времени. Не нужно вызывать у него излишних подозрений. Если таковые возникнут, он может серьезно осложнить дело.

Она отбросила мысль о дерзком вызове, который готова была бросить похитителю ее матери. Вызов, который она уже успела мысленно сформулировать, был слишком жестким, но и довольно ярким. И Аманда написала то же, что и в прошлый раз: «У меня есть то, что вам нужно». Она сложила бумагу и на оборотной стороне вывела: «Мистер Петтибоун».

Лэнгфорд положил письмо на стол, взял Аманду за руку и провел на террасу. Там был накрыт стол для чая.

Она сделала глоток. Лэнгфорд улыбнулся.

– Что тебя рассмешило? – спросила она.

– Ты получаешь такое удовольствие от чая! Выражение лица и то, как ты вдыхаешь, как смакуешь его, закрыв глаза, – все это напоминает моменты, когда ты воспринимаешь другие удовольствия.

Аманда залилась краской.

– Ты ошибаешься.

– Очень похоже.

– Ты меня смущаешь.

– Больше никто, кроме меня, не обращает на это внимания. И никто, кроме меня, не знает, как ты ведешь себя… при других обстоятельствах.

Аманда поставила чашку на стол.

– И по этой причине постоянно угощаешь меня чаем? Чтобы видеть мое удовольствие? А ты получаешь удовольствие, видя мое удовольствие?

Он рассмеялся.

– Иногда. Но я приказал подать чай, потому что знаю, как он тебе нравится.

– В школе нам никогда не давали чаю. И с тех пор я ни разу не могла себе позволить более или менее сносного напитка.

Она подняла чашку, и ее лицо скрылось за ней, пока она пила.

Он смотрел на нее, откинувшись на спинку кресла.

– Ты сказала нечто такое, что меня удивило. Воры, дескать, должны быть незаметны. Возможно, именно поэтому мать и отправила тебя в школу. Не исключено, что с возрастом ты становилась более неординарной и, следовательно, более заметной.

– Какая поразительная мысль! Как мило с твоей стороны предполагать такое.

– Ты думаешь, я не прав? Льщу тебе?

– Если ты считаешь меня неординарной и заметной, я не стану тебя разубеждать. Хотя…

– Женщины всегда знают правду. Именно это ты мне говорила сама. – Он наклонился и взял ее за руку. – Позволь же мне сказать, насколько ты неординарна и заметна. Во второй раз, когда я увидел тебя, маска покрывала бо́льшую часть твоего лица, но я сразу же понял, что это ты.

– Потому что мой костюм был уродлив.

– Потому что в тебе была некая значительность.

Ну конечно, он только льстил ей. И она это прекрасно понимала. И все равно ей хотелось танцевать от радости.

– Что ты имеешь в виду под вторым разом. Ведь это было в первый раз.

Габриэль покачал головой.

– Я не понимал этого до момента, когда тайна полностью раскрылась, но впервые увидел тебя рядом с домом Гарри. Ты осматривала дом сэра Малкольма. На тебе было скромное зеленое платье и простенькая шляпка с опущенными полями, а в руках – корзинка. Ты хотела быть совершенно неприметной, почти невидимой, но я заметил тебя.

– А я – тебя.

Ее изумило не только то, что он обратил тогда на нее внимание, но и то, что он это запомнил.

– Это качество оказалось, конечно, крайне неудобным для твоей матери. Она была способна слиться с толпой, а вот ее дочери, судя по всему, не удалось бы стать неприметной. – Он сжал ее руку. – В тот первый раз, когда я тебя увидел, ты решила, что сможешь проникнуть в дом сэра Малкольма, только если познакомишься с Гарри, так?

Аманда кивнула.

– Возможно, мои напряженные размышления над этой проблемой и сделали меня столь заметной. – Она рассмеялась. – Ты просто очень наблюдательный. У меня больше не осталось никаких тайн…

Он наклонился к ней и поцеловал.

– Мне кажется, тайны всегда будут окружать тебя, Аманда. – Он встал и поднял ее. – Пойдем наверх, чтобы у меня была возможность их исследовать.

Глава 18

Два дня спустя Аманда проснулась утром и увидела Лэнгфорда уже полностью одетым. Значит, сегодня не предполагалось долго нежиться в кровати. Ей нравилось откладывать таким образом начало дня и встречу с миром за пределами ее спальни. И ей было жаль терять эту возможность хотя бы однажды.

Лэнгфорд наклонился и поцеловал ее.

– Мне нужно сделать несколько визитов: деловой с утра и светский немного позже. Вернусь я только к вечеру. Винсент днем отвезет тебя проверить, не пришло ли письмо.

– Ты не понимаешь, как испортил его всеми этими секретными миссиями. Он не сможет в дальнейшем быть обычным лакеем. Подобные обязанности будут казаться ему слишком скучными.

– Если я не сумею найти применение его новым интересам, он будет волен искать другую работу, которая его удовлетворит. Однако я пришел к выводу: у каждого герцога должен быть свой Винсент.

– Занятно. А я уже подумала, что из него мог бы выйти неплохой вор. Уверена, эта профессия не оставила бы его равнодушным.

– Ну что ж, ему следует подумать. – Лэнгфорд направился было к двери, но остановился на полпути. – Страттон сообщил мне, что его жена просила меня зайти к ней на днях. Ты же встречала ее у леди Фарнсуорт.

– Да, имела честь.

Принимая во внимание его раздражение статьей леди Фарнсуорт и «Парнасом» в целом, а также секретным характером участия в нем герцогини, Аманда никогда не рассказывала ему, при каких обстоятельствах виделась с герцогиней.

– Страттон предложил, чтобы ты сопровождала меня.

Что-то внутри у Аманды содрогнулось.

– Ему известно обо мне?

– Он знает, что ты находишься в моем доме. Во время своего визита ко мне он видел, как ты выходила из библиотеки. Остальное ему, естественно, неизвестно.

– Почему ты не сказал мне об этом? Он сообщит жене, та расскажет леди Фарнсуорт, и меня все будут считать лгуньей.

– Но ты ведь не солгала. Ты объяснила леди Фарнсуорт, что отправляешься помогать матери, и это правда.

– Полуправда в лучшем случае. Ты ведь сам однажды обвинил меня в том, что у меня есть талант говорить только часть правды. И неужели ты полагаешь, что названные дамы заинтересуются соотношением истины и лжи в моих аргументах? Они просто решат, что я ушла от леди Фарнсуорт ради того, чтобы стать твоей любовницей и жить в твоем роскошном особняке. То есть они будут считать меня не только твоей любовницей, но еще и круглой дурой.

– Страттон не выдаст тебя. Не думаю, что и герцогиня пойдет на это. Она может быть весьма экстравагантной в своем поведении и суждениях, но в целом – добрая женщина. Почему бы тебе не пойти со мной? Я чувствую себя виноватым, что так часто оставляю тебя одну.

– Если кто и экстравагантен в поведении и суждениях, так это ты. – Аманда выпрыгнула из постели и подошла к нему. – В данный момент твои друзья просто строят догадки. Если же им станет известно, кто я такая и чем занималась, и если они увидят тебя в моем обществе, твое имя навсегда будет связано с моим.

Он провел рукой по лицу Аманды.

– Твоя обеспокоенность моим благополучием мне очень приятна. Тем не менее я готов жизнью поручиться за своих друзей. И свою честь я могу доверить им без каких-либо опасений. Конечно, они могут высказать мне свое неодобрение, но никогда не станут распространять порочащие слухи обо мне. Положись на меня и в этот раз.

От того, как он это произнес, как взглянул на нее, ее сердце сжало словно тисками. Только один раз. Только один этот раз. Он оказывал ей честь таким предложением. Он собирался представить ее своим друзьям без всякого смущения.

Но чем она рисковала? Худшее из того, что могло ее ожидать, было презрение герцогини. Если когда-нибудь станет известно, что Габриэль помогал воровке, этой воровки не будет рядом с ним.

– Только не на нынешней неделе. После того как мы узнаем, куда отправится кинжал, я, возможно, приму твое приглашение, – ответила Аманда. – Если герцогиня окажется не столь добра ко мне, как ты полагаешь, мне тяжело будет слишком долго выносить ее неприязнь.

Лэнгфорд сунул руку в карман.

– Надень это, когда мы пойдем. Герцогиня не должна подумать, что я тебя ни во что не ставлю.

Он сунул ей в руку какой-то предмет и ушел. Это был тот самый украшенный драгоценными камнями медальон, который герцог подарил ей, когда они лежали на ковре в доме лорда Гарольда.

В кабинете Стиллуэлла было невероятно тесно. Книги заполняли полки вдоль стен и стопками лежали на полу. Стол был завален старинными манускриптами. Еще один стол загораживал проход к единственному стулу для посетителей.

– Мои извинения, ваша светлость, – пробормотал Стиллуэлл, пытаясь отодвинуть стол.

– Бросьте. Я постою.

– Ну, если вы настаиваете… – Музейщик склонился над документами, дрожащими руками перекладывая их с одного места на другое, что выдавало его волнение. – Я сделал то, что вы просили, и отыскал все имеющееся сведения об этой броши.

Он оглянулся.

– Вы полагаете, мы можем ее вернуть? Это было бы огромным облегчением! Мне очень жаль, но уже поползли слухи. А вы знаете, с какой скоростью распространяются подобные известия.

– К сожалению, мне пока нечем вас порадовать. Хотя надежда не потеряна.

– С вашей стороны так благородно проявить интерес к нуждам музея. Если дело получит огласку, то усилия властей, как и мнение общества, сосредоточатся на поиске козла отпущения. Возвращение самой ценности мало кого волнует. В отличие от вас, конечно.

– Вы сказали, что собрали все необходимые сведения?

– Да-да, конечно. Минуточку. Вот. – Он повернулся к герцогу и протянул ему несколько бумаг. – Верхний документ – письмо от последнего герцога Арджилла, заверяющее передачу ценностей в дар музею. А вот последний документ попался мне совсем неожиданно, когда я проверял коробку с корреспонденцией того года. Могу вас заверить, я не знал о существовании этой претензии. В то время я здесь даже не работал.

Габриэль достал нижний документ.

– Претензии, подобные этой, – распространенное явление?

– Да, появляются время от времени. Кто-то что-то передает музею, а родственники начинают утверждать, что это незаконно. Мы всегда отвечаем одинаково: родственники имеют право обратиться в суд, – но не подвергаем сомнению честность наших дарителей. Подобные споры наилучшим образом решаются посредством услуг разного рода стряпчих.

Однако в письме говорилось вовсе не о дарении. В нем некий человек заявлял, что раритеты были похищены из владений, принадлежащих ему, ворами, занимавшимися раскопками без всякого разрешения. При этом заявитель, насколько мог понять Габриэль, никогда не видел похищенных артефактов. Некий ученый исследовал брошенный раскоп и по найденным в нем остаткам сделал вывод относительно того, что там могло находиться. Ценности соответствовали общему описанию.

– Неудивительно, что музей не принял данную претензию всерьез, – сказал Лэнгфорд. – Я сомневаюсь, что какой-то юрист взялся бы за подобное дело.

– Да, маловероятно. Но я решил все-таки показать вам этот документ, полагая, что он как-то поможет.

И он действительно помог. В документе стояла подпись рассерженного подателя жалобы: «Хорейс Ярнелл». Под именем печатными буквами значилось место расположения его земель: «Морган Хаус, графство Девоншир».

Габриэль вернулся домой после обеда, и дворецкий сообщил, что в гостиной его дожидаются посетители.

– Я не смог им отказать, сэр, зная, что это ваши друзья.

В гостиной его встретили Страттон и герцогиня.

– Пожалуйста, оповести мисс Уэверли и попроси ее присоединиться к нам, – распорядился Габриэль, затем стал подниматься по лестнице, репетируя беседу с Амандой.

Со стороны Страттона было совершенно непростительно позволить Кларе навязать ему этот визит. Что за спешность?

Он прошел в гостиную, бросил взгляд на гостей и застыл. Страттон был не один. Его сопровождала не только Клара, но еще две женщины: хорошенькая маленькая неизвестная ему блондинка и темный «призрак», который ему был хорошо знаком.

Поклоны. Приветствия. Улыбки. Страттон придвинулся поближе.

– Я же предупреждал тебя.

– Непростительно, – пробормотал Лэнгфорд в ответ, после чего обворожительно улыбнулся. – Прошу дам простить меня, я вынужден на минуту удалиться.

Он резко повернулся и вышел из гостиной, поманив за собой лакея.

– Сейчас же ступай к мисс Уэверли и скажи, чтобы она ни при каких обстоятельствах не входила в библиотеку.

Он отослал слугу, вернулся в гостиную и сел.

– Какой приятный сюрприз, милые дамы! А я думал, что мне придется провести следующие несколько часов за составлением писем и другими скучными, но важными делами, но мне выпала возможность поболтать с вами.

– Мы не отвлечем вас слишком надолго, – заверила герцогиня. – Я подумала, что вопрос достаточно важный, и позволила себе отнять у вас несколько минут.

Страттон казался немного смущенным, но все происходящее его явно развлекало. Создавалось ощущение, что солировать в этом представлении должна была Клара.

Леди Фарнсуорт, на которой было зеленое шелковое платье и оранжевая шаль, натянуто улыбнулась.

– Очень важный, – повторила она за герцогиней.

– Возможно, вы пришли, чтобы подсказать пути к моему исправлению. Если так, то в этом не было особой нужды, ибо леди Фарнсуорт уже достаточно возделала сию почву.

– Могу вас заверить, герцог, нас интересует совершенно другой вопрос, что, конечно, не отменяет вашего самосовершенствования. Это, по-видимому, касается всех нас, здесь присутствующих. – Герцогиня очаровательно улыбнулась. – Прежде чем начать, должна настоятельно просить вас не винить моего мужа в том, что я сейчас намерена вам объяснить. Он ничего не знал об этом до тех пор, пока мы не поженились, а впоследствии поклялся хранить тайну. Никакой роли в том, о чем я хочу сказать, он не играл.

– Таким образом, насколько я понимаю, я освобождаюсь от своей клятвы, – заметил Страттон. – Тебе не стоит говорить обо мне, дорогая, так, словно я нахожусь в Китае, а не сижу здесь. И в данных обстоятельствах тебе не следует ни на чем настаивать. Лэнгфорд вполне разумный и справедливый человек и он не станет меня ни в чем винить.

– Не слишком полагайся на это, – проворчал Габриэль. – Тебе придется ответить на многие вопросы относительно сегодняшнего дня.

– Визит других дам оказался для меня сюрпризом, – попытался оправдаться Страттон.

– Мы были просто обязаны присутствовать здесь, – провозгласила леди Фарнсуорт. – Давай же, Клара, переходи к делу. Если на рассвете состоится дуэль, я должна еще отыскать себе секунданта.

Герцогиня устремила взгляд своих ярких глаз на Лэнгфорда.

– Существует журнал, о котором вам, наверное, известно, – произнесла она. – Он называется «Парнас».

– Да, слышал о таком. Как-то мимоходом.

Страттон подавил ухмылку.

– Для него пишет леди Фарнсуорт.

– Неужели?

Леди Фарнсуорт тяжело вздохнула.

– Ну, ради бога, не притворяйтесь, что вы не знали.

– Дороти, прошу тебя, – прошептала герцогиня.

– О, извини. Я пройдусь и больше не буду прерывать вашу беседу. Джентльмены, прошу вас, не вставайте, – леди Фарнсуорт поднялась и отошла от их группы.

– Миссис Галбрет – редактор и совладелица «Парнаса», – представила герцогиня свою молодую спутницу.

Лэнгфорд перевел взгляд на миссис Галбрет.

– А я покровительница журнала и тоже одна из совладелиц, – продолжала герцогиня. – «Парнас» – мой, Лэнгфорд. И всегда таковым был.

Лэнгфорд с трудом удержал поток проклятий.

– Как интересно. Ты не находишь это любопытным, Страттон? Такое великолепное занятие.

Страттон, очень хорошо знавший своего друга, подозрительно взглянул на него.

– Я хотела уведомить вас об этом, так как скоро мое участие в журнале станет общеизвестным фактом, – сказала герцогиня. – Следующий номер выйдет через несколько недель, и мое имя будет стоять там в качестве издателя.

Дамы ждали его реакции, но ее не последовало.

– Возможно, вы хотели бы нам что-то сказать… – начала герцогиня.

– Есть очень многое, что я хотел бы сказать вам, герцогиня, и миссис Галбрет, как совладелицам журнала. Но я нахожусь не в совсем удобном положении. Как джентльмен, я вынужден промолчать.

Его тон заставил дам переглянуться.

– Мои слова, брошенные в ваш адрес, принадлежат только мне, поэтому направляйте стрелы вашего гнева на меня одну, – провозгласила леди Фарнсуорт от окна, подле которого стояла.

– Редактор и издатель решили напечатать ваши слова, – ответил он. – Но не беспокойтесь, моего гнева хватит на всех вас.

Леди Фарнсуорт ничего не ответила. Он посмотрел на нее и заметил, что нечто увиденное ею через окно внезапно отвлекло литературную даму.

– Нам очень жаль, что мы рассердили вас, – вмешалась миссис Галбрет. – Мы подвергаем цензуре наших авторов только в случае искажения фактов или явной провокации.

– И вообще мне наплевать, что вы там о нас думаете по поводу той статьи, – изрекла леди Фарнсуорт голосом, которым можно было резать сталь. – Более того, я сожалею, что не высказала всего, что о вас думаю.

– Дороти, подобный тон вряд ли уместен, – заметила герцогиня. – Твой гнев совершенно неоправдан.

– Он в высшей степени оправдан. – Она приблизилась к ним. Заметив в ее чертах явный порыв к мести, Габриэль сразу же понял, на кого направлено это чувство. – Подлец! Ловелас! Сатана! Вам недостаточно соблазненных жен из половины семей этого города? Вам понадобилось совратить бедную мисс Уэверли и увлечь за собой в бездну?

Проходя мимо камина, она бросила такой взгляд на раскаленную кочергу, будто готова была ею воспользоваться.

– Дороти, умоляю! – В отчаянии герцогиня подняла руку, требуя тишины. – Какое чудовищное обвинение. Лэнгфорд подумает, что ты сошла с ума.

– Сошла с ума? Я? Я только что видела мисс Уэверли в его саду. – И она указала на окно.

Габриэль проследил за ее жестом. Окно действительно выходило в сад. Черт возьми!

– Я абсолютно уверена: это была она. Я даже узнала свое старое платье. – Дама злобно воззрилась на Габриэля. – Будь я мужчиной, то не задумываясь назвала вас подлецом и трусом. Вы решили мне отомстить, не так ли? Но мисс Уэверли платит за такую месть слишком высокую цену.

Герцогиня с широко раскрытыми глазами смотрела то на Габриэля, то на леди Фарнсуорт, затем изумление в ее взгляде уступило место осуждению. Ее презрительно-обвиняющий взгляд пронзал Лэнгфорда насквозь.

– Это правда?

Он не мог подыскать подходящего ответа и промолчал.

– Как же это низко, Лэнгфорд! – воскликнула герцогиня. – И она здесь? Сейчас? О боже, она… она живет здесь?

– Она моя гостья.

Никто из присутствующих, конечно же, не поверил, что она всего лишь гостья. Шесть женских глаз, полных презрения и ненависти устремились на него.

Вот так у него на глазах провалилось глупое предположение Страттона в том, что герцогиня спокойно, без осуждения воспримет его связь. У Габриэля возникли сомнения, что ему удастся пережить следующие полчаса.

Страттон вскочил и занял позицию между Габриэлем и дамами.

– Нам следует удалиться, Лэнгфорд. В твоем кабинете есть бренди? Мне бы не помешало что-нибудь крепкое.

Габриэль встал, не сводя глаз с леди Фарнсуорт, опасаясь нападения.

– Милые дамы, вы оказали мне большую честь своим визитом.

Он поклонился каждой, после чего поспешно удалился вместе со Страттоном.

– Мне придется убить по крайней мере половину тебя, Страттон. Французскую твою половину, которая советовала открыть мои отношения Кларе.

– По правде говоря, я потрясен. Они же обычно бывают такими прогрессивными. Я хочу сказать, их журнал…

– Ах да, журнал. – Лэнгфорд открыл дверь кабинета. – Английская твоя половина будет убита за него.

Аманда подняла голову, подставив лицо солнечным лучам, проникавшим сквозь густые ветви деревьев. День выдался жаркий. Здесь в тени этих небольших зарослей в самой глубине сада два легких ветерка овевали ее, один теплый, а второй – прохладный. Второй предвещал наступление вечера. Ночи становились холоднее, а ранние закаты свидетельствовали о приближении осени.

Как хорошо, что Габриэль передумал приглашать ее на встречу с герцогиней. Она уже надела свое лучшее платье и даже не забыла медальон. Он болтался у нее на шее, крошечный груз, тяжесть которого она ощущала при каждом вздохе. Потом поступил приказ не ходить в гостиную, и она вздохнула с облегчением.

Ее удивляло, что герцогиня лично явилась к Лэнгфорду, в то время как Габриэль сам планировал посетить Страттонов.

Затем мысли Аманды перенеслись туда, где она получала послания. С каждым новым днем желание увидеть почерк матери на очередном письме все более возрастало. Она стала по-настоящему бояться, что им может угрожать какая-то опасность со стороны человека, удерживающего ее мать.

– Мисс Уэверли. Аманда, дорогая.

Она резко выпрямилась. Кто-то назвал ее имя. Какая-то женщина.

– О, мисс Уэверли.

Уже ближе. Похоже, это голос… О нет, только не это! Она посмотрела по сторонам в поисках какого-то укрытия. Взглянула на стену за деревьями, потом опустила глаза на свою довольно узкую юбку. В такой одежде ей никогда не перескочить через изгородь.

– Ну покажитесь же, дорогая. Я знаю, что вы где-то здесь.

– Ее не следует принуждать к разговору с нами, если она не желает, Дороти, – послышался другой женский голос.

– Я не уйду отсюда, Клара, до тех пор, пока не удостоверюсь, что она в здравом уме и находится здесь по доброй воле. Чудовище, подобное ему, способно вскружить женщине голову до умопомрачения.

– Мисс Уэверли никогда не производила впечатление настолько легкомысленной особы, способной потерять голову из-за мужчины, – раздался третий голос. Значит, здесь еще и миссис Галбрет.

– Мы должны ей позволить самой сделать свой выбор, Дороти.

– О, ерунда. Она же… была невинна, как первая весенняя травка. Как этот человек сумел найти ее и заманить в свои сети, я не знаю, но мисс Уэверли никогда бы не согласилась поселиться у него в доме со всем гибельным ущербом для ее репутации… Мисс Уэверли, покажитесь же, дорогая.

Тяжело вздохнув, Аманда встала и вышла из-за деревьев к дамам.

– Ах, вот и вы! – Леди Фарнсуорт бросилась к ней и заключила в свои объятия, затем отстранила ее и пристально посмотрела в лицо.

Герцогиня и миссис Галбрет подошли ближе.

– Она мне кажется вполне здоровой и в нормальном рассудке, – заметила герцогиня.

– Да, ваша светлость. Я вполне здорова.

– Но что вы здесь делаете? – спросила леди Фарнсуорт, нахмурившись. – Вы говорили, что уезжаете из города, и вот я нахожу вас в самом невероятном месте – здесь.

У Аманды было три варианта ответа: откровенно солгать, солгать хитро или сказать правду.

– Я остановилась у Лэнгфорда на очень короткое время.

– Вот видишь, Дороти. Она гостит у него, как он сказал.

– О, ерунда! Незамужние женщины не могут гостить у неженатых мужчин без сопровождения. – Во взгляде леди Фарнсуорт появилось сочувствие. – Этот негодяй навязался вам, ведь правда? А затем заманил сюда с гнусными намерениями. Вы можете быть откровенны со мной, милая. Я заставлю его дорого заплатить за совращение невинной.

– Он не навязывал мне себя и не совращал. Мы любовники, это правда, но в определенном смысле я совратила его. И, естественно, я не жду вашего одобрения.

Леди Фарнсуорт окаменела от ужаса. За ее спиной миссис Галбрет и герцогиня обменялись многозначительными взглядами.

Герцогиня подошла к леди Фарнсуорт.

– Пройдемте в дом. Мисс Уэверли, мы верим вам на слово: что вас не использовали и вы вполне благополучны, – однако все-таки успокойте нас относительно того, что полностью отдаете себе отчет в своих действиях. Ведь это же Лэнгфорд в конце концов.

Глава 19

– Черт! Они нашли ее! – воскликнул Габриэль. Они со Страттоном, захватив бренди, перешли в маленькую столовую, из окон которой хорошо просматривался сад. – Какая наглость рыскать по моему саду без разрешения!

– Думаю, их очень беспокоит судьба мисс Уэверли.

– Скорее им нужен повод, чтобы расправиться со мной. – Он взглянул на графин с бренди. – Наверное, нужно послать за шампанским, чтобы выпить последний бокал, перед тем как взойти на эшафот. Напомни дамам, что как пэр Англии я имею право на шелковую веревку.

– Клара говорит, что мисс Уэверли очень смышленная девушка. Она не даст им повода тебя повесить, – заметил Страттон.

– Клара смогла это понять в ходе минутного разговора в театральной ложе?

– Они встречались и до того, когда мисс Уэверли начала работать в журнале. Ты не знал, что она сотрудничала с ними?

Значит, Аманда тоже была связана с «Парнасом»…

– Не знал.

Страттон пожал плечами.

– Я думаю, Клара была удивлена, но вовсе не шокирована, узнав, что у тебя роман с мисс Уэверли. Она не лицемерка.

– Не она натянет на меня мешок висельника, но вон та темная тень рока… Она вышла из себя до такой степени, как будто я соблазнил ее родную дочь.

– Возможно, она ее так и воспринимала.

– Полагаю, теперь она напишет еще одну статью, озаглавит ее «Мнимое раскаяние знати» и представит меня в качестве главного примера. Я надеюсь, ты воспользуешься своим влиянием, чтобы не допустить этого.

– Клара же сказала: они не подвергают статьи друг друга цензуре.

Страттон подлил бренди в бокал Габриэля.

– Однако эту женщину им следует подвергать цензуре. Если твоя жена является владелицей проклятого журнала, она могла бы и отказать в публикации подобной статьи.

– Там не было твоего имени. Она воспринималась как общая критика аристократии.

– Когда ты впервые ее прочел, неужели ты подумал: «О боже, леди Фарнсуорт критикует аристократию!» Скорее ты сразу решил: «Черт, она же пишет о Лэнгфорде!»

Страттон опустил голову и улыбнулся.

– Вижу, это тебя веселит. Ты бы так не ухмылялся, если бы нечто подобное написали о тебе.

– Обо мне писали в другом разделе журнала, и о Кларе тоже, и там были наши имена, как ты помнишь.

Тут только Габриэль понял все нюансы происшедшего в гостиной.

– И она позволила это? Она разрешила вынести тот скандал на страницы журнала?

– Она сама написала статью. Она хотела, чтобы правду знали все, чтобы не возникло никаких кривотолков. Ей это многого стоило. – Он помолчал. – Но она поступила так ради меня. Поэтому не ожидай от меня слишком большого сочувствия, если из-за статейки леди Фарнсуорт тебе придется расстаться с частичкой своей гордыни.

– Тебе удалось успокоить бурю легче, чем я предполагал. Пойдем присоединимся к дамам. Аманда никогда не простит мне, что я оставил ее наедине с ними.

– А я думаю, будет разумнее предоставить их самим себе.

Габриэль не считал это таким уж разумным, но смирился.

– Тогда нам придется на какое-то время найти занятие для себя. Садись и расскажи мне, каковы успехи твоего сына.

– Ну, это же тебе мгновенно наскучит.

– Вовсе нет. Я весь внимание. Сколько ему сейчас? Месяц? Он уже начал говорить?

– Самые первые черновики разложены по датам, более ранние лежат внизу, более поздние – сверху. Они во втором ящике.

Аманда объяснила свой весьма логичный способ раскладывания бумаг леди Фарнсуорт. Литературная дама сидела за письменным столом и делала заметки. Листок с похожими заметками находился в верхнем ящике стола в библиотеке. Аманда специально оставила его там на случай, если ее бывшей хозяйке потребовалось бы вспомнить наставления, которые она ей давала в последний день службы.

Леди Фарнсуорт с восторгом взглянула на листок с заметками, промокнула его, сложила бумагу и снова села на диван рядом с миссис Галбрет. Там она нашла свою сумочку и засунула в нее бумагу.

– Сама судьба помогла мне найти вас сегодня. Теперь у меня будет верная карта, по которой я смогу отыскать все необходимое.

На создание карты ушло пятнадцать минут. Теперь, когда все было закончено, Аманда задумалась над тем, как ей избежать неловких вопросов.

– Вы должны понимать, дорогая, что если ваше пребывание в этом доме получит огласку, вам не будет никакого снисхождения. – Леди Фарнсуорт говорила совершенно спокойно, как будто рассуждала о погоде.

Герцогиня закатила глаза.

– Дороти, хватит.

– Я чувствую себя обязанной расставить все точки над «и». Это вызов. Ты же прекрасно это понимаешь, Клара. Лэнгфорд превзошел себя в своей многолетней кампании шокирующих вызовов, которые бросает обществу.

– Никому не известно, что я здесь, кроме вас, дамы, и герцога Страттона. Я не собираюсь оставаться в этом доме надолго. Герцог помогает мне в одном деле, которое тяжелым бременем лежит на мне. Скоро оно завершится.

– И куда же вы отправитесь потом? – спросила леди Фарнсуорт.

– Помогать матери, как я и говорила. Я не лгала вам. И у меня нет никаких иллюзий относительно того, что моя связь с герцогом может быть продолжительной.

– Если вам требовалась помощь, вы бы могли обратиться к нам, – заметила миссис Галбрет.

– Это очень мило с вашей стороны, но это не такая помощь, которую вы могли бы мне оказать. И я хочу, чтобы вы знали: содействие герцога никак не обусловлено тем, что я являюсь его любовницей. Наша связь возникла раньше. Я даже пыталась скрыть от него свои проблемы. Что же касается моего нынешнего положения, то оно стало результатом случайного стечения обстоятельств.

– У меня не сложилось впечатления, что мисс Уэверли хочет как-то выпутаться из ситуации, которая ее тяготит, – заключила герцогиня. – Мне кажется, наше вмешательство здесь явно не требуется.

Леди Фарнсуорт сухо кивнула.

– А если родится ребенок, что тогда? Он получит какое-нибудь обеспечение? – спросила мисс Галбрет. – Эти отношения могли стать результатом случайного стечения обстоятельств, но ведь у них могут быть весьма длительные последствия.

Аманда ничего не ответила, и тогда герцогиня осторожно спросила ее:

– Вы бы хотели, чтобы кто-то из нас поговорил с ним? Или с моим мужем?

– Нельзя позволять этому вместилищу порока воспользоваться вашей неосведомленностью! – воскликнула леди Фарнсуорт.

– Герцог вовсе не вместилище порока, – возразила Аманда. – Он гораздо добрее, чем вы о нем думаете, и он, конечно же, не способен воспользоваться чьей-либо слабостью. И я не являюсь его содержанкой. Разве я носила бы это платье, если бы он платил по моим счетам? Я гощу у него в доме в течение некоторого времени, и мне не требуется никакое обеспечение. А теперь расскажите мне, пожалуйста, как идет работа над очередным выпуском журнала. Меня очень интересовал этот вопрос, и я рада, что у меня появилась возможность задать его вам.

Дамы начали с воодушевлением пересказывать ей во всех подробностях процесс работы над новым номером «Парнаса».

* * *

– У меня есть новости о человеке, который скрывается за всем этим, – сказал Габриэль, нарушив ночную тишину. – Я раздумывал, говорить тебе об этом или нет, так как нить очень тонка. Слишком тонка, чтобы ее можно было отследить.

– Любая нить лучше, чем ничего, – ответила Аманда, повернувшись к нему. – Ты должен рассказать мне. Жестоко скрывать подобные вещи.

– Но не слишком на это полагайся.

– Ну говори же, черт возьми.

– Аманда, что за выражение!

– Говори или услышишь кое-что похуже.

– Я выяснил имя человека, заявляющего, что вещи, подобные похищенным тобой, были незаконным образом выведены с принадлежащих ему земель. Это совпадает с тем, что мне известно об их происхождении. Когда артефакты попали в Лондон несколько лет назад, они были проданы на частном аукционе. Их происхождение было и остается довольно туманным.

– Но если никто не мог подтвердить происхождение броши, к примеру, как тот человек мог доказать право собственности?

– Он и не может. Тем не менее продажа, организованная без особой огласки, заставляет заподозрить, что с происхождением реликвии было не все чисто, поэтому претензии этого господина могут иметь основания.

– И?.. Он мог решить вернуть свою собственность любыми способами, даже противозаконными?

– Это всего лишь мое предположение. Он проживает примерно в том районе, где, по словам Брентворта, сокровища были найдены. В Девоншире.

– Ну что ж, мы отправимся туда?

– Вообще довольно соблазнительный вариант, но я бы предпочел, чтобы нить была попрочнее. Наша поездка может оказаться погоней за призраком. Мне не хотелось бы отправляться в Девоншир, чтобы позднее выяснить, что твоя мать в Нортумберленде.

Аманда упала на подушки.

– Я могла бы уже выяснить, где она, если бы ты не похитил меня.

– Возможно.

– Скорее всего.

– Или на тебя напали бы по дороге, отправься ты туда в одиночестве. Или с тобой расправился бы тот человек, за которым ты следила. – Он взглянул ей в лицо в темноте. – И мне бы так не хватало тебя.

– Нашел бы мне замену.

– Со временем да, но не сразу. – И, возможно, очень не скоро, подумал он. – О чем ты говорила с дамами, когда Страттон увел меня?

– Об их журнале.

– А… А я подумал, что вы говорили обо мне.

– Не льсти себе.

– Они не настраивали тебя против меня? Не предсказывали тебе страшной судьбы в моих руках?

– Они не говорили ничего такого, чего я не знала бы и без них. Но мы действительно говорили о журнале. А вы со Страттоном? Вы пили с ним виски и обсуждали женщин?

– Мы пили бренди и толковали о его сыне. Точнее, он говорил, а я слушал. Правда, обсуждать там было практически нечего. Его сын очень маленький и в основном спит.

– Ты когда-нибудь держал его на руках?

– Конечно, нет. С какой стати?

– Детей так славно держать на руках. Как щенков, только еще приятнее…

– Возможно, я бы попробовал, если бы знал. Щенков я люблю.

– У тебя родится собственный сын. И ты возьмешь его на руки. Он не запомнит этого, но будет знать, что когда-то ты держал его на руках.

– Мой долг иметь сына, и, несомненно, это когда-нибудь произойдет. Но я не горю желанием приступить к родительским обязанностям. Все эти нотации о плохом и хорошем и тому подобное. Я не уверен, что у меня получится.

– Никто не заставляет тебя читать нотации. Из тебя получится превосходный отец. И ты уже продемонстрировал это своим отношением к младшему брату. Если ты будешь заботиться о своем сыне так же, как заботился о Гарри, то станешь прекрасным папашей.

Габриэль попробовал представить это. Он будет так же помешан на собственном отпрыске, как Страттон? Маловероятно. Восторг Страттона проистекал отчасти из того, что родительское счастье с ним разделяла женщина, которую он боготворил. Габриэль вряд ли мог рассчитывать на нечто подобное в собственном браке, когда таковой состоится.

Мысль о женитьбе оставляла его равнодушным. Он плохо понимал женщин и предпочитал мужское окружение. Он очень сомневался, что встретит жену, общество которой он предпочел бы компании Страттона и Брентворта. Женщины обычно болтают о таких вещах, которые быстро ему наскучивают, и немногие из них при этом демонстрируют яркий ум. Он редко по-настоящему беседовал с какой-либо женщиной. Только с Амандой.

Габриэль перевел взгляд на нее. Она очень легко говорила о его женитьбе и рождении наследника. Ему же было неприятно вспоминать об обстоятельствах их знакомства и о необходимости расставания. Но мысль о неизбежной утрате окрашивала в печальные тона все, что он сейчас говорил и делал.

Внезапно выражение лица Аманды изменилось, ее глаза расширились. Она оттолкнула его и выбралась из кровати.

– Ну конечно! – воскликнула она, выпутываясь из одеяла. – Конечно!

Аманда побежала в гардеробную и крикнула:

– Оставайся там, я сейчас принесу.

Она вышла из гардеробной с зажженной свечой в одной руке и листом бумаги – в другой.

– Последнее письмо. Посмотри сюда, в конец.

Он развернул послание и перечитал, а она держала перед ним свечу, потом указала пальцем.

– Видишь? Она подчеркнула последнюю фразу, но линия прерывается так, как будто кончаются чернила. То же самое было и в других письмах, но прежде я не обращала на это внимания. Но теперь… представила себе это.

– И что такое ты представила?

– Прочти буквы, подчеркнутые в последних словах.

– «С любовью и преданностью, моя девочка ненаглядная».

Девон.

Глава 20

– Мы должны ехать сейчас же, – твердо произнесла она.

– Мы подождем, пока прибудут новые указания. – Тон Габриэля был не менее тверд.

– Глупо откладывать.

– Безрассудно бросаться головой в омут…

Спор кипел целый день. Лэнгфорд взорвался по-настоящему, когда пришел в ее комнату вечером и увидел, что она собирает вещи.

Он схватил чемодан, вытащил из него одежду и швырнул на диван.

Аманда возмутилась:

– Она в Девоншире. Я уверена.

– Девоншир большой.

– Она в поместье того человека. И тебе известно его имя. Теперь нить достаточно прочная, чтобы следовать за ней. Через несколько дней мы сможем туда добраться, освободить ее и…

– А если ее там нет? Придет письмо, и его некому будет получить. Некому будет передать кинжал.

– Это и не понадобится: к тому времени я уже освобожу ее. – Неужели он не видит простоты и ясности ее плана? После мучительных волнений, длившихся несколько месяцев, она жаждала отправиться в Девоншир и покончить с этим.

– Мы дождемся письма. – Он говорил властно и строго, как с неразумным ребенком, тоном, не допускающим никаких возражений. Это был голос пэра Англии.

Ей хотелось ударить его, но она только топнула ногой.

– Ты обещал помочь, а теперь, когда нужно действовать, мешкаешь. – Она схватила одежду с дивана и снова засунула в чемодан. – Я сделаю это одна. Ты мне не нужен для такого простого дела, и мои собственные навыки пригодятся мне больше, чем твоя помощь.

Он схватил ее за руку.

– Не испытывай мое терпение, Аманда. Никуда ты без меня не поедешь. Я не позволю тебе пуститься в путь через всю страну и потом вступить в единоборство с опасным преступником.

– Ты не можешь меня остановить.

– Я уже останавливал тебя, и сделаю это снова.

Она резко повернулась к нему.

– Неужели ты и в самом деле полагаешь, что я не смогла бы уйти, если бы по-настоящему захотела? Замок на задних воротах твоего сада вскрывается на счет «два». С крыши беседки можно легко перепрыгнуть через стену, а взобраться туда я способна без труда. Я могла бы легко сбежать от Винсента в любой из дней, когда мы проверяли почту, и он бы не нашел меня.

– Почему же ты этого не сделала?

– Потому что я не знала, куда идти, благодаря вам, милорд. Теперь я знаю.

– Но ты же могла уйти, отыскать еще какой-нибудь подвал и там дождаться следующего письма.

– Зачем прозябать в подвале, когда можно купаться в роскоши.

Габриэль отреагировал на ее слова как на пощечину. Сжав челюсти и сверкнув глазами, он проследовал к двери.

– Ты сможешь наслаждаться этой роскошью еще несколько дней, Аманда. Тебя будут держать под строжайшим присмотром.

Она чуть не зарыдала от досады. Какой упрямец! Изо всей силы она пнула чемодан.

Боль в пальце от удара немного отвлекла ее от собственной ярости. Аманда уселась на диван, чтобы проверить, насколько сильно повредила ногу. Ничего страшного, однако палец поболит еще день или два.

Раскрытый чемодан с укором взирал на нее, выставляя на обозрение ворох перешитых платьев и простых рубашек. Среди других тканей там был и темный шелк с пестрым рисунком, он привлек ее внимание. Та самая шаль.

Аманда вспомнила выражение лица герцога. Гнев и решимость, но не только… Он был оскорблен. Унижен.

А она?

Хороший вопрос. Справедливый. В запальчивости она бросила ему в лицо злые слова.

Аманда не была уверена: разделял и он эмоции, которые она испытывала в его объятиях. Время от времени она чувствовала, что так оно и было, но сердце могло обманывать ее с той же легкостью, с какой она обманула его сейчас.

Вряд ли он ждал от нее правды. Я осталась здесь, потому что хочу любить тебя, пока нам позволит это жестокий мир. Если бы она произнесла такие слова, возникла бы неловкая ситуация. Слишком выспренне. Да и не говорят о любви в преддверии конца. И все же то, что она сказала ему вместо этого, оскорбило его. Оскорбило их отношения.

Аманда схватила шаль, накинула ее на ночную рубашку и направилась в спальню, опустила дверную ручку – тщетно.

Она рассмеялась про себя, сбегала в гардеробную и вернулась с булавкой. Через полминуты она уже покинула свое заточение.

Аманда никогда не входила в его комнаты, но прекрасно знала, где они расположены. Передвижения слуг все ей об этом рассказали. Пройдя мимо других комнат, она оказалась рядом с его половиной. Аманда надавила на ручку, и та подалась.

Первая комната служила гостиной. Аманда оглянулась по сторонам – пусто, потом заметила еще одну дверь, свет струился сквозь щель – дверь была приоткрыта.

Внезапно она распахнулась, и он вышел. Габриэль резко остановился, увидев Аманду. Свет из-за его спины освещал только его белую рубашку, все остальное скрывала тьма.

– Ты надела эту шаль не случайно. Хотела напомнить, что в эту авантюру меня вовлекла собственная глупость?

– Я накинула ее, чтобы не выглядеть неприлично, на случай встречи с кем-то из слуг.

Она сбросила шаль.

– Что, черт побери, тебе надо?

Все еще зол. Все еще оскорблен.

– Ты – истинная причина из-за которой я осталась, и ты – самая большая роскошь.

Он подошел к ней двумя широкими шагами, схватил и прижал к стене. Без слов. Срывая с нее ночную рубашку, своим поцелуем он, казалось, хотел проглотить ее. Она отдалась его грубым, жестоким ласкам, отвечая ему чем-то подобным.

Это еще больше разжигало его страсть. Он приподнял ее и бросил на широкий подлокотник дивана, схватил за бедра и с силой вошел в нее. Потом снова и снова. Он как будто имитировал некий акт насилия над ней.

И когда она была уже на грани, предчувствуя завершение, вожделея его всеми силами души, он внезапно остановился.

– Скажи мне еще раз, почему ты осталась.

Она с трудом смогла выговорить:

– Я осталась из-за тебя.

Он вошел еще глубже. У нее перехватило дыхание. Завершение манило ее, она жаждала конца.

– Снова. Скажи мне снова.

– Из-за тебя.

Он снова и снова входил в нее, пока отдельные вздрагивания не превратились в дрожь, которая сотрясла все ее существо.

Он продолжал до самого конца. Он не знал, сколько времени простоял так. Наконец он пришел в себя.

Она не шевелилась, пока он снимал с себя одежду. Она была красива и очень соблазнительна с раздвинутыми ногами и приподнятым задом. Новое возбуждение вот-вот готово было овладеть им, однако потерпело временное поражение.

Он поднял ее и перенес в соседнюю комнату, положил на кровать и лег рядом.

– Если я причинил тебе боль…

– Ты не причинил мне никакой боли. Я уверена, что ты никогда этого не позволил бы себе.

В ней было больше уверенности в нем, чем у него самого. Когда он увидел ее в своих комнатах, его гнев стал еще сильнее, даже сказанное ею не смягчили его.

«Я осталась из-за тебя». Он привлек ее к себе, сжал в объятиях.

Аманда повернулась и положила голову ему на грудь.

– Тебе следует сменить замки на более надежные…

– А какое это имеет значение? Те, кто умеет взламывать замки, справятся с любыми.

– По крайней мере не так быстро. Мне бы никогда не удалось достать ту брошь, окажись на стендах музея по-настоящему крепкие замки. Вокруг томились посетители. Только быстрота позволила мне заполучить желаемое.

– Я последую твоему совету и прикажу дворецкому заменить замки.

– Но только после того, как я уйду. Вдруг мне захочется на свободу.

Он слегка улыбнулся, но упоминание о бегстве вновь пробудило в нем остатки гнева и раздражения. Всякий раз, когда он задумывался об этом, в нем возникало чувство, слишком напоминавшее жестокую мучительную тоску.

– Вернемся к разговору о поисках твоей матери, – сказал он. – Можно отправиться в Девон, как ты предлагаешь, но одновременно проследить за кинжалом.

– Полагаю, если мы разделимся в наших действиях, это может сработать.

– Мы не можем разделиться. Никто не способен предсказать, что ожидает нас в конце поисков.

– Ты снова начинаешь упрямиться.

– Неужели ты в самом деле решила, что минута близости может заставить меня изменить точку зрения? Я ценю твою попытку соблазнить меня для поддержания твоего плана, но уверяю, она провалилась.

Аманда рассмеялась и поцеловала его.

– Я хотела соблазнить тебя исключительно ради собственного удовольствия. Конечно, если это помогло сделать тебя более сговорчивым – тем лучше.

– Наверное, помогло, но не в том смысле, на который ты рассчитывала. Я решил, что мы вдвоем должны поехать в Девон, как только придут указания. А кто-то еще должен отослать кинжал и проследить за получателем. Если наши предположения правильны, то мы все должны будем встретиться в одном месте, а если нет, узнаем, в каком направлении отправился клинок.

Немного подумав, Аманда заявила:

– Мне кажется, эту ответственную миссию ты решил доверить Винсенту.

– Что-то много скепсиса в твоем голосе.

– Он слишком молод и самонадеян. И недостаточно осторожен. Если реликвию к месту назначения будет доставлять посредник, у Винсента не хватит опыта и необходимых навыков, чтобы проследить за ним. В общем, он недостаточно умен для выполнения подобной задачи.

– Винсент будет оскорблен твоей оценкой его способностей.

– Смелости ему, конечно, хватит, но опыта явно недостает.

– Между прочим, моей кандидатурой был вовсе не Винсент. Подобное дело требует человека, которому я мог бы полностью доверять и который умеет хранить тайну.

Такой человек только один.

* * *

Лошади перешли на быстрый галоп по холмам парка, далеко оторвавшись от экипажей и людей, фланировавших вокруг озера Серпентайн. У дерева, обозначенного как завершающий пункт скачек, Габриэль осадил лошадь. Брентворту оставалось еще несколько ярдов.

– Черт побери! – выругался Брентворт. – Если этот конь не способен угнаться за твоим, у него нет никаких шансов выиграть в настоящих бегах.

– Но ты ведь приобрел его без моего совета. И совершил ошибку.

Брентворт помрачнел и нахмурился, вынужденно признав правоту друга.

– Поддался минутному желанию на аукционе. Тебя там, кстати, не было.

Наверное, Габриэль пошел бы на аукцион, получи он на то приглашение. Тем не менее Брентворт гордился своим знанием лошадей, владел несколькими победителями больших скачек в разных концах Англии. И был обязан своим выбором Габриэлю.

Брентворт покупал лошадь примерно так же, как начинал ухаживать за новой любовницей, – без особых эмоций. И то, что он приобрел лошадь в результате минутного порыва, удивляло.

– Я поражен тем, что ты подпал под влияние аукционной лихорадки из-за этой лошади. Она, конечно, красива, но и только.

Брентворт потрепал лошадиную холку каштанового цвета.

– Наверное, она напомнила мне первую лошадь.

– В таком случае сохрани ее просто для прогулок. В любом случае так ей будет лучше.

Они прошлись с лошадьми, чтобы охладить их. Габриэль убедился, что они далеко оторвались от остальных наездников и произнес:

– Я хотел попросить тебя еще об одной услуге.

– Я этого ждал. На сей раз мне можно задавать вопросы?

– Наверное, даже нужно.

– Это опасно?

– Маловероятно. Однако с полной уверенностью сказать трудно. Тем не менее требуется абсолютное молчание.

Брентворт остановил лошадь.

– Объяснись, пожалуйста.

Лэнгфорд собирался поведать Брентворту только половину всей истории, однако там, на холме, когда остатки высшего общества собирались в парке в час модных прогулок, выложил ему все. Он не видел другого выхода.

Брентворт выслушал его в полном молчании.

– И когда ты ожидаешь получить упомянутое письмо? – спросил он, стоило Габриэлю закончить.

– В любой день.

– Пришли мне указания, и я организую передачу кинжала. Что касается слежки, я возьму себе в помощь Страттона. Ему будет полезно на несколько дней отвлечься от отцовских обязанностей.

– Это неразумно. Даже один замаскированный человек привлечет к себе внимание. В данном случае лучше один, чем двое.

– Черт побери, но я не стану маскироваться, Лэнгфорд. Тот негодяй, за которым я буду следить, станет постоянно задаваться вопросом, почему какой-то странный субъект, который так нелепо выглядит в старой одежде, ходит за ним по пятам. Мы со Страттоном пойдем без всякой маскировки, и это не будет производить столь комичного впечатления. А тому парню и в голову не придет, что два герцога могут следить за ним.

– Возьми Страттона, если хочешь, и расскажи ему то, что считаешь нужным.

– Я скажу ему все. – Он покачал головой. – Ты идешь на очень большой риск из-за этой женщины. Надеюсь, понимаешь, как могут быть истолкованы твои действия.

Габриэль повернул лошадь, и они поехали дальше. Последними своими словами Брентворт намекал на то, что из-за этой женщины Лэнгфорд может потерять все.

Глава 21

Лэнгфорд выехал из дому ранним утром следующего дня. Винсент сказал Аманде, что им не нужно сегодня проверять, пришло ли письмо, так как это сделает сам герцог перед возвращением. Такое случалось уже несколько раз и прежде.

Аманда прогуливалась в саду, когда он вернулся. Стоял полдень. Габриэль подошел к ней и протянул руку.

– Пойдем со мной.

Они прошли наверх, в ее комнату. Она ожидала объятий и поцелуев, которые обычно предваряли очередную вспышку страсти, но вместо этого он провел ее в гардеробную.

Коробки, перевязанные лентами, заполняли диван. В недоумении Аманда подошла к ним, потрогала.

– Что это такое?

– Открой, и увидишь.

Аманда разорвала ленту. Из коробки выпало прелестное платье кремового цвета. Она подняла его повыше, чтобы полюбоваться.

– Очень мило.

– Оно твое. Так же как и все остальные. Ты знала, что некоторые модистки шьют платья без предварительного заказа? Я не имел об этом представления.

– Я полагаю, что они рассчитывают восхитить покупательницу уже готовым платьем, когда она придет к ним делать заказ. Или чтобы иметь несколько платьев в запасе на всякий случай.

Аманда открыла следующую коробку и обнаружила там вечернее платье бледно-серого цвета, богато отделанное серебряным кружевом.

– Вот здесь туфли и дамская сумочка, а вот тут очень практичный ансамбль для поездок в экипаже.

– Как ты нашел все это?

Она вытащила туфли, сумочку и разложила их рядом с вечерним платьем. Ансамбль для езды в экипаже, возможно, и был весьма практичным, но она онемела от восторга, увидев роскошную голубую меховую мантилью, составлявшую его часть.

– У меня есть друг, владеющий искусством хранить тайны. Он знает модисток, которые не делятся именами своих покровителей даже с собственными швеями. Я навестил их с утра.

Аманда взирала на его подарки, все еще не в силах прийти в себя от изумления.

– Но зачем?

– Я давно хотел это сделать, но у меня не хватало времени заказать гардероб.

– Ты хотел, чтобы я так одевалась?

– С тех самых пор, как ты явилась в дом Гарри в брюках.

– Спасибо. Туалеты превосходны. Прекрасны.

У нее никогда не было подобных платьев. И, вероятно, никогда не будет.

– Ты можешь надеть вечернее платье сегодня к ужину. Я получу огромное удовольствие, если ты это сделаешь.

Аманда обняла его страстным поцелуем выразила свою благодарность.

Ее реакция понравилась ему.

– Ну что ж, теперь ты можешь заниматься своими нарядами, я не буду тебе мешать.

Аманда села и положила вечернее платье на колени и стала перебирать кружева. Теперь у нее появился вопрос, а не было ли у его подарка каких-то других причин, кроме желания доставить радость себе и ей. Возможно, ему хотелось, чтобы, покидая Англию, она захватила с собой более достойную одежду, чем старые перешитые платья с чужого плеча. Может быть, он хотел предоставить ей то преимущество в жизни, которое дает хорошая одежда.

Все это глубоко тронуло ее.

К ужину она одевалась с большой тщательностью, попросила служанку сделать ей новую прическу, щипками разрумянила щеки.

Войдя в столовую, Аманда заметила, что и Габриэль тоже принарядился. На нем красовался идеально подобранный галстук. Он оценивал ее в новом платье вызывающим взглядом, медленно переводя его сначала сверху вниз, а затем снизу вверх, и остановился на шее.

– Нужно что-то еще. Чтобы оттенить цвет. Возможно, подойдет вот это.

Он достал из кармана маленький бархатный мешочек, раскрыл ее ладонь и высыпал на нее содержимое.

Аманда лишилась дара речи. На ладони лежало ожерелье из филигранного золота. Изысканные линии расширялись в петли и завитки по направлению к центру, где завершением всего блистал яркий светлый камень. Бриллиант.

Габриэль принял ожерелье из рук Аманды, обошел вокруг нее и застегнул украшение сзади, после чего провел ее к креслу у стола.

Она прикоснулась к ожерелью.

– Ты слишком щедр.

– Я чувствовал некоторую неловкость из-за того, что ты никогда ничего у меня не просишь. С моей стороны это довольно странная реакция. Обычно мне неприятно видеть в женщине отсутствие такта, понуждающее ее напоминать мне о подарках, которых она, по ее мнению, заслуживает.

– В соответствующих обстоятельствах я бы, по-видимому, стала не менее алчной, чем другие твои женщины.

Принесли шампанское.

– Я прекрасно понимаю твои мотивы. Я знаю, почему ты оставила медальон на ковре в ту ночь, но теперь в наших отношениях все изменилось, и я решил, что, возможно, ты согласишься принять несколько подарков от меня.

Подарки как знак искренней любви. Она уже не сомневалась в этом. То удовольствие, которое он испытывал, даря их, служило лучшим доказательством его искренности. И все же Аманду не оставляло подозрение, что и ожерелье, так же как гардероб, было способом спасти ее от нищеты после отъезда в Америку.

И сегодня письма тоже не было. Возможно, оно не придет и завтра. Тем не менее с каждым следующим днем вероятность его получения возрастала. Это означало, что каждая следующая ночь может стать последней ночью их взаимного счастья, омрачаемого лишь предчувствием неизбежного.

Герцогу понравилось шампанское. Сделав несколько глотков, он сказал:

– Тебе придется спеть сегодня вечером. Но какую-нибудь радостную песню. Не печальную балладу, что ты исполняла в тот злополучный вечер.

– Я спою, только если ты пообещаешь не уснуть.

– Я не усну.

– Когда ты пьешь шампанское, тебе нельзя доверять. Ты слишком большой его любитель.

Она сделала вид, что задумалась над этим.

– Я найду способ продлить бодрствование. – Он произнес это почти шепотом, так как вошел лакей с едой. – Великолепный способ.

Она рассмеялась.

– Вероятно, какой-нибудь неприличный способ.

– Не думаю, что слово «неприличный» удачно его характеризует.

Аманда взяла зеркало, чтобы еще раз полюбоваться ожерельем. Она провела полчаса, разглядывая его. Обычно она позволяла служанке помочь ей переодеться на ночь, но сегодня приказала горничной сразу же уйти.

Это был бриллиант. В вечернем свете он отливал голубым. Мать научила ее отличать настоящие камни от подделок. И хотя за последние десять лет Аманда редко сталкивалась с настоящими драгоценностями, она не забыла уроки матери.

Аманда поднесла зеркало поближе, чтобы посмотреть, как смотрится на ней платье. Тонкая ткань подчеркивала ее формы. Казалось, оно было сшито именно для нее. Девушка поразилась, как Габриэлю удалось подобрать размер.

Они провели прекрасный вечер, наполненный радостью и весельем. Герцог занимал ее рассказами о своих юношеских проделках, когда он вместе с друзьями принадлежал к лондонской золотой молодежи. А она поведала ему о том, как руководила ночными набегами на школьную кухню за пирогами, спрятанными там. Хитрость заключалась в том, чтобы забрать пироги с разных полок, а не хватать те, что были наиболее доступны.

Они говорили не только о веселых вещах. Он признался ей, что чувствовал себя крайне неловко из-за того, что унаследовал титул и состояние слишком рано, в возрасте двадцати трех лет. Он считал крайне несправедливым, что на него свалились такие тяжкие обязанности в столь раннем возрасте, намного раньше других аристократов его поколения. Поэтому он стал игнорировать свои обязанности. Аманда поняла, что теперь он раскаивается в этом. Ведь, в конце концов он же сын герцога.

Аманда потянулась, чтобы расстегнуть ожерелье, но мужские твердые руки приняли на себя эту обязанность. Она подняла зеркало и увидела в нем его отражение. На нем был расшитый халат, застегнутый на поясе.

Он стал настолько близок ей, что она больше не думала о его красоте. Если бы его лицо было далеко не так красиво, она бы даже и не заметила. Однако случайный взгляд, брошенный в зеркало, как будто открыл его заново, она словно впервые увидела Габриэля: поразительное лицо с волевым подбородком и резкими правильными чертами, как будто высеченными резцом талантливого скульптора, глаза сапфирового цвета, глубокие как океан. Непослушные темные кудри несколько смягчали жесткость лица, так же как и обворожительная улыбка. Но она видела его разгневанным и понимала, что Лэнгфорд – человек, шутки с которым могут обойтись очень дорого.

Он заметил, что она внимательно рассматривала его, пока он возился с замочком. Наконец тот расстегнулся, и ожерелье упало в ладони Аманды.

– Ты была прекрасна в этом украшении, – сказал он. – И в платье тоже. – Он поднял ее и повернул к себе лицом. – Однако пришла пора его снять.

Он взял ее за руку и провел в спальню, где опустился в кресло и произнес:

– Сними его сама, я не хочу своими неловкими руками повредить его восхитительную материю.

– Я как-то не замечала раньше твоей неловкости. Мне кажется, у тебя масса опыта и ты настоящий профессионал в обращении с изысканными тканями.

– Нет-нет, я совершенно неловок с ними. – Он одарил ее своей дьявольской улыбкой. – Будет лучше, если ты сделаешь это сама, а заодно исполнишь одну из своих песен.

Аманда опустила лиф, шелк плавно скользил по ее телу. С большой осторожностью она переступила через него. Положив его в кресло, она запела фривольную песенку, популярную в Лондоне.

Привыкшая сама справляться со своей одеждой, она без труда сняла корсет, но освободиться от кружев оказалось сложнее. Но вот и они соскользнули с ее тела.

Ее раздевание под искусительный напев превратилось в настоящее представление. Лэнгфорд внимательно следил за любовницей, смеясь ее шуткам. Он зааплодировал, когда на пол упала сорочка. Она осталась в одних чулках.

Смех прекратился, когда с нее упала последняя деталь одежды. Она стояла перед ним полностью обнаженная. Он рассматривал ее с тем же вниманием и так же неторопливо, как и в те минуты, когда на ней красовалось роскошное платье.

– Иди сюда.

Она подошла к нему, возбужденная эротикой игры, но воспротивилась, когда он попытался усадить ее к себе на колени.

– Там еще один куплет, – предупредила она и пропела его, медленно, тихо, пока Габриэль расстегивал халат.

Она наклонилась к нему и поцеловала в губы, потом в шею и грудь. Теперь все в ней было подчинено страсти, вызванной его прекрасным телом. Его аромат кружил ей голову. Она слышала только звук его дыхания. Она касалась языком его груди, и он тоже провел рукой по ее груди, отчего возбуждение Аманды еще усилилось.

Полностью отдавшись чувственности, она покрывала поцелуями и касалась языком кожи у него на груди, потом упала на колени и продолжила покрывать поцелуями твердые мышцы живота. Затем она провела языком по всей длине его возбужденного члена. Габриэль напрягся, но не от удивления. Аманда понимала, что ему хочется большего. Он тихо произнес, что она должна сделать, чтобы полностью покорить его.

Он набросил на себя халат и вернулся в свои комнаты, умылся и медленно оделся, шевеля в воспоминаниях последние угольки ночного пламени. Долгой ночи. Удивительной ночи. Снова и снова они просыпались и бросались в объятия друг друга, пока наконец при первых признаках зари она не уснула у него на груди.

Спускаясь, чтобы выпить кофе и перекусить, он никак не мог уйти от воспоминаний о ее объятиях, ее теле. Воспоминания застилали буквы и слова в развернутой перед ним газете. В конце концов он извлек из кармана часы. Да, конечно, он предпочел бы не будить ее еще несколько часов, но обстоятельства диктовали свои условия.

Он вернулся в ее комнату. Она лежала, раскинувшись, ноги обнажены до колен, и одеяло едва прикрывает груди. Габриэль отдернул шторы на окнах. Небо было затянуто тучами, на Аманду упал сероватый свет пасмурного дня, и она сделалась похожей на сказочное эфирное существо.

Ему так не хотелось тревожить ее. Он сел рядом с ней на кровать и стал гладить ее лицо, пока веки не задрожали и не открылись.

– Пора вставать.

Аманда закрыла глаза и сонно пробормотала:

– Зачем?

– Нужно собираться. Мы уезжаем сегодня.

Прошла целая минута, прежде чем она поняла, что он имеет в виду. Ее веки вновь поднялись, на сей раз от удивления.

– Ты что, уже успел осведомиться о получении письма? Но ведь еще очень рано.

– Оно пришло еще вчера.

– И ты мне не сказал?

– Нет.

Она не спросила у него почему.

– Ты прав, мы должны ехать.

– Я вернусь через час. Вскоре после этого будет готов экипаж. Я приказал твоей служанке принести завтрак в комнату. Она скоро придет.

Он вышел и спустился вниз, где его ждала лошадь. Он не станет извиняться за то, что отложил отъезд на целый день. Платья, ожерелье, ужин, вся эта ночь были выражением его душевного протеста, который он испытал, увидев то письмо вчерашним утром.

И он решил, что ничего ей сразу не скажет. Пусть у нее будет еще один день, еще одна ночь, пока не наступит конец.

Как только за Лэнгфордом закрылась дверь, Аманда отбросила одеяло. Она прошла в гардеробную, набросила халат, затем поставила сумку на диван и открыла чемодан.

Значит, он забрал письмо вчера. И не сказал ей. Она попыталась разозлиться на Габриэля за этот обман, но сердце отказывалось винить его, даже немного.

Аманда взяла ожерелье с туалетного столика. Он все знал, когда покупал ожерелье и платья и угощал ее шампанским. Всю прошедшую ночь он знал, что им предстоит.

Аманда закрыла глаза и представила себя в его объятиях и вновь ощутила себя частью его. Она никогда не думала, что любовь между мужчиной и женщиной может продолжаться долго на таком уровне интенсивности, с такой силой и вожделением, с такой остротой наслаждения, при этом балансируя на грани чудовищных разоблачений и скандала.

Она никогда не возражала, никогда не подвергала сомнению ничего в их отношениях, все принимала и отдавала как зачарованная, снова и снова. Казалось, их взаимному наслаждению не было предела.

Но ведь он понимал, что это их последняя ночь перед тем как они перевернут страницу и начнут последнюю главу истории, которую писали вместе.

Аманда обрадовалась, что он ничего не сказал ей и их последняя ночь не была омрачена предчувствием неизбежного.

Брентворт прочел письмо, затем протянул его Страттону.

– Нелегкую же ты задаешь нам задачу, Лэнгфорд.

Все трое сидели в библиотеке Страттона, удобно расположившись в креслах и на диване.

– Не я задаю вам задачи. Не я составлял это письмо.

– Самая сложная часть всего этого – передача кинжала, а не слежка. В той части города мы сразу же бросимся в глаза. По какой причине мы решили вдруг зайти в это заведение? Мужчины редко покупают что-либо в бакалейных лавках.

– Мой лакей Винсент передаст его. Вам будет нужно только узнать, кто его заберет.

– Еще более странно мы будем смотреться гуляющими по улице.

– Наденьте что-то старое и мятое из одежды. Займите одежду у прислуги, если уж на то пошло. Испачкайте золой лица. Черт, включите же воображение!

– Брентворт сказал, что задача нелегкая, но не назвал ее невыполнимой, – заметил Страттон. Немного поразмыслив, он хлопнул себе письмом по лбу. – А, мне пришла в голову идея. Нам всем известна Калпер-стрит, джентльмены. С университетских времен. Вы ведь помните, без сомнения.

– Черт меня возьми, если я могу вспомнить нечто с таким названием, – ответил Брентворт. – А ты, Лэнгфорд?

Габриэль нахмурился, пытаясь вспомнить что-то о Калпер-стрит.

– Миссис О’Брайан, – подсказал Страттон.

Перед мысленным взором Габриэля возникло яркое изображение означенной особы.

– Черт меня побери! Ты прав. Дом располагался на той улице. – Миссис О’Брайан была популярна среди студентов Оксфорда и Кембриджа. О ней писались скандальные стишки. – Ты помнишь ее, Брентворт. Черноволосая. Пухленькая. Ненасытная.

Брентворт нахмурился, затем его лицо осветилось воспоминанием.

– А… Однажды она чуть не убила меня.

– Тот бордель, наверное, все еще там, – продолжал Страттон. – Не трудно будет выяснить. Рядом с ним была пивная. Мы можем расположиться там и наблюдать в окно. Любой, кто заметит нас, подумает, что мы ждем открытия веселого заведения.

– Думаю, что мне легче нарядиться в лохмотья и вымазать лицо сажей, – отозвался Брентворт. – Последнее время я редко наведываюсь в такие места и уж тем более не жду под дверью их открытия.

– Сейчас не время для особой деликатности, мог бы пренебречь своей гордыней, – заметил Габриэль. – Никто тебя все равно не узнает. Если ты так беспокоишься за свою репутацию – а, по моему мнению, небольшая скандальная сплетня ей совсем не повредит, – есть другой вариант. За несколько шиллингов миссис О’Брайан скорее всего разрешит вам наблюдать за улицей из своего окна. Вы можете дежурить у окна и по очереди развлекаться с ней. Она уже немолода, но и вы тоже не мальчики.

Страттон с трудом подавил улыбку.

– Прекрасная идея. Окно расположено достаточно высоко, поэтому увидеть, кто входит и выходит из бакалеи, будет нетрудно. Так же как и то, что этот человек несет в руках. Если мы его заметим, сможем нагнать его до того, как он дойдет до перекрестка.

– Неплохая идея, – признал Брентворт. – Нам нужно сходить туда сегодня и выяснить, там ли все еще миссис О’Брайан. Ведь она вполне могла вернуться в Ирландию.

– Если там нет миссис О’Брайан, значит, ее место заняла какая-то другая женщина, – заметил Страттон. – Если только бордель совсем не закрыли.

– Не закрыли, – заверил их Габриэль.

Две пары глаз уставились на него.

– Я не был там много лет, но слышал разговор о нем, – пояснил он. – У них все еще есть комната с плетками и тому подобным, и об этом частенько упоминают в определенных кругах.

– Мне как-то все более приемлемыми начинают казаться лохмотья и сажа, – сказал Брентворт. – Страттон, один я туда не пойду ни за что.

– Ты боишься, что, если пойдешь один, миссис О’Брайан снова свяжет тебя и станет делать с тобой все, что ей захочется? – спросил Габриэль.

Брентворт залился краской. Страттон расхохотался.

– Она клялась, что ее веревки не будут слишком крепкими, – пробормотал Брентворт. – Страттон придумает какую-нибудь хитрость, чтобы мы могли быть свободны всю вторую половину дня. Скажи своей герцогине, что тебя пригласили на какое-то секретное собрание в Вестминстер. Ее наверняка удивит такая длительная отлучка из детской.

– Я никогда не лгу Кларе.

– Возможно, на сей раз, один-единственный раз, тебе придется немного покривить душой, – заметил Габриэль.

– Нет-нет, не сбивай его с пути истинного, Лэнгфорд. Прости, что я попытался омрачить ложью вашу идеальную семейную жизнь, Страттон. Я исправлюсь. Скажи своей герцогине, что ты идешь со мной в пользующейся самой дурной славой бордель, где женщины делают с мужчинами то, о чем достойные дамы даже никогда и не слышали. Уверен, она тебя поймет. – Он встал. – Более того, мы с Лэнгфордом были бы не против поучиться у тебя такой честности с женщинами. Я уверен, ты не станешь возражать, если мы при этом поприсутствуем.

Он прошел к двери и попросил лакея пригласить герцогиню.

Габриэль выпрямился в кресле, устроившись поудобнее. Даже в домашней обстановке герцогиня производила величественное впечатление. Их ожидало настоящее театральное представление.

Герцогиня вошла с некоторым любопытством, но и несомненным раздражением из-за того, что ее оторвали от дел. Она приветствовала собравшихся мужчин, затем бросила на Стратттона взгляд, который гласил: «Я очень надеюсь, что вы руководствовались самыми вескими мотивами».

– Дорогая, Лэнгфорду потребовалась моя помощь в весьма существенном вопросе, – начал Страттон. – Я должен уйти сегодня после полудня, и трудно сказать, когда вернусь: возможно, через день или два.

– В самом деле?

– Да.

Она посмотрела на Габриэля, который пытался выглядеть озабоченным и благодарным, затем перевела взор на Брентворта.

– Вы тоже в этом участвуете, как я полагаю.

– Я бы предпочел не участвовать, но долг дружбы принуждает меня.

– Могу ли я спросить, в чем он заключается?

– Я поклялся не разглашать конкретные подробности дела, – ответил Страттон, – но от меня потребуется провести некоторое время в не самой достойной части города. Я говорю тебе это на тот случай, если до тебя вдруг дойдут известия о моем посещении некоторых неожиданных мест. Ты должна знать, что это – часть моей миссии. В своем туалетном столике я оставлю запечатанное письмо с адресами тех мест, где я, по всей видимости, могу оказаться. Ты сможешь его вскрыть, если тебе потребуется меня найти.

На лице герцогини отобразилось искреннее удивление.

– Миссия, никак не меньше. Запечатанное письмо. Боже, все это звучит официально, но учитывая, что за всем этим стоит Лэнгфорд, я делаю вывод: это нечто предельно неофициальное.

– Я могу вас заверить, что с Адамом ничего не случится, – вмешался Брентворт.

– Как мило с вашей стороны. Ну, хорошо, дорогой, делай то, что должен. И постарайся не позволить Лэнгфорду навлечь дурную славу на твое имя и титул, если этого можно будет избежать.

Герцогиня направилась к выходу, но остановилась рядом с Брентвортом.

– Не ведите себя так, как будто вы выше всего этого. Вам явно не терпится снова попасть в какую-нибудь скандальную историю.

Страттон дождался, пока за супругой закроется дверь, после чего откинулся на спинку кресла, вытянул ноги и улыбнулся.

– Вот как, джентльмены, делаются такие дела.

– Впечатляет, – признался Габриэль, – я вижу только одну небольшую проблему. Если она спокойно принимает такую двусмысленность от тебя, то сама, конечно же, станет ожидать взаимного доверия.

– Да, конечно, но ничего такого не случалось с тех пор, как мы поженились. Клара очень прямая и откровенная. У нее нет никаких секретов от меня.

– Конечно, нет, – сухо согласился Брентворт. – Хорошо, первый шаг спланирован. Давайте доведем работу до конца.

Глава 22

Они проехали весь Мидлсекс и бо́льшую часть Беркшира и только с наступлением ночи остановились в гостинице. Поужинав в отдельной комнате, они прошли в номера, которые снял Лэнгфорд.

Аманда надела ночную рубашку и уже легла, когда вошел Габриэль, улегся рядом с ней и произнес:

– С момента нашего отъезда ты пребываешь в глубокой задумчивости. Надеюсь, ты не сердишься, что я утаил от тебя получение письма.

– Это был незначительный проступок, совершенный из благих побуждений. Я стала беспокоиться раньше, без особой причины.

– И продолжаешь волноваться сейчас?

Она села и обхватила колени руками.

– Не столько волнуюсь, сколько задаюсь вопросом. Я знала свою мать, только когда была совсем маленькой девочкой. Но я уже больше не ребенок. Что мы почувствуем, когда встретимся после столь долгой разлуки? Не будем ли мы совершенно чужими друг для друга?

– Не думаю, что такое возможно.

– Напротив, я боюсь именно этого. Я ведь совсем не похожа на ту девчушку, которую она знала. И она, наверное, очень изменилась.

– Единственный схожий опыт, который у меня был, имел отношение к Страттону. Он уезжал на пять лет, потом вернулся. Вначале между нами возникла некоторая неловкость, но вскоре все прошло. Воспоминания быстро возвращаются. Былые связи тоже. Даже если она сильно изменилась, это не будет иметь большого значения.

Аманда опустила подбородок на колени.

– Вряд ли она сильно изменилась. Ну, конечно, волосы ее поседели, возможно, она стала более грузной, но…

– Но ведь она все еще будет воровкой.

– Однако ты ведь не знаешь этого наверняка. Нынешнее ее положение может быть следствием очень давнего преступления.

Габриэль не мог поверить, что ему придется защищать эту неизвестную ему женщину, но, с другой стороны, ему хотелось приободрить Аманду.

– Ты ведь сам этому не веришь, – возразила она. – Ты говорил, что матушке тоже придется покинуть Англию. И у тебя даже возникала мысль, что она может состоять в сговоре с тем человеком.

– Я только спросил, возможно ли такое.

– И я сказала, что нет. А теперь я должна признать: да, очень даже возможно. В глубине души я спрашивала себя: а что, если она не пленница, а соучастница? И только ее попытка подсказать их местонахождение убедила меня в обратном. Но, с другой стороны, она рассказала шантажисту обо мне. Ведь ничего бы не случилось, если бы она не распускала язык.

– Тогда мне следует быть ей благодарным, так как в противном случае я никогда бы тебя не встретил.

Отрешенность исчезла из взгляда Аманды. Ее настроение немного улучшилось.

– Согласна. Говорят, и из самого страшного зла иногда рождается добро.

Он жестом пригласил ее лечь рядом с ним, обнял и привлек к себе.

– Ты устала после долгого путешествия, и от этого мрачные мысли давят на тебя, Аманда. Поспи, и все пройдет. Завтра мы поселимся в гостинице получше, и я найду способ отогнать от тебя все мрачные мысли.

Аманда закрыла глаза.

– Спасибо Габриэль. Я тоже благодарна судьбе, что встретила тебя.

Через несколько минут она задремала. Он дождался, пока она уснет, и вернулся в свою комнату, сел и открыл портативный письменный столик, разложил чернила и бумагу и написал короткое письмо сэру Джеймсу Макинтошу, инициатору закона об уголовной реформе в палате общин, где объяснил, что по причинам, которые он не может назвать, будет лучше, если его имя не станут упоминать в связи с усилиями, направленными на изменение уголовных законов. Он перечислил пэров, проявивших интерес к названным законам, после чего подписал и запечатал письмо.

Аманда шла рядом с экипажем. По просьбе дамы они остановились, чтобы она могла выйти и размять затекшие ноги.

Экипаж медленно ехал рядом. Лэнгфорд скакал на лошади сзади.

– Мне следовало подумать о том, что тебе захочется поразмяться, – сказал он. – Надо было захватить лошадь и седло для тебя.

– Это было бы неудобно. К тому же я не обучена верховой езде.

– Очень непредусмотрительно со стороны твоих родителей.

Возможно, он прав и с их стороны это действительно было упущением. Она могла представить себе ситуации, когда вору нужно побыстрее скрыться, и лошадь в подобном случае – лучший вид транспорта.

– Мы это поправим, – продолжил он. – По меньшей мере я научу тебя держаться в седле, даже если ты и не станешь профессиональной наездницей.

Это было не первое обещание, которое он давал за последние несколько дней. Вчера их разговор тоже перешел на практические темы.

Умеет ли она готовить? Очень немногое, но достаточно, чтобы не умереть с голоду.

А переодевалась ли она в кого-нибудь еще, кроме пастушки? Нет, до того момента в этом не возникло нужды.

Учили ли ее защищаться?

Этот вопрос заставил Аманду задуматься над всеми остальными. Она поняла: Лэнгфорд пытается удостовериться, что она, оказавшись в одиночестве, не будет полностью беззащитна, что у нее есть навыки выживания в любых жизненных условиях, после того как покинет Англию.

– Сегодня вечером мы не будем останавливаться в гостинице, – сказал он, когда день начал клониться к вечеру. Они оба сидели в экипаже. – Здесь, в Сомерсете, у меня есть поместье. Оно называется аббатство Линингстон. Мы остановимся там, а затем, когда поймем, куда же все-таки направляемся, продолжим путь в Девоншир.

– Мы уже знаем, куда направляемся. Я думаю, следует поспешить.

– У нас есть только имя этого человека. И все. Завтра я пошлю Винсента за путеводителем по графству. Тогда мы сможем поточнее сориентироваться.

Винсент присоединился к ним на следующее утро с сообщением, что кинжал забрали из бакалеи на Калпер-стрит, и теперь друзья Лэнгфорда следят за его передвижением. Некоторое время слуга скакал рядом с экипажем, как будто охраняя их, но потом резко вырвался вперед.

Через полчаса они свернули с большой дороги и поехали по узкой колее.

Лэнгфорд указал в окно.

– Мы почти приехали.

Аманда выглянула и увидела дом.

– О, даже не знаю, подойдет ли он.

– Ты думаешь? Он не особенно велик, но…

– В нем же не более двенадцати спален. Чуть больше обычного сельского дома.

Он понял, что она шутит, и рассмеялся.

Чем ближе они подъезжали, тем больше чувствовалось присутствие моря.

– Мы на берегу?

– Очень близко. Там есть одно место, где можно купаться. Ведь ты умеешь плавать?

Аманда отрицательно покачала головой.

Габриэль нахмурился.

– Так не пойдет.

С каждой минутой дом становился все больше. Вовсе не такой уж скромный, каким показался поначалу. С течением лет он разрастался, к нему делались новые пристройки. На центральной части деревянные балки пересекались на фасаде, намекая на его древнее происхождение.

– Там совсем немного прислуги. Им редко пользуются.

– И сколькими же такими домами ты владеешь?

– Двадцатью. – Он пожал плечами. – Может быть, двадцатью пятью.

Аманда не сводила глаз со здания. В последнее время она редко задумывалась о разнице в их социальном положении. Иногда она, конечно, замечала, что он держится как сильный мира сего: об этой разнице невозможно забыть полностью, – но нельзя сказать, что она влияла на каждую минуту их отношений.

Но вот теперь она вдруг осознала, насколько велика пропасть, разделяющая их. Рядом с ней сидел человек, владеющий двадцатью домами. Или двадцатью пятью. Он даже точно не знал их числа. Он обладал одним из высочайших титулов в стране и, естественно, богатством. Но по своей наивности она ни разу не задумалась над тем, насколько велико это богатство. И вот теперь чувство отчаяния заполнило ее сердце.

Когда они вышли из экипажа, их встретил Винсент вместе с дворецким, управляющим и экономкой. Он прискакал к дому раньше, чтобы предупредить о прибытии хозяина.

Габриэль выслушал приветствия слуг.

– Миссис Бреддок, – сказал он, когда пожилая дама приседала в реверансе. Он целый день пытался вспомнить ее имя. – Мы прибыли с неожиданным визитом. Это должно было вызвать массу неудобств.

– Вовсе нет, ваша светлость. Надеюсь, вас все устроит и вы найдете, что дом в полном порядке. Я послала за девушкой по соседству, прислуживать молодой леди. А ваш лакей сообщил нам, что другие слуги вам не понадобятся. Кроме того, в доме есть кухарка и две приходящие служанки для уборки. Еда, возможно, покажется вам слишком простой по сравнению со столичной, но стряпуха у нас очень хорошая.

Габриэль взглянул на Винсента, который едва мог скрыть радость от такого повышения на должность личного лакея герцога, и Габриэль уже предвидел неизбежные недоразумения, которые могли последовать.

– Полагаю, этого будет достаточно.

Он повернулся к управляющему.

– Скажите груму, что через два часа нам понадобится моя лошадь и еще одна – для леди.

Он проводил Аманду в дом. Они остановились и оглядели старинный зал для приемов. Огромный камин заполнял одну стену этого квадратного пространства, пол был выложен деревянными плитами. Темные тяжелые балки протянулись вдоль всего потолка и стен.

– Раньше он не казался мне таким темным, – заметил Габриэль. – Мы воспользуемся комнатами в левом крыле, которые выглядят более современно. Поэтому не суди пока по первому впечатлению.

– Когда ты был здесь последний раз?

– Лет пятнадцать назад, как мне кажется.

– Я нахожу его не темным, а интересным. Я рада, что эта часть дома не менялась в угоду времени.

– Ты говоришь как начинающий антиквар. Мой брат может пожалеть, что избегал знакомства с тобой. У нас есть еще одно поместье, замок сразу за шотландской границей. Брат бы обязательно настоял, чтобы ты его осмотрела.

– Я буду очень сожалеть, что никогда его не увижу. Каждая девушка мечтает пожить в замке. А теперь, прежде чем меня проводят в мою комнату, – она указала рукой в сторону миссис Бреддок, ждавшей у лестницы, – хочу спросить: я правильно расслышала, что ты приказал подать лошадь для меня?

– Да, слух у тебя отличный. И ты не покинешь это поместье, покуда не научишься ездить верхом. Никто не увидит твоей неловкости. Ты сегодня поскачешь на лошади, Аманда.

– Я могу оказаться очень неуклюжей. Будь осторожен, Лэнгфорд, со своими указаниями.

Слуги деликатно расступились.

– Есть еще одно правило, Аманда. Я бы предпочел, чтобы ты обращалась ко мне «Габриэль».

– Ты имеешь в виду, когда мы наедине.

– Где угодно, но особенно наедине.

– Я постараюсь. Это может оказаться…

Она повернулась и сделала шаг в сторону миссис Бреддок, не закончив мысли.

– Сложным? Уверен, что нет.

Она оглянулась.

– Нет, не сложным. Болезненным.

И она последовала за миссис Бреддок по направлению к восточному крылу дома.

Габриэль опустил глаза на Винсента, который, склонившись у его ног, лихорадочно надраивал сапоги для верховой езды.

– Думаю более разумным это будет сделать перед тем, как я надену их в следующий раз.

Винсент взглянул на хозяина, затем продолжил работу.

– Ведь так обычно делается, ваша светлость. Но в следующий раз я буду знать.

Винсент быстро понял, что обязанности личного лакея сильно отличаются от обязанностей лакея обычного. Одевание было длительным процессом, и Габриэлю пришлось дать Винсенту несколько уроков. И, конечно же, герцогу пришлось самому завязывать галстук.

Винсент передал ему кольцо-печатку, затем закрепил карманные часы на жилете.

– Завтра мне твои услуги в качестве лакея не понадобятся, – сказал Габриэль. – Вместо этого ты поедешь в Девоншир и выполнишь несколько поручений.

Глаза Винсента заблестели, он почувствовал явное облегчение. Ему, как и любому молодому человеку, гораздо приятнее было скакать галопом по сельской местности, чем вдаваться в тонкости гардероба герцога. Аманда оказалась совершенно права на его счет. Габриэль подозревал, что дни Винсента у него на службе сочтены.

– Ты должен купить путеводитель по графству, – пояснил он. – Мне нужно, чтобы ты выяснил, где поселился один человек, а затем ты отыщешь гостиницу на небольшом расстоянии от дома этого человека.

Это прозвучало таинственно даже для него самого, а для Винсента – тем более, судя по тому, как заблестели его глаза. Не просто скакать по полям, но еще и с секретной миссией… Нет ничего притягательнее для юного сердца, чем приключение.

– Самое важное – сохранять секретность. Не сиди с путеводителем в переполненной пивной, где все будут на тебя пялиться и задаваться вопросом, кто это такой и кого он ищет.

– Конечно, ваша светлость, я понимаю. Вы же знаете, я умею хранить тайны. К примеру, я ведь никому не рассказал о ваших странных делах с мисс Уэверли.

Бедного Винсента, вероятно, переполняло желание выболтать все первому встречному.

– Его светлость, герцог Брентворт, пригрозил, что мне не сносить головы, если я кому-нибудь даже словом об этом обмолвлюсь, – добавил Винсент. – И я почтительно задал ему вопрос, есть ли у герцогов право рубить головы.

– Ты так и спросил Брентворта? Я уверен, герцог был крайне недоволен.

– Я тоже боялся этого, но он объяснил, что отсечение головы является особым правом пэров Англии, которым обладают только герцоги. Это секретное право, и о нем редко упоминают, чтобы другие пэры не завидовали.

Габриэль едва сумел сдержать улыбку.

– В таком случае приготовься к выполнению завтрашних поручений.

Глава 23

Габриэль наклонился, поцеловал спящую Аманду и вышел из комнаты. Герцог ненавидел наступивший день за то, что он скоро кончится. Они прибудут в Девоншир, найдут ее мать, и после этого…

Через пятнадцать минут миссис Бреддок застала его за завтраком и передала ему письмо.

– Срочное послание для вас, сэр.

Габриэль узнал почерк Страттона и распечатал конверт.

«Он скрывается под именем Притчард и движется очень медленно, ездит на дилижансах, но в гостиницах занимает хорошие отдельные номера. Кажется, он решил потратить свой заработок на отличные комнаты и еду и пожертвовать ради этого скоростью передвижения. Мы вынуждены тащиться за ним. Б. просит передать тебе, что этот человек не похож на коллекционера, значит, мы правильно оценили ситуацию. Один из нас заедет в твое поместье, когда мы будем проезжать мимо, чтобы узнать, не оставил ли ты там какого-нибудь послания.

P. S. Возможно, он вооружен.

Страттон».

Как это похоже на Страттона: чуть ли не самую важную часть информации сообщать в виде постскриптума. Но тот, кто убил двоих на дуэли, вряд ли обратит особое внимание на то, вооружен человек или нет.

В принципе это и в самом деле не имеет большого значения. Как только кинжал доставят по назначению, этот человек может исчезнуть. И тогда единственный интерес будет представлять вопрос, вооружен ли Ярнелл, их главная цель. Габриэль был готов к такому развитию событий, но надеялся, что дело не дойдет до вооруженного столкновения, по крайней мере, не в присутствии Аманды. Он не хотел ни подвергать ее опасности, ни оставаться в ее памяти убийцей.

Он спрятал письмо и пошел отдавать распоряжение груму. Теперь события покатятся как снежный ком.

В полдень Габриэль заявил, что они пойдут купаться в море. За день до того он в первый раз в жизни Аманды усадил ее в седло, поэтому она не испугалась, узнав, что предстоит прогулка на побережье.

Ее лошадь следовала за лошадью Габриэля по полям, минуя перелески. Затем они стали подниматься на холм. Деревья расступились, и высокая трава щекотала ей ноги. Звук набегающих волн становился все громче.

Габриэль осадил свою лошадь на вершине холма и дождался спутницу. Она остановилась. Перед ней открывался величественный вид.

Безбрежное море соединялось с небом на горизонте вдали. Волны ударяли в твердь у них под ногами.

– Как красиво! – воскликнула Аманда. – И страшно одновременно. Чувствуешь себя такой крошечной, когда видишь такое величие.

– Ты когда-нибудь плавала на корабле?

– Нет, никогда. Но болтаться в трюме судна посреди этой бескрайней пучины, должно быть, жутко.

Он не ответил, Аманда взглянула на него и заметила, что он нахмурился.

– Уверена, это чувство быстро пройдет, – добавила она.

Габриэль указал вдаль.

– Вон там, за теми скалами, есть бухта. Вода в ней спокойная, и там довольно мелко. Когда мы доберемся туда, я научу тебя плавать. И тогда ты больше не будешь бояться моря.

Она взяла его за руку.

– За один или два дня ты не сможешь подготовить меня так, как считаешь нужным. Я ведь сама заботилась о себе в течение многих лет, Габриэль. Тебе не стоит беспокоиться за меня, хотя, не скрою, мне это приятно.

Он поднял ее руку и прижал к губам.

– Ведь это оно, Аманда? Это то, что нас соединяет?

Она даже не поняла, что он говорит о любви. Она ответила ему, просто выражая состояние своей души:

– Я не могу отвечать за тебя, Габриэль. Разве ты сам не знаешь?

– Я не знаю, что значит любить женщину. Знаю только, что мне становится очень тяжело при мысли о разлуке. Я провел много часов, размышляя и рассчитывая, смогу ли…

– Ты не сможешь. Даже то, что ты позволяешь мне покинуть Англию, уже есть компромисс. Ты не сможешь. Однако твое желание поступить наперекор обстоятельствам глубоко меня трогает.

– Мне будет очень тебя не хватать. Я буду страдать. – Взгляд его синих глаз проник в самые глубины ее души. Казалось, уже сейчас он нестерпимо мучился. – Даже само ожидание утраты причиняет мне страшную боль. Кажется, я полностью переменился, узнав тебя.

Слушая его, Аманда готова была расплакаться. Как он называл свое чувство: любовью или как-то иначе, – не имело значения. Он говорил с ней так, как никогда прежде не говорил ни один мужчина.

– И я тоже переменилась, узнав тебя, Габриэль. Любовь к тебе всегда останется самым главным событием моей жизни.

Аманду переполняли чувства: она призналась ему в своей любви на этом холме, с которого открывался вид на бескрайние морские просторы. Сердце ее ликовало, открывшись ему во всей полноте.

Закрыв глаза, он поцеловал ей руку.

– Своим признанием ты сделала меня бесконечно счастливым, дорогая.

Он справился с эмоцией, отразившейся на его лице. И вновь рядом с ней стоял герцог. Человек, желавший избавиться от своих обязанностей, исчез. Пафос момента прошел. Но Аманда понимала: его последствия будут длиться вечно.

Он отпустил руку спутницы и взял поводья.

– Конечно, ты можешь считать, что мои опасения ни на чем не основаны, но мы все равно спустимся туда и ты поплаваешь.

– Спустимся туда?

– Ну, естественно, не прямо по склону. По тропинке.

– Ты меня не успокоил. – Тем не менее она тоже взялась за поводья и последовала за Габриэлем.

Аманда вздохнула с облегчением, когда ее лошадь наконец остановилась на берегу. Она оглянулась на тропинку, по которой они спускались. Не крутая, пообещал Габриэль, но отсюда она казалась почти отвесной. Аманда думала, что этот спуск никогда не закончится.

И вот теперь, когда он все-таки остался позади, ее охватил восторг победы. Она не свалилась со скалы и не разбилась насмерть. Она инстинктивно отклонялась назад, чтобы сохранить равновесие. Возможно, она никогда не станет профессиональной наездницей, но уж, по крайней мере, лошадей больше бояться не будет. Не так сильно, как прежде.

Габриэль соскочил с лошади. Подошел к ней и помог спешиться, после чего привязал поводья обеих лошадей к бревну, вынесенному прибоем к подножию холма.

Он начал сбрасывать одежду. Быстро справился с сюртуком, жилетом и галстуком и принялся расстегивать рубашку. Вот слетела и она, увенчав груду одежды, выросший на песке. Аманда воспользовалась возможностью полюбоваться его фигурой, одновременно худощавой и сильной с ярко выделявшимися мышцами.

Он заметил, что она наблюдает за ним.

– Раздевайся, Аманда. Ты же не станешь плавать в этом платье.

Он сел и стянул сапоги.

– Думаю, нет.

Она бросила робкий взгляд на море. Волны гасли где-то на расстоянии пятидесяти футов от берега, а вода у самой кромки казалась вполне спокойной, хотя и накатывала иногда почти до самых ее ног.

Аманда расстегнула платье и сбросила его, потом снова подняла, отряхнула от песка и положила на несколько вынесенных на берег досок.

– Если ты будешь так медленно раздеваться, то не успеешь до начала прилива.

Аманда подняла голову и увидела, что он подходит к ней. Совершенно голый.

– Я готова.

– Повернись. – Он сам повернул ее, и она почувствовала, как его пальцы развязывают ленты ее корсета. – Любая одежда, которая на тебе останется, будет удерживать воду и утяжелять тебя, поэтому снять надо абсолютно все.

Корсет упал к ее ногам.

– Подними руки.

Она повиновалась, он снял сорочку, и та присоединилась к платью и корсету.

– Дальше я сама. – Она наклонилась, чтобы снять чулки.

– Если ты рассчитывала отвлечь меня от урока плавания, то тебе это почти удалось.

Аманда поняла, что поза, которую она сейчас приняла, могла вызвать эротические желания. И так как ей совсем не хотелось плавать, она не стала торопиться снимать второй чулок.

Внезапно его рука обвила ее за талию, он приподнял ее и понес к воде, словно свернутый ковер. Вода набегала ему на ноги. Аманда безуспешно попыталась высвободиться, и вот вода коснулась ее тела.

– О, какая холодная! Отпусти меня, чтобы я смогла немного привыкнуть. В противном случае мои мышцы сведет судорога. Вода же ледяная. – Аманда извивалась и била его по руке. – Отпусти меня, я настаиваю.

– Ну, если ты настаиваешь. – Он поднял ее и отпустил.

Она вскрикнула, шлепнувшись в воду.

Аманда попыталась встать и успокоилась, только когда ногами коснулась твердой почвы. Она отдышалась, протерла глаза и отвела с лица слипшиеся пряди.

– Это было очень нехорошо с твоей стороны.

– Но сэкономило нам полчаса. Ну, иди же сюда, и я покажу, как оставаться на плаву в тех случаях, когда ты не чувствуешь под собой дна.

Урок не занял много времени. Он помогал ей, пока она лежала на воде, и объяснял, что соленая вода легче удерживает человеческое тело, чем пресная. Наконец он отвел руки и позволил своей ученице плыть самостоятельно.

– Поразительно, что у меня получается! – воскликнула Аманда. – Это так чудесно. Так успокаивает. И я вижу небо. Кажется, все небо сразу.

– Ты можешь двигаться, если хочешь. Отталкивай воду руками, каждой по очереди или обеими сразу.

Она попыталась выполнить его совет и в результате проплыла целый круг.

– Думаю, что там будет труднее, – сказала она, махнув рукой в сторону открытого моря.

– Все зависит от погоды и от высоты волн, но да, ты права, сложнее.

– А ты что, не будешь плавать?

– Я поплаваю потом. А пока хочу полюбоваться, как вода ласкает твое прелестное обнаженное тело.

Аманда обратила все свое внимание на возлюбленного. Его взгляд был устремлен на ее тело. Вода закрывала тело Габриэля ниже пояса, но Аманда прекрасно знала, что предстало бы ее взору, если бы он сейчас вышел из воды.

Она опустила ноги и встала, затем подошла к нему, обхватила руками его шею, поцеловала влажную холодную грудь, кончиком языка поймала соленую капельку.

– Никогда больше не буду бояться моря.

Габриэль обнял и поцеловал ее. Аманда была очень удивлена, когда он отстранил ее.

– Иди на берег, пусть солнце согреет и высушит тебя. Я скоро присоединюсь к тебе.

Она вышла на берег и села на влажном плотном песке у самой воды. Он был там, где разбивались волны прибоя. Его голова исчезла на одно жуткое мгновение, а затем появилась снова, теперь еще дальше – он плыл в открытое море, и волны разбивались о его прекрасное сильное тело. Казалось, море совсем не пугало его, однако Аманда понемногу начинала волноваться.

И вот он снова исчез. Она искала его, прищурившись от яркого блеска солнечных лучей. И как только сердце бешено заколотилось, он появился снова – его тело на вершине волны, несшей его к берегу. Габриэль мчался, оседлав волну, пока она не разбилась у края бухты.

Выйдя из воды, он шел по направлению к ней подобно обнаженному морскому богу, его грудь вздымалась от учащенного дыхания.

Аманде захотелось снова поцеловать его. Покрыть поцелуями все его тело. Ей хотелось лизать его прохладную кожу и чувствовать, как она согревается.

– Приближается прилив, нам нужно уходить, – сказал он, подойдя к ней.

Аманда села на корточки.

– Нет, еще нет.

Габриэль смотрел, как вода подкатывает к ее ногам и тут же отбегает прочь.

– У нас самое большее полчаса.

– Тогда иди сюда прямо сейчас, не будем терять времени.

– Было бы разумнее…

– Ну Габриэль…

У него на губах заиграла улыбка. Он стоял прямо перед ней.

– Ты командуешь, как настоящий фельдмаршал.

Она подняла на него глаза.

– Ты когда-то говорил, что увидел меня при ясном свете дня. А здесь свет не просто ясный, он очень яркий. И мне не хочется слишком быстро утратить эту редкую возможность смотреть на тебя при таком ослепительном свете.

– Повинуюсь…

Аманда подняла руки и коснулась его груди, затем провела ладонями по ребрам до живота. Встав на колени, она прижалась губами к его коже. Ей хотелось ощутить силу его мышц, увидеть, как темнеют его глаза, когда он смотрит на нее сверху.

Аманда полностью отдалась своим ощущениям осязания и вкуса, контрастам мягкого и твердого, прохладного и теплого. Его возбуждение эхом отдалось в ней. Она охватила его плоть обеими руками и лизнула, затем взяла самый ее конец в рот, потом отпустила и обняла Габриэля за бедра, прижавшись к нему лицом и позволив своим эмоциям и желанию свободно властвовать над ней и захлестывать ее подобно тем волнам, что разбивались у их ног.

Габриэль наклонился в ее объятиях и поцеловал в голову.

– Чего ты хочешь, Аманда?

Она прижалась лицом к нему.

– Тебя. Сейчас. Навсегда.

Он опустился рядом с ней на колени, и они легли рядом. Горячее солнце согревало их, а вода струилась вокруг, и они любили друг друга под ритм волн.

Глава 24

Они ужинали на террасе в полном молчании. Габриэль думал, что прежде никогда не был так счастлив.

День клонился к закату, темнота сгущалась, и лицо Аманды мрачнело. Она опустила голову. Глаза утратили живой и яркий блеск.

– Он вернулся, – сказала она.

Габриэль понял, что она имеет в виду. К дому приближался всадник. Вот стук копыт стал более отчетливым, затем прекратился. Аманда подняла глаза.

Винсент вошел на террасу. И встал там, как полагается лакею в ожидании приказания господина.

– Рассказывай.

У Винсента явно было хорошее настроение. Говорил он быстро, сопровождая рассказ жестами.

– Я нашел его в путеводителе, как вы и говорили. Владения его находятся в южной части графства неподалеку от границы. Ближайший городок – Садлейри, но хорошую гостиницу можно найти в Колтоне на расстоянии пяти миль.

Глаза Винсента горели, и Габриэлю очень хотелось узнать причину этой радости.

– Я посетил его владения, у меня хватило времени.

– Но я ведь не приказывал тебе это делать.

– Верно, не приказывали, ваша светлость, но я был так близко и решил заглянуть.

– Я поступила бы так же, – заметила Аманда.

– Не поощряй его самоуправство. – Габриэль бросил на Винсента рассерженный взгляд. – Ну и что же ты узнал в результате своего наглого поступка?

– Владения там совсем небольшие, но на них располагается просторное здание, хотя и довольно запущенное. Оно находится совсем недалеко от моря, поэтому морской воздух берет свое. К примеру, ворота у входа совсем заржавели.

– Я надеюсь, ты не входил в ворота.

– Я бы вошла, – пробормотала Аманда.

– Нет, ваша светлость. Но я залез на стену, на тот ее участок, что находится подальше от дома. Я хотел было перелезть, но…

– Но вспомнил, что можешь разгневать меня.

– Я бы перелезла, – прошептала Аманда.

– Да, конечно, ваша светлость. Но также решению не делать этого способствовало и то, что я увидел двоих людей на территории особняка.

– Двоих людей? – переспросил Габриэль.

– Да, мужчину и женщину. Мужчина был так себе. Не очень высокий, не брюнет и не блондин, не слишком толстый и не худой. В общем, совсем не запоминающийся.

– А женщина? – спросила Аманда.

– Настоящая леди. Великолепный наряд и очень модная шляпка. Они не шли рука об руку. Женщина прогуливалась по территории, а мужчина тащился за ней.

– Опиши ее.

– Темные волосы. Красивое лицо, насколько я мог судить. Возраст понять сложно, но старше вас, мисс Уэверли.

Аманда поднялась.

– Это она, я уверена. Радует, что с ней ничего не случилось. Я поднимусь упаковать вещи. Мы должны выехать утром, с рассветом.

Габриэль отпустил ее.

– Спасибо, Винсент. Ты очень помог.

Винсент откашлялся.

– Гм, но есть кое-что еще, ваша светлость.

Габриэль покосился на слугу.

– Что-то еще?

– Да, ваша светлость. Я ехал назад по полям. Рассчитывал сократить путь на несколько миль. Скакал по его владениям.

– Этого не стоило делать.

– Да, сэр. И там… ямы. Я не знаю, как их еще назвать. Поле изрыто громадными ямами в четыре лошади шириной. Я наткнулся на три таких, но, возможно, их еще больше. Не знаю, поедете ли вы и другие джентльмены туда ночью, но вы должны о них знать.

– Ямы? Насколько глубокие?

– Достаточно глубокие, чтобы лошадь переломала ноги или сбросила седока. Футов шесть, может быть, десять. А одна была явно глубже.

– Да, это очень важно!

– Возможно, это ловушка для воров и браконьеров.

Винсент переминался с ноги на ногу.

– Что еще ты там видел, Винсент?

Габриэль почувствовал, что молодой человек не решается продолжать. Он сурово воззрился на лакея.

– Ну… возможно… я ошибаюсь… мне показалось, что женщина заметила меня.

Он пожал плечами, стараясь сделать вид, что это не имело большого значения.

Габриэль продолжил сверлить его суровым взглядом, пока Винсенту стало совсем не по себе и он вынужден был рассказать все.

– Я был на стене, осматривал территорию, когда она вдруг остановилась и оглянулась по сторонам, словно невзначай. Как будто любовалась деревьями, а потом она внезапно подняла глаза прямо на меня. Между нами были ветки, поэтому, возможно, она меня и не заметила. Она не перестала оглядываться. Не закричала. И у меня возникло ощущение, что она меня заметила.

– А мужчина?

– Не-ет. Он плелся позади. Она пошла дальше, и он последовал за ней.

– Возможно, в том, что она заметила тебя, нет ничего плохого. Мне нужно над этим поразмыслить. Если есть что-нибудь еще, выкладывай.

Винсент покраснел.

– Нет, ваша светлость. Клянусь, больше ничего. – Он повернулся, чтобы уйти. – Я вам буду нужен утром, ваша светлость?

– Я еще не решил. На всякий случай вставай пораньше и будь готов.

Габриэль чувствовал, что Винсента не нужно брать с собой. Уже сейчас лакею было известно гораздо больше, чем следовало знать слуге, и не исключено, что он уже начал догадываться о незаконности их затеи. С другой стороны, иметь под рукой ушлого парня было совсем не лишним.

Он пошел наверх, чтобы рассказать все Аманде.

Гостиницу в Колтоне вряд ли можно было назвать роскошной, но Аманда не обратила на это внимания. По прибытии Габриэль снял два номера и заказал обед в комнату спутницы.

Они ели в полном молчании. Да и все их путешествие прошло почти без разговоров. Она не знала, что занимает его мысли, и не могла справиться с собственными страхами.

Все изменилось, когда они проснулись сегодня утром. Настало начало конца. Ощущение этого даже наложило отпечаток на их страсть прошедшей ночью. Все было столь же эмоционально, как и на берегу, но когда она держала его в своих объятиях, в душу к ней уже прокралось отчаяние. Аманда как будто чувствовала: возлюбленный вот-вот ускользнет от нее.

– Если Винсент думает, что моя мать увидела его, то наверное так и есть, – сказала она наконец. – К счастью, мама достаточно умна, чтобы почувствовать приближение помощи и сохранить это в тайне.

Габриэль взял ее за руку.

– Во-первых, мы не знаем наверняка, была ли это твоя мать. Это могла оказаться его знакомая, сестра, жена. Мы также не знаем, заметила ли она Винсента. У парня очень богатое воображение, и он страшно гордится своими новыми обязанностями.

Аманда заговорила снова.

– Мне кажется, мы должны отправиться туда сегодня вечером и попытаться освободить ее.

– Даже если та женщина – твоя мать, и даже если она чувствует, что помощь близка, все это не будет иметь никакого влияния на дальнейшие события. Он удерживает ее. У нее явно нет возможности одной по своему желанию выходить в сад, поэтому и сбежать с тобой она не сможет.

Его логика раздражала Аманду.

– Мы ничего не узнаем до тех пор, пока не окажемся на месте…

– Мы никуда не пойдем до тех пор, пока я не узнаю наверняка, что это тот самый человек и то самое место, куда должен быть доставлен кинжал.

– И как ты это определишь? Навестишь его завтра и спросишь, не получил ли он намедни похищенный кинжал? Вручишь ему свою визитную карточку, выпьешь с ним бренди и поболтаешь? Спросишь, не удерживает ли он в своем доме какую-нибудь женщину?

– Что-то в этом роде.

Невозможно! Она не могла вот так сидеть и спокойно дожидаться завтрашнего дня.

– Но ведь и он тоже мог заметить Винсента. Он способен где-нибудь спрятать мою мать, прежде чем мы придем туда. Мы не можем терять время в ожидании, пока ему вручат кинжал.

Аманда стала выкладывать одежду из чемодана.

– Что ты делаешь?

– Я выбираю то, что надену сегодня вечером. Коричневую рубашку и брюки.

– Зачем? – мрачно спросил Габриэль.

– Возможно, мне придется перелезать через стену. В длинном платье это сделать непросто. Или… нам придется бежать. В модных туалетах едва можно ходить, а о том, чтобы давать стрекача, и говорить нечего.

Габриэль тяжело вздохнул и покачал головой.

– А может быть, мне придется взбираться на дерево. Или… или…

– Залезть в окно? Или вылезти из окна?

– Именно!

Он тихо выругался.

– Отлично. Мы отправимся туда, как только ты будешь готова, и оценим ситуацию. Просто оценим ситуацию, не более. Мы не пойдем на столкновение с преступником. Будем надеяться, что мы даже его не увидим. Я пойду с тобой, поэтому ты можешь, – он сделал жест в сторону ее вещей, – одеться, как тебе будет удобнее.

Габриэль вызвал Винсента и подробно расспросил об упомянутых ранее ямах. Все может обернуться настоящей трагедией, если он или Аманда в темноте угодят в одну из них.

– Отправляйся назад, – приказал он Винсенту. – Отыщи Страттона и Брентворта. Скажи им, где мы находимся. А также передай мою просьбу, чтобы они встретили нас здесь после того, как доставят кинжал до места назначения.

– Я выеду сейчас же, сэр. И, если понадобится, проведу в пути всю ночь.

Отослав лакея, Габриэль пошел вниз и приказал кучеру приготовиться к короткой поездке.

– Запряги одну пару лошадей. Не нужно уподобляться почтовому дилижансу, да и едем мы совсем недалеко.

К тому времени, когда он завершил приготовления, Аманда закончила свои. Они встретились на лестничной площадке рядом со своими комнатами. На ней было темное бесформенное платье, в руках она держала простую соломенную шляпку, волосы завязала в тугой узел.

Она протянула Лэнгфорду небольшую матерчатую сумку.

– Я не беру с собой ридикюль, а если придется снять это платье, у меня не будет карманов.

В сумке Габриэль что-то нащупал.

– Профессиональный инструментарий?

– Да, кое-что.

– Но ведь я же сказал: мы только взглянем, оценим ситуацию.

– Воры должны быть готовы к любой удобной возможности.

– Никаких удобных возможностей сегодня вечером! Я говорю серьезно, Аманда.

Она начала спускаться по лестнице.

– Конечно, Габриэль. Я понимаю. Честное слово.

Они вышли из экипажа на дороге в полумиле от дома мистера Ярнелла, вскоре после того как проехали деревушку Садлейри, где, по словам Винсента, гостиница была ужасная.

– С кем ты хочешь идти рядом? С непривлекательной женщиной или с молодым человеком? – спросила Аманда, перед тем как выйти из экипажа. – Я рекомендую молодого человека. Мне было бы так легче передвигаться.

Габриэлю был явно неприятен предложенный выбор. Он закатил глаза от отчаяния.

– С молодым человеком, если ты настаиваешь.

Аманда начала снимать платье.

– Тебе бы тоже не помешало немного изменить внешность. Попробуй выглядеть чуть менее величественно, если возможно. – Она протянула руку, слегка распустила узел его галстука и сдвинула его набок. – Безнадежно. Мне следовало бы позаботиться об этом заранее. Только не хватало слухов, что по проселочным дорогам прогуливается какой-то лорд.

Лэнгфорд вышел из экипажа и протянул даме руку.

– Сомневаюсь, что кто-то вообще обратит на нас внимание.

Аманда понимала, что он заблуждается, но не стала спорить.

Она пониже надвинула шляпу. И, отдав указания кучеру, парочка отправилась вниз по дороге.

Габриэль оглядел партнершу с ног до головы.

– Ты была так же одета, когда проникла в дом сэра Малкольма?

– На мне была другая обувь.

– Ах да, забыл.

– Не смотри на меня так. В платье я не смогла бы совершить прыжок.

– Значит, если бы тебя поймали, на тебе была бы рубашка, брюки и тапки.

– Нет, на мне не было бы вообще никакой обуви. Как можно лазить по стене в обуви? Если бы ты когда-нибудь попробовал, то понял.

– Мне трудно даже вообразить кого бы то ни было в такой роли, даже тебя. Всякий раз, когда пытаюсь, я будто вижу, как ты срываешься, падаешь на землю и разбиваешься насмерть.

– Мои шансы были примерно пятьдесят на пятьдесят.

– Да уж, успокоила. Я хочу, чтобы ты пообещала мне больше никогда этого не делать, как бы ни складывались обстоятельства. Я буду спокойнее спать, зная, что ты навсегда отказалась от этого вида спорта…

Аманда шла, оглядываясь по сторонам.

– Я дам тебе такое обещание завтра, Габриэль.

Он остановился.

– Аманда!

Каким повелительным тоном это было сказано! Если бы она отреагировала привычным образом, все закончилось бы ссорой.

– Я думаю, нам следует сойти с этой дороги и пойти вон там. – Она указала направо. – Мне кажется, я вижу стену за теми деревьями. И дорога вроде бы тоже туда поворачивает.

Он прищурился, затем взглянул на небо, отметив, как низко опустилось солнце.

– Так как мы не можем напрямую пройти к воротам, значит, нужно срезать путь через поле.

Они сошли с дороги и направились к деревьям у стены.

– Видишь, как разумно с моей стороны было надеть брюки, – заметила Аманда.

Габриэль только покачал головой…

– Дай-ка я погляжу, – прошептала Аманда.

Габриэль попытался заглянуть за стену.

– Мало видно. Задняя часть дома. В саду и на территории нет никого.

– Насколько далеко от стены находится дом?

– Не более чем в двухстах футах отсюда. Это боковая стена.

– Что значит, мы можем подойти ближе.

Он взглянул на нее сверху вниз.

– В этом нет никакой нужды. Я прекрасно все вижу отсюда.

– Я тоже хочу посмотреть. Помоги мне.

Он встал на бревно, которое подтащил к стене в качестве опоры. Аманда подозрительно осматривала стену.

– Что ты делаешь? – спросил он.

– Просто жду, когда ты мне поможешь.

– Нет, ты оцениваешь, сможешь ли на нее взобраться.

– Я? Невозможно, я уверена. Кроме того, я в обуви. Ну подсади же меня, чтобы я увидела, что там.

Нехотя Габриэль соскочил с гнилого бревна, и Аманда заняла его место, затем он встал рядом с ней, обнял за талию и приподнял.

– Смотри быстрее, потому что я не смогу тебя долго держать.

– Ну, теперь можешь отпустить.

Он не отпустил ее, но немного отошел в сторону, а Аманда ухватилась за край стены.

– Если я отпущу тебя, упадешь.

– Не упаду.

Ее поведение раздражало его. Вес Аманды оказался не столь велик, чтобы вызвать какие-то неудобства, но у него возникло искушение… Ведь если она упадет, то не разобьется – высота здесь небольшая. И он отпустил ее.

Аманда как будто повисла на стене, упершись подбородком об ее верх.

Габриэль опустил глаза. Носками туфель она уперлась в выступы стены.

– Габриэль, почему ты мне ничего не сказал об окне? – Ее шепот больше напоминал шипение. – Неужели ты его не увидел? Штора одного из окон свисает снаружи, а не внутри.

Он действительно не обратил на это особого внимания, точнее, не заметил вообще.

Аманда спрыгнула на землю и отряхнулась.

– Мать в той комнате. Она высунула штору наружу, чтобы я знала, где ее комната. Она увидела Винсента и решила дать нам знак. – Аманда повернулась. – Подними меня снова.

Габриэль обхватил ее за талию.

– Ты не можешь быть уверена, что это знак. Он ведь мог заточить ее где угодно: в подвале например, – а штору из окна, допустим, выдуло ветром.

– Летом такого не бывает. Ветер может развевать штору, но внутри помещения. Ну подними же меня.

– Еще один раз, Аманда, и мы уходим. Скоро стемнеет.

– Именно на это я и рассчитываю.

Он приподнял ее. Но на сей раз она выскользнула у него из рук и продолжила взбираться. Он успел заметить, как одной ногой она перемахнула через стену.

– Спускайся немедленно!

– Я скоро вернусь.

– Вниз! Немедленно! Если ты сейчас же не слезешь, клянусь, я… – Но она уже скрылась из виду. И он с досадой уставился на то место, где только что была его отчаянная спутница.

– Что ты сделаешь? Отхлещешь меня по заднице? Очень соблазнительное наказание. – Ее голос раздавался откуда-то слева. Он попытался разглядеть ее, перегнувшись через стену. – А, здесь есть скамейка с высокой спинкой. Это удобно.

– Аманда!

– Не ругай меня и не трать силы на приказы. Я обязательно сообщу матушке, что подоспела помощь. Никто меня не увидит, обещаю.

– Не двигайся. – Он спустился и подтащил бревно. – Оставайся на месте.

– Ты хочешь присоединиться ко мне? Ну давай. Это не так уж трудно. Только вначале нужно снять сюртук и жилет.

Габриэль так и сделал, встал на бревно, поднял руки, ухватился за край стены и подпрыгнул.

Не так уж и просто, но самолюбие помогло ему достичь успеха с первой попытки. Он не позволит себе показать, что в чем-то слабее ее. Усилием воли он взгромоздился на стену.

Аманда смотрела на него снизу.

– Видишь? Скамейка прямо здесь. Очень неосторожно со стороны мистера Ярнелла. Уходить будет гораздо проще.

Он спрыгнул на землю и взглянул на скамейку.

– Удобно, говоришь? Но мы воспользуемся ею для того, чтобы перелезть через эту чертову стену только после того, как я хорошенько выпорю тебя.

Аманда хихикнула и прошла в сад.

Многие полагают, что ворам нравится заниматься своим ремеслом по ночам. На самом деле ночь приносит массу дополнительных сложностей. Можно заблудиться. Повсюду дежурят констебли. Звуки гораздо слышнее в ночной тишине. Воры предпочитают сумерки. Тусклый свет приглушает краски и размывает очертания предметов. В сумерках еще достаточно света, чтобы понять, куда идти и при этом не быть замеченным. Кроме того, вокруг есть люди, среди которых можно затеряться.

Все это Аманда объясняла Габриэлю, когда они шли по направлению к дому. Наконец она остановилась там, откуда хорошо просматривалось нужное окно.

– Если она там и окно можно так легко открыть, почему бы ей просто не сбежать? – спросил он.

Аманда не сразу поняла его вопрос.

– А, ты имеешь в виду через окно? Мама не умеет лазить по стенам. Этим искусством владел только папа.

– И ты.

– Я прибегала к этому всего лишь несколько раз. Но да, он научил меня. – Аманда задумалась, как ей следует действовать дальше. – Ты уже очень раздосадован моим поведением. И скорее всего я дам тебе еще больше поводов для недовольства до того, как закончится эта история. К примеру, тебе явно не понравится то, что я намерена сейчас сделать.

Он наклонил голову и с явным напряжением в голосе спросил:

– И что же?

Она коснулась губами его щеки и резко повернулась.

– Не ходи за мной.

Аманда быстро пробежала по саду по направлению к дому и остановилась под окном. Она взглянула на штору, развевавшуюся на ветру, затем тихо свистнула и, напрягая слух, стала ждать какого-нибудь шума в доме, который означал бы, что ее услышали.

Через две бесконечно долгие минуты чья-то рука взяла штору и убрала ее в окно. Появилось лицо. Мать улыбнулась ей, а затем послала воздушный поцелуй.

Аманда обернулась вокруг своей оси.

Мать отрицательно покачала головой, взмахнула рукой, затем скрестила руки.

Аманда почувствовала, что Габриэль последовал за ней и теперь стоит рядом.

– Ее дверь заперта снаружи и закрыта на засов, – шепнула ему Аманда. – Она не может выйти.

– Ты узнала это всего по нескольким движениям рук?

– Ну это же очевидно.

Мать перевела взгляд на Габриэля. Одна бровь ее удивленно приподнялась, когда она его внимательно рассмотрела.

Аманда схватила Габриэля за руку и подтащила к боковой стене дома.

– Я должна проникнуть в дом, – произнесла она решительным шепотом.

– Черт! – Габриэль злобно воззрился на строптивицу. – Послушай, одну я тебя не отпущу.

– Не буду спорить, но ты должен следовать за мной. Незаметно. А незаметность, как я понимаю, та добродетель, которую ты за свою жизнь значительной персоны никогда не практиковал.

– Скорее всего по твоей милости мы все трое, включая твою матушку, окажемся в тюрьме, – пробормотал он. – Чертовски удачно, что Страттон и Брентворт сейчас направляются сюда, хотя я не переживу, если им придется спасать меня.

Вместе они проскользнули вдоль затененной стороны дома и где-то в самом конце отыскали крошечную боковую дверь. Естественно, она была заперта.

– Дай мне мой мешок. – Аманда протянула руку.

Габриэль вложил мешок ей в ладонь. Она развернула ткань и извлекла тонкий стальной прут с крошечным крючком на конце. Габриэль склонился над ней, наблюдая.

– Что это такое?

– Это инструмент, используемый мебельщиками для обивки. – Она вставила крючок в замочную скважину. – Будем надеяться, что эта дверь не заперта на засов или что засов недостаточно крепок и ты сможешь сломать его.

– Если я начну ломать его, то поднимут шум.

– Вот поэтому будем надеяться, что засова нет.

Она немного повозилась с замком, сделала глубокий вдох и надавила. Замок поддался.

Габриэль повернул ручку и толкнул дверь. Она послушно открылась.

Перед ними простирался длинный коридор, в сумерках совершенно темный. Аманда быстро прошла вперед, а Габриэль последовал за ней, стараясь ступать как можно тише, но совершенно беззвучно передвигаться не мог. Аманда искала лестницу для прислуги. Они уже находились где-то неподалеку от кухни, когда Аманда услышала, что там кто-то готовит. Они проскользнули мимо и быстро поднялись по лестнице вверх на три пролета. Наверху она остановилась, чтобы понять, где находятся.

– Вот сюда, – указал Габриэль. – Это задняя часть дома.

– Мать должна была оставить какой-то знак на своей двери.

Они прошли мимо нескольких дверей.

– Здесь, – сказал Габриэль, указывая на одну из них.

Кусочек бумаги торчал из-под двери. Засов с внешней стороны подтвердил, что они достигли цели.

Габриэль отодвинул засов. Аманда приступила к работе со своим инструментом. Через несколько секунд дело было сделано.

Мать раскрыла объятия.

– Аманда! Моя умница, я знала, что ты отыщешь меня.

Аманда наскоро обняла родительницу. У них с Габриэлем было слишком мало времени на ее освобождение. Минута промедления – и они все угодят в тюрьму.

Глава 25

– Это платье окончательно испорчено. Бо́льшая часть гардероба потеряна безвозвратно.

Аманда ждала, пока мать полностью освоится с ситуацией. Они уже вернулись в гостиницу, пешком пройдя от особняка до ожидавшего их у дороги экипажа.

Их бегство заняло слишком много времени, так как миссис Уэверли заботилась о том, чтобы все ее дорогие наряды были сложены в чемодан. Потом оказалось, что поле слишком сырое и грязное для изящных туфель матери. Оказавшись на дороге, вдали от особняка Ярнелла, она почувствовала себя в достаточной безопасности и начала стенать по поводу трудностей, которые перенесла в доме этого человека.

Габриэль оставил их вдвоем в комнате Аманды, чтобы женщины могли побеседовать наедине.

– Конечно, жаль твоих бесценных нарядов, но по крайней мере теперь тебе не грозит петля, – пресекла ее жалобы Аманда.

Она переоделась, избавившись от брюк и рубашки, но ее собственное платье меркло в сравнении с туалетом матери, так как она не захватила с собой нарядов, подаренных Габриэлем. Ее страшно раздражало, что мать так горестно оплакивает утрату своих вещей.

Миссис Уэверли, сидевшая на кровати, похлопала по покрывалу.

– Сядь со мной рядом. Я хочу рассмотреть тебя. Аманда, дорогая, я сразу же узнала тебя, когда выглянула из окна. Ну, конечно, теперь ты женщина, а не девчонка. Очень красивая женщина. Неудивительно, что такой представительный мужчина согласился помочь тебе.

Женщины внимательно вглядывались друг в друга.

Аманда отметила, что лицо мамы, которое она сохранила в памяти, мало изменилось: немного постарело и осунулось – вероятно, результат пережитого за последние несколько недель, – однако в глазах все так же блистало лукавство, а губы были такими же ярко-алыми, как и прежде. Теперь Аманда понемногу узнавала себя в чертах матери; в детстве она никогда не находила этого сходства.

– Я так горжусь тобой и теми навыками, которые ты продемонстрировала в последние недели. Твой отец тоже гордился бы способностями своей ученицы.

– Проблема в том, мама, что я ничем этим не горжусь. Я пошла против закона только ради тебя. И это все мне далось очень большой ценой: вряд ли ты когда-нибудь узнаешь какой – так что, извини, я не могу сочувствовать твоей невосполнимой утрате в виде нескольких красивых платьев.

– Я понимаю, дорогая. Я пыталась найти другие способы. Замышляла побег собственными силами. Не воспринимай мое ворчание по поводу гардероба как признак неблагодарности. Я, конечно, не знаю всего, что ты перенесла, но могу представить.

Одной рукой она приобняла дочь, а Аманда положила голову на плечо матери так, как делала это много лет назад, и в этом объятии исчезла дистанция, возникшая между ними за долгие годы разлуки.

Мать погладила ее по голове.

– Этот человек. Он один из нас?

– Ты имеешь в виду, вор? Нет. Совсем наоборот.

– Только не говори, что ты наняла для помощи посыльного. Им нельзя доверять.

– Нет, не посыльный, и я его не нанимала. Он мой друг.

Мать наклонила голову и заглянула ей в глаза.

– Возлюбленный?

Аманда почувствовала, что краснеет.

Мать рассмеялась.

– В одном отношении, по крайней мере, ты преуспела, дочь моя. Надеюсь, и в остальном ты тоже не промах. Извини, что я вторглась в твою личную жизнь и что мои просьбы нарушили твои планы. Я, наверное, заслуживаю сурового укора.

И прежде, чем Аманда успела ответить, раздался стук в дверь, а затем на пороге появился Габриэль и произнес:

– Я заказал вам ужин в номер. Его скоро принесут.

– А вы не войдете, сэр? – спросила миссис Уэверли.

Он вопросительно взглянул на Аманду, та кивнула и открыла дверь шире. Он вошел.

Мать Аманды подняла голову и внимательно оглядела обоих.

– Я уверена, у вас есть ко мне вопросы. Было бы странно, если бы их не было. И не только странно, но и глупо. Возможно, нам стоит ответить на них прямо сейчас.

– Это был блистательный план, но, пожалуй, излишне амбициозный, – начала свой рассказ миссис Уэверли, как только прибыл обещанный ужин и они приступили к нему. – Я услышала о мистере Ярнелле совершенно случайно. Просто болтала с одним человеком на празднике в Плимуте, пытаясь решить, каким способом легче всего будет заполучить его золотые карманные часы, и тут мимо прошел означенный господин. Мой собеседник указал на него и назвал эксцентричным идиотом. Ну, конечно, я заинтересовалась.

– Само собой, – пробормотала Аманда.

– Ярнелл, как мне сказали, был убежден, что в его поместье закопано сокровище. Древнее сокровище. Со времен викингов. Кельтское. Или древнеримское. Ну, в общем, какое-то очень-очень древнее. И он начал копать. Они вместе с кузеном часами копали эти ямы в убеждении, что выроют несметное богатство. В общем, он мне показался полусумасшедшим. Полу но не совсем. Если бы он был совсем сумасшедшим, я бы не стала с ним связываться.

– Ну разумеется, – провозгласила Аманда, как будто ее мать только что сослалась на первый пункт воровского кодекса.

– Я разработала очень простой план. Провела кое-какие исследования в данной сфере и выяснила, как могут выглядеть подобные сокровища, затем нашла человека, который согласился изготовить мне предмет, очень похожий на такой артефакт. Он был сделан из простого металла, выкрашенного под золото, и с искусственными камнями. Я делала ставку на то, что Ярнелл не поймет истинной ценности предмета, если найдет его.

– И ты спрятала это на его земле? – спросила Аманда.

– Неужели ты думаешь, что я смогла бы выкопать яму? Да у меня и мысли такой не возникло. Я отправилась к Ярнеллу, показала ему эту вещь и изложила легенду. Я приобрела ее у человека, который заявлял, что на земле мистера Ярнелла зарыто много подобного, и который обещал достать мне еще таких «сокровищ», если я пожелаю. Я отдала «артефакт» Ярнеллу и извинилась за то, что приобрела его похищенную собственность. Как я и ожидала, он захотел получить сведения о том человеке и о месте раскопок.

– Ты наверняка заставила его упрашивать себя, ведь ты же не сразу согласилась.

– Ну конечно.

– И в конце концов, полагаю, ты все-таки согласилась разузнать побольше за определенную цену. А мифический копатель должен был сообщить тебе точное место нахождения «сокровищ», – продолжила за нее Аманда.

– Именно так и было.

– Но что же пошло не так? – спросил Габриэль.

Миссис Уэверли тяжело вздохнула.

– Помогать ему прибыл придурковатый кузен мистер Притчард. И внезапно весь мой план оказался в опасности. Мне нужно было исчезнуть. – Она состроила гримасу. – Вот только его братец выследил меня и привел обратно. Кузены пригрозили мне тюрьмой.

– Как неблагородно с их стороны, – усмехнулась Аманда.

– Но ведь вы, по сути, ничего не украли. На каком основании они угрожали вам тюрьмой?

Миссис Уэверли выпила немного вина и попыталась придать лицу самое невинное выражение. Она не смотрела ни на Габриэля, ни на Аманду.

– Поняв, что мой первоначальный план рушится, признаюсь, во время своего последнего визита в его дом я решила позаимствовать кое-какие побрякушки. Ничего существенного. Он не должен был и заметить. Но такой уж он человек. Наверное, ежедневно проверяет наличие всех ценностей в доме, не доверяет слугам. Омерзительное существо. – Почувствовав на себе испытующий взгляд дочери, она все-таки уточнила: – Я унесла маленькую серебряную коробочку из столовой. Ну и крошечную миниатюру из галереи. Сам по себе портрет не стоил и гроша, но за рамочку можно было выручить по крайней мере фунтов пять. Да, и очень небольшой и очень редкий манускрипт часослова из его библиотеки, о существовании которого он вряд ли даже подозревал. Как я и сказала, просто безделушки, чтобы как-то окупить потраченное на него время.

– И его кузен нашел эти вещи у тебя, когда поймал? – спросила Аманда.

– Да, к сожалению. Я и не подозревала, что Притчард следует за мной. Если бы я знала, то избавилась от этой мелочи. Они устроили мне ловушку. Это было так неблагородно с их стороны.

Габриэль с трудом сдерживал смех.

– Значит, он захватил тебя и вещественные доказательства преступления, – заметила Аманда. – И когда же ты упомянула обо мне?

– В тот самый момент, когда он приготовился послать своего кузена за судьей, чтобы изложить тому все факты. То есть либо я предлагаю ему другое решение, либо… кто знает? Во время наших разговоров о местонахождении предполагаемого «сокровища» он упомянул, что подлинные реликвии у него уже похитили. Отсюда и все его раскопки. Я спросила, знает ли он, где украденные ценности находятся сейчас. Ну и все закрутилось…

Теперь Габриэль с трудом сдерживал гнев. Эта женщина в буквальном смысле слова продала дочь, чтобы спасти себя. Он начал сожалеть о том, что посодействовал ее освобождению.

– Миссис Уэверли, опишите Притчарда и мистера Ярнелла. Скажите, сколько слуг у них в доме.

Габриэль мерил свою комнату шагами.

Эта женщина так похожа на Аманду… Это еще больше его злило. Темные волосы, глаза, бледная кожа и алые губы. Даже рост и осанка свидетельствовали об их кровной связи. Однако не это больше всего мучило его.

Сегодня Аманда была дочерью своей матери не только по внешнему сходству. Ее сноровка в лазании по стене, в открывании замка, ее почти незаметное передвижение по дому – все демонстрировало Аманду как ловкую воровку. С одной стороны, он не мог не восхищаться ее мастерством. С другой стороны, ее преступный профессионализм угнетал его.

Даже когда ее мать рассказывала свою историю, Аманда воспринимала ее как завзятая аферистка, что тоже поразило его. Она всякий раз на один шаг опережала рассказ матери, предвидя каждый ее следующий ход, добавляя подробности, подсказанные ее собственным воображением. И всякий раз догадки Аманды были абсолютно верны. Нет, ее опыт простирался гораздо дальше умения взбираться на стены. Она мыслила как воровка и способна была в точности предсказать план, разработанный злополучной мамашей.

Спать Габриэль не мог, поэтому решил пойти вниз и напиться до умопомрачения. Выйдя на лестничную площадку, он заметил на ступеньках знакомое голубое платье.

Миссис Уэверли, сидевшая на лестнице, взглянула на него.

– Она уснула у меня на плече. Я уложила ее и вышла сюда, чтобы не тревожить девочку. Сомневаюсь, что смогу сегодня смежить веки.

Она встала, расправила платье и пропустила Лэнгфорда.

– Вы можете воспользоваться моей комнатой, пока меня нет, – сказал он, проходя мимо.

– Не могу ли я кое о чем побеседовать с вами? – спросила она, сжав руки. Впервые за время их общения он почувствовал в ней что-то еще, кроме всепобеждающей самоуверенности и эгоизма. – Это касается моей дочери. Я хочу кое-что объяснить…

Габриэль остановился и облокотился о перила.

– Я слушаю…

– Я хочу, чтобы вы знали: она не такая, как я. У нее совершенно другая природа. По сути, она никогда не была одной из нас. Я видела, как вы смотрели на нее, когда мы сидели в ее комнате. Боюсь, вы делаете выводы относительно ее характера, которые нельзя назвать ни точными, ни справедливыми.

– В ней есть не только то, что делает ее одной из вас, но одной из лучших среди вас.

– А вот это верно. Мой муж очень рано это заметил. Он начал ее учить, и она все легко и быстро усваивала. Уже в возрасте девяти лет Аманда могла взламывать замки гораздо лучше меня. Она оказалась очень ловкой и бесстрашной. Но… она также стала задаваться вопросами, зачем все это. В большей степени в разговорах со мной, чем с отцом. К тому времени, когда ей исполнилось двенадцать, я могла уже точно сказать: несмотря на все ее способности, толку из нее не выйдет. – Миссис Уэверли тихо рассмеялась. – Однажды мы вернулись с одного приема с очаровательной маленькой брошью. Аманда обнаружила, что в ней есть скрытая пружина и что она открывается. Внутри была прядь. И доченьку страшно расстроило, что мы похитили не простую безделушку, а вещь, кому-то очень дорогую. Много дней подряд она умоляла нас вернуть камею обратно. Вы понимаете, в чем проблема, я уверена. Вор не может быть настолько сентиментален. Нельзя возвращать украденное только потому, что оно представляет некую личную ценностью для кого-то.

– И вы ее не вернули, я полагаю.

– Вскоре после того отец Аманды нас оставил, однако дочь продолжала терзать меня по этому поводу, и тогда я привела ее однажды ночью к тому дому, и мы перебросили брошь через стену. Надеюсь, вещицу нашли.

– Ее совестливость стала неудобной для вас. Поэтому вы отправили девочку в школу?

– Мы были слишком разные.

– Она не стала бы воровать для вас, и поэтому вы отделались от нее.

Миссис Уэверли прищурилась.

– Это была очень хорошая школа с девочками из вполне достойных семейств, а не какое-нибудь утлое суденышко в океане. И у меня ведь не было выбора.

«У вас был выбор – отказаться от своей воровской профессии». Габриэль не произнес этого вслух, однако выражение лица миссис Уэверли сделалось жестким, как будто она прочла его мысли.

– Я хотела увидеться с вами, но не рассчитывала пускаться в такие откровения, – сказала она резко. – Моя дочь ведь так нас и не представила. Я хотела бы знать, кто вы такой.

– Меня зовут Лэнгфорд.

Миссис Уэверли закрыла глаза и покачала головой.

– Герцог. О, Аманда, что же ты наделала!

Габриэль нашел место в общем зале гостиницы и заказал себе пива. Вокруг него шумно веселились другие постояльцы и местные жители. Группа молодых людей рядом с его столиком устроила кому-то горячую дружескую встречу.

Он успел выпить половину заказанного пива, прежде чем они разошлись, предоставив ему возможность увидеть противоположный конец зала. Там сидели два человека и о чем-то шептались, склонив головы друг к другу. Он забрал свое пиво и прошел к ним.

– Почему вы не сообщили о своем прибытии или не зашли сами? – сказал он, опускаясь на скамью рядом со Страттоном.

– Я бы так и сделал, но Страттон гораздо деликатнее меня. Мы прибыли поздно, и он решил, что вы с мисс Уэверли можете быть заняты, – ответил Брентворт.

– Все завершилось? Кинжал передан?

Страттон отрицательно покачал головой.

– Он здесь. Его еще не вручили человеку, которого ты ищешь.

Габриэль оглянулся по сторонам.

– Реликвия у Притчарда? И где он?

– В данный момент пошел наверх. Прежде всего он заказал отдельную столовую…

– В результате мы этого сделать не смогли, – заметил Брентворт. – Он также снял лучший номер, который таким образом не достался нам. – Герцог сделал жест в сторону собравшейся в зале толпы. – К тому же мы прибыли довольно поздно, так что свободным оставался только один, где мы и поселились. Там всего одна кровать. – Он наклонился. – Ты знаешь, сколько времени прошло с тех пор, как я последний раз спал в одной кровати с мужчиной?

– Я не понимаю, на что ты жалуешься! – воскликнул Страттон. – Ты же храпишь, а не я.

– Но почему Притчард здесь? – прервал их препирательства Габриэль. – Дом его кузена находится на расстоянии получаса медленной езды на лошади.

– Как я уже говорил, вначале он заказал отдельную столовую и громадный кусок говядины со всем, что к ней полагается. Мы наблюдали за тем, как ему все это отнесли с бутылкой очень хорошего вина в придачу. А теперь он отправился в свой номер, – сказал Брентворт. – И так было всю дорогу. Он живет на широкую ногу и наслаждается этим образом жизни. Я думаю, он пробудет здесь до утра, чтобы вкусить блаженство без остатка.

– Это означает, что он, по всей видимости, тратит не свои деньги, – заметил Страттон. – Увидев его счета, многие упали бы в обморок.

– Пусть же это послужит уроком для всех нас, джентльмены, – изрек Брентворт. – Нанимая человека для свершения ваших неблаговидных дел, следите за его тратами.

– Возможно, он ест и пьет не за свой счет, но его никто не нанимал, – возразил Габриэль. – Он везет кинжал своему кузену.

– Откуда тебе это известно?

– От миссис Уэверли. Мы уже освободили ее. – Он описал все приключение прошедшего вечера, опустив подробности о необычайных воровских навыках Аманды. – Миссис Уэверли многое рассказала об этом доме. Кроме упомянутого кузена, способного на любое насилие, там есть еще трое мужчин. Они пытаются сойти за лакеев, но мало на них походят. По ее предположению, это люди, нанятые для поиска клада.

– Он считает, что там есть еще какие-то сокровища?

– Точнее было бы сказать, не хочет расставаться с этой мыслью.

Брентворт задумался.

– Мне кажется, нам нужно иметь при себе пистолеты, хотя это крайняя мера.

Габриэлю не меньше, чем Брентворту претила мысль о пистолетах, а еще меньше о необходимости стрелять из них. Ярнелл не убийца, а миссис Уэверли все-таки пыталась его обмануть.

– Возможно, нам вообще не стоит с ним сталкиваться, – заметил он.

– Неужели ты хочешь сказать, что после всех странствий по южной Англии вдруг передумал и обратил в прах наши усилия? В таком случае на обратном пути ты оплатишь все наши гостиничные расходы.

– Мы доведем наш план до конца, но только не в доме Ярнелла. Кинжал здесь, здесь же и человек, который везет его, – продолжил Габриэль. – Почему бы не заставить шантажиста самого явиться сюда?

Глава 26

Аманда проснулась в темноте и почувствовала, что рядом с ней кто-то лежит. Она сразу поняла, что это не Габриэль.

Она поднялась и увидела, что улеглась в постель полностью одетая. Рядом с ней поперек кровати, видимо, чтобы не разбудить ее, лежала мать.

Аманда не представляла, который час, но почти не сомневалась, что до рассвета еще далеко. Однако спать она больше не хотела, потому вылезла из постели, нащупала ногами туфли и поправила волосы. Некоторые прядки выбились во время сна, и прическа растрепалась.

Аманде захотелось посмотреть, спит ли Габриэль. За предыдущий вечер она смертельно устала, и не только физически. У нее стало мрачно на душе после рассказа матери о том, как она пыталась обмануть Ярнелла и как до того собиралась украсть карманные часы у человека, который сообщил ей о Ярнелле. Пока она слушала мать, несколько раз в мыслях возвращалась в детство, в те многочисленные места, что служили ей домом – семья нигде не оставались надолго, – и вспоминала разговоры родителей, замышлявших все новые преступления.

Когда она впервые поняла, что ее жизнь ненормальна? Возможно, когда осознала, что дети, с которыми она играла, никогда, подобно ей и ее родителям, не собирают вещи за одну ночь и не переезжают на новое место. А может быть, когда первый раз в возрасте десяти лет пришла в церковь и прочла десять заповедей на бронзовой табличке. И тогда на нее снизошло озарение по поводу истинного характера жизни в их семье. Оно наполнило ее душу, словно поток воды во время начинающегося прилива.

Аманда открыла дверь и прошла к номеру Габриэля, расположенному по другую сторону площадки. Там она услышала голоса. Он был не один. Должно быть, это его друзья. Возможно, все закончено и завтра они смогут вернуть брошь, пряжку и кинжал.

Она вошла, и беседа затихла. В комнате находились трое: Габриэль растянулся на кровати, Страттон сидел в мягком кресле: Брентворт устроился на деревянном стуле у маленького столика.

При ее появлении все трое встали. Страттон приветствовал ее. Габриэль представил даму герцогу Брентворту. Это был человек высокого роста, очень красивый, с прямым носом, волевым подбородком и глазами стального цвета. Он улыбнулся, но в его улыбке не было теплоты. В отличие от обворожительного Страттона он, как показалось Аманде, не находил окружающий мир таким уж приятным.

– Садитесь, мисс Уэверли, – сказал он, предложив ей стул. – Мы тут строим планы. И, возможно, вы сможете подсказать нам кое-какие идеи.

– И какие же планы вы строите?

Габриэль рассказал ей, как проводил здесь вечер кузен мистера Ярнелла и что им пришла в голову идея заманить шантажиста в гостиницу.

– Мы хотим, чтобы Притчард написал Ярнеллу письмо с просьбой явиться сюда, потому что с ним произошел несчастный случай, – сказал Габриэль.

– Но как убедить Притчарда написать такое письмо? Если только приставить пистолет ему к виску, – возразил Страттон.

– Именно это мы и обсуждали, когда вы вошли, – сказал Брентворт.

– Я вовремя присоединилась к вам. Я вам благодарна за помощь, но не желаю, чтобы вы из-за меня становились соучастниками преступления.

Она устремила на Габриэля отчаянный взгляд.

– Если мы отправимся к нему в дом, нам придется вооружиться, – ответил Габриэль. – И все может закончиться гораздо хуже.

– В таком случае письмо можно легко подделать, – заметила Аманда.

– Думаю, да, – подтвердил Брентворт. – Если бы у нас был хороший образец его почерка, способный фальсификатор и…

– Нет нужды подделывать все письмо, достаточно убедительно сымитировать подпись. Весь остальной текст мог написать кто-то еще, учитывая несчастный случай.

– А мы можем заполучить образец его подписи? – спросил Страттон.

– Если он так щедро сорит деньгами, возможно, подписывал счет, выданный хозяином гостиницы. – Габриэль встал. – Я схожу вниз и проверю, все ли так спокойно в гостинице, как кажется. Если да, попробую поискать книгу записей постояльцев.

– Я пойду с тобой, – сказал Страттон вставая.

Они вдвоем вышли из комнаты. Аманда осталась наедине с герцогом Брентвортом.

Брентворт сел в кресло, где только что сидел Страттон.

– Здесь есть вино.

– Спасибо, но я не хочу вина.

– Должно быть, вы почувствовали сильное облегчение, освободив мать, и счастливы увидеть ее снова.

– Облегчение – да. Счастлива?.. – Аманда пожала плечами.

На лице Брентворта изобразилось явное удивление.

– Я, конечно, выгляжу ужасной дочерью. В течение последних нескольких часов, проведенных с ней, дитя, которое еще живо во мне, радовалось ее присутствию, но взрослая женщина, какой я стала сейчас, слишком ясно увидела все то, что я с огорчением замечала еще девочкой. Она моя мать, и я люблю ее, но… – И вновь Аманда пожала плечами.

– Конечно, вы раздосадованы тем, что вас вовлекли в такие неблаговидные дела. Но семья есть семья. Она всегда остается с вами независимо от того, что вы чувствуете.

– И мы, в свою очередь, остаемся с семьей.

Брентворт кивнул.

– Однако и у этой верности и любви есть границы, – сказала Аманда. – Есть вещи, которые никогда нельзя делать даже ради близких. И этого никто не должен от вас требовать.

– А разве у вас был выбор, мисс Уэверли? Лэнгфорд утверждает обратное. Присутствие человека в номере над нами подтверждает: вы не лгали. И тот факт, что вам пришлось тайно проникнуть в дом, взломав дверь, ради освобождения матери, также это доказывает.

– Это сказал Гэб… Лэнгфорд? Что мы проникли в дом, взломав дверь?

– Он ничего не говорил. Но я и не спрашивал. Тем не менее я не могу представить никакого другого способа, как можно освободить женщину, удерживаемую против ее воли.

– Это было не так трудно, как может показаться. В общем, довольно просто.

– Я готов вам поверить. Конечно, взломать обычную дверь не так сложно, как влезть в окно на третьем этаже.

Он знает все… Осознание этого потрясло Аманду. Чтобы заручиться их помощью, Габриэль выложил своим друзьям абсолютно все. Настаивал ли он на том, чтобы они хранили это в секрете? Без сомнения. И она догадалась, какова цена такого обещания. Лэнгфорд заверил друзей, что, как только все закончится, его легкомысленная спутница сразу же уедет, покинет Англию.

Внезапно Аманда осознала шаткость и безнадежность своего положения. Если до этого она лелеяла хоть какую-то надежду, то теперь, когда увидела добрую, но многозначительную улыбку Брентворта, все ее надежды испарились.

Дверь открылась, и вошел Габриэль со Страттоном. Габриэль держал в руках синюю конторскую книгу.

– Его подпись найдена. Теперь вопрос – кто напишет письмо?

– Пусть мисс Уэверли продиктует его, – предложил Брентворт. – Мне кажется, она лучше нас знает, что следует говорить в подобных случаях.

Габриэль прочел вслух письмо, надиктованное Амандой:

– «Немедленно приезжай в гостиницу Котона «Черный рыцарь». Захвати с собой экипаж, чтобы перевезти меня. Я попал в переделку и в данный момент послал за врачом, так как едва смог добраться до гостиницы: страшная боль мучает меня. Один мой сосед согласился написать это письмо, так как сам я писать не могу. Тебе необходимо получить привезенный мною предмет до визита врача. Многие здесь косятся на мой чемодан, и если мне дадут болеутоляющее, боюсь, что я не смогу следить за своими вещами».

– Очень убедительно, – заметил Страттон. – Не слишком официально и в то же время достаточно пристойно. Беспокойство по поводу болеутоляющего очень уместно.

Брентворт открыл конторскую книгу, перевернул несколько страниц.

– Вот подпись Притчарда. Ты смог бы ее скопировать, Лэнгфорд?

Лэнгфорд взял книгу и внимательно посмотрел на подпись.

– После недели тренировки – возможно.

– К сожалению, в нашем распоряжении всего лишь час.

– Любые отклонения от его подписи, вероятно, будут восприняты Ярнеллом как результат травмы, – заметил Страттон.

– К тому времени как негодяй это получит, он, возможно, будет уже знать об исчезновении моей матери, – вмешалась Аманда. – Он будет зол и подозрителен ко всему и ко всем. Подпись должна быть идеальной. Я смогу ее подделать без особого труда.

Брентворт и Страттон восприняли ее слова с видимым безразличием, но оба при этом перевели взгляд на Габриэля.

– Она же секретарь, – сказал он. – Конечно, ей сделать это легче, чем кому бы то ни было.

Он встал, освободив место у стола для Аманды.

Она внимательно рассмотрела автограф, затем взяла перо, обмакнула в чернила и попыталась скопировать закорючки на отдельном листе бумаги.

Габриэль склонился над ее плечом. Она подделала безупречно. Лучше, чем кто-либо из них смог бы это сделать даже после недельной тренировки.

Она сравнила подделку с оригиналом и сделала еще одну попытку.

На сей раз получилось еще лучше. Габриэль вряд ли отличил бы ее почерк от почерка Притчарда.

Аманда положила перо и потянулась, расправила плечи, поиграв мышцами, как делают боксеры, разогреваясь перед схваткой, затем снова взяла перо, обмакнула в чернила и быстро одну за другой вывела подпись еще пять раз подряд. К четвертому разу легкие колебания, заметные в начертании первых двух попыток, исчезли.

Аманда протянула руку.

– Письмо, пожалуйста.

Страттон протянул ей письмо. Она положила его перед собой, обмакнула перо в чернильницу, поставила подпись, промокнула ее и вернула бумагу Страттону.

В течение секунд десяти в комнате царила гробовая тишина. Страттон передал письмо Брентворту, брови которого удивленно взмыли вверх.

– Превосходно! – воскликнул Страттон. – Видимо, для леди Фарнсуорт, вы были неоценимой находкой.

Лицо Аманды ничего не выражало. Габриэль положил руку ей на плечо. Она согласилась сделать это, только чтобы закончить их дела с Ярнеллом, но он понимал, что демонстрация этого умения в присутствии других людей смутила ее.

– Ну а теперь мы вас оставим, – сказал Брентворт. – Рано утром я лично передам записку Ярнеллу. Страттон проследит за тем, чтобы наш предполагаемый пленник, находящийся наверху, не ускользнул до полудня, но, если принять во внимание количество съеденного и выпитого им, это маловероятно. Мы должны быть готовы к тому, что Ярнелл прибудет часам к десяти, если прибудет вообще.

Они со Страттоном удалились.

– Если у них возникли какие-то вопросы касательно меня, на них следует ответить, – сказала Аманда.

– Тебя нельзя винить в том, чему тебя научил отец, когда ты была совсем маленькой.

– Этому последнему научила меня мама.

– Может быть, нам следовало привлечь ее к подделыванию подписи.

Аманда покачала головой.

– Я делаю это гораздо лучше. – Она взглянула на него. – Кажется, завтра все должно закончиться.

Ее слова и их глубинный смысл задели тот тяжелый комок, который он в течение многих дней носил в своем сердце.

– Приди в мои объятия, Аманда, усни в них, и пусть завтрашний день сам позаботится о себе.

Они разделись и легли в постель. Габриэль ласками попытался отвлечь их обоих от тягостных мыслей. Потом он сжимал ее, спящую, в руках и наблюдал за каждым ее движением, пока не наступил рассвет.

Аманда взяла у слуги ведра с водой, поднесла к ванне, затем разбудила мать и попросила ее вымыться и одеться.

Миссис Уэверли сонно заморгала и зевнула.

– Который час?

– Восемь. Приведи себя в порядок. Скоро здесь появится Ярнелл, и джентльмены должны будут с ним встретиться.

– Джентльмены?

– Здесь два друга Габриэля, которые ему помогают.

Миссис Уэверли выскользнула из постели, сбросила ночную рубашку и села в ванну.

– Габриэль? Ты хочешь сказать, герцог? Не удивляйся. Я спросила, кто он такой, и он мне все рассказал.

Аманде не следовало оставлять их вдвоем.

– И кто его друзья?

– Страттон и Брентворт. Они тоже герцоги.

Миссис Уэверли повернула к ней удивленное лицо, покрытое мыльной пеной.

– Интересно, почему ты не привлекла к решению моих вопросов всю палату лордов, Аманда? Да и короля в придачу? Она плеснула воду на лицо, чтобы смыть пену. – Три герцога! Ну, теперь мы обречены. У одного бы мы еще вымолили пощаду, особенно если он действительно твой любовник, но троих нам не одолеть. Ни один из них не захочет поступиться своей честью и репутацией.

Она продолжала мыться, бормоча себе что-то под нос. Закончив, швырнула мочалку в ванну с такой силой, что вода расплескалась на пол.

– Они нас повесят, обеих! Вот будет радость для кровожадной толпы. Мы должны немедленно бежать. Сейчас я пойду вниз и…

– Нет, мама, ты останешься, даже если мне придется тебя связать. Кашу заварила ты, и ты дождешься здесь, пока все не закончится.

Матушка не ожидала от дочери такой твердости.

– Ты совершаешь большую ошибку, рассчитывая на этого человека. Ты для него никто, он передаст нас полиции вместе с теми данными, которыми благодаря тебе он располагает в избытке.

– Он обещал мне не делать ничего подобного, и я верю ему.

Мать возвела глаза к небесам, словно в мольбе о терпении.

– Он что, твой первый любовник? Если так, то я вынуждена сообщить тебе, что мужчины…

– Он не первый мой любовник. И я не дура, мама. Я не заблуждаюсь ни по поводу мужчин, ни по поводу человечества вообще, ни по твоему поводу в частности. В конце концов, меня научили оценивать людей. Я многое поняла, слушая, как вы с папой разрабатываете свои воровские проекты.

Миссис Уэверли покраснела. Но не от смущения, а от гнева.

– Если тебе не дорога твоя жизнь, то по крайней мере позволь мне позаботиться о своей безопасности.

Аманда придвинула стул к двери и села.

– Ты останешься.

– Понимаю… Я сменила одну тюрьму на другую. Моя собственная дочь…

– Давай без сцен, мама! Мне очень дорого дается сегодняшний день, и я не хочу, чтобы ты еще больше усугубила мое испытание. Ты будешь нужна здесь. Мы не сможем обвинить Ярнелла и Притчарда в похищении, если ты исчезнешь. А теперь, пожалуйста, оденься. Скоро принесут завтрак. Мы перекусим и будем ждать, когда джентльмены нас пригласят.

Глава 27

Притчард приоткрыл веки и был так поражен увиденным, что глаза его мгновенно широко открылись.

– Если вы хотите денег, то у меня их нет.

Габриэль стоял с левой стороны кровати, Страттон – с правой.

– Нам не нужны ваши деньги, – произнес Габриэль. – Мы пришли не для того, чтобы вас грабить. Нам требуется лишь ваше присутствие.

– Мое присутствие? Кто вы такие, черт бы вас побрал?

– Два друга мистера Ярнелла.

– Он прислал вас, потому что я не добрался до его дома вчера? Я бы, конечно, доехал, но лошадь слишком устала. Едва дотянул до гостиницы, потому решил отдохнуть и завершить путешествие сегодня. Чем и займусь немедленно, поэтому, если вы не возражаете…

Он откинул одеяло.

– Не торопитесь. Более того, мы предпочли бы, чтобы вы пока оставались в постели, – сказал Габриэль. – Может быть, вам принести завтрак? Страттон, пошлите на кухню за завтраком.

Притчард снова накинул одеяло.

– Раз мне нужно оставаться в постели, то я еще подремлю, если не возражаете.

– Не возражаем. Не так ли, Страттон? Тем не менее мы все равно закажем завтрак и разбудим вас, когда его принесут.

Притчард кивнул, закрыл глаза, и вскоре захрапел.

– Он очень напоминает мне Брентворта, – задумчиво произнес Страттон.

– Возможно. Когда он выехал?

– В восемь. И уже скоро должен вернуться.

Страттон прошел к маленькому столику, сунул руку в карман сюртука и достал пистолет.

Габриэль удивленно уставился на него. Беззаботность Страттона в обращении с оружием, вероятно, объяснялась его большим опытом дуэлянта. Из них троих только он участвовал в поединках.

– Мы же решили не брать оружие, – заметил Габриэль и тут же вспомнил, что Страттон ни разу не высказал вслух согласия.

– А я и не собираюсь стрелять. Если Ярнелл не совершит никакого безрассудства, пистолет мне не понадобится. – Он опустился в мягкое кресло. – Ярнелл производит впечатление обозленного человека, который убедил себя в том, что его обвели вокруг пальца и унизили до такой степени, что он сам готов пойти на преступление ради мнимой правды. Мы не должны подвергать смертельной опасности наши жизни из-за его извращенных представлений о справедливости.

– Ну хотя бы не размахивай перед ним пистолетом. Нам не стоит провоцировать перестрелку, если ее можно избежать.

– Он будет у меня под сюртуком. – Страттон наклонил голову и прислушался. – Слышу чьи-то шаги на лестнице. Скорее всего Брентворта. На этом этаже, кроме нас, никого нет. Жилец из соседнего номера выехал еще на рассвете.

Дверь открылась, и вошел Брентворт. Он внимательно посмотрел на спящего Притчарда, затем перевел взгляд на пистолет, а потом повернулся к Габриэлю.

– Он скоро прибудет. Я не смог противиться желанию понаблюдать, как его экипаж выедет за ворота, затем поскакал галопом сюда. Письмо, по-видимому, сработало, так как он отправился один.

– Возможно, он пока не знает об исчезновении миссис Уэверли. Еще очень рано, и, если дамочка имеет привычку поздно вставать, прислуга, видимо, не заходила к ней.

– Давайте исходить из предположения, что ему уже все известно, – возразил Страттон.

Брентворт подошел к кровати и склонился над Притчардом.

– Сладко спит. Вы его не будили?

– Будили, но когда он услышал, что мы от Ярнелла и будем ждать здесь прибытия его кузена, решил снова вернуться в объятия Морфея, – пояснил Габриэль.

– Должно быть, он просто идиот.

После этих слов наступила тишина, но не полная: громкий храп Притчарда оглашал комнату. Лицо Брентворта мрачнело при каждой новой трели спящего.

– Чудовищная симфония, – пробормотал он.

– Теперь, я надеюсь, ты сочувствуешь мне? – с издевательской улыбкой спросил Страттон.

– Я так не храплю!

– Ты храпишь гораздо громче. И когда ты женишься… Учти: если твоя жена будет настаивать на том, чтобы ты покидал ее постель сразу же после выполнения супружеского долга, поймешь, что я был прав.

– Никто ни на чем не будет настаивать, я уйду по собственной воле. Человеческие существа крайне непрезентабельны по утрам. Нельзя просыпаться рядом с кем-то. Даже если этот кто-то ты, Страттон. И в особенности, если этот кто-то – ты.

– Если ты женишься по любви, твое мнение изменится, Брентворт. Или если запутаешься в какой-нибудь по-настоящему серьезной любовной истории.

– Я счастлив, что ты все еще продолжаешь блуждать в тумане восторженных чувств по отношению к своей жене, Страттон. Надеюсь, что твой восторг продлится по крайней мере еще год. Мы с Лэнгфордом другого склада, так что вряд ли сможем отдать свое сердце без остатка какой-либо женщине и уж наверняка ни при каких обстоятельствах не потеряем из-за нее голову.

– Вы с Лэнгфордом? Принимая во внимание наши нынешние обстоятельства, мне кажется, ты можешь говорить только за себя.

Брентворт резко повернулся и уставился на Габриэля.

– Ты ошибаешься.

– Он протащил нас через всю Англию из-за нее, – заметил Страттон. – Ты можешь вспомнить хоть одну другую женщину в его жизни, ради которой он пошел бы на что-то подобное?

Брентворт еще пристальнее взглянул на Габриэля.

– Черт! А ведь он прав. Ты влюблен в эту женщину.

– Да, влюблен.

Это слово было произнесено здесь и сейчас, а ведь должно было быть сказано Аманде много дней назад.

– Ну, черт вас возьми, – пробормотал Брентворт и задумался. – Но ведь это произошло не из-за той статьи леди Фарнсуорт? Я надеюсь, ее влияние не заходит так далеко.

– Это не имеет никакого отношения к тому чертову пасквилю. Клянусь, я не пощажу никого, кто еще раз в моем присутствии упомянет ту публикацию и тот дьявольский журнал по какому бы то ни было поводу.

Он метнул злобный взгляд в Страттона, который счел данный момент наиболее удобным, чтобы почистить рукава своего сюртука.

– Это, конечно, все усложняет, – подвел итог Брентворт и указал на спящего Притчарда. – Сегодняшние действия и все остальное.

– Да, – подтвердил Габриэль.

– С моей точки зрения, не так уж и сильно, – возразил Страттон.

Он поднял пистолет, встал и сунул его под сюртук, затем приложил палец к губам, указав на дверь. Там послышался звук шагов: кто-то поднимался по лестнице, стуча ногами в такт храпу Притчарда.

Габриэль присоединился к остальным у стены рядом с дверью. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался человек. Вид спящего Притчарда заставил его остановиться.

– Что, черт возьми, происходит? – Он сорвал с Притчарда одеяло. – Где твоя травма? Где врач? Вставай, идиот, или я воткну кочергу тебе в задницу, и ты вскочишь как миленький.

Притчард действительно подскочил на кровати и задрожал от под злобным взглядом нависшего над ним кузена.

– Травма? У меня нет никакой травмы. – Дрожащей рукой он указал в ту сторону, где стоял Габриэль, но Ярнелл не обратил на это внимания.

– Ты писал мне, что пострадал по дороге сюда и что мне следует явиться к тебе в экипаже, и вот я приезжаю и нахожу тебя спящим подобно принцу в номере, который стоит никак не меньше пятнадцати шиллингов за ночь.

– Я… то есть он…

– Он не посылал этого письма, мистер Ярнелл. Его написали мы, – раздался голос Габриэля.

Ярнелл застыл, затем медленно повернулся и воззрился на стену, противоположную кровати и, прищурившись, стал рассматривать всех троих и каждого по отдельности.

Он не спросил, кто они такие и что здесь делают, а просто прошел к креслу, сел и скрестил руки на груди.

Глава 28

– Она шлюха и воровка, и ее дочь ничем не лучше, – произнес в свою защиту Ярнелл, выслушав выдвинутые против него обвинения.

– Но вы ведь тоже преступник, – сказал Габриэль. – С помощью шантажа заставляли мисс Уэверли воровать для вас. Или вы станете отрицать, что в данный момент являетесь обладателем раннесредневековой броши и застежки, которые заполучили точно таким же способом, как и кинжал? Ваш кузен уже сознался, что доставил вам и ту и другую вещь.

Притчард и в самом деле уже выболтал все, что знал. Задрожав при виде трех герцогов, он не раздумывая переметнулся на их сторону. Кузен бросил на него взгляд, полный иронии.

Мистер Ярнелл умеет издевательски улыбаться, подумала Аманда. Это его излюбленное выражение лица. По-видимому, оно давало ему некоторое ощущение превосходства над окружающими. Во всех остальных отношениях Ярнелл был человеком в высшей степени посредственным.

Ростом он не превосходил Аманду, и хотя не был щуплым, но и такой тучностью, как его кузен, не отличался. Темные волосы были коротко острижены. Черные глаза недоверчиво смотрели из-под густых нависающих бровей. При встрече в городе по одежде и выговору его можно было принять за джентльмена, но не очень обеспеченного. По словам матери Аманды, Ярнелл по уши влез в долги, весь доход пуская на оплату труда земляков, работавших в его владениях.

Для этого разговора они все собрались в номере Габриэля. На миссис Уэверли платье из муслина лавандового цвета с кружевным серым жакетом. Она с удовольствием в очередной раз пересказала свою историю и лишь одной фразой упомянула о собственном преступлении, а точнее, попыталась, так как Брентворт начал ее подробно допрашивать и вскоре вся неприглядная правда вышла наружу.

Миссис Уэверли Брентворт совсем не нравился. Она старалась не обращаться к нему, а когда это было необходимо, называла его «ваша светлость» подчеркнуто неуважительным и саркастическим тоном. Всякий раз, когда она это делала, Аманда больно толкала ее локтем в бок.

– Я ничего не воровал! – воскликнул Ярнелл, вынужденный наконец защищаться, хотя в первые минуты их общения решительно отказывался отвечать на любые вопросы. – Все эти предметы принадлежат мне по праву. Они были найдены на моей земле. А воры, которые их выкопали и похитили у меня, чтобы затем продать в Лондоне. Яма, вырытая ими, все еще сохранилась, вы можете на нее посмотреть, если не верите. А теперь скажите, может ли возвращение украденной собственности считаться воровством?

– Существуют законные способы потребовать возвращения похищенной собственности, – возразил Габриэль. – Они не подразумевают проникновение в дома частных лиц и кражу экспонатов из музеев.

– Все лето я провел в Девоншире. Ни в чьи дома и музеи я не входил.

Он скрестил руки на груди и резко поднял голову, как бы предлагая им опровергнуть сказанное им.

– Вы использовали удержание миссис Уэверли в вашем доме, чтобы принудить ее дочь к совершению известных вам деяний, – сказал Габриэль.

Аманда видела, что каждая новая фраза раздражает Ярнелла все больше и больше.

– Это делал не я, а миссис Уэверли.

– Если не вы были инициатором шантажа, почему же не передали преступницу властям? Зачем держали ее в своем доме, в запертой комнате?

– Ну это же была ее идея, – ответил Ярнелл. – Она сулила вернуть мои похищенные вещи в обмен на свободу. Мы заключили вполне справедливую сделку. Я, естественно, не собирался отпускать мошенницу до тех пор, пока она не выполнит свою часть договора. Что касается ее дочери, которую вы склонны почитать за некоего невинного ангела, запутавшегося в чужой преступной паутине, то, насколько я понимаю, она прикарманивала все, что плохо лежит, по всему Лондону на протяжении того времени, которое провела в столице. Полагаю, преступление спланировали и осуществили они вдвоем, мать и дочь.

Габриэль сделал шаг по направлению к Ярнеллу. И только твердая рука Страттона удержала его от дальнейших необдуманных поступков.

Аманда чувствовала себя крайне неловко, но что она могла сделать, кроме как голословно все отрицать? По крайней мере два человека в этой комнате могли оценить ее воровские умения. Ярнелл был смелее и хитрее, чем она предполагала. Он построил теорию, которая скорее всего прозвучит убедительно для судей и для присяжных. По его словам, он выступал во всей этой драме лишь в маленькой эпизодической роли, в основном сидя за кулисами.

На протяжении всего допроса миссис Уэверли была страшно напряжена и что-то бормотала, но вдруг не выдержала и воскликнула:

– Какую же невинную овечку ты из себя строишь, подонок! – Она вскочила и устремила на своего пленителя взгляд полный гнева. – Ведь ты не договорил самого главного. Поведай же господам, как два дня назад предложил мне продолжить это дело, чтобы моя дочь воровала для тебя и другие ценности, на которые ты не имел никакого права. Нужно оплатить твои хлопоты и переживания, как ты тогда заявил. И это продолжалось бы до бесконечности, я уверена.

– Это правда? – спросил Габриэль.

– Конечно, нет.

Ярнелл, казалось, был преисполнен священного гнева.

– Неужели вы думаете, что он признается? Он уже мечтал о нитке дорогого жемчуга и примеривался, как будет ее разъединять и продавать по частям.

– Мне ничего не известно о каком-то там жемчуге, – прорычал Ярнелл.

Габриэль, казалось, готов был выбить из него признание силой, но вместо этого он прошел к двери.

– Джентльмены, нужно кое-что обсудить.

Все трое вышли из комнаты.

– Мама, – прошептала Аманда, – одно послание было написано не твоей рукой. Ярнелл писал его сам?

Мать кивнула. Аманда встала и вышла из комнаты.

Три герцога беседовали вполголоса на лестнице, но замолчали, увидев Аманду. Она зашла к себе в номер и вывалила все содержимое своего чемодана, где быстро разыскала связку писем и вытащила ту депешу, которая была написано не ее матерью.

Аманда вернулась в номер Габриэля, и передавая бумагу, проговорила:

– Ярнелл давал мне указание по поводу передачи пряжки.

Страттон вгляделся в строчки.

– Очень хорошо, что она его сохранила. Это все-таки улика, которая прямо указывает на Ярнелла. В противном случае многие могли бы подумать, что вся афера была задумана матерью, а возможно, даже матерью и дочерью совместно.

– К сожалению, я сомневаюсь, что этот почерк может убедить судью. По крайней мере, не до такой степени, чтобы заставить предпочесть слово воровки слову джентльмена, – заметил Брентворт.

Габриэль сунул письмо в карман сюртука.

– Она дала его нам не с целью уверить судью, а в надежде убедить нас.

Лэнгфорд внимательно наблюдал за выражением лица Аманды, когда Ярнелл отрицал свою роль в этом деле. Девушка видела, насколько умно он организовал свою защиту, с тем чтобы ее мать и она сама считались единственными виновницами всего произошедшего.

– Значит, мы согласны, джентльмены, в том, что если мы под присягой признаем истинными факты по данному делу, то это приведет к реабилитации Ярнелла, – сказал Габриэль.

– Эти вещи были похищены у него, – задумчиво произнес Страттон. – Что, конечно, не извиняет воровства с целью их возвращения и того, что он с помощью своего кузена сделал с миссис Уэверли, но все обвинения против Ярнелла – похищение, принуждение с вовлечением ее дочери – строятся исключительно на словах самой миссис Уэверли.

Они все знали цену этому.

– Я настаиваю на том, что мы должны вернуть похищенные предметы их владельцам. Если Ярнелл был ограблен, он должен доказать это законными способами, – заявил Брентворт. – Мы со Страттоном сегодня поедем в его особняк и потребуем артефакты.

– Но он может вам их не отдать, – возразил Габриэль. – Вы же видите, какой он отчаянный наглец.

– Он отдаст. Не сомневайся, – ответил Страттон.

– В таком случае отвезите застежку и брошь обратно в Лондон, – сказал Габриэль. – Как только я вернусь в город, мы решим, как организовать их возвращение законным владельцам.

– Полагаю, ты не станешь стучать в дверь Найтли и передавать ему застежку, – заметил Страттон. – Мы с Брентвортом займемся этим. Нужно все организовать без лишнего шума.

– Существует много способов, – сказал Брентворт. – Если хочешь, мы также позаботимся о миссис Уэверли. Сделаем остановку в Саутгемптоне и посадим ее на корабль. Предпочтительно на тот, который направляется в какую-нибудь недружественную нам страну.

– Вы бы оказали мне большую услугу, если бы занялись этим, – ответил Габриэль. – Я думал поручить проводы почтенной мамаши своему лакею Винсенту, но, думаю, наивному парню нельзя доверить такую старую лису. И прежде чем вы уйдете от Ярнелла, дайте ему понять, что мы будем наблюдать за ним и за событиями в Девоншире. У него появился вкус к легким деньгам. И он может попытаться найти какой-нибудь другой способ незаконного заработка, а хитрости для этого у него хватает.

– Сейчас мы заберем его и кузена, а затем вернемся за миссис Уэверли, – сказал Брентворт. – Что касается дочери, то мы препоручаем ее тебе, Лэнгфорд. Это был явный случай принуждения к преступлению, и даже наше устаревшее уголовное право признает его как смягчающее вину обстоятельство, как тебе хорошо известно. К несчастью, совсем другой вопрос, поверит ли ей суд, если дело когда-нибудь до него дойдет. И только тебе решать, стоит ли герцогу и пэру уклоняться от законной процедуры.

– Вы тоже герцоги, – заметил Габриэль.

– Я никогда не поставлю под сомнение твою честь, Лэнгфорд. Ты это прекрасно знаешь. Что касается Страттона, то на его совести двое убитых. Дилемма, с которой столкнулся ты, ничто по сравнению с тем, что отягощает его совесть.

Брентворт открыл дверь комнаты и вышел. Страттон положил руку на плечо Габриэля и взглянул ему в глаза и произнес:

– Эту женщину ты знаешь так же, как нас, а скорее всего даже лучше. Не становись же ослом, следуя формальному кодексу чести.

Глава 29

Аманда прошла через сад к аббатству Линингстон. Габриэль привез ее обратно после того, как она попрощалась с матерью в Колтоне.

Расставание вызвало у нее бурю ностальгических чувств. Возможно, им не суждено никогда увидеться. Больше не будет время от времени приходящих писем на имя миссис Бутлкамп, которые ожидали ее в типографии. И ее самой не будет в Лондоне, даже если мать решит написать ей из того места, где обоснуется.

Миссис Уэверли же почувствовала невероятное облегчение, узнав, что ей предлагают изгнание. А то, что два герцога будут сопровождать ее на корабль, сделало эту перспективу еще более привлекательной. Аманда представила, как родительница обедает с Брентвортом и Страттоном, развлекая их рассказами из воровского прошлого. Она заставила мать дать обещание не пытаться соблазнить кого-то из них, но не исключено, что ее клятва стала очередной ложью. Аманда рассчитывала на то, что мать, как любая аферистка, сможет оценить ситуацию и понять, что Страттон никогда не поддастся на ее условия, а связь с Брентвортом слишком опасна.

Аманда возвращалась вчера в этот дом в полном одиночестве. Габриэля не было с нею в экипаже: он ехал впереди на лошади, размышлял над чем-то.

Возможно, над проблемой их расставания. Она никак не могла избавиться от назойливой мысли: то, что он услышал во время допроса Ярнелла, могло подорвать веру герцога в нее. Объяснения, которые давал Ярнелл, казались довольно убедительными.

Но по крайней мере все похищенные предметы возвратят обратно в Лондон. Как только они вернутся к своим законным владельцам, Аманда почувствует бо́льшую уверенность в себе, а со временем в совершенно новом для нее мире, возможно, образ Аманды-воровки исчезнет вообще.

Утром они выедут в Ливерпуль. Габриэль предложил Аманде отправиться с матерью в Неаполь, но ей совсем этого не хотелось. Она должна отплыть в Америку. Пусть здесь, в Европе, останется ее прошлое.

Аманда вернулась в тот дом и в ту комнату, которой уже воспользовалась однажды и попросила, чтобы ей принесли ужин наверх. Габриэль избегал ее целый день, даже после того, как они прибыли, что было разумно с его стороны. Она не смогла бы несколько часов подряд переносить душевные муки и при этом делать вид, что все прекрасно.

Ужин ей принесли, когда сгустились сумерки. Аманда наблюдала, как угасают последние лучи солнца, пока слуги накрывали на стол, но она даже не взглянула на еду, хотя почти ничего не ела целый день.

Наконец Аманда решила все-таки не пренебрегать своим здоровьем и силами и села за стол. И вдруг поняла, что в комнату незамеченным вошел Габриэль. И теперь он стоял у стола и смотрел в ее сторону. Она обратила внимание, что на столе два прибора.

Он обворожительно улыбнулся. Поднял бутылку шампанского.

– Я подумал, что было бы неплохо отужинать с тобой.

Аманда взглянула на бутылку. Воспоминания о других бутылках шампанского, которое они пили вместе, всплыли у нее в памяти. Сердце Аманды сжалось от сильнейшей боли при мысли об этом последнем ужине с Габриэлем в золотисто-розоватых лучах заходящего солнца. Она закрыла лицо руками, отвернулась и зарыдала.

Он подошел к ней сзади, крепко обнял и прижался губами к ее волосам.

– Не надо, Аманда. Пожалуйста, не надо. – Она повернулась в его объятиях. – Прости меня, любимая. Мне нужно было о многом подумать. Я не собирался оставлять тебя одну ни сегодня, ни завтра. Мне просто нужно… было привести свои мысли в порядок.

Аманда не поняла, что он имел в виду, но кивнула и прижалась к нему, а он гладил ее по голове. Наконец рыдания прекратились, она сумела взять себя в руки.

Он провел ее к кровати и сел рядом, ожидая, пока рыдания окончательно утихнут.

– Я плачу не из-за того, что тебя не было со мной. Я понимаю, что ты должен выполнить долг.

– Да. Долг. – Он поцеловал ее. – Не думаю, что моим долгом является наказывать кого-то больше, чем это сделал бы справедливый и честный судья. Это неправильное понимание чести. Я помню все, что говорил тебе, и договор, который мы заключили. И сейчас я считаю его эгоистичным, порождением уязвленной гордости и гнева.

– Но мне он показался вполне справедливым.

– Ты винила себя больше, чем было необходимо, дорогая. Никто не мог бы требовать от тебя другого поведения в ситуации, когда жизнь твоей матери была в опасности.

– Жизнь воровки.

– Да, жизнь воровки, которой ты не являешься. Ни по природе, ни по характеру. Даже она поняла это, когда ты была совсем маленькой. Она мне сама сказала. Ты по воле Ярнелла совершала преступления, но теперь все закончилось.

Наконец она поняла, что он имел в виду.

– Значит, я не поплыву в Америку?

– Нет, если ты этого не хочешь.

– А что, если все выйдет наружу? Ярнелл может проболтаться… Все вокруг могут узнать о нас, обо мне. Твой титул, твое имя буду связаны с преступлениями, которых многие никогда не простят. Что скажут люди, если узнают об этом? Если станет известно, что ты не передал меня суду?

– Я полагаю, многие скажут, что самый скандальный из всех герцогов получил по заслугам, причем не от кого-нибудь, а от маленькой секретарши. Если дело о похищениях выйдет наружу, я опубликую в «Парнасе» правдивую историю, и каким бы ни был резонанс, приму его.

Она едва дышала, пытаясь до конца осознать сказанное им.

– Я рада, что ты размышлял целый день, если в результате простил меня.

– Так долго я думал совсем не об этом. – Он встал и протянул ей руку. – Пойдем и вместе поужинаем.

Он открыл бутылку шампанского и налил два бокала. Улучшившееся настроение Аманды обрадовало его. Она был такой милой в сумерках. Красивой и таинственной.

– Что это такое? – спросила она, указав на несколько накрытых тарелок на другом столе.

– Это десерт. Пока не надо подсматривать. Ужинай.

– Аманда, в Колтоне Страттон сказал, что, я, возможно, знаю тебя лучше, нежели своих старых друзей. И я понял: он был прав. В каком-то самом существенном смысле мне действительно кажется, что я знаю тебя лучше, чем кого бы то ни было. Я никогда раньше не знал женщину так, как узнал тебя, никогда не был ни с кем так близок.

– Ты хочешь сказать, что я уже больше не таинственная женщина для тебя.

– Нет, ты неправильно меня поняла. – Он взял ее за руку. – Мне очень хочется узнать тебя еще больше. Я хочу услышать о твоих годах в школе и о времени, которое ты провела, работая компаньонкой в провинции. И даже о том негодяе, который соблазнил тебя. Абсолютно все.

– Это займет очень много времени.

– Возможно, всю жизнь. Когда мне покажется, что я знаю о тебе абсолютно все, вдруг обнаружится, что у тебя еще остался неисчерпаемый кладезь тайн.

Выражение лица Аманды изменилось и в ее взгляде появились теплота и радость.

– Ты хочешь сказать, что мы не будем расставаться? Что мы будем вместе в Лондоне? Возможно, если я вернусь к леди Фарнсуорт, мы могли бы оставаться друзьями.

Ах, милая, милая Аманда. Как мало она ждала от мира. И от него.

– Я бы хотел стать чем-то большим для тебя, чем друг, дорогая. Я хочу жениться на тебе. Пожалуйста, ответь «да». Если откажешь мне, я не смогу связать себя узами брака ни с одной из женщин, так как испытал настоящую любовь и страсть с тобой.

Аманда нахмурилась и внимательно посмотрела на него.

– Ты считаешь это разумным? Жениться на мне? Бедной секретарше и вор… дочери вора?

– Не считаю.

Она рассмеялась.

– Мог бы по крайней мере сказать, что это самое мудрое решение, которое ты когда-либо принимал, или что-то неопределенное, например типа: есть мудрость в сравнении с любовью!

Он рассмеялся вместе с ней, затем прижался губами к ее руке.

– На тот случай, если ты этого еще не поняла, я иногда могу быть настоящим ослом. – Он взглянул ей в глаза. – Это самое мудрое решение, которое я когда-либо принимал. Обещай, что будешь со мной всю мою жизнь. Я сойду с ума, если ты мне откажешь.

– Да, конечно, я выйду за тебя. С радостью.

Он поднял ее, чтобы обнять и поцеловать.

– Ужин закончен. Нас ждет десерт.

Она сняла крышки с блюд.

– Ягоды и шантильи. Я была так разочарована во время нашей первой встречи, что не смогла их попробовать.

Она опустила палец в сливки и слизнула их, не сознавая, насколько эротичен этот жест.

– А как был разочарован я! – воскликнул Габриэль. – У меня ведь были такие планы!

– Планы? Не только поесть?

Он окунул палец в сливки и провел им по ее губам, шее, по ладони, затем слизал.

Глаза Аманды загорелись возбуждением.

– Мне кажется, Габриэль, ты должен освободить меня от этого платья. И как можно скорее.

Он поцеловал ее испачканные сливками губы, протянул ей ягоды, а сливочник прихватил с собой в спальню.

Глава 30

– В четверг? Я планировал уехать из города, но теперь, конечно, останусь. – Реакцию Гарри на известие о бракосочетании нельзя было назвать радостной. Он казался расстроенным.

Другой старший брат на месте Габриэля мог бы заподозрить, что тайным надеждам младшего на наследование титула был нанесен смертельный удар, однако Габриэль прекрасно знал: Гарри никогда не стремился к получению титула, который стал бы для него тяжкой обузой.

– Мне нужно с ней встречаться? – спросил Гарри. – Это крайне неожиданно. Ты хочешь воспользоваться специальным разрешением на брак и жениться на никому не известной женщине.

– Я настолько покорен ею, что не могу ждать. Прости, что я не представил тебе свою невесту и не исполнил необходимые светские обязанности. Это необыкновенная женщина.

Он рассказал Гарри об Аманде. Его повествование, как ни странно, полностью успокоило брата.

– Я слышал о ней, об этой секретарше. Как странно, что из всех возможных претенденток ты остановил свой выбор именно на ней…

– Еще более странно, что она согласилась выйти за меня. Любовь необъяснима. Амур не заключает сделок с тем, кого поражает своей стрелой.

Он решил использовать эту фразу и в дальнейшем, когда ему придется столкнуться с более жесткой критикой.

– Да, конечно. Без сомнения. Мои самые искренние поздравления, Габи. Конечно, я буду присутствовать на бракосочетании. Это для меня большая честь.

– Я просил Аманду прийти ко мне сегодня, Гарри, чтобы ты смог познакомиться с ней до церемонии. Надеюсь, ты не возражаешь.

– Конечно, нет! Признаюсь, мне будет гораздо легче воспринимать предстоящие официальные торжества, если ты меня представишь заранее.

Габриэль понял, что Гарри опасается происков какой-нибудь авантюристки. Он и не предполагал, что брат так же трепетно относится к его судьбе, как и он – к судьбе Гарри. Это его тронуло.

Они продолжили прогулку по саду, окружавшему особняк Гарри. У Габриэля постоянно возникало желание дать совет брату сменить садовника.

– Я видел Эмилию, – начал Гарри наигранно равнодушным тоном.

– Ты что, посещаешь приемы?

– Нет. – Гарри помолчал. – Она приходила сюда.

Габриэль сделал еще несколько шагов, подавив внезапное желание заговорить в манере Брентворта.

– И когда это было?

– Несколько дней назад. Вечером. Я садился ужинать, вдруг старый Джерард принес ее карточку. Она была одна.

– Надеюсь, в тот раз твой ужин был немного разнообразнее обычного, если тебе пришлось пригласить ее к столу.

– Да, наверное. Но ели мы очень мало.

Габриэль воздержался от комментариев.

– Она была в совершенной растерянности. Ей сделали предложение. Но ее совсем не привлекает перспектива жизни с этим джентльменом. Ей хотелось обсудить это со мной.

– А… Ей понадобился ее добрый дружок.

– Да. – Гарри ходил взад-вперед, задумчивый и серьезный. Внезапно на его лице появилась плутоватая улыбка, даже немного коварная. – Хотя теперь не только добрый дружок, а нечто большее.

Габриэль уже готов был отвесить брату дружеский подзатыльник, но вдруг внимание Гарри привлекло какое-то движение на улице.

– Там, кажется, мисс Уэверли? Выходит из-за угла.

Аманда и в самом деле появилась у дальнего угла здания, того самого, который примыкал к дому сэра Малкольма. На ней была очаровательная шляпка и платье кремового цвета, подарок Лэнгфорда.

– Она очень мила, Габи. Настоящая красавица.

Габриэль представил их. Все внимание Аманды было обращено к Гарри, она расспрашивала его о результатах научных исследований. Время от времени Гарри внимательно всматривался в нее, прищурившись, и терял нить разговора.

– Простите, – сказал он наконец. – Вы мне отдаленно знакомы. Мы встречались?

– Маловероятно, – ответила Аманда. – Мы вращались совершенно в разных кругах.

– Мы с Амандой должны сделать несколько визитов, Гарри, – поспешил вмешаться Габриэль. – Нам нужно идти.

– Я провожу вас до экипажа.

Они были очень близки к тому месту, откуда появилась Аманда, и она снова направлялась туда.

– С другой стороны дорога удобнее, – заметил Гарри.

– Я увлеклась изучением необычной лепнины на соседнем доме, – ответила Аманда.

Гарри присоединился к ней и, оказавшись на этой маленькой тропинке, рассказал историю дома сэра Малкольма, указав на роскошные наличники у верхних окон. Аманда остановилась и повернулась, чтобы внимательно рассмотреть все, о чем он говорит. Гарри же был рад подробно охарактеризовать детали архитектурного облика соседнего особняка.

Взгляд Габриэля упал на живую изгородь, и он вспомнил темное пятно, которое совсем недавно привлекло его внимание. И именно в том месте сейчас находилось что-то еще, просвечивающее сквозь листву живой изгороди.

Он забеспокоился, что Гарри этого не заметит и что их хитрость не удастся. Нельзя сказать, что они пошли на это по обоюдному согласию. Его собственный план не подразумевал никакого риска.

Тем временем Аманда спросила у Гарри, почему окна нижнего этажа никак не украшены. Гарри перевел взгляд на них, но внезапно осекся и прищурился, словно присматриваясь к чему-то.

– Что такое… – Он сделал шаг к живой изгороди, протянул руку и вытащил из густых зарослей какой-то предмет. – Габи, взгляни…

Аманда наклонилась над золотой застежкой.

– Как странно обнаружить здесь такую вещь. Что это?

– Старинная застежка, – пояснил Гарри. – Она была украдена, сэр Малкольм не чаял ее найти.

– Возможно, она выпала из кармана вора, когда он спускался, – предположил Габриэль. – Уверен, сэр Малкольм обрадуется приятному известию.

Гарри внимательно осмотрел застежку, взглянул на Габи, потом на Аманду и сунул артефакт в карман сюртука.

– Я отнесу вещицу ему сегодня и объясню, как она нашлась. А теперь, насколько я понял, вам предстоят визиты, а меня ждет моя книга.

– Мы ведь согласились просто отправить обе вещи их владельцам по почте, – сказал Габриэль, когда они вышли на улицу.

– Я ни на что не соглашалась. Ты просто отдал свой герцогский приказ. Отправь мы их по почте, они считались бы украденными. Если их найдут рядом с домом, они не будут считаться таковыми.

– Небольшая разница.

– Огромная разница, дорогой. Власти не интересуются вещами, которые никогда не покидали территории своих владельцев, даже если и была установлена попытка ограбления.

Габриэль не сразу понял, что его экипажа нет на месте.

– Где экипаж?

– Я послала его вперед, чтобы он ожидал нас. – Она сделала неопределенный жест в северо-восточном направлении.

Наконец до него дошло.

– Нет. Ты слышишь меня, Аманда? Я запрещаю тебе…

– Но ведь это же идеальное решение. Если вещь будет возвращена по почте, с тех, кого сейчас обвиняют в халатности, вина не будет снята. – Аманда взяла его за руку и повлекла за собой. – Вот сюда. И больше никаких вопросов по поводу броши…

– Это очень большой риск для тебя. Ненужный риск.

Она послала ему воздушный поцелуй.

– Меня трогает твоя забота, но сейчас она неуместна. Поверь в меня, любимый.

Он понимал, у него не остается выбора: либо он последует за ней, либо она осуществит свой план без него. Если не сегодня – значит, завтра. Он не сможет уследить за ней. Теперь она жила на Бедфорд-сквер, поэтому Лэнгфорд даже запереть ее не мог ради ее же блага, как раньше.

Перед ними громадой высился музей. Габриэль купил билеты, и они вошли внутрь. Аманда с любопытством и восторгом рассматривал экспонаты, когда они проходили мимо древностей Элгина и древнеегипетских артефактов. Не обратив на себя внимания служителей, они вошли в зал древнего британского искусства.

– В зале есть посетители. Мы придем в другой раз, – прошептал Габриэль.

– Здесь всегда роятся посетители. Но нам ведь и не нужно, чтобы зал был совершенно пуст, – шепотом ответила Аманда.

– «Нам»? Уволь! Мне, как одному из нас, кажется, что тебя следует привязать к кровати.

– Какой бы соблазнительной ни казалась такая перспектива, я вынуждена отказаться.

Он прошла по залу, наклоняясь к стендам, чтобы внимательнее рассмотреть некоторые мелкие экспонаты.

– О, взгляни-ка сюда. Римские монеты, но они совсем не похожи на римские. Посмотри, что произошло с лицами императоров.

Габриэль наклонился над стендом. В отличие от обычных римских монет с их весьма реалистичными профилями тут лица представляли собой всего несколько схематичных линий с точкой вместо глаза.

Как часто случается в подобных местах, их восторг пробудил интерес других посетителей. Вскоре несколько голов склонились над плечом Габриэля. Он оглянулся на них, затем поискал взглядом Аманду.

Тщетно!

Он обернулся и увидел, что она стоит рядом с другим стендом. Черт, она собиралась сделать это прямо сейчас! Хуже того, она не видела, что на нее обратил внимание какой-то молодой человек, отнюдь не любитель древностей. «Держись подальше, парень. Она моя».

Габриэль отошел от собравшейся вокруг него толпы и прошел к ней.

– Сейчас очень неудобная ситуация, – прошептал он.

– Для чего? – невинно переспросила спутница. Она смотрела на стенд. – О боже, здесь чего-то не хватает. Интересно, что случилось с экспонатом.

Габриэль и представить себе не мог, что она может произнести это так громко. И, конечно, она привлекла внимание, в том числе и того молодого олуха, который тоже подошел, чтобы посмотреть, о чем она говорит.

– Подождите. Вы ошибаетесь. Здесь все в порядке. Он просто по какой-то причине закатился за бархатную подкладку, – возразил молодой человек и указал на заднюю часть стенда, где из-под бархата выглядывал золотой ободок.

– Черт возьми! – воскликнул Габриэль. – Интересно, а кураторам музея известно об этом?

– Думаю, что нет, иначе они все исправили бы, – ответила Аманда. – Видимо, кто-то случайно задел стенд, и экспонат съехал под бархат.

– Нехорошо, если они будут думать, что вещь пропала, когда на самом деле она на месте, – заметил молодой человек.

– В одном из залов я заметил сотрудника музея, – сказал Габриэль. – Я скажу ему и попрошу оповестить руководство.

– Да, это будет разумно, – согласилась Аманда.

Габриэль бросил на юношу угрожающий взгляд и отправился искать смотрителя.

К стенду подошли еще несколько зевак. Молодой человек выскользнул из толпы. За ним юркнула и Аманда и остановилась неподалеку от него. Он рассматривал крошечные резные украшения из слоновой кости.

Это был вполне обычный молодой человек с типичной прической, в приличной, но не очень дорогой одежде. За исключением несколько крупноватого носа все его остальные черты не были сколько-нибудь примечательны. В общем, совсем незаметный юноша, как ей показалось.

– Не делайте этого, – сказал он, когда Аманда склонилась над стендом, чтобы полюбоваться украшениями.

– Простите?

– Вы слышали меня. Не делайте этого. Ни сегодня. Ни в любой другой день. Ни здесь. Ни где-либо еще.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Вы прекрасно понимаете. Я повторяю, не делайте этого.

Она выпрямилась и посмотрела ему прямо в глаза. Он ответил ей таким же взглядом.

Наконец, раздраженно поморщившись, он повернулся и вышел из зала.

Вернулся Габриэль. В другую дверь вбежал еще один человек: худощавый лысеющий мужчина с остатками рыжеватых волос, – протиснулся сквозь кружок зевак.

– Немыслимо. Я мог бы поклясться. – Он открыл и поднял крышку стенда. – Столько беспокойства, а она, оказывается, все время лежала здесь.

– Я думаю, нам пора удалиться, – сказал Габриэль, взяв Аманду под руку. – Я не хочу, чтобы Стиллуэлл заметил меня и решил сделать какую-нибудь глупость – например предположить, что кто-то подбросил эту брошь.

Он вывел Аманду из зала, подозвал экипаж, усадил ее, а затем сел сам. Все это время он сердито смотрел на нее.

– Аманда!

– Да, любовь моя.

– Я хочу потребовать от тебя одного обещания, которого мне следовало бы добиться от тебя раньше.

– Какого обещания?

– Поклянись, что никогда больше не сделаешь этого, даже ради спасения мира. Никакого взлома замков, никаких лазаний в окна и из окон, никаких карабканий по стенам, никаких экспериментов с почерком.

– Последнее необходимо, пока я буду служить у леди Фарнсуорт. Она еще не нашла мне замену. Я буду плохим секретарем, если не стану работать над своим почерком.

– Я имею в виду особые эксперименты, и ты понимаешь какие.

– Понимаю. Даже для спасения мира? В самом деле?

Габриэль не смог удержаться от улыбки.

– Полагаю, если такая необходимость возникнет, что абсолютно невероятно, и если мир действительно окажется в опасности и спасению его могут поспособствовать твои особые умения, только в том исключительном случае ты сможешь их применить.

Аманда придвинулась к нему и внимательно взглянула в глаза.

– Обещаю.

Казалось, он был удовлетворен, но, по-видимому, какая-то другая мысль пришла ему в голову, потому что он снова повернулся к ней со словами:

– И ты никогда не станешь учить этому наших дочерей.

– Если ты настаиваешь, я, конечно, не стану. Никто из наших детей никогда не узнает, как можно ловко вылезти из окна или вскрыть замок, хотя, как мне кажется, такие навыки могут иногда пригодиться.

– Я не сказал «детей». Я сказал «дочерей». Кое-какие из этих навыков могут быть очень полезны для мужчин. Если, к примеру, муж поднимается по лестнице и окно – единственный путь к побегу. Вот для такого случая.

– Понимаю. Для такого случая. – Она наклонилась и положила ему руку на грудь. – И если я нарушу свое обещание использовать мои особые умения… Что произойдет тогда? Тебе придется наказать меня так, как ты угрожал в саду Ярнелла?

Габриэль закрыл глаза.

– Я никогда не ударю тебя в приступе гнева. Это я могу обещать.

– Я почему-то подумала, что это не связано с гневом…

– Аманда, ты демонстрируешь слишком большой интерес к этой игре.

– Сама идея… очень волнует.

– Сейчас? В этом действительно есть нечто волнующее.

– Вот видишь, нас обоих возбуждает сама мысль об этом. Скажи мне, если это когда-нибудь произойдет, ты хотел бы, чтобы я была обнаженной, когда ты будешь лупить меня?

Выражение его лица вновь сделалось напряженным, но иначе и совсем по другой причине.

– Да. Обнаженной. И чтобы твоя хорошенькая розовая попка ждала моей руки.

– Думаю, это будет больно.

– Немножко.

– И все же я не должна быть непослушной, если хочу избежать этого.

– Что будет очень разумно с твоей стороны.

– Гммм. – Она подняла руку и послышался звон цепочки, – боже, я, кажется, украла твои карманные часы. Какая же я непослушная!

Габриэль опустил штору на окне и приказал кучеру ехать быстрее.

Миссис Галбрет застегнула замочек на бриллиантовом колье. Аманда полюбовалась им в отражении.

– Думаю, я готова.

– Вы выглядите как настоящая принцесса, – с благоговением произнесла сидевшая на кровати Кэтрин.

Аманда пригласила подругу на несколько дней. Она надеялась уговорить девушку найти какую-нибудь другую профессию, так как торговля пивом все хуже действовала на ее здоровье. Между Кэтрин и Винсентом завязалась интрижка, которая могла оказаться более значимой для будущего девушки, чем все разговоры с Амандой о новом месте работы.

Аманда не хотела идти к венцу ни из своей старой каморки в подвале, ни из дома леди Фарнсуорт, хотя достойная леди настаивала на этом, поэтому она приехала сюда, на Бедфорд-сквер, и устроилась в комнате, которую ей когда-то предлагала миссис Галбрет в клубе «Парнаса».

Свадьба предполагалась скромная, приглашены были только самые близкие друзья. Большая часть высшего света выехала из столицы, но, безусловно, всем было известно, что Лэнгфорд в очередной раз бросил вызов обществу, выбрав совершенно неподходящую жену.

Если бы они знали всю биографию его избранницы!

– Лэнгфорда они игнорировать не посмеют, – объяснила им герцогиня в личной беседе, после того как Аманда и Габриэль вернулись в Лондон. – Вас же, дорогая, они не пощадят. Вам следует найти такой круг общения, который не прислушивается к мнению светских сплетниц.

Одним из таких кругов было общество самой герцогини, и она уже дала понять, что считает Аманду своей подругой. Сестринство «Парнаса» – вот еще один круг.

Но Аманде все это было глубоко безразлично. Ее совершенно не волновало, от кого она получила приглашения на званый обед, а от кого нет, и хорошо ли относится к ней та или иная светская дама. Она никогда не принадлежала ни к каким кругам, поэтому и теперь не расстроится, если некоторые дамы закроют для нее свои двери. Особого впечатления на нее не произвел и ее будущий статус герцогини, хотя Кэтрин, узнав об этом, чуть не закричала от восторга.

Единственно значимым для нее было теперь постоянное присутствие рядом Габриэля, их взаимная любовь до конца жизни.

– Пора, – сказала миссис Галбрет. – Экипаж ждет нас внизу.

Громадный, роскошно украшенный экипаж принадлежал герцогине и Страттону. Более того, герцогиня – Клара, как она попросила Аманду теперь ее называть, – всю процедуру бракосочетания взяла в свои руки. Даже то восхитительное платье, которое сейчас красовалось на Аманде, шилось под руководством герцогини. Ее любимая модистка посадила за него пять швей, с тем чтобы платье было готово за две недели.

Миссис Галбрет и Кэтрин помогли Аманде взобраться в экипаж, после чего сами сели в другой. И поехали через всю столицу в церковь.

Как только Аманда вышла из кареты, она сразу же поняла: то, что представлялось герцогу торжеством в узком кругу, на самом деле будет чем-то грандиозным. Вдоль улицы выстроилось множество экипажей.

Она вошла в церковь одна, хотя Страттон и Брентворт предлагали ей свое сопровождение. В церкви Аманда остановилась и оглядела небольшую толпу вокруг. Она знала многих из присутствующих. Увидев слуг, помогавших ей, она улыбнулась. Аманда настояла на том, чтобы им разрешили присутствовать на церемонии.

На леди Фарнсуорт была новая венецианская шаль темно-синего цвета поверх серого шелкового платья, заколотая брошами в виде веточек. Из-под шали выглядывала масса кружев и рюшей. Туалет дополняло выражение глубочайшего самодовольства.

– Я считаю исправление Лэнгфорда величайшим достижением своей жизни, – заявила она Аманде. – И ваш брак с ним станет вершиной моего успеха.

Аманда решила не пересказывать ее слова жениху.

Габриэль с братом заняли места у алтаря. Невеста пошла по направлению к нему.

Она знала клятвы, которые они сейчас произнесут. Все их знают. Прошлой ночью, когда они лежали воедино, он сказал ей: «Я никогда не оставлю тебя. Ни душой, ни телом, ни разумом. Со мной ты всегда будешь в безопасности, мой дом станет твоим домом, и ты никогда не окажешься в одиночестве и нищете».

Его слова глубоко ее тронули, и она несла их в своем сердце. Он знал ее лучше, чем она думала. Лучше, чем она себя знала.

Аманда прошла вперед, взяла его руку и заняла свое место рядом с ним.

Флибуста

Герцог-дьявол (fb2)

Мэдлин Хантер
Герцог-дьявол

* * *

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

* * *

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

* * *

Глава 20

* * *

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Оглавление

Флибуста

Герцог-дьявол (fb2)

Мэдлин Хантер Герцог-дьявол

* * *

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

* * *

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

* * *

Глава 20

* * *

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Оглавление

Мэдлин Хантер
Герцог-дьявол